Дон Кихот Ламанчский. Том I. Перевод Алексея Козлова

Мигель де Сервантес Сааведра

Перевод Алексея Козлова I тома «Дон Кихота Ламанчского» – первой части великого романа доблестного Мигеля де Сервантеса – порождение одинокого гения и духа одной из величайших империй мира. Автор поставил перед собой амбициозную задачу написать Испанскую «Библию», страшно старался воплотить это, но вопреки своим намерениям, отправив в невероятно смешное путешествие по этому обществу пожилого христианского безумца-идеалиста, создал великую сатиру на испанское общество.

Глава X

О весьма остроумном разговоре, который затеяли доблестный дон Кихот и его оруженосец Санчо Панса.

К этому времени Санчо Панса, с которым слуги монахов обошлись довольно скверно, поднялся с земли, и внимательно наблюдал за битвой своего господина дон Кихота, в сердце своём обратившись к Богу, чтобы он дал ему Виторию и чтобы ему удалось захватить остров, где он был бы правителем, как ему было обещано. Увидев, что хозяин снова поднялся на Росинанта, он подбежал к нему и, прежде чем тот успел подняться, встал на колени перед ним и, взяв его руку, стал чмокать её, говоря:

— Будь так милостивы, господин мой Дон Кихот, дайте мне власть на том острове, который вы сумели отбить в этой смертельной схватке, любой, маленький или великий, всё равно, и как бы велик он ни был, и вы тотчас же уверитесь, что я буду править им так же хорошо, как другие губернаторы правят всякими островами в этом мире!

На что дон Кихот ответил ему:

— Да будет тебе известно, брат Санчо, что это приключение и подобные ему приключения — это не приключения островные, а приключения дорожные, путевые так сказать, в каких нет ничего прибыльного, кроме того, что можно лишиться головы или уха. Будь же терпелив, Санчо, нам ещё выпадут приключения, в результате которых я не только смогу сделать тебя правителем острова, но и вознесу на ещё большие высоты!

Поблагодарив его, Санчо снова поцеловал ему руку и край кольчуги, а затем помог подняться на Росинанта, и завершив эти манипуляции, снова залез на своего осла и проследовал за своим господином, который не попрощавшись и не перемолвившись больше ни словом с затихшими обитателями кареты, въехал в лес, который оказался совсем рядом. Санчо следовал за дон Кихотом рысью, что было сил понукая своего осла, но Росинант так раскочегарился, что Санчо Панса, увидев, что всё больше отстает, стал кричать вслед, чтобы заставить своего хозяина подождать. Дон Кихот рассмеялся и исполнил его желание, а Санчо, нагнав его, сказал:

— Остановите меня, Господин мой, если чего не так скажу, но думаю, нам было бы разумно укрыться в какой-нибудь церкви, нам просто необходимо податься в церковь, ведь тот, с кем вы сражались, находится теперь в очень плачевном виде, ему много сил не надо, чтобы сообщить об этом Святому Брату и поймать нас не проблема, и поверьте мне, что если они сделают это, прежде чем мы выйдем из тюряги, с нас там семь шкур спустят!

— Заткнись, несчастный! — сказал Дон Кихот, — И где ты видел или читал, чтобы бродячий рыцарь хоть раз был предан суду за любое количество трупов и убийств, которые он совершил?

— Я ничего не знаю ни о каких убийствах, — ответил Санчо, — и в моей жизни я не любил никого, как вас, сэр, но я знаю только, что святому братству не слишком нравятся те, кто устраивает разборки в поле, а прочее меня вовсе не касается!

— Не жалей, друг! — ответил дон Кихот, — я вырву тебя из рук любых халдеев, какие встретятся нам на пути, не говоря уж о загребущих лапах Святого Братства! Но скажи мне, за всю твою жизнь ты видел где-нибудь на земле более отважного рыцаря, чем я? Читал ли ты где-нибудь, чтобы на земле был еще один человек, более неспешный в задумываньи плана, более изобретательный в нападении, более изощрённый в обороне, более ловкий в нанесении ударов, более успешный в опрокидывании врага, чем я?

— О-о! Истина в том, — ответил Санчо, — что я за всю свою жизнь не прочитал ни одной книги, ибо я не умею ни читать, ни писать, но я сделал ставку на вас, мой смелый господин, и сознаю, что нет никого храбрее, чем ваша милость, и мне не выпадало ещё во все дни моей жизни служить более храброму воину, чем вы, синьор, и дай-то Бог, чтобы эта смелость не была оплачены там, где я уже сказал! Я умоляю вашу милость, и прошу вас поскорее излечиться от ваших ран, вон смотрите, у вас из уха течёт кровь, давайте, я наложу компресс и выну немного белой мази из моей седельной сумы.

— Всё это было бы не столь необходимо, — ответил дон Кихот, — коли я не забыл бы о том, чтобы захватить немного Бальзама Фийерабраса, одна только одна капля его из особой колбы стоит всех аптекарских микстур вместе взятых!

— Какая такая колба и какой бальзам? — поинтересовался Санчо Панса.

— Этот бальзам, — ответил дон Кихот, — от которого у меня в памяти остался только рецепт. И я помню, что благодаря ему можно забыть о страхе смерти и вообще не думать о самых страшных ранах. Так вот, когда я снова изготовлю его, я отдам его тебе, и тебе ничего не нужно будет делать, сиди и жди, но когда ты увидишь, что в какой-то битве они разрубили меня на куски, как это часто бывает с рыцарями, возьми бережно ту часть тела, которая свалилась на землю, и очень осторожно, очень бережно, прежде, чем свернётся кровь, приладь её к другой половине, той, которая останется в седле, только будь очень внимателен, чтобы они тщательно совпали, и, если убедишься, что всё сделано как надо, тогда дай мне выпить два глотка этого бальзама, про который я тебе рассказал, и ты сразу увидишь, как я стану снова как огурчик!

— Если это так, — сказал Панза, — я отказываюсь управлять этим дурацким островом, и не хочу ничего другого в качестве оплаты за мои многочисленные и исключительно ценные услуги, кроме того, чтобы ваша милость дала мне рецепт этого потрясающего ликёра, унция которого будет стоить не меньше двух реалов, и мне не придётся думать, как добыть средства на лёгкую и беззаботную жизнь. Да и о нищей старости тогда можно забыть надолго! Но главное — выяснить, не слищком ли будет дорого нам обойдётся изготовление этого бальзама?

— Имея на круг менее трёх реалов, ты можешь сделать три асумбры, — не задумываясь ни секунды ответил дон Кихот.

— О, грехи мои! — вторил ему Санчо, — Что мы тут забыли? Что же вы медлите, вместо того, чтобы заняться выпуском этой ядерной микстуры, или поскорее научить этому меня?

— Заткнись, приятель, — ответил дон Кихот, — Я тебе о таких ещё секретах поведаю, и таким чудесам тебя научу, что ты поймёшь, с кем имеешь дело! Мы ещё не так заживем, а теперь — за дело, ухо болит так, что нет никаких силов терпеть такое!

Санчо покопался в сумке и достал оттуда моток ниток и склянку с жёлтой мазью. Но как только Дон Кихот увидел, что его шлем разбит на куски, он чуть не потерял рассудок от горя, и, возложив руку на меч и воздев очи к небу, сказал горестно:

— Клянусь Творцом всего сущего и четырьмя святыми Евангелиями, где бы и кто бы их не написал, как будто они сейчас лежат предо мной, так вот, клянусь отныне вести такую жизнь, какую вёл величайших из великих — герцог Мантуйский после того, как поклялся отмстить за смерть своего племянника графа Абалдуина, в частности — не есть хлеб со скатерти, не баловаться с женой на простыне, да и не делать ещё уйму всяких вещей, прости господи, забыл, что конкретно, я клянусь не делать этого, пока в полной мере не отмщу тому, кто нанёс мне такие свирепые раны и оскорбления.

Услышав это, Санчо сказал:

— Осмелюсь предостеречь вашу милость, господин дон Кихот, что, если рыцарь выполнил то, что ему было приказано, а именно, пошёл, чтобы предстать перед вашей госпожой Дульчинеей Тобосской, он уже выполнил то, что должен, и заслуживает нового наказания только, если совершит новое преступление!

— Ты очень хорошо сказал, Санчо, и почти убедил меня в своей несомненной правоте, — ответил дон Кихот — и поэтому я отменяю клятву, чтобы дело не дошло до новой мести! Но при этом я снова приношу клятву и подтверждаю снова, что буду вести жизнь, о которой я уже сказал, до тех пор, пока я силой своего оружия не лишу какого-нибудь другого рыцаря такого же симпатичного шлема, как этот. И не думай, Санчо, что я какой-нибудь жалкий пустобрёх, у меня есть прекрасные примеры, которым можно подражать: примерно такая же история приключилась со шлемом Мамбрина, который так дорого обошёлся Сакрипанте.

— Ваша милость Господи мой, да пошлите вы к чертям собачьим все эти чёртовы клятвы! — возразил Санчо, — они все вредны для здоровья и от них остаётся нечистая совесть! Если нет, скажите мне сейчас, послушайте, сударь, если в течение многих дней мы не столкнёмся с человеком, на котором напялен шлем, что нам тогда делать? Неужели вы решили связать себя по рукам и ногам клятвой, не считаясь со столькими неудобствами и лишениями? Неужели вы готовы спать всё время в одежде, ночевать в открытом поле абы где и нести ещё тысячу неудобств, только благодаря клятве этого сумасшедшего старикашки маркиза Мантуйского, которого ваша милость хочет сейчас возродить на свою бедную головушку? Посмотрите, ваша милость, по всем этим дорогам ходят-бродят одни невооруженные людишки, и вовсе они никакие не рыцари, а так, сплошь дровосеки и извозчики, которые не только не видели никогда настоящего шлема, но, скорее всего, даже слова такого отродясь не слыхивали за всю свою ничтожную жизнь!

— Ты врёшь, Санчо! Врёшь ввиду малости ума своего и ошибаешься, потому что тёмен, как пробка! — сказал дон Кихот, — Потому что не пройдёт и пары часов, как мы узреем больше оружия, чем было тогда, когда обильные числом войска пришли на Альбараку, готовясь к завоеванию ослепительной красы Анжелики!

— Стойте, — сказал Санчо, — и дай бог, чтобы у нас всё окончилось хорошо, и наконец приспело время завоевать этот остров, который мне так дорого обходится, а тогда и спокойно помереть можно!

— Я уже сказал тебе, Санчо, чтобы ты не заботился и не тужил об этом, мир так устроен — ну не будет острова, чёрт с ним, найдётся взамен его какое-нибудь Королевство типа Дании или Собрадусы, которое подойдёт к тебе как кольцо к пальцу, и больше того, будучи территориями сухопутными, они будут тебе ещё милее любого острова! Но давай на время оставим эти пустопрожние разговоры, и посмотрим, приготовили ли нам наши седельные сумари то, чем мы можем перекусить, потому что следом за этим мы пойдём дальше в поисках какого-нибудь замка, где мы сможем остановиться сегодня вечером, чтобы сделать бальзам, о котором я тебе рассказал, потому что, клянусь тебе Богом, что-то у меня ухо болит слишком уж сильно.

— Здесь есть лук и немного сыра, и не знаю, кажется, несколько хлебных корок, — сказал Санчо, — но это ведь не те деликатесы, которые подобают столь отважному рыцарю, как ваша милость!

— Ах, Санчо, как печально мне, когда ты так тупишь! Как плохо ты всё понимаешь! Что ты можешь смыслить в этом деле! — ответил дон Кихот, — Знай, Санчо, что у бродячих рыцарей вполне рядовое дело, в порядке вещей — не иметь и маковой росинки во рту по целому месяцу, а уж если и есть что-то, то всё, что под руку попадёт, и это правильно, как я полагаю. Прочти ты столько книг, сколько прочёл я, для тебя это не стало бы такой сенсационной новостью, и признаюсь тебе честно, Санчо, что, сколько бы книг я ни прочёл, ни в одной из них нет ни слова о том, что бродячие рыцари вообще что-нибудь когда-нибудь да ели, не говоря уже о том, чтобы после испражняться, разве что совершенно случайно, на иных роскошных банкетах, которые благодарные хозяева замков устраивали в их честь, а в другие дни они кормились в основном цветочной пыльцой и ароматом роз. И хотя понятно, что они не могли обходиться без еды и без всяких других естественных надобностей, ибо без них далеко не уедешь, всё-таки бродячие рыцари по сути своей были такими же людьми, как мы, хотя я понимал также, что они в основном ходили в течение своей жизни по лесам и болотам и обходились без повара, поэтому вполне логично предположить, что основу их рациона составляла грубая деревенская пища, например, та, какую ты мне сейчас предлагаешь. Так что, мой друг, не мучай себя тем, что мне нравится, или не нравится, не лезь со своим уставом в мой монастырь, и не пытайся поколебать странствующего рыцаря в его поисках пути истинного! У тебя всё равно ничего не выйдет!

— Простите меня, ваша милость, — сказал Санчо, — я ведь никогда не скрывал, что совершенно не умею ни читать, ни писать, и совершенно не знаю тонкостей и правил рыцарского ремесла, темна вода в облацех, как говорится, и отныне я буду снабжать вас всевозможными сухофруктами, столь милыми для вашей милости, учитывая, что это еда, которая является для рыцарей святой, а себя, учитывая, Что я ничего об этом не знаю, буду мучить более тяжёлой, существенной, по возможности, мясной пищей!

— Я не говорю, Санчо, — возразил Дон Кихот, — что рыцари должны докатиться до одних сушёных груш, а только о том, что фрукты составляют у них их обычный рацион, не исключая добавки в виде некоторых луговых трав и лесных кореньев и орехов, которые всем известны, и в которых знали толк все рыцари, впрочем, так же, как и я сам!

— Знание этих трав — величайшая из людских Добродетелей, — ответил Санчо, — судя по всему происходящему и учитывая обстоятельства нашей жизни, нам поневоле когда — нибудь придется использовать это знание!

И, разделив по-братски между собой то, что у них было, они оба принялись за еду в доброй дружбе и взаимопонимании. Но потом, желая побыстрее обрести ночлег, место, где можно провести ночь, они быстро закончили свою бедную трапезу, состоявшую из одной сухомятки, затем поднялись — Дон Кихот на коня, а Санчо — на осла и поспешили, пытаясь до наступления темноты поспеть в деревню. Но Солнце ускользнуло за горизонт раньше, чем им хотелось, и вместе с его отбытием умерла и надежда наших друзей на скорый отдых в приличной кровати. Надо сказать, что последний луч светила угас как раз в тот момент, когда они проезжали рядом с хижинами Козопасов, и тут к ним пришло решение заночевать здесь. Примечательно, что Санчо Панса горевал о том, что им не удалось достичь села до темноты, в то время, как Дон Кихот оставался исполнен ликования, радуясь, что ему придётся спать под открытым небом, такое времяпровождение по мнению Дон Кихота являлось веским доказательством того, что он всецело вовлечён в рыцарские дела и ему предстоит первое испытание характера, которым несомненно должны подвергаться истинные рыцари какого-нибудь ордена.