Вся la vie

Маша Трауб, 2007

Теплый дом, в котором разбросаны детские игрушки. Дети, которые спят, сбросив одеяло и раскинув ручки. Звонила мама и сказала, что у нее все хорошо, чтобы я за нее не волновалась. Муж заваривает чай и тихонько насвистывает колыбельную, которую пел детям и будет петь внукам. Обычная жизнь. Простое счастье. Маша Трауб

Старший сын

Секс, футбол и военная кафедра

Почти десять лет я работала журналистом-международником. Журнал, газета, другая газета, опять журнал. Иногда мне казалось, что пора выбирать — или я буду замужем за мужем, или за очередным общественно-политическим изданием. Мой последний редактор отдела — мудрый армянин Армен Борисович — тоже так думал. Я приходила к нему и рассказывала, что происходит в мире. А он смотрел на меня и говорил: «Слушай, ну что ты пришла? Тебе больше делать нечего? У тебя — муж, ребенок… Ты им обед приготовить успела? Нет. А про Ирак прочитать успела. Иди домой, к плите вставай». С мужчинами вообще лучше не спорить, а с мудрыми армянами — тем более.

Бывшие коллеги иногда звонили и предлагали что-нибудь написать. Про жизнь. Жизнь мою, моих знакомых, знакомых знакомых, а не международную. Потому что про Хиллари Клинтон уже неинтересно, а, например, про подругу Иру — интересно. Оказалось, что у всех есть своя подруга Ира. Колонки шопоголика в «Известиях», которые стали «сырьем» для этой книги, — тоже про жизнь. Всю жизнь.

Вообще-то у меня два сына. Один, Вася, — свой собственный, второй, Ваня, — сын мужа от первого брака. С Ваней я знакома дольше, чем с Васей. Васю я родила шесть лет назад, а Ванька терпит меня уже почти десять. Не было бы Вани, не было бы Васи, — это Ванька десять лет назад сказал своему папе, что я «прикольная».

Когда он был маленьким, было просто. От меня требовалось загнать его в душ помыть голову, заставить взять нож, чтобы не ковырял мясо одной только вилкой, подстричь ногти на правой руке. Потому что больше никому это сделать с ним не удавалось.

Когда Ваньке исполнилось шестнадцать лет, стало тяжелее. Потому что, когда ему было четырнадцать или пятнадцать, я еще приблизительно знала, чего он хочет, — чтобы все от него отстали. А в тот день, когда ему исполнилось шестнадцать, он сказал, что мы вообще ничего про его жизнь не понимаем.

— Что тебе подарить на совершеннолетие? — спросил его отец.

— Это вы все равно не подарите, — ответил Ваня. Что такое «это», так и осталось загадкой. Он вообще мало, тихо и неразборчиво говорит — это наследственное. Нужно догадываться. Но главное — не спорит. Это он тоже в отца.

Мой муж считается внимательным собеседником — слушает и кивает. Особенно женщины с ним любят разговаривать. Он на все соглашается. Только не помнит, на что именно он согласился, потому что не слушал, а думал о своем. Мечта, а не мужчина.

Отец пытается разговаривать с сыном. Задает вопрос, допустим, про учебу.

— Чего? — не слышит Ванька.

— Не «чего», а «что», — поправляет отец и повторяет вопрос.

Ванька что-то бурчит, рассматривая пятно на стене. Он так долго может сидеть, рассматривая пятно на стене или трещину на потолке. И главное, ему это не надоедает. Я интересовалась.

— Чего? — не слышит ответа сына отец. Ванька тяжело вздыхает.

— А что ты сейчас читаешь? — задает очередной насущный вопрос отец.

Ванька знает, что на этот вопрос лучше ответить громко и внятно, иначе отца понесет и он не остановится. Полчаса по мозгам ездить будет — потерянное время.

— Булгакова, — отвечает сын.

— А что именно? — оживляется отец.

Это предмет наших с мужем извечных споров. Я пытаюсь доказать мужу, что его любимые книги и Ванькины любимые книги — это две большие разницы. Во-первых и в-последних, потому, что у Ваньки нет «любимых книг». Это сейчас не понтово. И не нужно хвататься за сердце, когда шестнадцатилетний сын, пролистав Ильфа и Петрова, спрашивает: «И чё тут смешного?»

— Не помню, — отвечает Ванька на вопрос о Булгакове. Совершенно неправильный ответ.

— Как можно не помнить, что ты читаешь? — Отец начинает заводиться. — «Мастер и Маргарита»? «Белая гвардия»? «Роковые яйца»?

— Не-а, еще фильм есть про это, — пытается сгладить ситуацию Ванька.

— «Собачье сердце»? — догадываюсь я.

— Точно. Фильм прикольный.

Муж все-таки хватается за сердце. Уже поздно. Ванька, посмотрев футбол, заснул на диване с включенным телевизором. Муж ворочается и шепчет:

— Он ведь читал и рисовал, и по музеям я его таскал. Ну почему?

— Потому что они сейчас все такие, — тоже шепчу я.

Ванька до сих пор помнит свой самый ужасный в жизни отдых. Ему тогда шесть лет было, и отец взял его с собой на неделю в пансионат под Питером. Стоило им ступить на питерскую землю, как зарядил дождь. Дождь лил всю неделю, да так, что из номера не выйдешь. За эту неделю отец научил сына главным мужским делам — читать и определять время.

Старший сын очень похож на младшего, несмотря на значительную разницу в возрасте. Как-то я мыла полы и отодвинула от стены Васину кровать. В щели под горой конфетных фантиков я нашла целый склад потерянных вещей, из-за которых было пролито немало слез. Сабля, запчасти от робота, игрушки из шоколадного яйца… Но когда Вася успел съесть столько конфет, судя по количеству фантиков? Втайне от меня он ел не только конфеты. Минут десять я отскребала от пола засохшую жвачку, выметала крошки вместе с остатками баранки. Там же я нашла пакет с жевательным мармеладом, который Васе привезла бабушка, а я не разрешила его есть. Мармелад был кислотного цвета, и от одного его вида меня начало тошнить. Мы тогда с Васей долго препирались, по-моему, я даже разрешила попробовать только одну — одну! — мармеладину. Потому что если Вася съест больше, то его щеки тоже станут кислотного цвета. Пакет, спрятанный под кровать, был наполовину пуст. С другой стороны, он был наполовину полон. Уже хорошо.

И что меня тогда дернуло пойти отодвинуть диван, на котором спит старший? За его диваном тоже было много всего интересного. Две книги — Набоков и «История государства и права», — которые отец потерял еще полгода назад и не мог найти, хотя точно помнил, что давал их почитать сыну. Ванька говорил, что у него книг нет и вообще он не помнит даже, какие обложки были.

Под книгами валялись носки. Носки у Ваньки тоже пропадают бесследно. Даже не по одному, как у его младшего брата, а сразу парами. Я ему столько носков купила, сколько у меня колготок за всю жизнь не было. Когда Ванька не может свои носки найти, он берет отцовские. Отцовские исчезают не так быстро, где-то через неделю. Жвачку я тоже за его диваном долго отколупывала.

Девочки — они другие. Им нравится, чтобы все чистенько, в тон, под цвет глаз. Я вот такая была в детстве. А мальчики? Пришел, бросил джинсы на пол, а джинсы не складываются — легли колом и запах издают.

Ванька вообще имеет обыкновение влезть в одну вещь и не снимать ее, пока не начнется процесс консервирования. При этом утверждает, что это его единственные штаны и единственный свитер. На предложение поискать в шкафу отворачивается к телевизору, с таким упреком в повороте головы…

Поехали мы с ним за новыми штанами и свитером. По дороге Ваня сказал, что ему нужны «трубы», желательно красно-зеленого цвета. «Трубы» — это когда внизу длинные и прямые. Я сама догадалась. А красно-зеленые — в честь цветов «Локомотива». Это уже он объяснил. Красно-зеленых «труб», естественно, не было. Потом я загнала его в примерочную и принесла то, что нравилось мне. Ванька мерил и говорил: «Отстой». Так всегда бывает. Проще дать ему денег, и пусть он с какой-нибудь девочкой по магазинам ходит.

Сейчас Ваньке уже двадцать. Он взрослый. И рассуждает как взрослый. В том, что он «ленив и нелюбопытен», виноват, как выяснилось, отец. Потому что когда Ваньке исполнилось десять лет, папа подарил ему компьютер. А если бы не подарил, то он, Ваня, и читал бы, и рисовал бы, и в футбол играл.

Кстати, про футбол.

Четыре года назад дело было. Ванька, как обычно, молчал-молчал и вдруг как разразится монологом про Вадима Евсеева. Долго говорил (я залезла в Интернет, узнала, что это футболист такой, правый защитник). На следующий день при упоминании Евсеева я так, между делом, сообщила, что «он неплохо бегает по бровке». Что это значит — до сих пор понятия не имею, но тогда сработало. На всякий случай я просмотрела сайты спортивных газет и узнала, что Бекхэм — не только муж бывшей «спайс-герл», но и хорошо бьет штрафные. А Рональдо зря дали «Золотой мяч», и вообще у него лишний вес, но играет он агрессивно. А Эдгар Давидс — это такой негр с хвостом в оранжевых очках. Он уже старый — тогда ему было тридцать три года, — но просто супер. А потом случайно наткнулась на включенный компьютер и выяснила, что ник у Ваньки в аське — Эдгар Давидс. Все это я выложила Ваньке, и он опять сказал, что я «прикольная».

— Давай ему форму футбольную с Давидсом на спине подарим, — завела разговор я с отцом семейства.

Муж немедленно вспомнил, как во время летнего отдыха в каталонском городе Тосса-де-Мар мы по частям скупили полный комплект формы «Барселоны». А потом нас не пускали на ужин в ресторан гостиницы, потому что Ванька был в полной экипировке. Старший бурчал себе под нос и отказывался идти переодеваться. Барселонская форма в результате стала дачным хитом. Все выходили мяч попинать в старых шортах, а наш такой красавец весь в красно-сине-полосатом.

Так вот, перед днем рождения Ванька совсем скис. Даже на предложение подарить ему новый мобильник последней модели не среагировал. Потерять завоеванный с таким трудом хлипкий авторитет в его глазах я не могла. Так он мне хотя бы все свежие футбольные новости рассказывал — я даже начала Романцева от Ярцева отличать. И начала верить, что Евсеев — это наше все.

Мы залезли на сайт «Ювентуса» (на момент шестнадцатилетия старшего сына Давидс играл в «Ювентусе»). Оказалось, что он умеет говорить сложноподчиненными предложениями. Ваньку как завели — никогда бы не подумала, что буду с интересом слушать про «Аякс», «Милан», «Интер», кто куда перешел, откуда, за сколько и на фига. Старший переводил мне информацию, как будто итальянский был его вторым родным языком. Впрочем, там оказалось все понятно. Футболка Maglia № 10 di Michel Ptatini finale Coppa Coppe 1984. Футболка Роберто Баджо с чемпионата 1992/93-го года. Шорты, перчатки, шарфы. Щелкаешь, выбираешь размер, надпись на спине, вводишь данные и номер кредитной карты, ждешь. Мы все сделали — выбрали, ввели тайно от отца семейства номер его кредитки, подтвердили заказ и сели ждать. На мэйл пришло письмо с благодарностью за сделанный заказ. Ванька уже видел себя на поле Давидсом. Ждали месяц. Сходили на почту, спросили — там ничего не получали. Еще месяц ждали. А потом перестали расстраиваться. К тому времени было бесполезно проверять, сняты ли деньги с кредитной карты, по причине забывчивости мужа на предмет трат и их полной бесконтрольности.

А потом Ванька поступил в институт и начал играть за институтскую футбольную команду. Защитником. Они сбросились на форму (для отборочных матчей студенческого чемпионата). Весь вечер старший ходил по квартире в именной красно-черной майке. Я думала, он в ней и спать ляжет. Так Вася делает — спит с новыми игрушками, а я ночью вытаскиваю из-под него всяких рыцарей.

Они — Ванькина команда — продули «этим лосям с четвертого курса» и в лигу не вышли. Именная форма стала хитом очередного дачного лета.

Летом Ванька завалил сессию. Мы его спрашивали: все ли нормально? Он говорил «нормально» до последнего. Когда завалил не только экзамен, но и три пересдачи, тогда у него стало «ненормально». Спрашивается, почему молчал? Он что, думал, мы его бить будем или в угол поставим? Ну взяли бы ему справку, что он головой в день экзамена стукнулся, или еще что-нибудь придумали. Хотя что тут придумаешь?

В общем, Ваньке оформили академический отпуск и велели идти работать, раз он учиться не может. Его отец сначала разорался:

— Сам ищи работу, хоть листовки на улице раздавай! — а потом кинулся звонить другу-журналисту — сына пристраивать стажером.

Я считаю, что Ване с папой повезло. Ты сессию заваливаешь, а отец тебя в газету хорошую, да еще и в отдел спорта пристраивает. Везет же некоторым. Но Ванька воспринял журналистскую карьеру как должное. Не листовки же ему на улице раздавать, в самом деле. Тем более что в футболе «он все понимает». Тут понесло уже меня.

Вот друг мужа, Миша, действительно в футболе все понимает. Он еще когда в первом классе учился, все понимал. Закрывался в туалете и комментировал только что воображаемую игру тбилисского «Динамо».

— Ты знаешь, кто такой Кипиани? — орала я на старшего сына. — Даже я знаю. Мишка может вспомнить гол, забитый на двадцать второй минуте в 1983 году в отборочном матче Кубка кубков, и состав сборных перечислить. А ты можешь? А за десять минут текст написать можешь? А десять заголовков к нему придумать можешь?

Старший пошел на работу.

— Ну, как дела? — спросили мы его вечером.

— Нормально. Они там ничего не делают, только футбол целыми днями смотрят и пиво пьют. Дядя Миша спал на сдвинутых стульях.

Муж позвонил Мишке и попросил «озадачить мальчонку».

На следующий день Ваньку отправили на задание. Куда смогли, туда и отправили — на соревнования по женскому гандболу. Старший пришел домой недовольный:

— Я же на футболе хочу специализироваться. Чего меня туда отправили? Я же ничего в этом не понимаю.

— Так разобрался бы, почитал, — посоветовал мой муж. — А что ты хотел? Сразу на чемпионат мира по футболу поехать? Так не бывает.

— А как бывает?

— Сначала женский гандбол, синхронное плавание и за пивом бегать.

Муж опять позвонил Мишке и попросил посадить стажера за компьютер — пусть хоть десять строк напишет. Мишка просьбу выполнил.

Муж позвонил сыну в середине дня. Тут же перезвонил мне:

— Слушай, Ванька злой, орет, даже трубку бросил. Что это с ним?

— Это он головой работает, — объяснила я. — А орет с непривычки.

Текст Мишка переписал и поставил в газету под Ванькиной фамилией.

Наш старший до сих пор девушек клеит, говоря, что он — спортивный журналист. Девушки, как оказывается, спортивных журналистов любят больше, чем студентов.

Хотя Ванька мог бы смело говорить, что он курьер. Курьером он тоже успел поработать, после того как ему надоело ходить в газету.

— Почему ты в редакцию не едешь? — спросил сына муж.

— Да ну, — ответил тот.

— Что значит «да ну»?

— Не нравится мне там. Кабинет маленький, а они все курят. Топор можно вешать. У меня там глаза начинают слезиться через пять минут, и я ничего не соображаю. Как они могут там писать? Вечно все ходят туда-сюда… И платят копейки. Ты же больше получаешь.

Зря он это сказал. Его отец всю жизнь в таких каморках прокуренных просидел и получал копейки, пока имя себе не заработал. Вот после этого муж сказал сыну то, что должен был сказать сразу: «Устраивайся сам».

Старший устроился курьером. С зарплатой 200 долларов плюс 130 рублей на обед. Дело под Новый год было — Ванька мотался по Москве с пакетами, бутылками, поздравительными открытками. Домотался до гриппа и обострения гастрита.

— Ну что, головой ведь лучше работать, чем ногами? — спросил назидательно отец.

— Лучше вообще не работать, — ответил сын.

От гнева отца его спасла только высокая температура.

У него в институте началась военка. Старший попросил денег на обмундирование. Попросил как-то много, перечислив список необходимых вещей — от кокарды до тельняшки. Мы дали бы и больше — так были счастливы, что сын наконец отгулял академку и опять учится.

По поводу военной кафедры он страдает уже второй год. На первом курсе туда нужно было записываться на специальной лекции, которую наш Иван, естественно, проспал. Потом туда можно было как-то хитро приписаться, но он опять проспал время приписки. Восстановившись, он не проспал лекцию и записался.

Сначала я подумала, что военка — это экономия для семейного бюджета. Потому что до военки Ванька ходил в салон к хорошему мастеру и делал модную стрижку. Перед военкой тетенька из местной парикмахерской, которая стригла Ваньку еще к первому сентября в первом классе, сделала ему «скобку» за 250 рублей. Без мытья головы.

В тот день, когда в институте военка, Ванька не встречается с девушками — у него нет моральных сил, и вообще женщин со стройподготовкой он не смешивает. Сильно пахнет. Получается минус траты на кино и кафе.

Теперь же я думаю, что военка — это накладно. В магазин за формой он отправился со своим другом по детскому саду Димоном. Димон успешно проходит армейскую службу в ближайшем Подмосковье и часто ходит к Ваньке в увольнительные. Димон, размером с дверной шкаф, класса с шестого мечтал стать спецназовцем. Он даже обрадовался, когда наш вылетел из института, — надеялся, что друг тоже станет человеком. Димон — мальчик хороший. Он затащил длинного и тощего Ваньку в «качалку». Это плюс. Он облевал всю ванную и снес с косяка дверь на дне рождения Ивана — это минус. Димон молчит при взрослых — это плюс. С Ванькой он говорит только о бабах и бабках — это минус. Димон познакомил его с Маринкой «с района» — это плюс. Маринка «с района» предпочитала мужчин типа Димона — это минус.

Но наш верен детсадовской дружбе — дает Димону деньги в долг и знакомит его со своими институтскими приятельницами, которых Димон на Ванькины деньги и гуляет. Старший из уважения к чувствам и мечтам Димона стать контрактником даже не повторяет как заведенный по поводу военки: «Бред, бред, бред». Он даже не может нам внятно рассказать, что они там делают. Спрашиваешь: что делали? Он отвечает: «Бред всякий». Спрашиваешь: что рассказывали? Он отвечает: «Бред несли».

Они с Димоном купили тельняшку, а тельняшка по уставу не положена — нужна другая, защитного цвета. Денег дали. После магазина они с Димоном, как те девочки после шопинга, пошли обмывать покупки в забегаловку. Димон нажрался пивом, а мы не могли дозвониться до Ивана — он заплатил за Димона, а бросить на мобильный не хватило.

Еще Димон позвонил из части и посоветовал дать бабок прапору и пойти по бабам.

Ванька пришел домой после очередной военки — злой, голодный, осоловевший. Маленький Вася наставил на брата пистолет и предложил поиграть в солдатиков.

Ванька искренне так застонал.

* * *

Так вот, про тот день рождения, когда Димон дверь снес с косяка. Вообще-то Ваня не хотел его отмечать. Но тогда у него появилась девушка Аня, и мальчик решил «попонтоваться». Ведь Аня была «постоянной» девушкой — они целых три недели встречались. Нам он сказал, что хочет отмечать в клубе. Чтобы у Ани никаких сомнений в Ване не было. В клубе он хотел зал, потому что народу много. И чтобы еда там, и выпивка — скромненько, но со вкусом. Текила, водка и сухое белое вино. Из еды — моцарелла с помидорами, семга… Никакого тебе салата «Оливье», нарезанного с подружкой, и спрятанной от мамы под кроватью бутылки «Мукузани».

На день рождения Ваня попросил в подарок сноуборд. Причем подарок он хотел получить заранее, чтобы уже гостям показать.

— А почему сноуборд? Ты же ни разу даже не катался, — удивилась я.

— Анька раньше встречалась с Витьком из тринадцатой группы. А Витек — сноубордист, — объяснил он таким тоном, будто для идиотов, которые не понимают очевидные вещи.

А потом он сказал, что «ничего не нужно» — ни клуба, ни текилы, ни сноуборда. Аня его бросила, «потому что она со всеми больше месяца не встречается». Но день рождения Ванька все равно отметит, «назло». Дома. Будет только «их компания». Значит, восемь человек. Именинник сказал, что пиво для мальчиков и мартини для девочек надо купить обязательно, а там «как пойдет». Пошло хорошо — ребята принесли в подарок бутылки, а девочки — рамочки для фотографий.

Пиво с мартини закончились после того, как пришел Димон и привел с собой двух подружек. Одну — для себя, другую — для друга. Еще через некоторое время закончились и «подарочные» бутылки. Я, предполагая такую ситуацию, выдала Ваньке деньги на «крайняк». За «крайняком» Димон несколько раз бегал в палатку к метро. Потом Димон высадил плечом дверь и остаток вечера пытался ее поставить на место. Ему говорили: «Кончай, потом поставим», — но Димон — парень упертый. Он так и уснул, лежа на двери прямо на проходе. Димон всем мешал выходить и входить в комнату, народ через него перешагивал, но трогать никто не решился. Поэтому он многое пропустил. Например, то, что одной из его подружек — которую он для себя привел — поплохело на ковер. А как только ей стало лучше, она долго курила на лестнице с Ванькиным институтским другом. И их с тех пор никто не видел. Проспал Димон и визиты соседей. Не слышал он и то, как Ванька с друзьями кричали в открытое окно: «Самый лучший коллектив — это наш «Локомотив»!»

Димон очнулся свеженьким, приставил дверь к стене и побежал к метро — за шампусиком. Шампанского захотела та девушка, которую Димон привел для Ваньки и которая уже сидела у именинника на коленях. Отказать в таком положении Ваня не смог и выдал Димону деньги из тех, что откладывал на МР3-плеер. Девушка жертвы не оценила — рыгнула пузырьками, сползла с Ваньки и плюхнулась на колени к Димону. Димон, к счастью, подмены в распределении девушек не заметил…

Совсем хорошо было, когда Ванька отмечал день рождения на даче. Все, что смогли, гости везли на электричке. Быстро съели и выпили. До станции за добавкой идти им было лень. Девочки мыли посуду, мальчики обсуждали футбол. Трезвые. Рано легли спать. Глупостей не делали. Потому что спать было можно только одетыми в одной обогреваемой комнате. Утром вернулись домой — румяные и бодрые.

Летом Ваня сессию сдал. На радостях его отец решил отправить сына в Англию на двухнедельные языковые курсы. Я, конечно, считала эту затею обреченной на провал. Мне казалось, что нужно сделать так, как сделала наша знакомая.

Знакомая отправила своего сына на месяц в Испанию, к давнему другу семьи. Старику коммунисту было под восемьдесят, он помнил режим Франко и только про это и говорил. Друг семьи жил в деревне, до Мадрида не доедешь. Так вот, сын знакомой целый месяц ухаживал за престарелым коммунистом — бегал на рынок, готовил еду, мыл полы, читал вслух газеты. Мальчик за этот месяц научился многому — материться, рассуждать о политике, женщинах… Ну и конечно, все это — по-испански. Старик расставаться с мальчиком не хотел. Еще бы месяц — и парень стал бы убежденным коммунистом.

Но Ванин папа, побывавший в командировке в Кембридже, был категоричен — через две недели его сын вернется в Москву, позабыв родную речь. Муж, налив себе виски, делился мечтами — Ваня отучится, ему так там понравится, что он блестяще сдаст экзамены, подаст документы в университет, получит стипендию как юный гений, познакомится с девушкой из приличной семьи, начнет ходить в английском твидовом пиджаке в клетку, и тогда можно будет вздохнуть спокойно…

Фирму, которая отправляет детей в языковые школы, нашли через друзей. Друзья пять лет подряд отправляли своих двух дочерей на три месяца в Англию и были довольны. Мы даже хотели отправить их вместе. Но девочки сказали, что не поедут. Старшая сообщила, что собирается замуж, а младшая бросила институт, чтобы наконец заняться настоящим делом — играть на саксофоне.

Представитель фирмы нам пообещал, что Ваня в Англии соотечественников не встретит — жить будет с французом, учиться — с китайцами. Ванин папа рассказывал ему про Кембридж, Ваня кивал, набирая эсэмэску. Он всегда так делает — как только отец начинает что-то говорить или, что еще хуже, рыться в домашней библиотеке в поисках книги, которую «нужно прочитать», Ваня тянется к телефону. Отца завораживает скорость, с которой Ваня набирает эсэмэс-сообщения, и он забывает, что хотел сказать.

Когда назад пути уже не было — деньги отвезены, документы сданы, Ваня поделился со мной радостью. С ним в Англию едет Инка.

— А кто такая Инка? Твоя девушка или просто подруга? — спросила я.

— Типа подруга, пока не знаю, — ответил Ваня.

Инка оказалась бывшей девушкой нового Ваниного институтского друга Данилы. Данила, по Ванькиным рассказам, был чем-то похож на Димона. Такой же немногословный любитель женщин и «качалки». Так вот, Инка Данилу бросила. А Ванька ее после этого успокаивал. Почему он успокаивал бессердечную девушку Инку, а не брошенного Данилу, он мне объяснял, но я не поняла.

Так вот, Данила случайно увидел, как лучший друг «успокаивает» его бывшую девушку, и посоветовал Ваньке не попадаться ему на глаза в «качалке». А то он его тоже успокоит — свободными весами по голове. Ванька рассказал все Инке. Та решила, что, наверное, зря Данилу бросила. Он ведь такой сильный, накачанный. А если ревнует, значит, любит. В общем, Ваня сказал Инке, чтобы они сами с Данилой разбирались, а он едет в Англию.

Тут Инка еще немного подумала и решила, что правильно Данилу бросила. Он что — тут, в Москве, и из «качалки» не вылезает. А Ванька в Англию едет. Перспективный парень… Инка захотела ехать с Ваней — через ту же фирму, в то же время, в тот же город, по такой же программе.

Потом Инна, чтобы им с Ваней было веселее, привела в фирму свою подружку Светку. Так их стало трое. Еще Инна хотела найти четвертого — мальчика, чтобы Светке не было скучно.

Ванин папа про все это не знал. Если бы я сказала, что Ваня в Англии не с французами жить будет, а с Инкой и Светкой, муж бы расстроился.

Я спросила у Вани, что он себе думает. Ваня думал следующее: круто, что едет в Англию, потому что уже все съездили, а он еще нет. Круто, что он полетит «Бритиш Эйрвейз», а не «Аэрофлотом». «Один проблем» — Инка хочет после Англии поехать в Турцию, «зажечь», и он тоже хочет, потому что в Турцию и Светка поедет, но неизвестно, захочет ли отец дать денег.

Ваня начал заводить разговор про автошколу как бы к слову:

— Ты уже переобулась? Наши на третьем курсе уже все переобулись. Вот если бы у меня были права, я бы сам поехал в сервис и поменял бы тебе резину… А вот Славка уже по городу начал ездить. Два раза. А Ирка уже три раза в ГАИ завалилась. Один я как этот…

Я головой понимала, что требования обоснованные. Сама в институте на права сдавала. Только чтобы не быть «как эта». Правда, машина у меня появилась через пять лет после получения прав. Но понимать — понимаю, а толку-то?

— У тебя сессия на носу. Ты же сам говоришь, что у тебя времени нет вообще, — пререкалась я с ним.

— На это найдется, — бубнил он.

— А нельзя в автошколу летом во время каникул пойти? И на чем ты ездить собираешься? Ты же потом машину попросишь.

— Вы же сами начнете орать, что летом я должен работать. А машину можно купить и подержанную. Вот Славка нашел за пятьсот баксов. Нормальная тачка. Он и мне найдет.

— Твой Славка уже разбил отцовскую, нормальная машина не может стоить пятьсот баксов, и где ты вообще собираешься брать деньги?

— У папы.

— А что сказал папа?

— Сказал, что даст.

Я, со значением громыхнув стулом, пошла к отцу семейства. Муж сделал вид, что читает очень интересную книгу, и сказал, что разговор был неконкретный, а чисто теоретический. Мол, в будущем, когда мальчик встанет на ноги и заработает хотя бы на два колеса, на остальные два он добавит. А для начала пусть сессию нормально сдаст.

Ванька, естественно, грохнул дверью в комнату, пробубнив, что он единственный на курсе без машины. И даже без прав. Стыдно в институте появляться. И все его достали этой сессией. А завтра у него семинар по истории государства и права зарубежных стран, а там все законы разные, и выучить это невозможно. И так все фигово, а тут еще мы достаем.

Лучше бы молча денег дали.