Самая великолепная ночь

Мейси Эйтс, 2015

Тарек пятнадцать лет провел в безжизненной пустыне. Ему незнакомы манеры и законы светской жизни. Все бы ничего, но он – наследный король государства Тахар. Молодая американка Оливия вызывается обучить его тайнам политики и придворных интриг. Но не безвозмездно. В случае успеха Тарек должен будет взять ее в жены. Прошлое не отпускает Тарека, и все попытки Оливии cблизиться с молодым шейхом оканчиваются крахом. Но жизнь научила ее не сдаваться. Оливия знает, что любой шейх прежде всего мужчина…

Глава 4

Оливия боролась с желанием принять успокоительное перед тем, как пойти в кабинет Тарека. Но нет, надо самой справляться с приступами паники. К счастью, сейчас тревога настигала ее только в самолетах. И еще при виде голого мужчины с мечом посреди ночи. Однако в этом случае тревога была не единственным чувством.

Но сколько можно вспоминать его обнаженным? Она его совсем не знает. Понятно, что с этим человеком не оберешься проблем. Он и впрямь больше зверь, чем мужчина. С другой стороны, как иначе, если одна из целей их потенциального брака — рождение наследника?

В сексе как таковом Оливия не видела ничего плохого. Секс — одна из составляющих супружеской жизни. Причем одна из самых приятных. Глупо питать иллюзии, что в браке с Тареком ее ждет воздержание. Два года целомудрия после смерти Маркуса — более чем достаточно.

Не додумав последнюю мысль до конца, Оливия постучала в дверь.

В теории все всегда просто, другое дело — практика.

— Открыто, — раздался изнутри грубый голос.

Оливия толкнула дверь и вошла. Дыхание замерло в груди, когда она увидела его у стола в позе командира — со сложенными за спиной руками. Тарек умеет произвести впечатление. Сейчас ей нужно просто признать этот факт и двигаться дальше.

— Я вошла, — доложила Оливия, театрально взмахнув рукой. — Предлагаю сразу перейти к делу.

— Я согласен слушать тебя в деле моего окультуривания. Но это не значит, что тебе дан полный контроль надо мной.

— Только на ближайшие двадцать девять дней.

Тарек хмыкнул себе под нос, а Оливия подумала, что за неполные два дня это его первое проявление смеха.

— Нет. Если ты и впрямь станешь моей женой, уясни себе сразу. Я не знаю, как было у тебя с мужем. Но со мной ты будешь именно женой, а не начальником.

Оливия выставила вперед ладони.

— Я не собираюсь вами командовать. И еще, я не хочу никак обсуждать мой первый брак.

— Ты говорила о нем сегодня утром.

Оливия вздохнула:

— Если эту тему поднимаю я, то можно.

— Со всеми женщинами так тяжело? — вздохнул Тарек.

— Невыносимым мужчинам — да.

Взгляд его черных глаз оставался безразличным.

— Значит, дальше будет интересней.

— Это я вам обещаю. Надеюсь, во дворце есть ножницы и бритва?

— Не уверен. Сейчас узнаем.

Тарек подошел к двери кабинета, открыл ее и сделал один шаг в коридор. Затем выкрикнул какое-то слово — имя служанки или приказ, Оливия не знала.

— Что вы хотите? — спросила она.

— Узнать, есть ли бритва.

— Для этого у вас телефон на столе.

— Об этом я не подумал, — как ни в чем не бывало ответил Тарек и вошел в кабинет. Подойдя к столу, он принялся осматривать стоящий на нем телефон.

— Не знаете, как им пользоваться, — догадалась Оливия.

— Знаю, — сказал Тарек, но голос его прозвучал неубедительно.

— У меня есть идея получше. Пойдемте в ванную комнату. Уверена, там мы что-нибудь найдем.

Оливия направилась к ванной, но, не услышав сзади шагов, остановилась.

— Вы идете?

Она по-прежнему не слышала ни звука позади себя, но ощущала жар и дыхание на своей шее. Эта близость и тепло произвели эффект горящей спички, брошенной в ворох сухих листьев.

— Я тебе не собака, а ты мне не хозяйка. Знай, что, чему бы ты меня ни научила, внутри я останусь тем же. Уясни это хорошенько.

С этими словами Тарек стремительно вышел из кабинета в коридор. А Оливии потребовалось немало усилий, чтобы собраться с силами и восстановить нарушенное дыхание. Контроль над ситуацией был потерян.

Тарек шел по коридорам дворца, как недовольный экскурсовод. Оливия вскоре догадалась, что они возвращаются в то крыло, где находились их спальни.

Подойдя к своим покоям, Тарек открыл дверь ударом ладони и вошел. Оливия, придержав дверь, проследовала за ним.

«Я тебе не собака», — вспомнила она его слова. — «А знаешь что? Я тоже тебе не собака».

Раньше ее собственная спальня в Алансундском дворце казалась Оливии чрезмерно огромной. Но спальня Тарека попросту приводила в священный трепет. Будучи королевой Алансунда, Оливия часто была гостьей самых разных правителей. Все их дворцы меркли в сравнении с резиденцией тахарского шейха.

Одна только спальня с массивной кроватью посередине была как целый этаж дома ее родителей. Ванная комната не была отделена от основной площади, и Оливия уже с порога увидела встроенную в пол ванну и зеркальные стены вокруг.

— Здесь действительно сложно найти бритву, — подметила она. — На такой площади можно потерять целую армию. Но если я была бы бритвой, то пряталась бы в шкафчике под раковиной. — С этими словами она направилась в ванную. В верхнем ящике шкафчика обнаружилась бритва. — Нашла! — торжественно воскликнула Оливия и, вытащив кожаный футляр, положила его на мозаичную столешницу вокруг раковины.

Повернувшись, она увидела Тарека, снимающего через голову футболку. Теперь единственное, что она могла делать, — это смотреть на него не только с широко открытыми глазами, но и с не менее широко открытым ртом. Она была заворожена. Его силой. Формой и рельефом его мышц. Цветом его золотисто-смуглой кожи, покрытой черными волосами. Он буквально искрился сексуальным, животным электричеством.

Оливия замерла, как загнанная лань. Она будто признала, что попалась в лапы хищника и ей уже не сбежать. Когда перед глазами побежали черные точки, Оливия поняла — подсознательно она готова упасть прямо перед ним и позволить ему делать с ней все, что он захочет.

Она резко набрала воздух в грудь и уперлась поясницей в столешницу.

— Стриптиз был необходим? — спросила она с легкой улыбкой.

Тарек посмотрел на нее сверху вниз, приподняв одну бровь:

— Да.

Не сказав больше ни слова, он открыл футляр и принялся вытаскивать содержимое. Его движения были неспешны, словно для него это лишняя трата времени и сил. И это зачаровывало. Каждый жест его был плавен, но будто отточен.

Оливия видела, как мастерски он обходится с этими острыми предметами. И еще, как он смотрит на себя в зеркало. Словно видит незнакомца, а не самого себя.

Только сейчас до Оливии дошло, что ее присутствие здесь совсем не обязательно. Но она была уже слишком слаба, чтоб уйти. А он ее не просил.

Это чувство пугало — понимать, что ты прикована к полу и не можешь делать ничего, кроме как смотреть на стоящего рядом мужчину.

Тарек прикрутил лезвие к ручке бритвы, отложил, включил воду и плеснул себе в лицо. Капли воды стекали теперь по его шее и груди. Во рту Оливии пересохло. Словно под гипнозом следила она за тем, как Тарек орудует бритвой. Даже с бородой в нем было что-то привлекательное. Теперь же, гладковыбритый, он был просто обворожителен. Его красота дикая, необузданная. Как красота пустыни. Сейчас его лицо казалось идеальным. Скулы, брови, все — от острого, как лезвие этой бритвы, носа до чувственного рта. Брови казались теперь еще гуще и чернее. Они подчеркивали глаза — теперь еще более глубокие, черные… и властные.

Неужели еще вчера она считала его некрасивым? Когда она изменила свое мнение? Сейчас или все-таки ночью, увидев его в лунном свете без одежды?

Закончив, Тарек снова набрал воды в ладони и смыл остатки пены с гладкой кожи. Он выпрямился и повернулся.

Перед Оливией стоял человек, которого она видела впервые.

Мокрые черные волосы спадали на широкие плечи. Волосы тоже нужно состричь, но уж это она не даст сделать Тареку самому.

Оливия шагнула к нему, а он не мог даже пошевелиться. Ее сердце билось так громко, что, если бы Тарек заговорил, она бы его не услышала. Она физически ощущала необходимость сократить дистанцию. Но знала, что лучше проявить нерешимость, чем женскую слабость. Хотя почему она должна скрывать свое влечение? Тем более к тому, чьей женой она хочет стать.

Она смотрела на Тарека, пытаясь понять его мысли. Искала в его глазах подсказку, что от него ждать. Но в них не было ничего, кроме бездны.

Разум напоминал, что, какой бы ни была цель, Тарек для нее — незнакомец. Что Маркусу она позволила себя поцеловать лишь спустя две недели свиданий. А разделила с ним постель уже с обручальным кольцом на пальце.

Но Оливия не хотела слышать голос рассудка. Потому что он говорил о той девочке, которой она когда-то была. А не о женщине, которой она стала.

И Тарек — мужчина, а не юный студент. Ее тянуло к нему, как женщину тянет к мужчине.

Она подошла и коснулась его щеки. Провела пальцем по линии подбородка. Сейчас его кожа была совсем гладкой, и прикосновение к ней окончательно дурманило голову.

— Так намного лучше, — томно протянула Оливия, еще сильней сокращая дистанцию.

Ее сердце рвалось наружу, груди до боли налились желанием, соски набухли под тканью восточного платья. Ладонью другой руки она прикоснулась к его мускулистой груди. Он был горяч и напряжен. Она хотела провести ладонью ниже, по кубикам его пресса. И еще ниже. Но вместо этого ощутила, как внезапная неведомая сила отнесла ее на два шага назад.

Черные глаза пугающе горели. Грудь, которую она только что трогала, вздымалась в учащенном ритме.

— Что ты делаешь, женщина?

Был ли это снова голос рассудка или голос Тарека? Возможно, и то и другое. Действительно, что она делает? С чего она взяла, что ему это нужно?

Машинально Оливия прижала руку к собственной груди. Но почему она должна стыдиться своих действий? Если они все-таки поженятся, им придется стать ближе. Да и вряд ли она сможет прожить всю жизнь, подавляя свои желания. В душе Оливия сама удивлялась, что незнакомый мужчина может так ее возбудить. Но она была возбуждена. До предела. И это радовало ее. Стать женой мужчины, которого не хочешь, — мрачная перспектива.

— Я вас трогаю, — уверенно ответила Оливия. — Что в этом странного?

— С какой целью?

Она смотрела на Тарека с непониманием:

— Мне так захотелось.

— Не надо меня трогать.

— Если мы поженимся, это может стать проблемой.

— Если мы поженимся, мы это обсудим.

— Но это неправильно, — возразила Оливия. — В нашем веке такие вещи обсуждаются до свадьбы. Или вы думаете, что наш брак будет лишь на словах?

— Это не может быть брак на словах. — Отвернувшись, Тарек пошагал обратно в центр комнаты и нагнулся, чтобы поднять футболку. — Все должно быть зарегистрировано на бумаге.

— Я не про бумаги, а про супружескую близость. Тут крайне важны сексуальная химия и совместимость.

— Важны для вас, а не для меня. Из чего я снова делаю вывод, что этот брак выгоден только вам.

Оливия не знала, что сказать. Это была игра в одни ворота.

— Да, мне это важно, — просто ответила Оливия, не желая прекращать разговор на такой ноте.

— Я тебя понял, — сказал Тарек и поправил футболку.

— Что поняли?

Она действительно не понимала его логики. Ей казалось, что мужчина не может столь безразлично реагировать на прикосновения женщины. Не то чтоб у нее был в этом большой опыт. Маркус пока что был ее единственным любовником. Но в старших классах она много флиртовала с парнями. И всегда с успехом. Уж привлечь к себе мужское внимание Оливия умела.

Так откуда сейчас это неприятное чувство, что ты стоишь, никому не нужная, и умоляешь обратить на себя внимание?

— Вы мужчина, и я ждала другой реакции, — призналась Оливия.

— Мужчины по натуре слабы. Они рабы своих желаний. А я не раб. Сейчас я глава государства. А значит, у меня не может быть личных желаний. Единственное мое желание — служить своей стране.

Оливии сделалось совсем не по себе. Будто внутри вдруг затянулся тугой холодный узел.

— Перейдем к стрижке, — предложила Оливия после недолгих раздумий. — И к одежде. Вам нужен костюм.

Ей было необходимо переключиться на что-то другое.

— Что не так с моей одеждой?

— Что носил ваш брат по разным случаям? Традиционный наряд Тахара или западные костюмы? Мне нужно понять, как составить ваш гардероб.

— Ты из тех, кому предложишь конфету, а они откусят руку, — недовольно проговорил Тарек.

Оливия широко улыбнулась. Сам того не зная, он попал в ее самое уязвимое место. Его слова можно считать своего рода сексуальной метафорой, комплиментом.

Но отказ всегда неприятен. Такова человеческая натура.

— Для этого я и здесь, — развела руками Оливия.

— Не важно, что носил брат. Я не хочу, чтоб нас сравнивали.

— С этого и начнем. Каким правителем вы себя видите?

— Нельзя быть королем для собственной радости. Я вижу себя королем, который служит, а не любуется собой.

— Вы слишком часто говорите о службе.

— Ответственность за нацию — это служба, — ответил Тарек.

Оливия изучала его взглядом. Эти резкие, точеные линии лица…

— Если вы были не согласны с правлением брата, почему не сказали ему?

— После нашего уговора это было не мое дело.

— Какого уговора?

— Что, если он оставит меня в покое, я буду защищать наш народ, — объяснил Тарек, и тень пробежала по его лицу. — Мы оба соблюдали этот уговор. Он звал меня, когда ему была нужна помощь. А я помогал. Больше от меня ничего не требовалось. Но теперь я в другом положении.

— Теперь у вас есть власть. Быть шейхом — разве это не замечательно? — изумилась Оливия. И, не получив ответа, продолжила: — Так каким вы видите свой стиль?

— Мне нет дела до такой ерунды, — отрезал Тарек.

Оливия расправила плечи, провела рукой по своему белому платью.

— Вас будут оценивать в том числе и по одежде.

— Это мне известно.

— Уже хорошо.

— Но я хочу, чтоб народ оценивал дела, а не тряпки.

Оливия опустила руки. Каждый раз, когда Тарек начинал открываться ей, между ними вырастала стена.

— Тахар ступил в новую эру, — мрачно продолжал Тарек. — Теперь мне вести мой народ.

— Я вас поняла, — кивнула Оливия. — Что ж, раз вместе мы пока что умеем только спорить, я сама позабочусь о вашем костюме. До встречи.

С этими словами она вышла из покоев тахарского шейха и поспешила в свою комнату. Ей было нужно время подумать и побыть одной. А еще взять себя в руки. Потому что действовать столь глупо еще раз она не могла себе позволить.