Гадкая, сладкая и любимая

Маша Моран (2023)

Бабка Корделии слыла коварной ведьмой. Она построила пряничный домик и едва не съела маленького Гензеля. Мать Корделии вырывала сердца мужчин, совращала юношей и очаровывала их своей красотой. Корделия же печет пирожные, булочки и кексы.Ее обманул возлюбленный.Она осталась без гроша в кармане.У нее отобрали лавку.Теперь она одна-одинешенька.Но даже одна маленькая зефирка может поставить на колени весь мир! Черные колдуньи никогда не сдаются. Они мстят врагам, насылают на них страшные проклятия и, конечно же, получают самых лучших мужчин!

Глава 6. Обещание предков

Слава богам и демонам, она была жива.

Когда увидел ее на полу, тяжело дышащей и бессмысленно мотающей головой, Хэвейд ощутил страх, какого не испытывал уже давно. Он винил себя в том, что ей пришлось в одиночестве бродить по полному опасностей лесу.

И как Хэвейд ни пытался убедить себя в том, что они друг другу чужие, ничего не должны, и ему следует держаться от нее подальше, все равно что-то темное и невидимое тянуло его к ней.

Среди проклятых фейри, чья кровь в нем текла, издревле существовало странное поверье. Они верили, что губы людей, сведенных самой судьбой, соединены нитью, которую невозможно разорвать. Она бордовая и прочная, и тянется изо рта в рот того, с кем ты теперь неразрывно связан.

Когда Корделия уходила из поместья, Хэвейду показалось, что она вынула из его нутра эту самую нить и потянула за собой.

Он собирался последовать за ведьмой, чтобы узнать, что она задумала.

Корделия совершенно точно хотела попасть в его дом. А иначе зачем было кормить его булочкой с приворотным отваром? Зачем было соглашаться приехать? Ей нужно было проникнуть в поместье. Но почему тогда она ушла? Да еще в такую грозу, не взяв повозку и не попросив слуг, сопровождать ее.

Он никогда не бегал ни за одной женщиной и не поддавался на их очевидные провокации. Но в этот раз не собирался отпускать ведьму.

Ему помешали мать, Гуайре и так некстати явившийся королевский посланник.

Он не мог рисковать всем, что имел из-за хитрой колдуньи. Пришлось отпустить ее. Несколько часов он изображал из себя немощного сына и верноподданного, а затем, когда наконец все разошлись, к нему явился демон.

Выскользнув из поместья, Хэвейд отправился на поиски единственной ведьмы, способной достать тысячелетий гримуар.

Хэвейду нужно было опередить ветер и ведьм, облюбовавших лес вокруг поместья.

Он последовал по пути, указанному демоном, и нашел дом, сокрытый древним колдовством — окно между мирами. Все это время мысли о Корделии его не отпускали. Хэвейд ощущал, как натягивается нить, соединяющая их губы.

Когда он увидел лежащую на полу ведьму, его одновременно отпустило и бросило в холод страха.

Он нашел ее. Именно ее. На нее указал древний демон.

В тот момент он еще не осознавал, что это значило.

Главным было спасти ее.

Корделия лежала на полу и бредила. Она все время мотала головой, как будто пыталась от чего-то отказаться.

Как только Хэвейд коснулся ладонями ее плеч, дом заволокло туманом. Он словно находился в двух местах одновременно.

Одна из стен исчезла, открывая вид на болота с кривыми влажными деревьями, с которых свисал черно-серый мох.

Корделия пребывала в ином мире и утягивала его за собой. Лощина теней — обитель демонов и призраков. Лишь самые могущественные ведьмы — родоначальницы кланов и главы ковенов могли проникать сюда. Хэвейд не знал, есть ли среди живых ведьм те, которым хватило бы мощи войти в Лощину теней.

Но Корделии удалось. Более того, она еще и вела его за собой.

Если бы Корделия была настолько могущественна, он, как глава Тайной Управы, знал бы о ней. А значит, она оказалась здесь не по своей воле. И это было очень-очень плохо.

Призвав на помощь силу своей крови, Хэвейд вырвал Корделию из Лощины теней. Кирпичная кладка стены тут же сама собой вернулась на место, и ведьма почти сразу пришла в себя, заставив Хэвейда ощутить такое облегчение, какого он не испытывал уже очень давно.

Но волновался он зря. Корделия либо не придала значения происшедшему, либо это случилось с ней не впервые — она совсем не выглядела напуганной и растерянной.

В ней не было даже капли смущения.

Как ни в чем ни бывало, она начала раздеваться и угрожать его съесть.

И Хэвейд был совсем не против стать ведьминским лакомством.

Еще ни разу в жизни он не оказывался так близко к женщине. У него никогда и не возникало такого желания. Сейчас же он молился про себя всем известным богам и демонам, чтобы она не прогнала его или не прокляла. Боясь дышать, Хэвейд старался прижаться к ней ближе, чтобы между ними не осталось свободного пространства. Чтобы даже вздох не смог проскользнуть между ними.

Ее пальцы покоились в его ладони так, словно им там самое место. Будто целую вечность назад они уже лежали вот так вместе. Все ощущалось так привычно, что становилось даже удивительно, — как столь долгие годы он обходился без этого?

Хэвейд терпеливо ждал, пока сон ведьмы не станет настолько крепким, чтобы она не проснулась от его движений.

Корделия засопела и начала ворочаться. Тихонько всхлипнув и пробормотав что-то невнятное, она перевернулась на спину и забавно надула губы.

Ее черно-голубые волосы с серебристыми прядями, похожими на туман и паутину, рассыпались по его руке, а метка кулинарной ведьмы — язычки пламени — мерцала, украшенная крошечными блестками.

Хэвейд провел пальцем по отметине — на коже остался блестящий розовато-желтый цвет косметики. Он потрогал ее волосы, а потом, осмелев, собрал пряди вместе и потер их между пальцев. Они были все еще влажными и прохладными, но гладкими и невозможно приятными на ощупь.

Хэвейд знал, что черные ведьмы презирали бытовых. В его клане вообще предпочитали не иметь дело с колдовством, поэтому все делали слуги. Но сейчас он понимал семьи, которые шли на все, чтобы завладеть бытовой колдуньей.

Ему тоже срочно нужна была ведьма. Только совсем не для того, чтобы помогала с хозяйством. И, конечно, не для того, чтобы лечить его. Просто он, как ребенок, одержимый жгучим диким желанием завладеть вожделенной игрушкой, испытывал потребность получить свою игрушку. Далеко не детскую.

Хэвейд упал на жесткую пыльную кровать и на пару мгновений прикрыл глаза. Ведьма пробудила в нем желания, которых вообще не должно существовать.

А еще она была той, кого он должен был защищать — вот и оправдание того, что он не собирался ее отпускать.

Хэвейд посмотрел на осколки цветного стекла в оконце. Снаружи до сих пор властвовали темнота и гроза. Скоро нужно будет уходить, но предстояло выполнить еще одно поручение демона.

Хэвейд прислушивался к тихому глубокому дыханию Корделии. В этом звуке, в ощущении ее поднимающегося и опускающегося живота под его ладонью, было что-то завораживающее.

Свет от огня, пробивающийся сквозь прорези в печной заслонке, будто бы блуждал по дому. Он все время перемещался туда-сюда, высвечивая то один угол, то другой.

Внезапно Хэвейд ощутил присутствие демона. Древнее существо притаилось где-то совсем близко.

Он осторожно высвободил руку из-под головы Корделии, и сел. Ведьма никак не отреагировала на его движение, и Хэвейд был даже рад, что она продолжала притворяться.

За тонким пологом появилось черное облако. Оно собиралось из золы и угольной пыли, из миллионов непроглядно черных песчинок, которые стягивались изо всех углов комнаты, и собирались воедино.

Демон очага…

Эти твари селились там, где в печах или очагах ведьмы приносили в жертву людей и животных. Они питались остатками плоти и страданиями жертв.

Здешних демон был огромным — он заполнил собой почти все пространство комнаты.

Это могло означать лишь одно: здешняя ведьма полакомилась многими живыми существами. В том числе и людьми.

Демон заговорил. Его голос был похож на шипение затухающего огня.

— Насле-е-е-едница Ронве-е-ен… я жда-а-ал тебя-я-я-я…

Ведьма продолжала притворяться, что спит.

Не глядя на нее, Хэвейд тихо приказал:

— Можешь перестать делать вид, что не слышишь.

Она тут же села на кровати и коснулась ладонью его плеча.

Хэвейд с трудом подавил дрожь волнения от ощущения ее руки.

Корделия совершенно спокойным голосом спросила:

— Ты же поступишь, как настоящий мужчина, и пожертвуешь собой, пока я буду убегать?

Хэвейд не смог сдержаться и обернулся. Она серьезно?

Чуть приоткрыв рот, Корделия смотрела на черное облако, другой рукой прижимая к груди его плащ и покрывало. Сейчас у нее был невероятно милый и нежный вид. Серебристо-синие волосы начали высыхать и завивались красивыми кольцами на кончиках. Украшение-змейка диадемой обвивало лоб.

Она была похожа на древнюю княжну фейри — красивую, избалованную и абсолютно ни к чему не приспособленную.

Конечно, он поступит, как мужчина. Куда же ему деваться?

Она вдруг посмотрела на него и скривила чуть припухшие губы.

— И чего я ждала… Вы все одинаковые. Подлые, жалкие и трусливые.

Если бы не демон за пологом, Хэвейд сделал бы все, чтобы узнать, о ком она говорила. Даже использовал бы пытки! Он не тот, кто заставил ее так думать! И хоть его вообще не должно было касаться, что она о нем думает, Хэвейд не желал стоять в ее мыслях на одной ступени с прочими.

Она отодвинула полог в сторону, взметнув облачко пыли, и соскользнула с кровати:

— Что тебе нужно, демон?

Хэвейд последовал за ведьмой. Обвив рукой ее талию, он остановил ее, не давай приблизиться к демону. Она гневно обернулась и бросила на него сердито-презрительный взгляд.

Демон очага прошелестел:

— То, заче-ем тебя привели-и-и сюда-а, спрятано-о-о в мое-е-е-ем очаге-е-е… Забери-и-и дар и сохрани-и-и… С его по-о-мощью сможе-е-ешь стать велича-айшей че-е-ерной ве-е-едьмой… сможе-е-ешь посе-еять стра-а-ах в людских сердца-ах и сделать свой клан вели-и-иким…

Корделия сжалась и тряхнула головой, от чего блики пробежали по бисеру украшения, и показалось, что змейка двигается. Только сейчас Хэвейд заметил второе такое же украшение на запястье ведьмы. Оно несколько раз обвивалось вокруг ее тонкой руки. Змеиные глаза смотрели прямо на Хэвейда. И ему этот взгляд был слишком хорошо знаком.

Множество разных мыслей бешеным вихрем пронеслись в голове. Но самой отчетливой и громкой была самая бестолковая: теперь у него есть повод и оправдание держать ведьму при себе.

— А если я не хочу? — Голос Корделии слегка дрожал.

Хэвейду очень хотелось обнять ее и успокоить, сказать, что он не позволит демону обидеть ее. Но он заставил себя сдержаться.

— Я такая ленивая…

Демон издал какой-то жутковатый звук, который, видимо, означал смех.

— Твои пре-е-едки пообеща-а-али тебя де-е-емонам… Бу-у-удешь служить им зде-е-есь, ли-ибо… в Лощине теней… Мы лю-ю-юбим забавля-я-яться с ведьмами…

Хэвейд тихо встал и загородил Корделию собой:

— Она все сделает.

Ведьма обиженно засопела и тоже поднялась.

Демон очага стал еще плотнее. Хэвейд ощущал бархатистый холод золы и незримое прикосновение лепестков пепла, сотворенного из десятков тел.

— В мое-ем очаге храни-и-ится книга твоего ро-о-ода… Ее начала писать пе-е-рвая ведьма Ронве-е-ен… Испо-о-ользуй все-е-е, что в ней прочте-е-ешь, как хо-о-очешь, но ты должна найти того, кого отсту-упницы выпустили из Лощины тене-ей… Останови Бич Двух Миров…

Демон превратился в дымный вихрь и влетел в полукруглый очаг, выложенный в стене. Остатки угольной пыли и золы осыпались на пол.

Вот зачем демону нужна была Корделия… Она могла остановить Бич Двух Миров.

Все, что Хэвейд слышал об этом демоне, — его боялись и мертвые, и живые. И ведьмы, и призраки. И демоны, и фейри. Он жил тысячелетия назад и был почти таким же древним, как мир.

Он развязал войну, желая подчинить себе оба мира. И Лощина теней — обитель демонов, и Явные земли — территория людей, потонули в крови. Никто, не хотел служить ему. Даже демоны не желали подчиняться этому кровавому монстру. И только некоторые из ведьм пошли за ним. С тех пор их зовут отступницами.

Хэвейд слышал, что до сих пор существуют те, кто поклоняется Бичу Двух Миров. Но их было слишком мало и прятались они так отчаянно, что даже его людям не удавалось их отыскать. Впрочем, пока они никому не вредили, Хэвейда они не интересовали.

— Демоны бы побрали это семейство… — Тихонько бурча, Корделия подошла к очагу и, пригнувшись, заглянула в него.

Пошарив там рукой и собрав пучок липких нитей паутины, Корделия встряхнула руку и разочарованно спросила:

— Ну и где она?

Хэвейд подошел почти вплотную к ведьме и вдохнул лавандовый аромат ее волос, который от дождя стал еще сильнее.

— Вряд ли бы ее просто положили в очаг.

Она бросила в его сторону презрительный взгляд:

— И что бы я делала без твоей сообразительности?! Может, ты знаешь, где книга?

Интересно, она бывает хоть когда-нибудь довольна?

Но выяснять это у него уже не было времени.

Сквозь разбитое стекло в дом пробрался бледно-серый едва живой сумрак.

Хэвейд улыбнулся под маской:

— Я уверен, ты самостоятельно это выяснишь.

Ему пора было уходить. Сейчас Корделии уже вряд ли что-то угрожало, а ему нужно было срочно вернуться в поместье, чтобы продолжить изображать немощного юношу.

Корделии наверняка хватит времени во всем тут разобраться. А он, как только окажется в поместье, пошлет за ней Гуайре. Ему же еще нужно выяснить, что задумали отступницы. Теперь Хэвейд не сомневался: сегодняшняя гроза — их рук дело. Призраки, кричащие вместе с дождем, шепот ночных существ, кровожадные звери — ведьмы что-то замышляли, а потому призвали себе на помощь всех отвратительных тварей, каких только могли.

Хэвейд направился к двери, когда почувствовал, как что-то его удерживает.

Он обернулся. Корделия вцепилась в его пояс. На ее милом бледном личике отразилось удивление. Казалось, что язычки пламени у губ слегка дрожат.

Она выглядела невероятно беззащитной, невинной и… сладкой. Как те угощения, которые она готовит.

И не скажешь, что черная ведьма.

— Ты уходишь? Оставляешь меня здесь одну?

Хэвейд снова усмехнулся. Он и не думал, что ему доставит такое удовольствие — наблюдать за ней, за ее эмоциями, за немного детской обидой.

— Ты уже взрослая, чтобы остаться дома одной. — Он отцепил ее прохладную ладонь от пояса, надеясь, что она не заметит, как сильно ему не хочется это делать. — Я верю, что у тебя все-все получится.

Она скривила губы и ухмыльнулась:

— Конечно, получится. Вспомни про меня, когда тебя сразит поносная хворь.

Хэвейд едва не расхохотался. Дейре и тот вел себя взрослее.

— Обязательно. Ты навсегда останешься в моем сердце.

Она хмыкнула, глядя на него с тоской и разочарованием и отступила назад.

Хэвейд подавил вздох. Ему не хотелось огорчать ее. И это было очень странное чувство. Ведь он ей совершенно ничего не должен. Он видит ее всего-то третий раз в жизни!

«Но… — Успокоил он себя. — Совсем скоро мы увидимся снова. Не грусти.»

Когда он дошел до двери, послышался шорох ткани. Ведьма запустила в него чем-то!

Хэвейд обернулся и легко поймал собственный плащ, летящий вообще в другую сторону.

— Это твое! — Гнев делал Корделию невероятно хорошенькой. Хэвейд понял, что желает испытать на себе все ее эмоции. Почему она его не проклинает?

Наверное, он сошел с ума.

Он пристроил плащ на полусгнившем подоконнике и снова улыбнулся:

— Сохрани его в память о нашей встрече. Не хочу, чтобы ты обо мне забывала.

Он вышел, не позволяя себе взглянуть на нее и даже дышать одним с ней воздухом. Тем более, он был отравлен ее лавандовым колдовством.