Самая великолепная ночь

Мейси Эйтс, 2015

Тарек пятнадцать лет провел в безжизненной пустыне. Ему незнакомы манеры и законы светской жизни. Все бы ничего, но он – наследный король государства Тахар. Молодая американка Оливия вызывается обучить его тайнам политики и придворных интриг. Но не безвозмездно. В случае успеха Тарек должен будет взять ее в жены. Прошлое не отпускает Тарека, и все попытки Оливии cблизиться с молодым шейхом оканчиваются крахом. Но жизнь научила ее не сдаваться. Оливия знает, что любой шейх прежде всего мужчина…

Глава 3

Тарек чувствовал себя так, как будто не спал ни минуты. Странно, учитывая, что теперь он жил во дворце, а не в пещере и не в глиняной лачуге посреди пустыни.

Не прошло и получаса, как он встал с кровати, а к нему уже обратилось не меньше десяти помощников с вопросами и просьбами. Здесь все нужно всем и сразу, потому что никто не приучен ничего делать сам.

В пустыне утро Тарека начиналось с разведения костра, на котором он кипятил воду. Завтрак состоял из хлеба и каши из пакетиков, которые Тарек покупал у бродячих продавцов, приходивших к нему в пустыню раз в несколько месяцев.

Он привык просыпаться и чувствовать ритм нового дня. Едва проснувшись, он уже знал, какая будет погода и в какую сторону подует ветер. Когда брат нуждался в нем, Тарек выполнял опасную, кровавую работу.

Когда назревала опасность, Тарек уходил в бедуинские лагеря и решал с вождями, что нужно сделать для защиты своего государства. Остальные дни проходили в одиночестве.

Во дворце такое невозможно. Люди здесь постоянно ходят туда-сюда, задают сотни вопросов и снова шныряют по коридорам.

Тареку это не нравилось. Он привык выжидающе сидеть в засаде, а не указывать другим, что делать.

Местный завтрак казался ему слишком обильным и изысканным. Разнообразие сыров, фруктов, каши, мяса. Его брат всегда испытывал особую страсть к мясу. Тарек же давно уяснил: что нравится брату, то непременно связано или с коррупцией, или с моральным падением.

По мнению Тарека, еда — это лишь инструмент для выполнения задания. Еда — не больше чем топливо. А в качестве топлива куда лучше подходит кофе.

Он вошел в обеденный зал и увидел, что Оливия уже сидит во главе стола. На ее тарелке лежало не больше двух ложек каши, чашка кофе дымилась рядом. Оливия подняла глаза и улыбнулась. Это была красивая улыбка. Розовые губы, зубы ровные и белые.

Сегодня она нравилась Тареку больше, чем вчера. Вот только женщины ему еще менее интересны, чем еда.

— Доброе утро, — поздоровалась Оливия. Легкий румянец обагрил ее щеки, что почему-то обрадовало Тарека.

— Доброе, — ответил он больше из вежливости. Для него оно отнюдь не было добрым.

— Как спалось? — спросила Оливия.

— Не очень хорошо. Чувствую себя уставшим.

Оливия многозначительно кивнула:

— Не догадываетесь, почему?

Вспышка смутных воспоминаний пронеслась в голове. Ужас. Боль. Беспокойство.

Тарек потряс головой. Эти воспоминания, когда-то схороненные глубоко внутри, воскресли с его возвращением. После того, как Тарек нашел дневники брата.

И доказательства, что это Малик приказал убить их родителей. Это тайна, которую Малик ни за что не раскрыл бы брату. А люди Тахара знали о гибели короля и королевы от рук сына еще при его жизни. Правление Малика принесло людям бедность, голод и непомерные налоги за жизнь в городах без малейшей инфраструктуры.

Но убийство родителей — это еще не все. Дневники содержали целые хроники того, как Малик пытал Тарека. Чтобы сломать его. Чтобы превратить в простое, но смертельное оружие, используемое по первому приказу.

Если бы брат не скончался — видимо, от передозировки, — Тарек сам бы его убил после прочтения дневников.

Потому что Малик не сломал его. А сделал только сильнее.

Воля Тарека закалилась, в этом не было сомнений. Но каждая капля крови, пролитая Маликом из вен брата, впиталась в местную землю. И привязала его, а не Малика, к местному народу.

— Не нравится мне все это, — признался Тарек.

В ту же секунду к нему подбежала служанка:

— Могу ли я вам чем-то услужить, шейх Тарек?

— Кофе, — проворчал Тарек. — И хлеб.

Служанка взглянула на него так, словно опасалась за его психическое состояние. Но, не сказав ни слова, кивнула и вышла за дверь. В обеденной остались только Тарек и Оливия. Так и не сев за стол, Тарек принялся расхаживать по залу.

— Ты ведь знаешь, что я не спал?

Голубые глаза Оливии округлились, светлые брови взметнулись.

— С чего вы взяли?

Тарек стиснул зубы. Может, он и не разбирается в женщинах, но умеет понимать интонации.

— Я знаю, что скрывается за твоей маской спокойствия. Ты знаток дипломатии, но иногда твой голос дрожит. А еще у тебя острый язык. И если ты держишь его за зубами, значит, тебе есть что скрывать.

Лицо Оливии как будто потемнело. И странное, приятное чувство разлилось по телу Тарека. Новое, незнакомое.

«Удовлетворение», — мысленно предположил он.

А почему бы и нет? Всю жизнь он терпел только лишения. Не это ли награда за внезапную победу?

Но что получил он вместе с ней?

Был хозяином себе, повелителем пустыни, а стал несчастным, страдающим бессонницей психопатом. Тарек ничто не презирал так, как чувство беспомощности. А ведь именно бесполезным он чувствовал себя каждую минуту после возвращения в стены дворца. Так нужна ли она — такая победа?

— Вы лунатили, — неожиданно смело сказала Оливия. — Ходили во сне. Голым. С мечом.

Что-то было в этих словах, от чего Тарек почувствовал жар в груди. Это снова случилось. Он опять делал то, о чем не помнил. Отсутствие самоконтроля. Тут есть о чем заволноваться.

— Я не помню, — резко ответил Тарек.

— Поэтому вы не отдохнули, — как ни в чем не бывало продолжала Оливия. — Может, все-таки присядете к столу?

— Мне некогда сидеть.

— Завтрак пойдет вам на пользу, — сказала Оливия и улыбнулась.

— Это было настолько смешно?

— Мы уже ссоримся, как муж и жена, — заметила Оливия. — Мой муж никогда со мной не завтракал. Он перекусывал чем-то жутко неполезным еще до того, как я вставала, и уходил работать.

— К любому образу жизни привыкаешь.

— Маркус любил свою страну. Но по утрам он все делал в спешке, потому что часто загуливал допоздна. — Оливия грустно выдохнула. — А потом весь день старался наверстать упущенное. Он был слишком молод, чтоб справляться со всем в одиночку.

— Я не так молод, но тоже не справляюсь один.

— Сколько вам лет?

— Тридцать. По-моему.

Легкое непонимание отразилось на лице Оливии.

— Вы не уверены?

— Я потерял ход времени, — признался Тарек. — Мне никто не готовил торты со свечами.

Оливия нахмурилась. И Тареку показалось, что его слова расстроили ее уж слишком сильно.

— Никто? — переспросила она.

— Если кто-то и готовил, то это было в далеком детстве.

Когда были живы родители. Но воспоминания Тарека не уходили в такое далекое прошлое. Иногда… лишь иногда он вспоминал лицо отца. Такое серьезное. И честное. Он что-то говорил, но слов было не разобрать.

Хотя Тарек и не пытался.

— А мне всегда пекли торт в день рождения, — сказала Оливия. — Но мне редко было с кем его разделить. Лишь повзрослев, я стала выезжать куда-то с друзьями. И да, мне двадцать шесть лет, если вам интересно.

— Нисколько.

Тарек ответил честно. Если что-то и интересовало его в Оливии, то уж точно не возраст.

— Это нормально для человека, который и свой-то возраст не помнит, — подметила Оливия. — Сколько лет вы прожили в пустыне?

— Пятнадцать. Периодически я приходил во дворец, разговаривал с братом. Но редко оставался здесь даже на ночь.

Неожиданно Тарек поймал себя на мысли, что как будто начал сильнее любить мир. Теперь, когда в нем не было Малика.

— Сегодня с вами легче общаться, — призналась Оливия.

— Мне приятней жить совсем без общения.

— Скучаете по одиночеству?

Тарек нахмурился:

— Нет.

— Этой ночью вам что-то снилось?

Он попытался вспомнить, но разум снова окутал туман.

— Это был не сон. Что-то другое. Меня разбудило нечто.

Тарек знал, что это была боль. Боль воспоминаний. Но говорить об этом вслух не стоит.

Дверь зала открылась, и вошла служанка с дымящимся кофейником и корзинкой булочек.

— Может, хоть сейчас присядете? — предложила Оливия.

И в этот момент пришло озарение. Тарек вдруг понял, что удивляло его в Оливии.

— Ты меня не боишься? — спросил он, отодвигая кресло от стола.

Он сел там, где служанка поставила кофейник и сейчас наливала ему чашку кофе.

— Ночью я испугалась, — призналась Оливия. — Потому что вы были с мечом.

Резкая, жгучая боль пронзила грудь Тарека.

— Я не сделал тебе больно?

— А вас бы огорчило, если бы сделали?

Его не смутил этот вопрос.

— Я серьезно отношусь к защите женщин и детей.

— Слова не мальчика, но мужа, — улыбнулась Оливия. — Но все же, почему вы ходите во сне?

Отчаяние обжигало Тарека изнутри.

— Я не знаю, — ответил он сквозь стиснутые зубы. — Откуда, черт возьми, мне знать причину?

— Не нужно злиться. Я сама полгода принимала снотворное после того, как… — Оливия запнулась, сглотнула, и Тарек заметил, как дыхание ее сбилось. — В общем, иногда уснуть не так уж просто.

— Я не принимаю снотворное.

— Даже если я смогу вас убедить?

— У тебя на это двадцать девять дней.

— Тридцать, — возразила Оливия.

— Двадцать девять.

— Вчерашний день не считается, ведь…

— Двадцать девять, — перебил Тарек.

— Если вы намерены во всем со мной спорить, как я смогу вам помочь?

— К твоему сожалению, у меня не покладистый характер.

Оливия встала и уперлась ладонями о стол:

— К вашему сожалению, у меня тоже. — Она расправила плечи и вздернула подбородок. — И вообще, вам нужно подстричься. И побриться. И купить костюм.

Тарек ухмыльнулся:

— Это срочно?

— Да, раз у меня всего двадцать девять дней. Это наш план на сегодня.

— Мне кажется, тебе это нужно больше, чем мне. Оливия скрестила руки на груди, и этот жест не остался без внимания Тарека.

— Я задалась целью, господин шейх. А меня научили добиваться своей цели. — Она выдохнула. — В общем, так. Сейчас мне нужно сделать пару звонков. Встретимся в вашем кабинете через полчаса.

С этими словами Оливия вышла из-за стола и пошла к двери. Тарек снова остался один.