Искушение для принцессы

Мейси Эйтс, 2012

Родригес и Карлотта – принц и принцесса, и у них получился поистине королевский союз. Вот только брак для обоих стал неожиданным, вынужденным. Но кто сказал, что в этом случае счастье невозможно?

Глава 2

Перед Родригесом стоял маленький мальчик с темными волосами и зелеными глазами…

Как у Карлотты.

Родригес понял это с первого же момента, как увидел лицо малыша, — то же печальное выражение, тот же упрямый подбородок.

Вместе с невестой он унаследовал и ребенка!

Отчасти Родригес осознавал — это не имеет особого значения. У них с Карлоттой все равно рано или поздно появятся свои дети. В конце концов, ему нужен был наследник. И однажды он станет отцом…

Но с приездом мальчика у Родригеса появилось чувство страха — то чувство, которое, как он думал, ушло навсегда. Он помнил день, когда железный кулак отца заглушил в нем все эмоции. И теперь увидел подобный страх в глазах ребенка, который казался таким маленьким на фоне огромного дворца. Не может быть, чтобы этот малыш был впервые во дворце. Ведь его дедушка и бабушка стоят во главе Сантины. И он один из них — Сантина.

— Привет, — поздоровалась Карлотта.

— Привет, — ответил он.

— Привет, — сказал мальчик.

Родригес ощутил, как пересохло в горле. Неплохо было бы представиться. Но как правильно представляться ребенку? Его охватило смятение. Для Родригеса это чувство было ново.

Он подошел к мальчику:

— Я — принц Родригес Ангвиано. А как тебя зовут?

— Лука, — вмешалась Карлотта. — Его зовут Лука.

То, что Карлотта ответила за сына, вызвало у Родригеса лишь раздражение.

— Пойдемте, — предложил он, направляясь во дворец.

Теперь ему казалось смешным то, как все это время он притворялся, будто женитьба на Карлотте ничего не изменила.

Массивные двери дворца распахнулись — и перед ними открылся роскошный холл в глянцевом мраморе и с куполообразным потолком, изображающим замысловатые сцены с людьми и ангелами. Но блеск этот был самому Родригесу не по вкусу. Он никогда не чувствовал себя здесь как дома. Юношей он жил во Франции и Испании. В Барселоне у него свой дом. И тому есть причина…

Но поскольку теперь отец находился при смерти, у Родригеса не было выбора, кроме как вернуться назад в Санта-Кристобель.

Да еще эта новая роль мужа и… отца.

— Для Луки нет… подготовленной комнаты, — проговорил он, стараясь не глядеть на мальчика.

— Что? — спросила Карлотта, не скрывая своего удивления.

Принц стиснул зубы, чтобы не позволить поднимающемуся внутри гневу вырваться наружу.

— Разве вы меня предупредили о мальчике?

— А разве вы не знали? — От удивления зеленые глаза Карлотты округлились. Она недоуменно переводила взгляд с сына на Родригеса. — Как вы могли не знать?

Смущенный Лука не сводил глаз с обоих. Ситуация, когда твоя судьба находится в руках окружающих тебя взрослых, была ему уже знакома.

Родригес посмотрел на мальчика:

— Лука, как насчет того, чтобы выйти в сад?

Огромные угодья с садом и полями — прекрасное место для того, чтобы занять малыша. По крайней мере, он так думал.

Лука кивнул:

— Я люблю играть на улице. А у вас есть горка?

Родригес посмотрел на Карлотту, затем снова на Луку и испытал странное ощущение, от которого становилось трудно дышать. Он нервничал?

— Нет, горок нет, но мы установим.

Установим? Как будто они с Лукой здесь остаются.

Конечно остаются! Прежде чем покинуть Сантину, Родригес подписал новый контракт с королем Эдуардо. Но он ничего не знал о ребенке. О Луке. Конечно, у них с Карлоттой когда-нибудь родится малыш — его наследник. Выходит, наследник уже был — этот мальчик с серьезными зелеными глазами. Все казалось таким нереальным…

— Нет необходимости устанавливать горку, — сказала Карлотта. — По крайней мере, не сегодня. В конце концов, можно… Лука, хочешь, пойдем в сад?

Карлотта протянула мальчику руку, которую тот быстро схватил, и Родригес повел их к выходу на террасу.

Был теплый тихий вечер. Жара спала, и солнце садилось, озаряя зеленые лужайки оранжевым светом.

— Здесь поблизости нет пруда? — спросила Карлотта, осматривая окрестности.

— Нет. Здесь безопасно. В этой части только трава.

— Иди играй, — сказала она Луке.

Мальчик улыбнулся и зашагал по террасе.

— Перелет был долгим, — прервала она молчание. — Ему не хватало движений.

— Могу себе представить.

С ранних лет он научился не суетиться и не ерзать. Иногда, если Родригес находился на встрече и сидение на одном месте утомляло, он сразу представлял себе болезненный удар линейкой по голени…

— Почему же вы ничего не знаете? — спросила она.

— О Луке? Откуда я должен был знать?

— Но все это печаталось… в прессе, репортеры… Он единственный незаконнорожденный Сантина.

— Я не читаю прессу.

— Не читаете?!

— Нет.

— И даже тогда, когда они пишут о вас?

— Особенно тогда, — ответил Родригес.

— Как так? Лично мне важно, что говорят вокруг.

Она перевела взгляд на Луку, бегающего вокруг одной из лужаек.

— Мне все равно. В любом случае в прессе просто дают краткое изложение моих передвижений и событий в жизни. И если я захочу что-то вспомнить, то могу просто просмотреть снимки. А вы читали обо мне?

— Кто же не читал о вас?

— Разве что несколько священников, отрицающих существование зла в мире, но мы сейчас говорим не обо мне. Я не знал о вашем сыне.

— Это что-то меняет?

Действительно, что это меняло? Но приобретать жену с ребенком не входило в планы Родригеса. Он не знал, как вести себя в такой роли — роли приемного отца. Он вообще ничего не знал о семье, и уж тем более о детях.

— У него есть отец?

— У Луки нет отца. — Карлотта почувствовала, как разгорелись ее щеки, когда Родригес устремил свой взгляд на нее. — Нет, конечно, он есть, — продолжила она. — Но только биологически.

— Случайный залет?

У нее перехватило дыхание.

— Можно сказать и так…

Она не хотела вдаваться в подробности.

— От меня не ожидается никакого опекунства?

— Нет. Вас тревожит что-то?

— Не вижу, чтобы что-то еще меня касалось.

— То есть иметь сына… этот вопрос вас не касается?

Родригес поднял брови:

— Он не мой сын.

Сердце Карлотты сжалось. С этим фактом нельзя было поспорить. Лука действительно не сын Родригеса.

— Я это знаю. Но Лука ребенок, и, если вы собираетесь стать моим мужем, он будет вашим пасынком, а это подразумевает ответственность.

— У него есть няня?

— Да. Ей пришлось остаться там на несколько дней, но…

— В таком случае моя ответственность будет ограниченна.

Ярость, вызванная его словами, прожигала ее насквозь.

— Касается ли это и ваших детей? Если нет, то нам с вами больше не о чем разговаривать. Лука — мой сын! Он все для меня, и если вы…

— Да. То же самое касается и нашего общего ребенка. Я не намерен иметь больше, чем того требуется.

— А если будет девочка?

— Тогда, полагаю, придется еще потрудиться.

— Я не… Я даже не знаю, как с вами обсуждать это, — произнесла Карлотта, ощущая растущую внутри себя панику.

Как она может разговаривать о детях с человеком, которого совсем не знает? Неужели она действительно собирается выходить за него замуж?

Да. Потому что в противном случае ей придется вернуться к отцу, испытывая вину. Но Лука важнее. И если для Родригеса это слишком тяжелая ноша, она не останется здесь! И не важно, как это разочарует ее отца.

— Вы его усыновите?

Родригес напрягся:

— Что?..

— Вы усыновите Луку? Дадите ему свою фамилию? Ту, которая будет у меня? Ту, которая будет у его брата или сестры? Он станет частью семьи? Потому что если нет — я сейчас же уйду.

Она заметила, как дернулись мышцы его лица.

— Я не могу назвать его наследником.

— Этого я не прошу! Но я не вынесу, если Лука останется один, если он не станет частью семьи. — От одной этой мысли у нее перехватывало дыхание. — Мне важно, чтобы он чувствовал себя членом семьи, чтобы не ощущал себя изгоем.

— Я не смогу заменить ему отца.

— Дайте ему вашу фамилию. И еще ему нужна ваша защита. И тогда я выйду за вас, буду вашей женой во всех смыслах.

Родригес посмотрел на Луку:

— Я усыновлю его… после свадьбы. Все просто — мы поженимся, произведем на свет наследника, и каждый будет жить своей жизнью.

— Это ваше последнее решение?

Родригес продолжал наблюдать за Лукой, который теперь лежал на спине и смотрел на небо. Потом он перевел взгляд на Карлотту:

— Я не преследую цель иметь идеальную, счастливую семью. Я лишь делаю то, что нужно моей стране, то, что необходимо.

— Но в конце концов это разрушит вашу жизнь!

— И вашу тоже, Карлотта. Вы можете жить здесь в свое удовольствие. Обязанностей передо мной у вас будет немного. А наш брак — как работа, на которую приходят и уходят. Соблюдается лишь внешняя благопристойность.

— Значит, у меня тоже могут быть любовники?

Он пожал плечами:

— Как вам угодно.

— Только не тогда, когда мы…

— Мама!

— Да, Лука?

— Мне скучно.

— И ты устал, я думаю, — сказала она.

— Нет.

С серьезным выражением лица, напомнившим ей брата Алекса, он помотал головой. Сын ее не был похож на своего отца. И Карлотте всегда приносил облегчение этот факт.

— Рядом с вашей комнатой есть еще одна, — сообщил Родригес. Казалось, Лука заставлял его нервничать, и она не могла понять почему. — Он может расположиться там.

— Хорошо. И было бы чудесно, если бы туда занесли его вещи.

Родригес учтиво кивнул:

— После того как он ляжет спать, мы с вами можем поужинать.

Но в компании с Лукой, который отчасти играл роль своеобразного буфера, Карлотте было спокойнее. Какая ирония — ощущать необходимость в защите, имея при этом планы на зачатие ребенка с практически незнакомым ей человеком.

От этой мысли Карлотту охватил жар. Дело не в беременности и родах. Хотя предыдущая беременность не принесла ей никакой радости. Она страдала от сильного токсикоза. Только когда она обняла своего малыша, все встало на свои места. Вся физическая и эмоциональная боль поблекла на фоне любви, которая охватила ее при первой встрече со своим сыном.

Однажды она уже прошла через это, без мужчины… — Отлично. Мы сможем все обсудить позже, — согласилась Карлотта.

Уложив Луку, Карлотта вернулась в свою комнату. Осмотрев гардероб, она выбрала симпатичное платье, не предназначенное для свиданий.

Хотя на свидания она и не ходила. Для новой роли — королевы Санта-Кристобеля — ей нужно будет обновить гардероб.

О боже! Ведь она собирается стать королевой Санта-Кристобеля. Карлотта задумалась о том, каково это — быть женой Родригеса, делить с ним постель, иметь от него ребенка, вырвать своего сына из той, привычной для него среды итальянского дома.

Оставшись в одном нижнем белье, Карлотта сняла с вешалки платье оранжевого цвета и села на кровать, прижимая платье к груди и вздыхая. Это не ее жизнь.

А какая ее жизнь? Постоянно скрываться в Италии?

Последние пять лет жизнь Карлотты казалась тихой и спокойной. Нет, конечно, не такой спокойной… Лука рос, менялся, каждый день открывая для себя что-то новое и волнующее. И она жила только жизнью сына, а сама была словно обернута в кокон. Для нее самой ничего не происходило. А сейчас ее вырвали из той среды.

Готова ли она к этому? Даже не с кем поговорить. Обычно она делилась с любимой сестрой Софией. Но теперь та в Индии с Ашем, а сама она помолвлена с Родригесом…

Карлотта вынула телефон из своей сумочки и открыла сообщение, которое успела отправить, узнав о побеге сестры в Индию. Она не осуждала ее. Может быть, она тоже поступила бы так же, как и София, сбежав из-под венца.

«Надеюсь, ты счастлива в Индии. Я выхожу замуж за твоего жениха, которого ты бросила. Он — осел».

Улыбнувшись, Карлотта написала новое сообщение:

«Он еще и абсолютный кобель».

Оставалось надеяться — София счастлива. Карлотта не имела представления, где конкретно находится сестра и чем занимается.

Телефон дал сигнал. Пришло сообщение от Софии:

«По крайней мере, наш папа будет рад — мы обе замужем за парнями королевских кровей».

Замужем? Карлотта думала, София с Ашем просто спит. Тогда все эти события только на руку отцу. Одна дочь замужем за магараджей, другая, пережившая полный позор, тем не менее отдана за принца.

Карлотта написала кратко:

«Мои поздравления, София. Люблю тебя».

Она ухмыльнулась и бросила телефон на кровать. Ситуация казалась очень выгодной для Эдуардо Сантина.

В дверь постучали. Принцесса вскочила с кровати и быстро надела платье. Застегивая молнию сзади, бросила:

— Минуточку!

Одетая, она посмотрела на свое отражение в зеркале. Потом застегнула на шее ожерелье и оглядела себя. После беременности Карлотта чуть-чуть поправилась.

Интересно, что бы подумал Родригес, если бы увидел ее без платья? Щеки Карлотты запылали.

Нельзя показаться слабой!

Карлотта вспомнила, как отец накричал на нее, узнав о беременности. Тогда же он узнал, кто отец ребенка. Со стыдом она тогда призналась — это был Габриель.

Теперь она никогда не позволит себе быть слабой.

— Готова, — сказала Карлотта, отвернувшись от зеркала.

Дверь открылась. На пороге стоял Родригес. На нем была надета белая рубашка с расстегнутой верхней пуговицей, волосы слегка взъерошены. Он выглядел так, будто только что покинул постель своей любовницы…

Карлотта сморщила нос. Она отсутствовала пару часов, вполне возможно, он…

— Как провели вечер? — спросила она, выходя к нему в коридор.

— Прекрасно. Нужно было немного поработать. А вы?

— Лука уснул. Не знаю, осознает ли он до конца — мы остаемся здесь. Я думаю, мы оба еще не осознаем.

— Нас трое, — сказал он, идя впереди нее и перешагивая через две ступеньки сразу.

Она же следовала за ним так быстро, как позволяли тонкие каблучки.

— А разве вы не чувствуете себя здесь как дома?

Родригес остановился у подножия лестницы и посмотрел на изрисованный потолок.

— Никогда не чувствовал.

— Вы могли бы… переделать здесь все.

Родригес ухмыльнулся и засунул руки в карманы брюк.

— Это почти то же самое, как если бы вы предложили перекрасить потолок в Сикстинской капелле. Я имею в виду, это касается нашей истории и Санта-Кристобеля.

— Да, не очень хорошая идея…

— Вероятно.

Он замолчал и повернулся к ней, положив руку на ее спину. Жар от его прикосновения проник сквозь тело, как искра огня, разгоняя кровь.

Неужели она так отчаянно желала мужских ласк и лишь одно простое прикосновение возбуждало ее? Да, очевидно, так оно и было. А ведь это мужчина, которого Карлотта совсем не знала и который, возможно, и нравится ей — в этом она еще не разобралась.

Казалось, она ничуть не изменилась — в ней снова пылала безудержная страсть, как и шесть лет назад. Та, которую, как Карлотта надеялась, она заглушила в себе навсегда.

— Сюда, — указал Родригес, не осознавая, какую внутреннюю борьбу вызывала в Карлотте его рука на ее спине.

Она расправила плечи, стараясь держаться прямо — так, чтобы его рука только слегка прикасалась к материалу ее платья.

Столовая, оформленная в таком же изысканном и одновременно формальном стиле, как и остальная часть дома, была продолжением предыдущих комнат — над длинным внушительным столом на потолке были изображены сцены пира.

— Здесь уютно, — оценила Карлотта.

Родригес не удержался от смеха:

— Неужели? Идеально для интимного ужина на двоих, где поместилось бы еще человек двадцать?

— Дворец Сантины такой же. Там сложно ориентироваться. Лука… не привык к такому.

— Почему вы увезли сына из Сантины?

— Из-за папарацци, — ответила она чуть слышно.

Родригес выдвинул стул, и Карлотта села.

— Было трудно пройти через все это? — поинтересовался он, усаживаясь напротив нее.

В этот вечер она выглядела прелестно, даже очень! Несмотря на то что платье Карлотта надела слишком простое, на его вкус, а волосы были уложены слишком гладко, она показалась ему привлекательной — больше, чем тогда, когда он увидел ее в первый раз.

Карлотта устремила на него взгляд зеленых грустных глаз:

— У меня единственной незаконнорожденный ребенок из всей семьи Сантина. Во всех поколениях.

Родригес ухмыльнулся скептически:

— Неужели вы действительно верите, что он единственный?

— Мой отец сказал…

— Я уверен, потомки ублюдков Сантины расплодились по всей Европе.

Карлотта сжала зубы, а в глазах блеснула ярость.

— Мой сын — не ублюдок!

— Я не это имел в виду…

— Тогда прошу вас выбирать слова!

Да, Карлотта умела показывать зубы и когти. Ничего похожего он не заметил в ее отношениях с отцом. Но когда дело касалось мальчика, Карлотта свирепела как тигрица. Это хорошо. Из нее получится хорошая мать для его наследника.

И королевой она тоже будет достойной. Ее простота подходила для этой роли. Но для жены нужно обладать еще чем-то. И Карлотта обладала…

— Принято, принцесса.

— В любом случае, — продолжила она, глядя в пустую тарелку, — в Италии все проще. А к отцу я приехала на прием по случаю помолвки…

— Вы думаете, ваша сестра совершила ошибку?

— В глазах моего отца — да. Это грустно. Но… я не люблю быть плохой.

— Я никогда не был против плохих девочек.

Он видел, как от удивления округлились ее глаза, и в то же время в них блеснула искра интереса. Возможно, его будущая невеста не такая и тихоня? И есть что-то большее за этой простой и скромной внешностью?

Мысль эта взволновала Родригеса, вызвала пробуждение желания, подогревающего кровь. Полгода без секса — немаленький срок. Самый долгий с тех пор, как ему исполнилось шестнадцать и когда он обнаружил — в жизни есть такое удовольствие, как секс.

Женщины для Родригеса были одним из способов восполнения чувств, которых ему не хватало в детстве. Дарение и получение удовольствия давало ему полное облегчение. Он всегда ценил эти моменты.

— Это напомнило мне… Извините меня, но у вас есть доказательство вашего здоровья? Я имею в виду, вы давно были у врача?

— Ничего плохого нет в этой теме, — ответил он. — Безопасность действительно важна. Но у меня даже есть справка от врача.

— Я… Это больше, чем я ожидала.

— Это реальность. Я действительно вел определенный стиль жизни, но был осторожен и гарантирую безопасность тем, с кем сплю. Точно так же я гарантирую и вашу безопасность.

Карлотта снова почувствовала, как по телу распространяется жар. И в тот же миг вспомнила, как когда-то беспечно и легкомысленно отдала свою девственность почти что незнакомцу. А после нескольких жарких недель столкнулась с холодной и непреклонной реальностью…

Она посмотрела на Родригеса и глубоко вздохнула:

— А как вы будете уверены в своем здоровье, если принимаете любовниц? — Она сглотнула. — Я не так глупа. Если вы спите с другими, я желаю это знать. Никогда не лгите мне!

Карлотта полагала, она получила неверного мужа? И пока она будет дома с детьми, думая, как проходит его командировка, он в это время будет спать с другими женщинами?

— Просто не обманывайте меня, — снова повторила она.

Как раз ложь Карлотта терпеть не могла. Верить тому, чего нет на самом деле. Влюбиться в фасад.

Он посмотрел на нее ничего не выражающим взглядом:

— Вы хотите знать о других моих женщинах?

— Я не хочу, чтобы меня выставляли дурой.

— Даю вам свое слово. Что будете с этим делать — решать вам, но я никогда не буду лгать. Если хотите правду — вы ее получите.

Вероятно, так будет легче — принимать своего очаровательного мужа в постели, пока он дома, и не думать о нем, когда его нет. Но такая роль не для нее…

— Я хочу правду!

— Я потребую того же, принцесса.

— Согласна. Я не готова быть частью гарема.

— А вы не та, за кого я вас принимал.

Родригес сел поудобнее и окинул ее изучающим взглядом. Он даже не скрывал своего взгляда, откровенно брошенного на ее грудь.

Карлотта не смогла подавить в себе удовлетворение от того, как он на нее смотрит.

— Конечно, не та, — сказала она, пытаясь игнорировать поднимающееся в ней волнение. — Вы должны были жениться на моей сестре.

— Не помню, чтобы я даже разговаривал с ней.

— Вы ведь не на разговорах женитесь, не так ли?

— Список желаемых качеств, которыми моя будущая жена должна обладать, пополнился.

— Это хорошо, потому что вам со мной жить.

Она заметила, как напряглись скулы его красивого лица, и не могла избавиться от ощущения скрытой тайны за этой маской, с которой Родригес обычно представал перед миром.

— Итак, — сказала Карлотта, постукивая вилкой по тарелке. — Мы… едим?

И в этот самый момент, как по велению волшебной палочки, появился официант с подносом и двумя тарелками, которые он поставил перед ней и Родригесом.

— Надеюсь, вы любите морепродукты?

— Выглядело бы святотатством, если бы я не любила их. Сантина — часть моря. Это жизненная сила нашей страны.

— То же самое здесь, в Санта-Кристобеле. По крайней мере, хотя бы в чем-то будет сходство с вашим домом.

— Сантина уже долгое время не является моим домом. У меня вопрос. Как к этому отнесется ваш народ?

— К чему?

— Вы женитесь на женщине с ребенком. По большому счету я не стандартная принцесса-девственница.

— Вряд ли мой народ питает какие-то иллюзии по поводу моего желания иметь принцессу-девственницу. Я тоже далеко не девственник и не скрываю этого.

Как бы странно это ни показалось, но его правдивость вызывала в ней чувство удовлетворения.

— То, что вы желаете, и то, что от вас ожидают, — разные вещи.

— А вы эксперт?

— Я имею кое-какой опыт в этой области, — ответила Карлотта. Ей не хотелось продолжать этот разговор. Может быть, в другой раз, но не сейчас. Даже ее братья не знали всех обстоятельств рождения Луки, и у нее не было желания распространяться на эту тему. — Я просто не уверена, как воспримут здесь меня — мать-одиночку.

— Я их не спрашивал, — ответил он, пробуя креветку.

— У вас все так просто?

— Я — будущий король, — пожал он плечами.

— Но существуют определенные светские правила и манеры, которыми нельзя пренебрегать.

Поведение ее родителей соответствовало правилам аристократии Старого Света. И они требовали того же от своего народа. Пока своей непоправимой ошибкой Карлотта не пошатнула их добропорядочность.

— Неужели вы всерьез полагаете, будто для меня имеет значение, что обо мне пишет пресса, как относятся ко мне люди? Я немало сделал для них, и, пока мой отец угасает, я уже приступил к обязанностям короля. Я сделаю все для своего народа и процветания своей страны. Я женюсь и продолжу свой род. Что можно еще ждать от меня?

— Просто потому что вы… так сказали?

— Да, просто потому, что я так сказал.

— И вы усыновите Луку?

— Как я уже сказал, я дам ему свою фамилию. И сдержу свое слово, принцесса.

— У меня нет большого доверия к мужчинам, — произнесла она, тут же пожалев о своих словах.

— В этом вы можете мне доверять, Карлотта. Я не играю с людьми. Власть дает чувство абсолютного превосходства, и иногда может показаться, будто ты наделен правом манипулировать теми, кто ниже тебя. Я такой, как меня изображает пресса. Все напечатанные обо мне истории — правда. Да, я не святой. Но не приношу людям боль, и я не лгу.

Карлотта посмотрела ему в глаза:

— Я вам верю.