Щучка

Маша Ловыгина, 2020

Знакомство с семьёй любимого человека – это всегда волнительно! Но Маша Рощина не ожидала того, что последует за первой встречей. Ведь начиналось всё вполне прилично – большой красивый дом в тихом уютном месте, интеллигентные родственники, разбирающиеся в искусстве, наследство, обладателем которого скоро станет её избранник, Костя Цапельский. Это ли не мечта для молодой художницы? Но всё пошло не по плану… Однако Маша не так проста, и наследство совсем не входит в список её желаний. Тихое место, Николаевское, полно тайн, а у неё достаточно характера и желания раскрыть их все.

5

Тени сместились. Несмотря на тёплый, почти горячий воздух, наполнивший веранду, Маша чувствовала озноб. Холодными пальцами она провела по щеке, смахивая какое-то мелкое насекомое, и вздрогнула всем телом, когда вернулась Катя. В руках у домоправительницы был поднос с высоченной стопкой фарфоровых, украшенных золотым ободком тарелок. Когда поднос оказался на столе, и тарелки тоненько звякнули, Маша будто отмерла и ухватилась за деревянное перильце в попытке отогнать головокружение.

— Машенька, расставляйте посуду и раскладывайте приборы, — ровный певучий голос Кати звучал как будто издалека. — О чём вы задумались?

Маша увидела прямо перед собой глаза Кати — карие, тёплые, обеспокоенные.

— Что она вам сказала, какую-то гадость? — участливо спросила домоправительница.

— Что вы, нет… Просто очень душно. Голова закружилась, — Маша перевела взгляд на посуду и подошла к столу. — Какой красивый сервиз! — она подняла верхнюю тарелку и перевернула её. — Одна тысяча восемьсот девяносто третий год? Господи, к ним прикасаться страшно, не то что есть из них…

— Так и не часто достаём, Машенька. После смерти Николая Августовича только пару раз в году — на день рождения Софьи Дмитриевны и на Рождество. Расставляйте, а я фужеры и бокалы принесу. На девять персон, — уточнила Катя и обернулась в дверях. — Хорошо, что вы приехали. Нечётное количество гостей — это правильно. Это к добру.

Маше хотелось в это верить, но обстоятельства пока складывались явно не в её пользу.

Она поставила тарелки в ряд стопками, затем открыла тяжелый бархатный футляр, который Катя тоже водрузила на стол. Не удержалась и, пододвинув стул, села. С интересом стала изучать столовое серебро Цапельских. В краеведческом музее были подобные наборы, но в них постоянно чего-то не хватало — то ножа для рыбы, то десертных вилок, то щипцов. Этот же набор — с клеймом московской ювелирной мастерской Фаберже был абсолютно цел. Что ж, пожалуй, страх Серафимы за Костю понятен. Ещё бы, с таким-то наследством… Да она бы любую подозревала на месте Маши Рощиной. Или нет? Вот Галочка для них — самый оптимальный вариант…

Маша принялась расставлять тарелки и раскладывать приборы, радуясь, что уроки этикета в училище не прошли даром, хоть и не было по ним экзаменов и контрольных работ. Просто Маше нравилось учиться чему-то новому, даже если это могло никогда не пригодиться. Но вот — пригодилось же.

«Какая же язва эта Серафима… Я бы ответила, да не так воспитана…», — думала Маша, сосредоточившись на приборах.

Так, да не так… так, да не так… — гулко вторили ей старинные часы в гостиной.

Она не заметила, как Серафима вновь зашла на веранду. Стояла и следила за Машей пару минут, а затем так же неслышно ушла.

Катя внесла две вазы с роскошными букетами лиловых роз и поставила их параллельно друг другу.

— Ой, а мы с Костей букет не привезли. Он сказал…

— Эти розы специально заказывали, заранее. Доставили сегодня рано утром. Я их держала в подвале. Там прохладно, — Катя внимательно оглядела стол и довольно кивнула. — Остались салфетки, — она достала из деревянного серванта стопку накрахмаленных рулончиков и холщовый мешочек с кольцами. — Вот эти — именные. Видите монограммы? Такие же есть и на приборах. Их следует разложить в правильном порядке: во главе — Софья Дмитриевна, по правую руку — Костя, по левую — Серафима. Дальше обычные, но с гербом — Дарья и Аркадий, напротив — Георгий и Наташа. Жорж давно мечтает о том, чтобы его инициалы тоже были выгравированы, но Софья Дмитриевна теперь сама решает, когда и кому. Мало носить фамилию Цапельских. Да и фамилия-то у него по матери, а не по отцу, — Катя усмехнулась. — Ну и простые… Как же быть с вами, Машенька? Вы подруга Кости. Наверное, следует спросить Симу…

— Не надо, пожалуйста, — Маша покраснела. — Я сяду с краю, вот здесь, — она положила ладонь на спинку стула.

— Хорошо. А я — напротив вас, — улыбнулась Катя. — Я всегда тут сажусь, чтобы было сподручнее на кухню бегать. Так, — она взглянула на часы в кулоне, висевшие на шее, — ещё час, мы всё успеем. Хотите, я вам пока фотографии покажу? У меня свой альбом, я сделала несколько копий со старых фотографий. Архив у Софьи Дмитриевны в спальне, но она не разрешает в нём копаться. А я люблю иногда повспоминать былые времена.

— Конечно! — глаза Маши загорелись. Было так приятно ощущать на себе чьё-то внимание и интерес, что хотелось ответить тем же. Тем более что, как ни крути, но это была семья любимого Кости.

Катя принесла симпатичный альбом, украшенный атласными цветами и бисером.

— Я сама мастерила. Балуюсь вечерами, когда все дела переделаю.

Маша разглядывала снимки: пожелтевший картон, словно прорисованные серьёзные лица, дамы в кокетливых шляпках, мужчины в костюмах и широких галстуках…

— Вот Николай Августович и Софья Дмитриевна в Париже. Они подолгу там жили. Это было связано с его работой. А это они в Москве — Николай Августович делал доклад в академии художеств. Это Сима в молодости. Это Сашенька — отец Кости, очень тихий мальчик был… В детстве болел сильно, от свинки чуть не умер. — Катя вздохнула. — Но характер с возрастом изменился — стал вспыльчивым. В одночасье от удара скончался… В кабинете отца, прямо у него на глазах…

Маша вглядывалась в лицо молодого мужчины, полулежащего на берегу моря, пытаясь разглядеть в нём черты Кости. Сутуловатый, с покатыми плечами, с немного застенчивой улыбкой и детским взглядом близоруких глаз — Александр Цапельский был по-своему очень привлекательным человеком. Видимо кадр был сделан случайно, без предупреждения, и Саша сильно щурился, не успев надеть очки. Вот они лежат на покрывале рядом с перевёрнутой книгой.

— Он женился поздно, хотя, — Катя пожала полными плечами, — что значит возраст для мужчины? Дашенька ведь красавица писаная, да вы и сами её видели. Она немного резковата, но человек хороший. Дочка генерала МВД — делайте выводы. Отец у неё человеком жёстким, не склонным к сантиментам, был. Но Сашеньку Даша любила. — Катя замолчала, уставившись в одну точку, и Маша не торопила её. — О чём это я? А… Дашенька юная была совсем. Все поначалу противились — такой скандал разгорелся! Они познакомились случайно, у кого-то в гостях, что ли, но Дарья сразу переехала в Сашину квартиру. Симочка очень возмущалась… Какая-то дикая и непонятная ситуация в то время сложилась. А потом Даша оказалась беременной, и как-то всё, знаете, успокоилось. Костя родился здесь, в Николаевском… Саша с родителями находился тогда в Германии, помогал отцу с проектом.

— Родился в этом доме? — ахнула Маша.

— Да, — Катя перевернула страницу.

— Ой, а это вы?! — Маша придержала лист за уголок. — А что это за девочка рядом с вами? Хорошенькая какая! И вот ещё… — не дождавшись ответа, Маша подняла глаза и увидела, как сморщилось Катино лицо. — Простите, я что-то не так…

— Нет, нет, Машенька, всё в порядке. Это Лёка, моя дочь. Она умерла много лет назад.

— О… — Маша непроизвольно накрыла руку домоправительницы своей.

В глубине сада раздался шорох кустов. Маша обернулась скорее на движение, нежели на шум.

— Что? — встрепенулась Катя.

Маша заметила убегавшего мужчину, которого они с Костей встретили у пруда. Перепутать она не могла, зрительная память у Маши работала отлично.

— Бомж какой-то. Извините, — Маша поморщилась. — Может быть местный житель. Мы с Костей видели его пару часов назад. Такой, — брезгливо передёрнула плечами, — с татуировками… и улыбается мерзко.

Катя резко захлопнула альбом и нахмурилась.

— Надо позвонить Борису. Он наш бывший участковый. Сначала здесь жил, потом в город уехал, квартиру купил. А как на пенсию вышел, дом построил взамен старого, вернулся. Живёт неподалёку и присматривает за нами. Когда женщины живут одни почти всё время, за ними следует присматривать…

— Да, Костя упоминал, что он вам по хозяйству помогает…

— Борис на все руки мастер. — Катя ещё выглядела расстроенной. — А с Симой сложно найти общий язык.

— Мне кажется, что я Серафиме Николаевне совсем не понравилась.

— Сима, она… — Катя оглянулась на дверь. — Не судите её строго. Она всю жизнь при матери. Никакой личной жизни.

— Что я могу ещё сделать, Катя? — Маша взяла инициативу в свои руки. — Мы и не заметили, как время быстро прошло.

— Да, да… — рассеянно произнесла Катя и вновь с тревогой посмотрела в сад.

Около четырёх солнце ушло за крышу дома, оставив запах нагретого дерева, маслянистый налёт на листьях и умиротворяющую атмосферу. Катя зажгла противомоскитные свечи и вынесла на улицу огромный начищенный старинный самовар. Аркадий и Жорж появились друг за другом и, по просьбе Кати, занялись розжигом. Поначалу они мирно справлялись с поставленной задачей, но вскоре послышалось брюзжание Жоржа, и Аркадий оставил его одного, покрутив пальцем у виска, чем рассмешил Машу. Дарья сменила босоножки на симпатичные мюли и, пыхтя сигареткой, продефилировала мимо них по тропинке вглубь сада. Маша помогла Кате выставить закуски и открыть вино, затем поднялась к Косте.

— Цапельский, ты спишь? — она заглянула в комнату, но Кости там не оказалось. Кровать была заправлена и лишь слегка примята. Крышка чемодана откинута, из розетки торчал шнур зарядки. Маша зашла к себе и села перед зеркалом, чтобы расчесать волосы.

… — Я не хочу больше об этом говорить! Мне хватило Софы…

Маша вздрогнула, услышав голос Кости. Видимо, кто-то ему ответил, но Маша не смогла распознать его собеседника, уж слишком тихо тот отвечал.

— Вот как? Это что, угроза? Просто бред какой-то! И чем она вам не угодила? Да отстаньте вы все от меня! — Костя злился.

Маша поднялась и тихо подошла к двери. Постояла, прислушиваясь к шагам в коридоре. Когда она выглянула, снаружи уже никого не было. Маша заглянула ещё раз в комнату Кости, затем зашла в общий душ на этаже, чтобы привести себя в порядок.

С улицы раздались звуки фортепиано, но Маша уже знала, что это пластинка, вставленная в граммофон. Запись была старой — шипела и немного заикалась. Экзальтированность дома и его обитателей просто ошеломляла. Одно было понятно — всё это делалось для Софьи Дмитриевны, и теперь, когда Маша познакомилась с ней и побеседовала с домоправительницей Катей, многое встало на свои места.

Внизу запахло дымком от самовара. Никаких шашлыков не предвиделось — в духовке дожидалась своего часа запечённая баранья нога с капустой и яблоками. Свет, льющийся из окон и дверей веранды, смешался с уличными и кухонными ароматами и стал похож на желтоватый сливочный крем…

Маша спустилась вниз и замерла в дверях, окутанная этим тёплым сладким эфиром. Ей захотелось раскинуть руки и нырнуть в этот свет, заполнивший гостиную. Она зажмурилась и улыбнулась, будто кошка на нагретой лужайке. Семья Цапельских была сейчас перед ней, словно на ладони. Оказывается, это так здорово смотреть на людей, не прислушиваясь к их разговорам.

Она видела Серафиму Цапельскую, которая задумчиво гладила по голове сидящего перед ней Костю. Натали — безмолвную супругу Георгия-Жоры, сидящую в тени веранды. Аркадия, отчима Кости, о чём-то оживлённо рассказывающего и подпрыгивающего на месте, отчего его соломенная шляпа то и дело съезжала на лысеющий затылок. Дарья, прислонившись спиной к стволу старой яблони, со снисходительной улыбкой смотрела на мужа, и от этого её взгляда Аркадий просто цвёл от счастья.

Жорж Цапельский, засучив рукава, пытался справиться со щепой для самовара и пропихнуть её в специальное горлышко. У него это никак не получалось, и Катя, стоявшая рядом, пыталась помочь ему, отворачивая лицо от чадящего дыма, но адвокат лишь молча злился и отмахивался, продолжая ковыряться в самоваре. Катя смеялась и вытирала платочком слезившиеся глаза…

Эти люди были так близки, так внимательны, так нежны друг с другом… Какая же она, Маша — глупая кошка — требует внимания и обижается вместо того, чтобы просто наслаждаться прекрасным днём.

После короткой паузы граммофон негромко скрипнул, и сердце Маши отозвалось, мягко сжавшись, когда раздались первые аккорды…

«Не пробуждай воспоминаний

Минувших дней, минувших дней, —

Не возродить былых желаний

В душе моей, в душе моей…»

В бедро ей что-то неожиданно и больно ткнулось, и Маша подскочила, как ужаленная. Софья Дмитриевна держала в руке палку с резным набалдашником, которой по всей видимости и пыталась расчистить себе дорогу. Стояла она вполне уверенно на своих двоих, но Маша была готова предложить ей руку или плечо, чтобы Цапельская смогла облокотиться. Софья Дмитриевна была в длинном тёмно-сиреневом платье с кружевной отделкой и лёгкой пелерине, поверх которой сверкало колье. В пару к нему в ушах качались серьги. Не хватало только веера и тощей левретки.

— Мама! — Серафима, словно почувствовав присутствие Софьи Дмитриевны, метнулась навстречу и, оттеснив Машу, взяла пожилую женщину под руку. — Ты великолепно выглядишь! Мы все тебя ждём!

Женщины медленно двинулись в сторону террасы, а Маша смотрела им вслед, всё ещё ощущая на себе неприязненный взгляд родственниц Кости.

… — Дорогая Софья Дмитриевна, королева, царица! — Жорж поднял бокал и откашлялся. — Сколько себя помню, бывать в вашем доме было для меня самой лучшей наградой. Вы и вся наша семья всегда были примером того, какой должна быть русская интеллигенция…

…Маша смотрела на Костю, который сидел рядом с Софьей Дмитриевной. Он не выглядел напряжённым, лишь немного утомлённым. Встретившись взглядом с Машей, сидящей на другом краю стола, он улыбнулся, словно извиняясь за то, что лишил её своего внимания. Маша ободряюще кивнула и тоже подняла бокал, когда все встали и отсалютовали имениннице.

Катя мягко отказалась от помощи — сама бегала за блюдами Костя сказал очень хороший тост, а Маша вдруг вспомнила о вазе, которая так и осталась стоять в её комнате. Но никто не дарил подарков, видимо, это не входило в программу застолья, и она немного успокоилась. Разговоры в основном сводились к воспоминаниям и смешным случаям, которые происходили с членами семьи, в основном, с маленьким Костиком. Софья Дмитриевна благодарила, величаво кивая головой, и сама вскоре высказалась, обращаясь к внуку:

— Мой милый друг, ты — наша надежда и опора. — Голос её постепенно набрал силу, заставив всех прекратить трапезу и отложить вилки и ножи. — Род Цапельских имеет глубокие и крепкие корни. Мужчины нашей семьи обладают не только великолепным воспитанием, интеллектом, но и обострённым чувством долга. — Губы Софьи Дмитриевны сошлись в твёрдую линию. — Здравомыслие и понимание чистоты крови заложено в каждом из нас. И каждый из нас должен чётко следовать этим принципам, дабы сохранить исключительность и неповторимость столь славного рода…

Софья Дмитриевна так долго и пространно рассуждала о предназначении рода Цапельских, делая паузы и набираясь сил для нового витка повествования, что Маша заёрзала на стуле, не в силах больше держать прямую спину, как совершенно естественно делали остальные гости.

… — Константин стал взрослым мужчиной, который считает себя уже достаточно умным, чтобы принимать взвешенные решения…

Язвительный намёк должен был достичь цели.

«Господи, бедный Костя, — Маша подавила зевок. — Ничего, главное, пережить один вечер. Хоть бы предупредил, что ли… Сценарий бы зачитал. О таком заранее предупреждать надо».

… — Машенька, а расскажите о себе. Нам безумно интересно всё, что касается избранницы Кости, — Жорж, ловко орудуя вилкой, подцепил сдобренный соусом кусок мяса.

— Дядя, может не надо… — обратился Костя к Жоржу.

— Так самое время, — Дарья осушила полный бокал и придвинула его к Аркадию, чтобы он вновь налил вина. В этот момент она смотрела на Жоржа странным отсутствующим взглядом.

— Не хотите? Или стесняетесь? — Жорж усмехнулся.

— Да отчего же, с превеликим удовольствием! — Маша сама не заметила, как перешла на высокопарный слог. Полдня в благородном семействе не прошли даром. Да и «избранница Кости» звучало гораздо привлекательнее и многообещающе, нежели просто «девушка». — По образованию я художник. Работаю в музее, занимаюсь реставрацией. Учусь ещё, конечно, но у меня прекрасный преподаватель и мастер, вы наверняка слышали о нём…

— А ваша семья? — перебил её Жорж.

— Семья? — Маша пожала плечами. — Обычная семья: мама, папа, брат, сестра. Раньше мы жили в городе, а потом переехали в Сажнево. Там у нас дом, хозяйство… Мама — врач, папа — мастер на фабрике. Ничего необычного.

— Вы же Мария Леонидовна Рощина? — вкрадчиво уточнил дядя Жорж и обвёл всех присутствующих многообещающим взглядом.

— Да! — Маша смущённо улыбнулась.

— То есть ваш отец — Леонид Рощин? Правильно?

— Да…

— Леонид Иванович Рощин, осужденный по статье 112 УК РФ и отбывший наказание сроком полтора года за умышленное причинение вреда здоровью…

— Подождите! — Маша вскочила под прицелом восьми пар глаз и почувствовала, как зашевелились волосы у неё на затылке. — Зачем вы… Откуда? Зачем?!

Костя ошарашенно посмотрел сначала на Жоржа, затем на Аркадия и мать, и уж только потом на Машу. Воцарилось молчание.

— Сима, передай мне соль, — Софья Дмитриевна откинулась на спинку стула и постучала пальцами по столу. На покрытых розовым блеском ногтях заиграли глянцевые блики.

Маша, тяжело дыша, на негнущихся ногах вышла из-за стола. Ничего не видя перед собой, спустилась по ступенькам и быстро зашагала в сторону рощи. Её никто не окликнул и не побежал следом, только вновь хрипло заиграл граммофон:

«Выхожу один я на дорогу;

Сквозь туман кремнистый путь блестит;

Ночь тиха. Пустыня внемлет богу.

И звезда с звездою говорит…»