Роза пустыни

Мила Дрим

Роза пустыни прекрасна и изысканна, но как жить, когда твои лепестки невинности уже давно сорваны нелюбимым мужем. Когда тьма и предательство сгущаются над твоей головой, когда ты почти потеряла надежду на счастье…

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Человек, почитающий того, кого не следует почитать, вследствие недостатков последнего, сам приобретает его недостатки, подобно тому, как от вложенной в колчан пропитанной ядом стрелы заражаются другие, даже не пропитанные им. (Восточная мудрость)

Его глаза неотрывно следили за женской фигуркой, укутанной в воздушных, алых тканях. Она танцевала невероятно красиво, выразительно и танцевала, как в последний раз. Он уловил не только чувственность, но и отчаяние, сквозившее в ее грациозных движениях. И хотя на лице незнакомки, укрытом плотной вуалью, были видны лишь прекрасные глаза, мужчина не сомневался — танцующая женщина — редкостная красавица.

Десятки пар глаз наслаждались ее танцем и той чувственностью, которой источало каждое ее движение. Безусловно, многие жалели, что на танцовщице было столь немало одежды. Единственное, что им оставалось — любоваться ее обнаженными стопами и кистями рук, увитыми жемчужными нитями.

Она танцевала перед сотней мужчин. Мужчин чужих, мужчин, желавших ее тело. Это ли — не позор для мусульманки? Роксана ощущала их раздевающие взгляды на своем теле. Эти взгляды делали больно не только коже женщине, но и ее душе.

Как ей хотелось забыться!!!

Она, на миг, сомкнула веки. Ее темные, пушистые ресницы, затрепетали. Затем, открыв глаза, Роксана продолжила свой прекрасный и такой безумный танец… теперь, ей казалось, будто вокруг нее нет никого. Лишь она одна. Красавица понимала, что это — лишь самообман, глупая, но сейчас такая нужная иллюзия. Иллюзия, чтобы не сойти сума, чтобы не возненавидеть себя за собственную трусость, слабость.

Как только музыка закончила свое звучание, Роксана выбежала из зала, затерявшись в веренице слуг, которые несли на широких подносах угощения для гостей…

Молодая женщина скрылась за распахнутыми, отделанными позолотой дверьми. Мужчина чуть нахмурился — как много роскоши было в этом дворце! Но это — ненадолго. Все скоро изменится. Невысокого роста, не выдающегося телосложения, одетый в просторный плащ из грубой ткани, он не вызвал ничьего интереса — на празднике было полно таких же, как и он… им было дозволено войти внутрь, дабы приблизиться к пророку — старцу, сидевшему на возвышении. Его густые, белые усы свисали по впалым, темным щекам, соединяясь с жидкой, но длинной бородой, доходящей до линии живота лжепророка.

Он мог бы приказать атаковать прямо сейчас, но для этого ему нужны были веские причины — его глаза должны были увидеть подтверждение того, о чем тихо говорилось последние месяцы. И вскоре, они увидели это.

Старец поднялся на ноги, величественно взмахивая тонкой рукой, пальцы которой были усыпаны блестящими перстнями с вишневого цвета камнями. Тут же, Саид, две женщины, и еще, с десяток мужчин, покорно склонились перед ним в поклоне. Лжепророк начал говорить какую — то речь. Которая, надо добавить, была выстроена очень грамотно и эмоционально.

Мужчина в простом плаще прислушался к речи говорившего.

— Я — ваше спасение! Следуйте за мной, и лишь тогда вас ждет спасение. Забудьте о том, что говорили вам раньше, все эти книги, все эти заветы — ложь. Истина стоит перед вами, и это — я!

С последними словами старца люди упали перед ним ниц, выкрикивая стоны и рыдания. Этого было достаточно. Погруженные в свои фанатичные стенания, Саид и его подданные не заметили некоего сигнала, который подал мужчина с накинутым на голову капюшоном. Не сразу они заметили и то, как в зал стали группами вливаться мужчины. Когда же до Саида, его приближенных дошло, было слишком поздно. Они были окружены вражескими воинами. Зажатые в кольцо вооруженных незнакомцев, Саид, лжепророк и его люди оказались застигнуты врасплох.

— Схватить вероотступников, схватить предателей, — зловеще, холодно приказал невысокий мужчина.

Их тот час связали по рукам и ногам, в том числе и двух жен Саида, невзирая на их крики и проклятия. Их сыновья, заливаясь слезами, пытались помочь матерям, но были резко окрикнуты грозным голосом предводителя. Словно щенята, они попятились к своему отцу. Глаза Саида — блестящие, горящие высокомерием и злобой, скользили по лицам врагов.

— Разве не тебя отправили десять лет назад на эти благословенные земли, чтобы ты принес сюда Милость Господа — ислам, чтобы ты помог со знаниями людям? — нарушил воцарившуюся тишину холодный, мужской голос. — Разве ты забыл, что наш пророк — печать пророков, а это значит, что после него не будет никого?

— Это лишь сказки, которым я был одурачен, — сплюнув на пол, пренебрежительно ответил Саид. — Вот — истинный пророк.

Он качнул темноволосой головой в сторону старца. Тот величественно кивнул — на его старом, морщинистом лице застыло блаженное выражение.

— Именно так, — произнес тот, улыбаясь.

В конце концов, ему — то нечего было терять. В свои семьдесят лет он хорошо пожил, и под конец получил свою славу и признание. «Достойное» окончание жизни — именно так думал лжепророк. Но думать и знать — это совершенно разные вещи. И он не знал, что слава, полученная такой отвратительной ложью, принесет позор и унижение.

Амира запричитала и что-то зашептала Малике, а та, в свою очередь, крикнула Саиду. Тот вскинул голову и перевел злой взор на предводителя врагов.

— Вы забыли взять под стражу мою третью жену, — усмехаясь, сообщил он. — Ту танцовщицу.

Роксана бежала по лабиринту коридоров. Прочь! Подальше от позора! Достаточно ей и сегодняшнего унижения. Слезы лились по ее прекрасному лицу, все еще прикрытому вуалью. Слишком погруженная в свою боль, молодая красавица не осознавала, что ее одеяние — ярко-алое, не останется незамеченным. Она не догадывалась, что ее бег — странный, стремительный, насколько позволяли ей силы, заставил присутствующих здесь воинов врага, которые уже обезоружил охрану и часовых, обратить на нее пристальное внимание.

И они не дали ей уйти. Чьи-то руки перехватили ее и потащили назад, в тот самый зал, откуда Роксана с невероятным желанием и стремлением убегала, терзаемая болью и унижением. Все развивалось столь быстро, что красавица не могла сообразить, как все произошло: вот она бежит, вот схвачена, а вот — ее швырнули на пол, в ноги какому-то незнакомцу.

— Прекрасная Роксана, — выкрикнул Саид, не обращая внимания на злые взгляды воинов, что окружали его, — не думай, что я мог забыть про тебя.

Он смотрел на нее. Поверженную. Укутанную в алый шелк, и все же, откровенно красивую. Хоть лицо ее было до сих пор закрыто. Предводитель воинов сдержал инстинктивное желание сорвать с нее эту вуаль. Вместо этого, он сжал ладонь в кулак. Она — жена врага и, вероятно, вероотступница. И все же, ее не было среди тех, кто пал ниц перед лживым стариком.

Но она танцевала для него танец.

Мужчина окинул ее пронзительным взглядом и, встретившись с ее выразительными, темно-карими глазами, замер, пораженный тем, что увидел в их глубинах.

Она была уязвлена и в этот миг так похожа на раненую, загнанную газель.

Роксана во все глаза смотрела на мужчину. О, этот взор — смелый, пронзительный, без тени лжи и лицемерия. Так на нее никто еще не смотрел. Кроме него. Молодая женщина не в силах была отвести свой взгляд от смотрящего на нее мужчины. Она узнала его. Все годы — четырнадцать лет Роксана считала его погибшим. Перед ней был тот, за кого она когда-то мечтала выйти замуж.

Перед ней был Дауд.