Сны

Микаэль Лейдон, 2017

До сих пор не раскрыта тайна сокровищ Лимы – самого большого и самого загадочного клада в мировой истории, стоимость которого близка к миллиарду долларов. Действие романа происходит в разных временных эпохах. Первая эпоха – 1820 год, целиком и полностью основана на реальных исторических событиях, повествует о том, кто и каким образом похитил сокровища, спрятал их и сохранил свою тайну. Вторая эпоха – 2010 год, которая, во-первых, рассказывает кто, как и зачем раскрыл тайну сокровищ Лимы, и, во-вторых, объясняет, почему именно сны.

Сон шестой

Заказ. Того, что ты хотел.

Лето 2010 года ничем не отличалось от лета 2009 года. Или от любого другого лета, если речь шла о Пунтаренасе двадцатого столетия. Нет, когда-то, в первой половине века девятнадцатого, «Песчаный мост», а именно так переводится название города, действительно был своеобразным мостом — по которому в Европу шли нескончаемые караваны судов. Но экспорт кофе — бизнес крайне переменчивый, особенно, если есть Бразилия и натуральный кофе «Nescafe».

По этой самой причине городской порт теперь принимает только туристические суда, да достаточно большую и оттого разношерстную толпу судов каботажных и рыболовецких.

Поскольку сухой сезон в Пунтаренасе — это сравнительно небольшой период с декабря по апрель, то и тут была полная ясность — жара под 30⁰С и обязательный ежедневный тропический ливень.

Одним словом — стабильность, раскрашенная в яркие субтропические краски и чуть приправленная сладким коста-риканским кофе. Стабильность, жаркая, душная и приторная, повторяющаяся изо дня в день — вплоть до вторника 10 августа 2010 года. Именно этому дню было суждено стать если уж не эпическим, то уж возмутителем спокойствия точно. Причем не только в самой Коста-Рике, более того — границы этого события не ограничивались даже Центральной Америкой — речь шла уже об Америке целой, в том числе и о северной ее части.

Кого сейчас удивишь войной наркокартелей? Разве только человека, который почему-то считает, что наркотики берутся ниоткуда и уходят в никуда. Или разборками между диаспорами, скажем — кубинской и никарагуанской? А что кроме этого может случиться в стабильно бедной, в том числе и на события, Латинской Америке? Ничего, кроме 10 августа 2010 года.

Тем более, что все сферы влияния давным давно поделены — в этом вопросе царит такая же стабильность, как и с погодой — непосредственно к нашему случаю имеет отношение тот факт, что стабильность эту на тихоокеанском побережье обеспечивает колумбийская диаспора и два местных картеля, прошу прощения, два коста-риканских бизнесмена. Без их ведома ни одна мало-мальски серьезная посудина не то что контракт не получит — в океан не выйдет. Он ведь очень опасный — Тихий океан. Но плата за безопасность совсем невелика. Причем сервис на уровне — тебе не надо в первый день каждого месяца идти в банк, к чему такие условности? Ведь мы, тики (так называют себя местные) люди деловые и для удобства партнера в лепешку расшибемся — просто в море к тебе подойдет скоростная лодка, капитан которой произнесет кодовое слово (имя бизнесмена — например, Рохо Сильва) и с неизменной улыбкой примет у вас ежемесячный взнос. И даже пересчитывать не будет — ведь вы же не хотите огорчить мистера Сильву?

Внутри триумвирата колумбийского и коста-риканских бизнесменов царит атмосфера благодушного и дружелюбного партнерства — границ, пусть они всего лишь на воде и в голове, никто не нарушает, ни один владелец судна при пересечении этих самых границ второго взноса не платит — стабильность и справедливость налицо.

Но есть одно «но» — в этом отлаженном механизме время от времени появляется четвертая сторона — отмороженные личности на такой же скоростной посудине, которые просто-напросто грабят торговые и рыболовные суда. Пираты, одним словом. Триумвирату это очень не нравится, и время от времени им устраивается неотвратимое ядерное возмездие, но в большинстве случаев нелегалам удается свершить свое темное дело и раствориться в морских просторах гораздо быстрее.

До определенного момента события разворачивались именно по такому сценарию — в 30 милях от Пунтаренаса очередью поперек курса была остановлена торговая посудина за номером SDT-1176 «Омега».

Экипаж во главе с капитаном Марьентесом, наученный горьким опытом, заглушил оба мотора и вышел на палубу с высоко поднятыми и, естественно, пустыми руками. Не прошло и пяти минут, как «Омега» в прямом смысле была взята на абордаж, а поднявшиеся на борт четыре бандита прикладами автоматов уложили на эту самую палубу почти всю команду, нимало не стесняясь ни выражениях, ни в стрельбе в воздух.

Исключение составил недавно нанятый на судно моторист, отсутствие которого поначалу никто и не заметил — хотя бы потому, что он не вышел на палубу со всеми, а скрылся в трюме. А когда заметили, было уже поздно.

Моторист был единственным гринго на борту — чистокровным европейцем с белой когда-то кожей, которая успела приобрести ярко выраженный бронзовый оттенок, свидетельствовавший о том, что прибыл он в страну как минимум месяц назад. В Пунтаренасе он был человеком новым — никто о нем ничего не знал, рекомендаций он не имел и должность матроса-моториста на «Омеге» для него была настоящим подарком. Говорить он не любил, хотя, правильнее было бы сказать — не умел, поскольку изъяснялся он на гремучей смеси английских, немецких, французских и испанских фраз с жутким славянским акцентом, добавляя в свою речь совсем уж странные и непонятные слова, в которых Нуэртес с немалым удивлением узнал латынь, коей обучался на первом курсе медицинского университета в Сан-Хосе. Университет остался далеко позади, как и профессия фельдшера, но позабыть фразу «Fortuna non penis — in manus non recipe⁶» помощник капитана не смог — классическое образование все-таки.

Появившись на палубе, гринго не произнес ни слова — вместо него заговорили два пистолета ТТ — по одному в каждой руке. Стрельба по-македонски в его исполнении была просто идеальна — стало понятно, что гимнастерку с майорскими погонами он носил не понта ради, и совсем не по причине отсутствия другой одежды. Через десяток ударов сердца все закончилось — четверых пиратов на «Омеге» он расстрелял с четырех же дуплетов, следующий выстрел в этой эпопее оказался лучшим — с левой руки с десяти метров пулеметчику точно между глаз, оставшимися патронами он буквально изрешетил рубку, в которую нырнул последний пират — как оказалось впоследствии, две пули попали тому в живот и одна, смертельная, в шею.

Благоговейный ужас команды вызвал не сам факт быстрой расправы (хотя и он тоже), а то, насколько буднично и без суеты это было проделано. Монотонный и абсолютно без пауз грохот шестнадцати выстрелов, сменившийся затем не менее оглушительной тишиной, нарушал которую только методичный лязг сосредоточенно перезаряжаемых обойм, завершившийся двумя щелчками затворных рам. После чего моторист спокойно удалился на свое рабочее место, где его и застала за чисткой оружия прибывшая через три часа береговая охрана.

В итоге — оружие оказалось абсолютно легальным, и разрешение на него подписано одним из высших полицейских чинов города Сан-Хосе, а это, между прочим, ничего кроме уважения не вызывало — такие люди абы кому подписи на подобных документах не ставят. Сам факт перестрелки был признан законной самообороной, более того — гринго удостоился личной благодарности от шефа полиции Пунтаренаса. Все новостные каналы страны буквально захлебывались от восторга — вот он, простой парень из народа (правда, не уточнялось, какого именно народа), который был вынужден защищать себя и жизни товарищей по профессии. И не пора ли полиции наконец-то начать отрабатывать свой хлеб, а заодно и брать пример с, пусть жесткой, но, тем не менее, справедливости? А может, задался вопросом один известный аналитик, с пиратством по-другому и не покончить?

Наконец, история эта заинтересовала по-настоящему мировые издания, поскольку извечные темы кризиса и скачков фондовой биржи публику изрядно утомили, а тут — на тебе, такая история.

Вот тут, как сказал классик, и началась вторая часть марлезонского балета.

Не сказать, что брать интервью у героя дня послали не совсем профессиональных журналистов, скорее уж не совсем подготовленных. Но тут уж ничего не попишешь, кого послали, того послали. Интервью было взято и почему-то запущено в аналитическую еженедельную программу американского телевидения без предварительной проверки. Слава американскому богу, передача не носила название «Доброе утро, Америка!», но хрен редьки не слаще — программа вышла вечером в воскресенье в час пик.

В результате — редактор программы и журналисты, бравшие интервью, был уволены на следующий же день, а после сногсшибательного скандала — и руководство канала.

Гринго не много ни мало представился как майор Питер Блад — в отставке, конечно. И очень охотно поделился с телезрителями эпизодами своей военной карьеры — «Буря в пустыне-2», война в Югославии — захватывающие дух подробности борьбы истинного американца (по отцу, который героически погиб во Вьетнаме) за демократию и мир во всем мире. Все бы ничего, да только весь его рассказ был кратким содержанием бестселлера Рафаэля Сабатини «Одиссея капитана Блада». А отдельные моменты — штурм Картахены и финальный бой за Ямайку — рассказчик описал во всех цветах и красках, не потрудившись даже изменить имена действующих лиц. Таким образом, Белград ему помогали брать капитан морских «котиков» Волверстон при поддержке танкового батальона полковника Джереми Питта, и в жестоком бою, благодаря смелому фланговому маневру сержанта Неда Огла, ударный дивизион югославских смертников был разбит в пух и прах, а его командир, адмирал и известный международный террорист Мигель д’Эспиноса-и-Вальдес, был взят в плен, но отпущен на все четыре стороны, потому как бравые американские парни с поверженными врагами не воюют.

Что касается морского сражения за Багдад, то он, будучи капитаном эскадренного миноносца «Арабелла», защищал город от нападения морской эскадры адмирала Ривароля, лучшего друга и сподвижника Саддама Хусейна. Ему, а также линкору английского флота «Элизабет» под командованием капитана первого ранга Хагторпа, противостояла полновесная иракская эскадра во главе с флагманом — крейсером «Викторьез». В ходе кровопролитного боя эскадра противника была полностью уничтожена, а «Викторьез» взят на абордаж. Блеск победы был слегка омрачен героической гибелью Натаниэля Хагторпа, но команда «Элизабет» отомстила за своего капитана. Тот факт, что в окрестностях Багдада моря не наблюдалось никогда, съемочную группу как-то не насторожил.

Самое забавное в том, что правда вылезла наружу не благодаря опровержению американской интеллигенции, или гневному голосу общественности, нет — руководителю АНБ⁷ не понравилось, что «детали пусть и самых блистательных, но, тем не менее, абсолютно секретных операций, включая подлинные имена национальных героев, стали известны всему миру, чем, без сомнения нанесен невосполнимый урон интересам национальной безопасности — под угрозу поставлена жизнь не только патриотов Соединенных Штатов, но и членов их семей!». Заявление это прозвучало утром, в понедельник 16 августа по всем центральным каналам, а к вечеру в ходе спешно проведенной проверки тем же АНБ, стало понятно, что над всей американской нацией (по крайней мере, над теми, кто смотрел эту передачу) поглумились с особым цинизмом.

Людьми, прямо скажем, недалекими, были выставлены абсолютно все, начиная с рядовых обывателей и заканчивая властными структурами. Ибо заявление руководителя АНБ, в котором он по сути своей признал правдивыми эпизоды одиссеи майора Блада, было не единственным — только ленивое должностное лицо не прореагировало должным образом «на очередное и, бесспорно, героическое свидетельство того, что американские солдаты защищают жизнь во всех ее проявлениях, вне зависимости от веры, национальности и территориальной принадлежности».

Не знаю, какую цель преследовал моторист с «Омеги», но наглядно продемонстрировать отсутствие культуры, знания мировой литературы и географии, а также слепую веру в средства массовой информации целой нации дорогого стоит.

Состояние шока прошло быстро, но остался вопрос — и что теперь делать? Как всегда в таких случаях было принято абсолютно неверное решение — отмыться белее белого. Заключалось оно в следующем — на более или менее солидном канале провести с виновником переполоха прямой эфир — именно прямой — в ходе которого реабилитироваться как перед своими зрителями, так и перед всем остальным миром.

На удивление, моторист согласился без каких бы то ни было условий или просьб, казалось, что он чувствует свою вину — по крайней мере, интервью началось с его извинений, мол, не поймите превратно, никак не ожидал, ущербное чувство юмора, ничего плохого не хотел, а получилось как всегда. Глаза у него при этом были такие добрые-добрые.

На самом деле у меня есть смягчающие обстоятельства, виновато добавил он, тяжелое детство, родителей своих почти не помню, с малолетства был в рабстве на кокаиновых плантациях в Колумбии, где и нахватался этой мешанины языков — там какой только национальности рабов не было. Страшное дело, пояснил он, а корреспондент согласно закивал головой (а кто бы не закивал?), с утра до ночи под палящим солнцем, без одежды и еды. И так семь лет, пока однажды не представился случай для побега — ему удалось забраться в контейнер с листьями коки и таким образом выбраться с плантации. Листья везли на перерабатывающий заводик — по пути он выпрыгнул из кузова машины и был таков.

А дальше? А дальше прибился к венесуэльским каботажникам, было смутное подозрение, что на самом деле к контрабандистам, ходил от Венесуэлы до Кубы, хорошо было и весело. С пиратами приходилось сталкиваться? — корреспонденту наконец-то удалось встрять в этот грустный монолог. А как же, даже потопил одного. Это чем же? — оторопел собеседник — неужели багром? Да нет, у торпедного катера для этого торпеды есть, спокойно пояснил майор. Журналист заметно оживился — появилась возможность поймать моториста на лжи и тем самым отыграться — на каком таком торпедном катере? И затаил дыхание, а вместе с ним замерли в предчувствии крови эксперты в студии, которых специально для этого момента пригласили.

На торпедном катере проекта 206-М «Шторм», их около десятка СССР в начале девяностых на Кубу поставил. Часть списали, вот один каботажникам достался, может и больше, не знаю. Машинка что надо — на подводных крыльях, четыре торпедных аппарата СЭТ-65 — вот одной из них я пирата и завалил, слишком уж обыденно поведал моторист. Торби Баслим Радбек обид не прощает, и без разницы, пират ты, или наркоторговец, конец один будет.

Круто, корреспондент пребывал в растерянности, поскольку из студии просигнализировали, что по катеру и вооружению информация подтвердилась, страшно не было? Нет, страшно было потом, когда в береговой охране Никарагуа служил. Вот случай был…

Дальнейшее интервью пересказывать нет никакого смысла, прочитайте фантастический роман Роберта Энсона Хайнлайна «Гражданин галактики» — все-таки это первоисточник очередного вдохновения моториста.

Проделано все было филигранно и изысканно красиво — единственно, где его можно было поймать на лжи — это на имени, поскольку подробности либо были всем хорошо известны (рабство на кокаиновых плантациях), либо подтверждались экспертами (торпедный катер). Но в том-то и была красота момента — имя он назвал мимоходом — когда все внимание было акцентировано на излишних, казалось бы, подробностях вооружения и военной техники. А имя — кому интересно какое-то там имя?

В этот раз глумление над зрителями было совсем уж циничным — в отличие от Сабатини, автор «Гражданина галактики» был в первую очередь американским фантастом и лишь затем — писателем с мировым именем.

Когда и эта правда стала достоянием общественности — ржали не только лошади. Американские телевизионщики бледнели, краснели, кусали локти — а сделать ничего не могли, поскольку сами виноваты.

Отыграться на мотористе в излюбленном американцами стиле — в суде — они не имели возможности, поскольку тот денег за свои интервью не брал и, соответственно, никакие договора о правдивости и достоверности рассказываемой информации не подписывал.

Голову на этой волне попытались было поднять местные издания, но очень скоро поняли, что у гринго одинаковое отношение ко всем журналистам. Любая попытка контакта с ним заканчивалась либо отказом в общении, либо все-таки с трудом добытой информацией, которую теперь проверяли очень тщательно. Что характерно — гринго в ходе беседы мастерски «раскручивал» корреспондентов, понимая какую «дезу» кому сливать — в результате окрыленный «самой что ни на есть правдой» журналист летел в студию, где и выяснялась очередная грустная истина — надо было в детстве книги читать и историю изучать.

Если же майор понимал, что перед ним более или менее равный соперник, разговор заканчивался вопросом «Кто я?» — и ответа на него не было. Это был парадокс — посмотрим правде в глаза — он был медийной личностью, о которой было известно только то, что он белый европеец со славянскими корнями. И все. Глядя на его форму, и приняв за аксиому, что форма эта имеет к нему отношение — можно было предположить, что группа крови у него третья, резус-фактор положительный, что он является майором, а служил он в ракетных войсках стратегического назначения СССР — информация эта содержалась в немногочисленных шевронах и эмблемах на погонах. Был еще один шеврон — с буквами «С.М.» — эту аббревиатуру все вокруг расшифровывали как «Crazy Major» — этакое прозвище, на которое, кстати, гринго и отзывался. А поскольку его настоящего имени никто не знал, оно ему имя и заменило.

Такова была ситуация по прошествии двух недель — популярность его достигла если не максимума, то была уже где-то рядом — а взять у него наконец-то по-настоящему правдивое интервью для любого журналиста стало делом чести, корпоративная этика требовала как минимум достойного поражения.

________________________________________________

…Он сидел на террасе отеля «Аламар» и пил. Было совсем уж раннее утро — часы над стойкой бара показывали 6 часов 47 минут, бар не работал, но для него служащие отеля сделали исключение — выдали бутылку «Captain Morgan», классического (с черной этикеткой) рома, порезали пару лимонов тонкими дольками, рядом насыпали горку коричневатого тростникового сахара — он был тут частым гостем, и о вкусах его все знали.

Aquí está, senior Crazy Major! — Gracias y discúlpeme por la molestia.

Аллея де лос Туристас была пустынна и тиха, с океана дул прохладный ветерок, над головой сверкало ярко голубое небо — до тошноты идиллическая картина, отметил он, опрокидывая очередную рюмку и закусывая долькой лимона с сахаром. Рюмка была высокой и тонкой, он называл ее гильзой — она и правда походила на гильзу крупного калибра — диаметром полтора сантиметра и с утолщением донной части, как бы под капсюль.

Неделя выдалась неудачная — пустая, контрактов нет, и не предвидится, и все идет к тому, что пустота эта продолжится — как тут не выпить с утра?

Скучно.

Он закрыл глаза и посмотрел на себя со стороны. Да, выглядит все это странно, согласился он сам с собой — человек в выцветшей почти добела гимнастерке, в таких же выцветших майорских погонах, в светло-зеленых шортах гражданского покроя (чуть ниже колен), в такого же цвета носках и берцах защитного цвета — с цветовой гаммой полный порядок. Непорядок заключается, вздохнул он, с наслаждением глотая прохладный пока еще ром — в пьянстве, которому он предается вот уже третий день.

Словно в подтверждение своих мыслей он услышал:

— А чем это занимается майор российской армии ранним утром? Неужели пьет?

Вопрос прозвучал справа и сверху — с балкона, решил он, но головы не повернул. К чему проверять свои выводы, если проверка ничего не даст — ну, какая разница, второй это этаж или третий? И посредством балкона или окна с ним общается незнакомка? Наполнив рюмку, он ответил:

— Вы не правы. Я греюсь.

— Греетесь? — в голосе девушки прозвучала сосредоточенная недоуменность. — Это зачем? На улице же достаточно тепло.

— Я греюсь, — не менее сосредоточенно повторил он. — В лучах славы.

— А алкоголь, стало быть, эти самые лучи делает интенсивнее и горячее, — насмешливо фыркнула она. — Ну, еще бы, такое самомнение тяжело согреть.

Он меланхолично пожал плечами, мол, думайте что хотите. А я спорить с вами не буду — пустой разговор, пустой и, опять же, скучный. Он снова выпил, скривился от чрезмерно кислого лимона, хотя сахара он не пожалел — и молча продолжил свои попытки заглянуть за горизонт.

Господи, в которого я не верю — мысли начали свои бесконечные и непредсказуемые скачки — как они живут в такой жаре круглый год?! Он потянул ворот и без того расстегнутой гимнастерки вниз, но чувство духоты никуда не делось. Вздохнув и в который раз за утро (в пятый, да, в пятый) пожав плечами, он наполнил рюмку, но выпить не успел — все тот же голос раздался прямо за его спиной:

— Из таких рюмок принято только текилу пить.

Он не спеша выпил, поставил рюмку на стол и, опять же не повернув головы, возразил:

— И тут вы не правы. Строго говоря — из такой рюмки принято пить спирт. Только спирт. Ибо создание этой рюмки уходит своими корнями в далекое прошлое и не менее далекую страну.… Если вас не затруднит, — внезапно он сменил тему разговора. — Встаньте на четыре…, нет, на пять шагов правее.

— Пожалуйста, — девушка выполнила просьбу. — Любуйтесь.

— В смысле? — он посмотрел на нее поверх очков.

— Вы же хотите меня разглядеть? А то я все время сбоку от вас или за спиной.

— Что? А-а-а, вот вы о чем. Нет, дело не в этом — просто вы теперь солнце от меня закрываете, я его терпеть не могу.

— Зачем вы меня провоцируете?! — воскликнула она возмущенно и, резко отодвинув стул, села прямо напротив него.

Он недовольно поморщился, когда лучи восходящего солнца заставили его прищуриться, снял очки и принялся массировать глаза, время от времени подслеповато моргая, как бы пытаясь сфокусировать взгляд — на самом деле изучая собеседницу. Молодая, лет 25-26, белые брюки и белая блузка — ничего особенного. Между второй и третьей пуговицей микрофон, провод от которого, петляя, уходил куда-то в область талии — вероятно диктофон где-то там, на ремне.

— Опять, — не сдержался он и, надев очки, резюмировал: — Скучно.

— Вы говорили о далеком прошлом и далекой стране применительно к рюмке, — напомнила она.

— Разве? А, ну да.… Простите, отвлекся, — он принял предложенную игру, а почему бы, собственно, и нет, скучнее же не будет. — Место действия — Россия…. Вы, кстати, кто по профессии будете?

— Журналистка, — спокойно ответила она. — «World News Story», еженедельное издание. Диплом историка, если это кого-нибудь интересует.

— Кого-нибудь это точно интересует, — ободрил он ее. — Так вот, место действия — Россия, девятнадцатый век. Был такой великий русский ученый Дмитрий Иванович Менделеев, который, как вам известно, открыл периодический закон химических элементов. Существует легенда, согласно которой он в память о себе завещал всем истинным химикам пить только спирт и только из пробирок. Пробирки же имеют дно закругленное и вертикально могут находиться только в специальной подставке. Вот почему в 1911 году его учениками было предложено донышко у пробирки сделать плоским — для удобства, так сказать, пития и восхваления Великого Учителя. Так и появилась рюмка, своей формой напоминающая пробирку, но настоящие химики и по сей день продолжают потреблять только спирт и только из настоящих пробирок классической формы.

— А почему спирт? — она сосредоточенно потерла переносицу. — Насколько я помню, он же водку изобрел.

— У вас сегодня крайне неудачный день.

— Почему?

— Вы постоянно ошибаетесь. Докторская диссертации Дмитрия Ивановича называлась «О соединении спирта с водой», суть ее — во взаимном растворении воды и этанола друг в друге. То есть — на бытовом уровне — если взять 0,5 литра спирта и 0,5 литра воды, а затем смешать их, то конечный объем раствора не будет равен одному литру.

— Почему? — повторила она.

— Потому что вода и этанол растворятся друг в друге, — терпеливо пояснил он.

— Не верю.

— Это элементарный химический опыт из программы 8-го класса средней школы, — он пожал плечами. — Можете сами попробовать. Если в Internet вылезти лень.

Воцарилось молчание. Журналистка сосредоточенно хмурила брови, бессознательно накручивая при этом прядь огненнорыжих волос на указательный и средний палец, он хотел было пошутить, что завивка у нее получается намного лучше, чем у Антонио в спа-салоне в паре кварталов отсюда — остановила его скука и лень. Ну, в самом деле — разговор какой-то банальный и никчемный, пора с ним завязывать, согласилось подсознание. А как насчет рома, спросил он, с ним тоже завязывать? Э-э-э, без фанатизма, обеспокоено отозвалось его второе «я», одного завязывания на сегодня достаточно. А почему бы и нет, миролюбиво согласился он — еще не полдень, он свободен отсюда и до конца недели как минимум, ноющая боль в левом подреберье, растворявшаяся с каждой выпитой рюмкой, растворилась окончательно — жизнь, если не вдаваться в детали, прекрасна и удивительна, так что…

— Вы знаете, — девушка оборвала затянувшуюся паузу, — я неделю изучала все ваши интервью. Часами рассматривала фото и видео материалы, разве что без микроскопа. Как же узнать, кто вы? Сначала я решила, что достаточно раздобыть ваше разрешение на ношение оружия.

Он усмехнулся уголками губ.

— Это оказалось непросто, — продолжила она, — но у меня получилось. Каково же было мое удивление, когда я обнаружила, что разрешение выдано, если можно так выразиться, «на предъявителя сего» — вместо имени, фамилии и паспорта только ваша фотография. Как вам удалось?

— Вот что крест животворящий делает… — он развел ладони в разные стороны.

— Это был риторический вопрос, — она чуть откинула челку со лба. — Тогда я начала изучать ваш облик.

— Моральный?

— И его тоже, но чуть позже, — она кивнула, давая понять, что шутку оценила. — Все, абсолютно все вписывалось в выбранный вами образ — стиль «милитари» вам идет. Гимнастерка, воинское звание, эмблемы и погоны свидетельствовали о том, что вы, по меньшей мере, служили в русской армии. Ваше оружие только подтверждало мой вывод, поскольку пистолеты марки ТТ — это не просто 7,62 миллиметра убойной силы — это сознательный выбор вооружения Последней Империи. И тут я задала себе вопрос — а почему же аббревиатуру «С.М.» на вот этой нашивке, — она мягко ткнула пальцем в направлении его груди, — все расшифровывают как «Crazy Major»? Да, первая буква удачно совпадает с вашим морским приключением, а вторая — с вашим званием. Но в таком случае она противоречит вашему имиджу, поскольку в русской армии латинские аббревиатуры на форменной одежде не используются. И…

— И…? — переспросил он заинтересованно.

— И я знаю, как вас зовут, — просто закончила она.

— И…? — переспросил он еще раз, делая приглашающий жест рукой, мол, огласите весь список, пожалуйста.

Она довольно улыбнулась, мол, понимаю, доверять только словам в нашем жестоком мире, по меньшей мере, неразумно и неосторожно, но, увы, тут я вас разочарую, ибо предусмотрела я такой поворот событий. Рука скользнула в задний карман белых обтягивающих брюк, и перед его глазами материализовался авиабилет на рейс Нью-Йорк — Сан-Хосе от 16 июня 2010 года — копия, разумеется. Красным маркером были выделены его фамилия и имя. Занавес.

— Deus, in conspectu vestro⁸, — он поднял к небу глаза, вздохнул, пожал плечами, а затем повторил в третий раз: — И…?

— И я решила, что брать у тебя интервью не буду. Собственно говоря, мне достаточно, что найден ответ на твой вопрос: «Кто я?». Найден мной, — не моргнув глазом, девушка как бы мимоходом перешла на «ты», давая понять этим, кто здесь победитель, а кто неудачник. — Мое чувство собственного достоинства удовлетворено этой победой. Руководство журнала со мной полностью согласно, но, тем не менее, у нас к тебе есть предложение. Я уже полгода работаю над статьей — возможно, это будет цикл статей — о проблеме пиратства в классическом понимании этого слова. Экскурс в историю, эпоха расцвета и все такое. Закончить статью я планирую твоим случаем.

— А какую роль твое руководство отводит мне? — усмехнулся он.

— Эксперта. У тебя же на все случаи жизни есть свое мнение, — она чуть подалась вперед. — И, дабы ты окончательно уяснил, что не в одной твой персоне дело, открою тебе маленькую тайну. Вчера я встречалась с твоим капитаном — с сегодняшнего дня он работает на мой журнал — его судно зафрахтовано на один рейс. Пунтаренас — Исла дель Коко — Пунтаренас. Отплываем через пять часов. И только от тебя зависит, в каком качестве на борту «Омеги» будешь ты — моториста или внештатного эксперта «World News Story», — в руках ее словно из воздуха появился пластиковый конверт. — Это твой контракт. У меня остался только один вопрос — ты с нами?

— Давай по порядку, — он оперся локтями о стол, сцепив ладони в «замок», — Во-первых, касательно твоей победы. Все твои выводы абсолютно достоверны. Да, я действительно из России, и, да, я действительно майор, правда, в запасе, российской армии. Однако, спешу тебя уведомить, что несмотря на все демократические преобразования в моей стране — это вся информация, которой ты располагала, располагаешь и будешь располагать обо мне. Никакие запросы, связи, деньги не помогут, потому как последние 12 лет моей жизни тесно связаны с этими вот погонами, — он аккуратно постучал пальцем по майорской звезде и продолжил: — Тебя это шокирует, но еще не все продается в моей стране. Да, ты знаешь мое имя. Но ты по-прежнему не знаешь, кто я. Во-вторых, и это удивительно, наши желания совпали. Я совсем не против посетить остров Кокос, все ж-таки место историческое со всех сторон, а с пиратской — особенно, — он взял из ее рук конверт, достал контракт, и, не читая, подписал его. — Так что я принимаю твое предложение. И, в-третьих, отвечая на твой «один вопрос» — я сам по себе. Так пойдет?

— Вполне, — она кивнула, засовывая в конверт подписанный контракт. — Что-нибудь еще?

— Из чистого любопытства — журнал ведь американский?

— И…? — вернула она ему его вопрос.

— С чего вдруг такой интерес к всемирной истории пиратства?

— А почему нет? Историю надо изучать по фактам и реальным событиям, а эту тему уже давным давно изучают только по фильмам. И всего по двум — «Остров сокровищ» и «Пираты Карибского моря». Сам ведь знаешь — правды там ноль целых ноль десятых.

— Знаю, — он примирительно улыбнулся и наполнил две рюмки, одну поставил перед ней, другую выпил одним глотком. — Да, кстати, об эпической сказке «Пираты Карибского моря»… Как думаешь, какой самый главный прокол саги?

— История «Летучего Голландца»? — предположила она, последовав его примеру.

— Нет, — он сосредоточенно макнул дольку лимона в сахар и протянул ей. — Флаги.

— Флаги? — не поняла она. — В смысле?

— В прямом. В третьей части после выступления полкового комиссара…ну, Элизабет, то есть…воодушевленные пираты поднимают на кораблях флаги, дабы атаковать флот Вест-Индской компании. Смекаешь?

— Нет, — честно призналась она. — Эпизод помню. Там поочередно показывают пиратских баронов.

— Ага, — он кивнул. — И при каждом из них поднимается…

–…флаг… Точно! — она взмахнула руками. — Я еще тогда подумала, что за бред — у них флаги — красный там, даже голубой…

— Это-то как раз нормально. Принято считать, что пиратский флаг всегда черный, хотя изначально он был красным — своеобразным сигналом, что на корабле чума — пираты таким образом военные корабли отпугивали. Нет, дело в том, что они поднимали чужие флаги.

— То есть?

— Нет подумать только, я читаю лекцию журналистке с дипломом историка… Не говори никому, — сокрушенно обратился он к капитану Моргану на этикетке. — Видишь ли, почему-то мало кто понимает, что пираты были такими же людьми, как и мы. Чуть более наглыми, смелыми, опасными, но, в общем и целом — такими же. Гордившимися собой и желающими подчеркнуть свою индивидуальность. Вот почему у каждого был свой личный флаг. А теперь, — он аккуратно взял у нее из рук блокнот и ручку, — пойдем по списку.

1. Господин Ажакар почему-то поднимает флаг Кристофера Муди, стяг которого был красного цвета, а изображение на нем расшифровывалось так: время улетает на крыльях, и когда оно истечет, наступит неумолимая расплата, будет сражение и те, кто будет сопротивляться, неизбежно умрут.

2. У некоего капитана Белионорвы флаг легендарного Эдварда Тича, печально известного под именем Черной Бороды — прообраза капитана Флинта. Скелет, олицетворяющий дьявола, держит в руках часы и готовится пронзить сердце копьем — мол, всех убью, один останусь — пленных не берем.

3. Под флагом Джона Куэлча гордо стоит капитан Барбосса. Смысл его аналогичен предыдущему, считается, что флаг Куэлча вообще был первым «Веселым Роджером». Кроме Эдварда Тича идею его флага также использовал Черный «Барт» Робертс.

4. Каким образом в стройные ряды пиратских баронов затесалась госпожа Цинь, да еще с флагом Томаса Тью — выше моего разумения. Томас плавал не только в Карибском, но и в Средиземном море, у берегов Аравийского полуострова. Когда он погиб, команда сбросила его тело за борт, так как Тью не хотел попадать в плен ни живым, ни мертвым.

5. Омана Корсара режиссер вообще наградил флагом Эдварда Инглэнда, который, помимо прочих заслуг, считается первым, кто скрестил кости под черепом. Флаг Эдварда послужил основой для классического «Веселого Роджера».

6. Капитан Шри Шумбаджи присвоил себе флаг Уолтера Кеннеди, изображение которого символизировало, что время, отведенное на сдачу, истекает и расправа будет неизбежна. Пират изображен без одежды, это означало, что он беден и ему нужна добыча.

7. Новоявленный капитан Элизабет Суон, заменившая китайца Не-Помню-Как-Его-Там, водрузила на мачте своего корабля флаг Неда Лоу, известного своей кровожадностью — тот пленных до смерти пытал. Отсюда и скелет красного цвета.

8. Что же касается капитана Шеваля, то, как он сам выразился, «француз-голодранец» идет в бой под флагом Стида Боннета, суть которого в следующем — владелец флага является пиратом (череп), который постоянно балансирует (кость) между жизнью (сердце) и смертью (кинжал).

9. И, наконец, капитан Джек «Воробей», над кораблем которого реет флаг «Калико» Джека Рэкхема, где под командованием последнего плавали знаменитые Мери Рид и Энн Бонне. Первоначально флаг «Калико» был обычным, но его двусмысленность (Джон олицетворялся черепом, а женщины — костями) заставила Рэкхема заменить кости на пиратские сабли. Усмешки сразу же прекратились, а девушки были в восторге.

— Я могу это использовать в статье? — задала она вопрос и тут же сама ответила: — Ну да, могу, ты же контракт подписал.

— Судя по твоей ремарке, — он перевернул свою рюмку донышком вверх, говоря (в первую очередь себе), что прием данного вида алкоголя в данное время завершен, — я не контракт подписал, а купчую — причем на полное и безоговорочное рабство.

— Все может быть, — она многозначительно похлопала по конверту с контрактом.

— А может ничтожный раб задать своей хозяйке вопрос?

— Может.

— Почему именно Кокос, или, как ты его называешь, Исла дель Коко?

— Моя причина аналогична твоей. Как ты там сказал — «все ж-таки место историческое со всех сторон, а с пиратской — особенно».

— Я уточню — в чем для тебя заключается его историчность?

— Насколько я помню, — журналистка наморщила лоб, выглядела она при этом настолько шкодно, что он с трудом подавил желание рассмеяться, — остров Кокос единственный в этой части Тихого океана, на который в свое время могли беспрепятственно заходить пираты, чтобы отдохнуть и пополнить запас пресной воды. Кроме того, они вроде там даже сокровища зарывали.

— И…? — задал он самый модный сегодня вопрос.

— И все. Хочу сделать там пару десятков снимков — вдруг пригодятся. Ну и впечатления там, настрой, атмосфера… А почему это тебя интересует?

— Да странно как-то. В моем понимании сначала к командировке готовятся, а затем уже за впечатлениями едут.

— А я и готовилась. К тебе. А к острову зачем? Он где был — там и останется. И что-то мне подсказывает, что информация о нем за последние лет двадцать не менялась — я бы об этом знала. И потом — зачем готовиться, если у меня такой эксперт есть, — она чуть насмешливо подмигнула ему. — До острова плыть пару дней, вот и познакомишь меня с информацией. Ведь так?

— Слушаю и повинуюсь.

________________________________________________

Они расстались спустя минут пятнадцать-двадцать, поскольку ей «надо было подготовиться к дальнему плаванию» — логично. Логично в том смысле, что для кого-то и поход в магазин через дорогу является чуть ли не кругосветным путешествием. А чем для него — человека из другого полушария — является путешествие длинною в 300 миль?

Последним шагом.

Он поднял глаза и встретился взглядом со своим отражением. Долгую минуту они смотрели друг на друга. Как сам? — Ничего, и тебе не болеть, отражение не отводило взгляда, никогда не отводило — сколько он себя помнил, ему всегда казалось, что это и не отражение вовсе, а просто другой человек — очень на него похожий, близнец практически — но другой. Более уверенный, сильный — и всегда знающий, как поступить.

Вот и теперь — веселый, чуть нагловатый взгляд вовсе и не прячется за стеклами очков-«хамелеонов», а излучает непоколебимую уверенность, губы притаились в слегка язвительной усмешке — мол, я-то готов, а ты? Иногда его даже посещали мысли, что, не оно, а он сам — отражение, что он и никто другой смотрит из Зазеркалья, а жизнь, настоящая жизнь там — за стеклом. Он протягивал руку и натыкался на гладкую поверхность, тот — другой — делал то же самое, и ничего не происходило. Это пугало еще больше.

Слушай, он неуверенно поморщился (рот двойника презрительно скривился, мол, говори, не мямли), а что делать потом? Что делать человеку, мечта которого сбылась? Мечта, которой без малого восемнадцать лет, и которой осталось быть этой самой мечтой самое большее дня три. А я тебе давно говорил, двойник покачал головой, мечта не должна сбываться. Потому как это тогда не мечта — а всего лишь желание. С одним лишь отличием — желаний много, исполнилось одно — его тут же сменяет другое. А сбылась мечта — приходит пустота. Вакуум.

Я согласен (да неужели, саркастически хмыкнул двойник), нет, правда, согласен с тобой, но ведь тогда, в двенадцать лет, я не понимал этой разницы. А что же тебе мешало, двойник удивленно поднял брови, деревянные игрушки? Или коляска без тормозов? Если ты почувствовал себя достаточно взрослым для чтения серьезных книг — соответствуй этому. Уж, по крайней мере, сам меняй себе пеленки — только так, чтобы никто этого не видел, особенно я.

Он глубоко вздохнул, признавая правоту своего отражения, да без проблем, справлюсь, не в первый и, надеюсь, не в последний, раз. Они одновременно подмигнули друг другу, и он ткнул крепко сжатым кулаком в центр зеркала. То-то же, двойник довольно улыбнулся, повторяя его жест.

Не верь, начал он — не бойся, подхватил двойник — не проси, закончили они вместе.

Примечания

6

Fortuna non penis — in manus non recipe (лат.) — фортуна не член — в руку не возьмешь.

7

АНБ — Агентство Национальной Безопасности.

8

Deus, in conspectu vestro (лат.) — Боже, перед тобой человек.