Барон с улицы Вернон. Дуэт Олендорфа. Книга третья

Меир Ландау

В третьей части Виктору фон Готту придётся вновь вернуться на «Титаник», но не одному, чтобы встретиться с теми, кто озабочен судьбой его семьи вовсе не ради её спасения. Виктор должен распутать клубок загадки своего отца и наконец встретиться с ним. Убегая из Англии от нищеты и лишений, девятилетним ребёнком на «Титанике», Гарольд Виктор Гудвин возвращается на родину помощником лорда-председателя Почтеннейшего Тайного Совета. Это первая часть третьей книги трилогии.

Глава 4

СЕВЕРНАЯ АТЛАНТИКА; НАШИ ДНИ

— Опускай! Опускай! — доносилось на командный пункт «Мира» снаружи.

«Мир» медленно погружался в воду и так же медленно начал спускаться на дно и исчез в глубине.

Становилось всё темнее. Пространство словно сжималось, вытесняемое непонятной тревогой вырывавшейся из груди.

Антон зачем-то начал считать удары сердца и вдруг, незаметно для себя самого обнаружил, что делает это непонятно зачем.

Антон Карамышев был археолог. Он первый раз спускался к «Титанику», как и сидевший рядом его не молодой и не старый английский коллега со звучным именем Тревор.

Они переглянулись и Антон понял, что Тревор чувствует приблизительно то же что и он. Время шло…

— Включай, — наконец-то, тихо сказал Антон и Тревор зажёг прожектор.

— Вот он, — прошептал Антон, — мы на месте, — и снова посмотрел на Тревора, но уже с непонятной для себя самого улыбкой.

На дне, прямо перед ними, величаво вырос нос «Титаника».

— Испытаем наше изобретение, дружище? — улыбнулся Антон.

— Давно ждали! Чего медлим? — усмехнулся в ответ Тревор.

— Надаёт нам по шапке старик Батт, — рассмеялся Антон и взялся за джойстик.

От «Мира» отделился маленький робот, который направился к верхним палубам, нырнул на променад Первого класса и исчез в дверном проёме ведущим в каюты.

Антон, прищурив глаза молча смотрел в зелёный монитор, словно сам пытался нырнуть в каюту «Титаника». Робот остановился возле одной каюты, просветил её ярким лучом и не найдя ничего направился ко второй, потом к третьей и наконец протиснулся маленьким корпусом в узкие двери.

— Гляди, — указал Антон, глазами на монитор Тревору.

В свете луча можно было ясно рассмотреть всю каюту: потускневшее зеркало, сгнивший от времени и воды журнальный столик прижатый к стене, под которым валялись две железные кружки и почерневшая от времени бутылка вина.

— Откуда тут могут быть солдатские кружки? — удивился Тревор.

— А кто их миллионеров разберёт? — усмехнулся Антон и заметил саквояж, одиноко лежащий в другом углу.

Антон подвёл ближе робота, посветил на саквояж и подтолкнул легонько Тревора локтем.

— Да ты посмотри чего я нашёл! Он же целёхонек, как заказывали!

— Вижу, — ответил Тревор глядя на монитор, — цепляй его, только осторожнее. Тут всё обманчиво.

— Не развалится, — успокоил его Антон, — главное не говори под руку.

Он поддел саквояж манипулятором за металлические ручки и робот попятился назад, бережно унося за собой находку…

Через пару часов саквояж уже стоял на палубе небольшого теплохода, под ярким солнцем.

— Не дышите на него! — смеялся Антон фотографам и прочим любопытным, которые толпились вокруг и то и дело норовили сфотографироваться рядом.

В воздухе послышался гул двигателей.

К теплоходу стремительно приближался небольшой вертолёт. Он на мгновение завис над палубой и медленно сел на неё.

— Быстрее! Мы вас одних ждём! — помахал Антон людям сошедшим с вертолёта.

— Доктор Карамышев? — подошёл средних лет человек в сопровождении женщины в официальном костюме, — доктор Карамышев! Я Эдвард Джон Батт, — представился он стараясь перекричать гул вертолёта, — я представляю интересы Общества потомков пассажиров и матросов «Титаника». А это, — указал он на женщину, — Анжелина Бакстром, мой секретарь и ассистент. Вы понимаете, что совершили то, чего не должны были делать?

Антон отмахнулся на вертолёт и тот как по команде затих.

— Вы понимаете, что вы не имели права ничего забирать из кают и вообще изнутри корпуса «Титаника»? — снова повторил Антону Батт.

— Понимаю, мистер Батт, — ответил ему Антон, — но рано или поздно это сделал бы кто-то другой и вряд ли бы мы об этом узнали, согласитесь.

— Согласен, — кивнул ему Батт, — все личные вещи пассажиров принадлежат их потомкам. А интересы потомков представляет наше Общество. Следовательно, саквояж поднятый вами принадлежит нам.

— Именно поэтому мы и не решились вскрывать его без Вашего присутствия, — ответил Антон, — спасибо, что прибыли так быстро. Перейдём к делу?

— Я здесь именно для этого, доктор Карамышев, — ответил Батт.

— Тогда прошу Вас, — указал на саквояж Антон.

Они подошли к саквояжу и Анжелина включила камеру.

— Сегодня 14 мая 2018 года, — начал Антон, — 14 часов 38 минут по корабельному времени. Мы находимся на месте крушения лайнера «Титаник». Я, доктор исторических наук Карамышев Антон Игоревич, а так же мой коллега, доктор истории Тревор Таллер, подняли этот саквояж с борта лайнера «Титаник» в 10 часов 45 минут по корабельному времени, из каюты Первого класса, номер которой, по уточнению, будет указан в прилагаемой документации.

Он посмотрел на присутствующих и продолжил говорить в камеру.

— Саквояж металлический, оббит тёмной кожей, — Антон помолчал, — заперт на замок, предположительно замок для мебели, ржавый. Дужка замка слилась с дужками саквояжа. Внешних повреждений на саквояже не обнаружено. Соответственно, саквояж до настоящего момента не вскрывался. Всё это время он находился под охраной капитана теплохода «Академик Серебряков» Чернушенко Андрея Сергеевича и старшего помощника капитана Филипчука Ивана Владимировича. Прошу подтвердить, — посмотрел он на капитана.

Анжелина навела камеру на капитана и старшего помощника.

— Подтверждаю, — кивнул капитан.

— Так точно, — ответил старший помощник.

— Прошу подтвердить мистера Батта, — посмотрел на Батта Антон.

— Подтверждаю, — уверенно сказал Батт, — что по нашему прибытию на корпусе саквояжа ни следов взлома, ни внешних подтверждений не обнаружено.

— Очень хорошо, — кивнул ему Антон, — в этом случае, мой коллега, Тревор Таллер, произведёт вскрытие поднятого с «Титаника» предмета.

Он отошёл.

Анжелина навела камеру на саквояж.

Тревор приблизился к саквояжу держа ножницы по металлу. Присел. Немного подумал и начал ломать дужку замка.

— О боги! Нет! — вдруг вскричал Тревор, вытаскивая из саквояжа небольшой, герметично запечатанный полиэтиленовый свёрток, в котором без труда узнавался фотоаппарат и рулон проявленной фотоплёнки.

— Что? Что это? — удивлённо посмотрел на Антона Батт.

— Я… я не знаю… — проговорил Антон, — мы подняли его с «Титаника»…

Он оторопел и только растерянно смотрел на Тревора, который не менее удивлённо глядел на всех вокруг, держа в руках пакет.

— Гм, — подошёл к Тревору Батт и взял из его рук свёрток, — ну по состоянию фотоаппарата это вполне видно. Но вряд ли в 1912 году, в России выпускали «Ф.Э.Д.», — указал он на панель с названием фотоаппарата.

— У вас есть какие-нибудь мысли по этому поводу, доктор Карамышев?

Антон растерялся.

— Я… я не знаю, что и думать, мистер Батт. Мне кажется, что ответ на этих негативах.

— Мне тоже так кажется, — согласился Батт, — мы с коллегой задержимся у вас на некоторое время и подождём распечатки фотографий. Я думаю, что самое интересное во всей этой истории только начинается.

— Вы думаете, — спросил Батта Тревор, — кто-то мог до нас спуститься на глубину две мили, проникнуть в каюты и оставить там саквояж с этим добром?

— Я не думаю, — обернулся к нему Батт, — я просто знаю. Никаких ФЭДов и тем более полиэтилена в саквояже, который явно провёл на «Титанике», на дне, больше столетия, быть не могло, — Батт помолчал и добавил, — если, конечно, их кто-то не оставил там, во время крушения. И скорее всего оставил он специально для нас, господа, — улыбнулся Батт, — так не будем же огорчать нашего благодетеля!

— Я надеюсь у вас есть фотоувеличитель и реактивы? — посмотрел он на Антона.

— У нас всё есть, — вздохнул в ответ Антон.

— Вот и займитесь печатью фотографий, — отдал ему пакет Батт, — и никакой огласки, доктор Карамышев.

Он посмотрел на Анжелину продолжавшую снимать всё на камеру.

— Отключите камеру. Это Вас тоже касается, миссис Бакстром.

Уже стемнело, когда Антон завершил печатать фотографий. Выведя на принтер последний снимок, он схватил папку с готовыми фото и со всех ног бросился в каюту к Батту.

— Мистер Батт! — влетел в каюту Антон.

— Что случилось? — поднялся с кровати Батт, — капитан Смит жив и сейчас пьёт чай в кают-компании с капитаном Чернушенко?

Батт присел за стол и кивнул Антону чтобы тот рассказывал.

— Нет, капитана Смита в кают-компании нет, — ответил явно волнуясь Антон, — но я уже не удивлюсь, если через час он там будет.

Антон положил перед Баттом на стол пачку фотографий.

— Это все снимки с тех негативов. Некоторые я намеренно увеличил, но качество от этого не пострадало. И я Вам больше скажу, мистер Батт. Плёнка — советская, «Свема». Как и фотоаппарат, она тоже 80-х годов прошлого века. Человек который это снимал, знал, что именно эту плёнку лучше заряжать в эту модель фотоаппарата.

— Логично, — согласился Батт, — то есть можно сделать вывод, что фотоаппарат принадлежал выходцу с Советского Союза?

— Возможно, — согласился Антон, — материал плёнки более качественный чем на её иностранных аналогах тех лет, и это позволило ей сохраниться под водой больше столетия.

— Гм, — удивился Батт, — то есть Вы подтверждаете, что это не чей-то розыгрыш? На «Титанике» находился пассажир, или член команды, из СССР. До появления которого, было ещё десять лет. К тому же с фотоаппаратом, который соберут только через семьдесят лет. И в него была заряжена советская плёнка изобретённая к концу ХХ века? И более того, он успел это всё проявить и оставил нам в подарок?

— Да! Однозначно и без сомнения, мистер Батт, — достал носовой платок и вытер пот со лба Антон, — я понимаю, что это звучит как полнейший абсурд, но всё-таки…

— Спокойно, — прервал его Батт, — я знаю что Вы не пациент психиатрической клиники. Что на фото?

— Все снимки сняты на найденную камеру, — ответил ему Антон, — в этом не может быть сомнений. На первых двенадцати снимках запечатлены члены одной и той же семьи. И нет никакого сомнения, что фотографии сделаны между июлем 1911 и апрелем 1912 года. Самые первые фото сняты задолго до посадки на «Титаник». А последние три из них сняты на самом «Титанике». Вот эти, — присел он напротив Батта и положил перед ним первое фото, — тут мальчишки дерутся подушками, играют.

— Я понимаю, что играют, — ответил Батт рассматривая фото.

— Это, — протянул Антон второе фото, — перетягивают канат, на прогулочной палубе для Третьего класса, снято сверху.

— На носу «Титаника», — уточнил Батт.

— А это пассажиры играют в кольца, — положил Антон третий снимок перед Баттом.

— Такое невозможно подделать или организовать постановку ради нескольких фотографий, — согласился Батт, — а что за семья?

— Вне всякого сомнения — это Гудвины, — ответил Антон.

— Гудвины? — поразился Батт, — пассажиры Третьего класса? Этого не может быть! Но как они могут быть связаны с владельцем фотоаппарата, который появится только в 1980-м году!?

— Вот и я об этом думаю, — ответил Антон словно прошептав, — на остальных фото снят один и тот же человек. Причём снят он в разное время, в смысле эпохи. И ни одна из фотографий, даже при самом внимательном рассмотрении, не постановочная. Такое ощущение, что за этим человеком шпионил владелец этого фотоаппарата.

Антон разложил фотографии на столе перед Баттом, который пытался сохранять невозмутимость чтобы не показаться растерянным.

— Это русский офицер, — указал он на первое фото, — снято оно было, судя по всему, в 1904 году. Судя по ландшафту и присутствию на снимке генерала Линевича — это Маньчжурия. То есть, за много лет до событий на первых двенадцати кадрах плёнки.

— Невероятно… — проговорил Батт глядя на фото.

— Я тоже так подумал, что невероятно, — ответил ему Антон, — но на втором фото этот же самый офицер, но уже в немецкой форме, мундире войск СС, в Берлине, спускается по ступеням Рейхсканцелярии. Можно было бы предположить, что первые двенадцать фотографий просто пересняты, а потом, путём постановки сделаны другие фотографии, но тут есть деликатный момент. При всём желании, постановку именно этой фотографии сделать невозможно.

— Почему? — спросил Батт.

— Здания Рейхсканцелярии не существует с февраля 1945 года, — ответил, слегка улыбнувшись, Антон.

Он указал на следующую фотографию.

— Испания, берег моря, 1937 год, он же, отдыхает в компании кого, как Вы думаете?

Батт взял фотографию, внимательно посмотрел на неё и вернул Антону.

— Не могу так просто определить, — пожал он плечами.

— Вот этот маленький человек с большими глазами, — усмехнулся Антон, — Антуан де Сент-Экзюпери. И его не трудно узнать. А бородач, это никто иной как Эрнест Хемингуэй, мистер Батт. Они воевали вместе в Испании.

— Ничего себе! — воскликнул Батт, — у нашего героя интересные знакомства!

— И это ещё не весь круг его общения, — улыбнулся, кивнув, Антон, — вот Вам Гатчина, 1912 год, — подал он следующую фотографию, — Николай Александрович, он же русский император Николай II. О чём-то беседует с этим самым офицером.

— Николай II? Тот самый царь которого убили у вас в Екатеринбурге вместе с семьёй? — уточнил Батт.

— Да, и несомненно это настоящий Николай II, а не актёр, — спокойно сказал Антон, выкладывая следующую, — а на этой фотографии наш герой снят в группе советских и английских офицеров, на Одере, в британском военно-морском мундире.

— И при всём при этом, он живёт в конце 70-х — начале 80-х годов? — спросил Батт.

— Не думаю, — ответил Антон, — вот фотография сделанная в наши дни, в Новогодние праздники, — он положил перед Баттом следующий снимок, — в кадр случайно попал Новогодний плакат где ясно видно, что это зима 2018 года. Ну, может последние дни 2017-го.

— А может и не случайно, — ответил Батт, — я думаю, что автор снимков хотел чтобы плакат попал на фото. Что ещё?

— А теперь переходим к самому интересному, — улыбнулся в ответ Антон, — в холле Первого класса и в «Парижском Кафе» на «Титанике»! И не просто отдыхает, а общается с очень известными личностями!

Последние слова Антон произнёс даже торжественно.

Батт взял фотографии и посмотрел на них.

— Да это же сам Джон Джейкоб Астор! Мадлен Форс и Молли Браун! И ещё какая-то юная особа, с лицом скрытым под тёмной вуалью, — проговорил Батт глядя на первый снимок и глянул на второй, — а это без сомнения «Парижское Кафе» и с ним та же Молли Браун и сам капитан Смит! А что это за мальчик с ними за столом?

— Вот этот мальчик, — достал из папки семейную фотографию Гудвинов Антон, — его зовут… точнее — звали, Гарольд. И я едва его увидел, то сразу узнал, мистер Батт. И ещё, обратите внимание на предмет висящий через плечо у мальчика.

Батт присмотрелся к снимку.

— Ну, учитывая что на «Титанике» мог быть только один Ф.Э.Д, это и есть найденный вами фотоаппарат? — удивлённо глянул он на Антона, — предмет из будущего, просто висящий на плече у ребёнка из 1912 года?

— Именно, мистер Батт! — указал пальцем вверх Антон.

Батт отложил фотографию.

— Сдаётся мне, доктор Карамышев, — тихо произнёс он, — что человек оставивший саквояж в каюте, очень хотел чтобы мы его нашли. И знал, что мы обязательно его найдём. То есть, он знал о вашем с мистером Таллером изобретении и знал даже то, что вы сунетесь в каюты, чего делать нельзя. И более того, что вы решите заглянуть именно в эту каюту. Иначе, зачем это бесценное для него сокровище, просто так оставлять во время кораблекрушения именно посреди этой каюты, а не где-нибудь в шкафу, или в багажном отделении? Да хотя бы на палубе, чёрт возьми! Саквояж, во время крушения, что очевидно, стоял именно посреди каюты, на самом видном месте. И даже более того, хозяин позаботился о сохранности плёнки, потому что знал, что она окажется под водой на очень долгое время. Он специально оставил для вас саквояж.

Батт глянул на Антона.

— А Вы как думаете, мистер Карамышев? Фотоаппарат замечен на плече у мальчика, но не мог же мальчик снять всё это, в том числе и себя самого?

— Не мог, — согласился Антон, — даже если это ребёнок путешествует по времени, для девятилетнего мальчика это в любом случае невыполнимая задача.

— Не знаю насчёт мальчика, — ответил Батт, — дети часто умудряются делать то, что подчас не под силу нам, взрослым. Но вот то что мы имеем дело, по крайней мере с двумя путешественниками во времени, и один из них наблюдает за другим, это очевидно.

Батт снова посмотрел на фотографии.

— Зачем только? Почему? Вот это остаётся загадкой.

Он отложил фото и подумав, посмотрел на Антона.

— Поздравляю Вас и Вашего коллегу с этой замечательной находкой и успешным изобретением. И сразу огорчу, что Вам придётся распутывать этот клубок. Кто ехал в той каюте Вы уже установили?

— Да, — подумал Антон, — это было несложно. Каюта была зарегистрирована на некоего Виктора фон Готта, полковника Русской Императорской Армии. Родился в Могилёве, окончил Александровское юнкерское училище, служил в Сибирском драгунском полку. Судя по послужному списку, который открыто выложен в базе данных «Великая Война», Виктор фон Готт был участником Русско-Японской и Первой Мировой войн. Кавалер Ордена Святого Станислава. Фактически, он был обладателем высшей военной награды Российской Империи. Барон. Личность известная, уважаемая, но всегда предпочитал находиться в тени. В Гражданскую Войну воевал в Вооружённых Силах Юга России, командовал разведкой в 1-м армейском корпусе генерала Кутепова. Но потом его следы теряются. Окончательно он исчезает после 1945 года. Считается, что он умер в связи со своим уж очень преклонным возрастом. Ведь в 1945-м ему бы уже должно было быть 80 лет, — посмотрел он на Батта, — и при этом — ни одной фотографии! Но вот правда, в Британской Армии был и другой фон Готт, вполне молодой и перспективный офицер Королевского военно-морского флота. Его тоже звали Виктор. Он был военным дипломатом, инженером и героем-разведчиком в годы Второй Мировой Войны, после которой, он тоже странным образом исчезает.

— Гм, — усмехнулся Батт, — два Виктора фон Готта на один Королевский флот и ни одной фотографии. Ну так уж и ни одной? Вот они, перед нами! И за всё это время он не даже не меняется. Ну, по крайней мере мы прояснили кто на снимках. Но причём тут маленький Гарольд Гудвин? Причём тут его семья? Причём к ним барон Виктор фон Готт из России, и кто всё-таки оставил саквояж? Явно не фон Готт, если он не хотел оставлять после себя следов даже в виде фотографий! И имел на это основания, поскольку человек служил в разведке! И первый, и второй, если думать, что это два разных человека. И самое главное, доктор Карамышев, я понимаю так, что барон Виктор фон Готт сейчас живее нас с Вами?

— Думаете он… — вопросительно посмотрел на Батта Антон.

— Именно, — кивнул ему Батт, — где-то у нас под носом ходит тот, кто был свидетелем гибели «Титаника». И это не древняя выжившая из ума старушка, пережившая ту ночь младенцем на руках у мамы. Это ещё довольно молодой человек в здравом рассудке, который знает ответы на очень многие вопросы. Но тут непонятно только одно. Непонятно, что же связывает его с Гудвинами. Хотя, — подумал Батт глядя на фотографии, — ответ лежит где-то у нас перед глазами. Если неизвестный нам доброжелатель оставил для нас сундук с сокровищами, то он оставил и ключик. Нам остаётся только понять, что именно является этим ключиком.

Он взял снимок из «Парижского Кафе» и начал его рассматривать.

— Привести ребёнка из Третьего класса в Первый класс, на тот момент в самое роскошное кафе в мире, мог только очень близкий семье человек, к тому же имевший влияние на самого капитана Смита.

— Ну может он просто решил побаловать паренька? — подумал Антон.

— В последний вечер жизни мальчика, зная что мальчик не доживёт до утра? И даже более, что этот ребёнок погибнет ужасной и жуткой смертью? — усмехнулся Батт посмотрев на Антона и отложил фотографию.

— Подружиться с ребёнком и бросить его погибать на тонущем «Титанике»? Думаете фон Готт не знал, что Второй и Третий класс не выпустят на шлюпочную палубу? Если он имел право привести одного пассажира из Третьего класса в Первый класс даже в кафе, то он мог привести его и к шлюпкам. И не его одного. Я много лет прослужил в ФБР, мистер Карамышев. И смею Вас заверить, что только отъявленный негодяй, понимая что только от него теперь зависит жизнь ребёнка, может бросить его погибать. На такое неспособны подчас даже серийные убийцы. А Виктор фон Готт, или как там его зовут на самом деле, очень не похож на негодяя. Его биография рассказывает нам о благородном человеке. Он сел на «Титаник» уже побывав в нашем времени, пройдя всё ХХ столетие и не мог не знать про обречённость пассажиров Третьего класса. В частности, этой семьи, — указал на фото Гудвинов Батт, — и познакомив Гарольда с Молли Браун, он наверняка преследовал какие-то цели.

— Может случайность? — подумал Антон.

— Случайность? — усмехнулся Батт, — нет, не думаю. Если бы он хотел побаловать мальчика, то купить мороженое фон Готт мог и в Третьем классе.

— К чему Вы клоните? — спросил Антон.

— Да к тому, что ключевая фигура тут не фон Готт, а мальчик, — снова посмотрел на снимок Батт, — он чем-то был важен фон Готту. И судя по всему, этот мальчик играет очень важную роль в каких-то событиях. Не в гибели «Титаника», но в событиях из-за которых фон Готт прибыл на «Титаник».

— Или вернулся? — уточнил Антон.

— Вот именно! Или вернулся! — ответил Батт, — или вернулся на «Титаник» из-за девятилетнего мальчика из Третьего класса, который должен погибнуть в ту ночь вместе со всей своей семьёй.

Батт посмотрел на Антона.

— Кто он такой, Гарольд Гудвин?

— Легче сказать кем были его отец и мать, — вздохнул Антон, — отец, Фредерик, был сыном небогатого шотландского землевладельца, содержателя пансиона для детей шотландских католиков, электрик. Толком непонятно где он родился. Впервые он появляется в записях регистрации жителей в Бермондси, практически в Лондоне. Работал на чугунолитейном заводе в Мелкшаме, но больше времени проводил в собственной мастерской. У человека было своё дело, не слишком прибыльное, но выгодное по тем временам. В общем, он занимался ремонтом машин, велосипедов, и разного рода заказами связанными его профессией. Мать, Августа, была учительницей в школе для девочек, но в последнее время не преподавала. То есть была безработной, как бы сейчас сказали.

— Домохозяйкой, — поправил его Батт, — у неё было шестеро детей и не трудно понять, почему она бросила учительствовать. За два года до событий у них в семье появилось пополнение, Сидней Лесли. Что касательно Фредерика Джозефа, то электрики в 1912-м году были образованнее и грамотнее современных инженеров-программистов. Достойная и интеллигентная семья. А что их родственники?

— Трудно сказать, — ответил Антон, — в Великобритании никого не осталось. Кто-то был в России, но после революции 1917-го года искать бесполезно. Скорее всего что даже их потомков нет. А вот в США…

— Что в США? — посмотрел на него внимательно Батт.

— В Ниагара-Фоллз живёт правнук, — подумал Антон, — кажется именно правнук, родного брата Фредерика Гудвина, Томаса. Но я скажу, его образ жизни…

— Это не Ваша забота, мистер Карамышев, — снова прервал его Батт, — фотографии я заберу с собой. И негатив тоже. Поэтому, если Вы не сделали копии, поспешите их сделать. Я вылетаю через час. На следующей неделе жду Вас у себя в Нью-Йорке, с подробным отчётом об этой экспедиции. И прошу Вас, — посмотрел он на Антона, — наибольшее внимание уделите этим снимкам. Проанализируйте каждую мелочь в фотографиях. Найдите хоть что-то, за что можно уцепиться. Если Виктор фон Готт познакомил мальчика с Молли Браун, то рыть надо в направлении Молли Браун. Ещё раз повторюсь, что если бы он хотел устроить пареньку праздник, то ему легче было купить сладости для всех детей из этой семьи и принести им эти подарки в каюту. Но он привёл в «Парижское Кафе» только Гарольда. Он переживал именно за него. И именно его хотел познакомить с Непотопляемой Молли. И он знал точно, что там обязательно будет в это время отдыхать Непотопляемая Молли! Она занималась помощью выжившим пассажирам из Третьего класса, доктор Карамышев. И если этот мальчик выжил, то он непременно должен был пройти через неё…