Хочу твою любовь

Матильда Аваланж, 2020

Когда меня стал преследовать самый плохой парень колледжа, я была искренне уверена, что хуже быть не может. Я не подозревала, что вскоре совершу страшное преступление, а за моим эфиром будут охотиться тёмные сущности из самых жутких кошмаров. И цена помощи единственного, кто может решить все мои проблемы, неприлично высока. ВТОРАЯ ЧАСТЬ ДИЛОГИИ

Глава 1. Церковь

13 лет назад

— Чудо-крошка, чудо-крошка, лохматый ангелок, дай мне то, чего желаю, звездный мой цветок…

— Глупая песенка!

— Вот и не глупая! А, наоборот, самая взаправдашняя!

— Это все сказочки для малышей, будто есть такой волшебный цветок, который может исполнить любое желание! Мультиков насмотрелась, глупышка!

— Неправда! Волшебный цветок есть! И цветет он рядом с большим дубом в саду фру Кендрезе! — скрестив руки на груди, десятилетняя Аврора Йорк топнула ногой. — Скажи еще, будто бы она не ведьма!

Упоминание этого имени стерло усмешку Розали Карей, с которой она слушала песенку, что напевала Рори. Подружки сидели на качелях в заросшем буйной растительностью саду Йорков, отделенном живой изгородью от сада их соседки, про которую в городке слухи определенного толка. Нельзя не признать, что старая фру Кендрезе действительно смахивала на ведьму, какими они изображались на картинках в книжках.

Все время в темном, сгорбленная, угрюмая, фру Кендрезе вечно шептала себе под нос непонятные слова и осыпала девочек ругательствами, стоило им появиться в поле ее зрения. А уж про мрачный дом, больше напоминающий декорации к фильму ужасов, в котором жила соседка, можно было и не говорить. Впрочем, жилище отца Рори было немногим лучше. Он все собирался заняться ремонтом, но, как у него это обычно было, дальше слов дело не заходило.

— Рядом с большим дубом в саду Кендрезе астры цветут! Ничего в них волшебного нет, сама знаешь! И вообще, может, она не ведьма вовсе, кто проверял-то! — понимая, что если признает это, то ей придется признать и факт существования волшебного цветка, заупрямилась Розали Карей. — Может, она просто сварливая старуха? Рехнулась после того, что произошло с ее сыном Яном. Оно и немудрено! Он ведь дооолго лежал в больничке. Говорят, по ночам санитары привязывали его к кровати, потому что он не мог спать — кричал, что к нему приходят жуткие демоны из ада и зовут его с собой. Раздирал себе ногтями лицо, вот так! — Роз скрючила пальцы и карикатурно изобразила, как карябает щеки, явно намеренно пугая Аврору. — И одной темной-претемной ночью Ян сбежал… И пришел к себе домой… И облил бензином свою спящую жену, а потом бросил спичку и наблюдал, как она горит!

Аврора поежилась, вспомнив страшную историю. Яном Земаном в Гарвен-Гроув пугали маленьких детей. Мол, не будешь слушаться — он придет к тебе ночью и подожжет твою кровать. Но, справедливости ради стоит заметить, что отец никогда не пугал Аврору этой страшилкой.

— А еще что про нее говорят, ты не забыла? — стараясь не показывать испуга, Рори с силой оттолкнулась ногами от земли. — Вроде совсем недавно кое-кто признался мне, что боится, что она превратит этого кое-кого в жабу!

— Ну-у-у, — взглянув на кривой шпиль на одной из башен дома Кендрезе, верхушка которого виднелась из-за деревьев, Розали поежилась, тоже оттолкнулась, и качели полетели. — Положим, она обладает кое-какими силами, однако… Астра, исполняющая желание, из той песенки — это совсем уж детский лепет, Ро! Тогда бы каждый-всякий запросто мог пожелать, чего вздумается!

— Каждый всякий! А ты поди выполни все условия! — перебила Рори и проговорила нараспев. — Найди место, где под дубом астры цветут. Ровно за час до заката солнца туда приди и вырой ямку. Положи в нее что-то железное, что-то соленое, что-то золотое, что-то красное, что-то противное…

— Что-то мокрое, что-то вкусное и что-то дорогое сердцу… — закатив глаза, продолжила Роз. — Три раза подпрыгни на правой ноге, плюнь за левое плечо, закрой глаза и считай. На сто седьмом счете солнце скроется — открой глаза, сорви волшебную астру, и уходи быстро, но не бегом.

— Ты еще забыла, что оглядываться нельзя! — добавила Аврора.

— Да-да, конечно! Ни в коем случае, иначе сам дьявол утащит тебя в преисподнюю! — закатила глаза Роз. — Наслушалась Кристу Аувинен сегодня в школе? Опять ведь выпендрилась, гадина! Весь свой дурацкий доклад разрисовала цветочками, котятками и звездочками. Литераторша даже похлопать ей велела, так восторгалась, так восторгалась!

— Вот еще! — заметно помрачнела Аврора. — Буду я ее слушать после того, что она тогда про папу сказала…

— Не обращай внимания, — неумело сплюнула Роз. — Эту задаваку все равно, кроме учителей, никто не любит. Про моего отца она вон тоже гадости говорила, пока я ей клея в сумку не налила. Хочешь, повторим?

— Было бы неплохо, — злорадно ухмыльнулась Рори, вспомнив, как Криста верещала из-за того, что у нее склеилась ее любимая Розовая Анкета, которую она давала заполнить всем девочкам в классе, кроме Авроры и Розали.

Подруги еще немного похихикали, строя самые разнообразные планы мести противной Аувинен, а потом Роз проговорила:

— Папа обмолвился, что Уолли позавчера не вышел на работу, и им срочно пришлось искать водителя автобуса на замену. Он… опять, да?

— Твой отец приезжал к нам сегодня утром, — тихо сказала Рори, помолчав. — Он сказал папе, что дал ему шанс, ведь никто не хотел брать его на работу… Надеялся, что папа не подведет, но он подвел и теперь твоему отцу придется его уволить…

Розали вздохнула, но ничего не сказала, а Рори затянула своим мелодичным голоском строчки про цветок.

— А знаешь, я докажу, что все это правда! — решительно проговорила она, вдруг оборвав песенку на полуслове. — Что волшебный звездный цветок существует!

— Неужто в сад к Кендрезе полезешь? — округлила глаза Розали. — И не испугаешься?

— А ты б не полезла ради такого цветка?

— Я — нет! — с испугом выпалила Роз. — И тебе тоже лучше этого не делать! Верю, верю я в твой звездный цветок, только, пожалуйста, не суйся к ведьме, Ро!

— Нет, я докажу! — упрямо возразила Рори и посмотрела на веранду, где, уже с обеда мертвецки пьяный, спал отец.

Она знает, какое желание загадать. Очень простое желание. И тогда все будет хорошо.

— Я еще раз повторяю, Бри, не мог он сбежать! Родной сын от родного отца?! Соображаешь вообще, что мелешь, женщина? Нет, ничего мне не накладывай, только кофе плесни. И покрепче! Он бы не посмел, сопляк эдакий! Он вот где у меня был! Вот где!

Азриэль Франсон показал крепко сжатый волосатый кулак, который замаячил перед самым носом Рори. Задумавшись, она плеснула морковный сок прямо на стол: просто не заметила, что высокий стеклянный бокал наполнился, и продолжала лить из графина оранжевую жидкость, призванную взбодрить в это пасмурное апрельское утро.

Спохватившись, поспешно схватила тряпку, принявшись оттирать липкую лужицу, в которой плавали островки мякоти моркови: благо, скатерть сегодня Бриггитой Франсон постелена не была.

Наудачу, приемные родители были настолько заняты разговором, который вели на повышенных тонах, что не обратили внимания на ее промашку.

— Разумеется, я не верю, что наш милый, тихий, домашний сыночка был способен на такое, Аз, — всплеснула руками Бригита, чуть не опрокинув при этом чашку свежезаваренного кофе, которую поставила перед мужем. — Но мы должны рассмотреть все варианты. Чад — чудесный мальчик, светлый, чистый, доверчивый… А что, если он попал под чье-то дурное влияние? Плохие люди запудрили ему мозги, наобещали невесть что… Или какая-нибудь вертихвостка вскружила голову…

При слове «вертихвостка» взгляд приемной матери почему-то упал на Рори, но скорее, машинально, ибо мать занимали другие мысли.

— Хватит болтать ерунду! — отрезал Азриэль, сделав глоток из своего огромного бокала огромный глоток. — Если бы в Гарвен-Гроув объявилась какая-нибудь залетная шпана, да еще стала крутиться около моего сына, я об этом знал! Да он не дурачок, чтоб вестись на задницу какой-нибудь телки. С ним что-то случилось, говорю тебе! И я буду не я, если не узнаю, куда мой сын пропал месяц назад и где он сейчас! Если какой-то ублюдок посмел причинить Чаду вред, ему не поздоровится, клянусь честью!

Аврора уткнулась в свою тарелку с овсяной кашей с оттаявшими ягодами, неимоверное количество которых Бригита заморозила прошлым летом и с тех пор клала во все десерты. Остывшая склизкая овсянка с расплывшимися бурыми островами в ней выглядела не особо аппетитно, напоминая что-то нехорошее.

Что-то, о чем она сейчас вспоминать не могла…

— По поводу ублюдка… — поджала губы Бриггита. — По-моему, ты недостаточно хорошо тряс Скуиллера Батча! Чад в последнее время с ним дружбу водил. Что странно — этот оборванец абсолютно неподходящая для Чадика компания!

— Уж поверь мне, с этим выродком я по душам побеседовал! — перебил Азриель, нехорошо усмехнувшись. — Они выпили пива, а потом Чад сказал, что пойдет домой.

— Но не дошел… — медленно закончила Бригита и повернулась к Авроре. — Ты! Ты была в тот вечер дома! Он точно не появлялся?

Рори помотала головой, с трудом проглатывая вставший в горле ком.

— А сама? — этот вопрос приемный отец задавал не в первый раз, и каждый раз она замирала, боясь, что вот-вот он потянет за ниточку и вытащит из нее всю правду. — Ты никуда не уходила в тот вечер? К тебе никто не приходил?

— Только Розали, — ответила Рори и сама удивилась тому, как естественно звучит ее голос. — Мы с ней немного погуляли и все. Чад ушел перед тем, как вы уехали к Монтегью, с тех пор я его не видела…

— Никто не видел ничего подозрительного — ни ты, ни Батч, ни соседи! — со злобой выпалил Азриэль. — Никто ничего не видел, никто ничего не знает! Мой сын как сквозь землю провалился, черт его дери!

— А Маркетту Моравиц ты успел допросить, перед тем, как она уехала к своим сыновьям? — поинтересовалась приемная мать. — Она вечно мучается бессонницей, может, видела что-то?

— Моравиц? — презрительно переспросил Франсон. — Да эта старая кошелка слепа, как крот! По-моему, она и за кошками своими вонючими убирает на ощупь!

— Мы даже не знаем, жив ли он! — Бригита всхлипнула. — Мой милый, добрый, замечательный мальчик! Другого такого нет, и никогда не будет!

— А ну прекрати разводить мокроту! — Азриэль стукнул кулаком по столу, отчего тарелки и чашки резво подпрыгнули. Приемный отец вообще любил таким образом подтверждать свои слова. — Чад жив, я уверен в этом! И я его найду!

— Тем более теперь, когда станешь шерифом Гарвен-Гроув… — слезы довольно быстро высохли, и в голосе Бригиты послышалось радостное предвкушение. — Ведь Абнор уходит на пенсию…

— Как бы не так! — гаркнул приемный отец и в голосе его зазвучала неподдельная ярость. — Эти крысы из мэрии уже подсуетились! Вместо старика Абнора у нас будет новый шериф. Из самого Предьяла! Я видел вчера приказ. Нет бы назначить проверенного человека, местного, они позвали какого-то чужака, который не знает о жизни Гарвен-Гроув ничего! Зато у него куча дипломов и он какой-то долбанутый почетный выпускник Полицейской Академии!

— Мерзавцы! Сидят там в мэрии на своих жирных окладах, а о простом народе и позаботиться не могут! — возмущению Бригиты не было предела. — Они должны были назначить новым шерифом тебя — всем стало от этого только лучше! Я была совершенно уверена, что после отставки Абнора ты прикрепишь шерифскую звезду!

— Прикреплю, да только не себе! — сердито сказал Азриэль. — Ее вот так запросто получит какойто левый урод — скоро приедет и получит!

— Послушай, а вдруг он привезет своего помощника? — вдруг встревожилась Бригита. — Или назначит кого-то другого из нашего участка?

— Вот еще! С какой это радости ему назначать другого помощника? — еще больше рассердился приемный отец.

— А с такой! Говорят же, новая метла по-новому метет, — задумчиво протянула Бригита. — Ты должен будешь встретить его гостеприимно, а еще обязательно пригласить на ужин. С самого начала нужно дать ему понять, что мы ему не враги и во всем собираемся поддерживать его, какую бы методу он не избрал.

— Значит, я должен буду выделываться перед этим заезжим хлыщом? Сейчас, когда должен искать нашего сына! Тебе совсем, что ли, Господь ума пожалел, Бри? Да пошел он далеко и надолго, этот столичный хмырь! Понаехали тут! Сначала братец, теперь вот этот…

Но, на взгляд Авроры, как раз наоборот, бог наградил ее приемную мать очень изобретательным умом, и в этом плане она была гораздо хитрее, чем приемный отец. И делал он, в конечном счете, именно то, что она говорила. Рори нисколько не сомневалась, так будет и в этот раз — с подсказками Бригиты Азриэль удержит место помощника при новом шерифе.

Именно ее, Бриггиту, Аврора боялась больше Азриэля, у которого, по сути, точно должны были возникнуть подозрения, при его-то должности.

Но приемный отец никогда не отличался внимательностью, в отличие от приемной матери. Рори все ждала, что она обратит внимание, что в гостиной что-то не так. Ждала на следующий день. И на следующий…

Ждала.

Сдвинутая на пару сантиметров семейная фотография на стене.

Вычищенный ковер.

Переставленные статуэтки на камине.

Какие-то еще мелочи, которые они упустили из виду, но которые легко могла заметить хозяйка дома. Материнское чутье должно было обостриться — ведь ее сын пропал, а его дух, наверное, еще витал здесь, над местом, где он встретил свою смерть.

Но с той страшной ночи прошла неделя. Потом другая, а потом дни перестали тянуться так мучительно медленно и просто пошли.

Чада или хоть какие-то его следы искали везде, но не в особняке Франсонов. Все как-то сразу поверили в то, что домой он не возвращался… Азриэль и еще несколько полицейских пару раз обыскивали его комнату. Но весь дом и, в частности, гостиную, им в голову почему-то проверить не пришло.

Ей об этом никто не рассказывал, но Аврора подслушала, что в комнате Чада полицейские обнаружили секретный шкафчик с богатейшей коллекцией эротических журналов и порно-дисков. Вот только на светлый образ сына, существующий в голове Бригиты Франсон, это абсолютно никак не повлияло.

После исчезновения Чада Бригита нашла свое утешение в Авроре. Но не в том, что увидела в ней дочь, стала как-то человечнее относиться… Вместо этого приемная мать избрала Рори своим психологическим донором, изводя бесконечными разговорами о сыне. О том, какой он замечательный, великолепный, выдающийся и какое наступит счастье, когда он вернется домой…

Вот только Аврора знала точно: Чад не вернётся уже никогда.

Поначалу слушать приемную мать было тяжело. Рори ловила себя на мысли, что в какие-то моменты с трудом сдерживается, чтобы не сказать Бригите правду. Снять хотя бы небольшую часть непомерного бремени вины, которое легло на ее плечи, когда она нажала на курок. Признаться в убийстве, а там гори все синим пламенем.

Да, поначалу молчать было невыносимо. Но с каждым днем желание признаться слабело, и, в конце концов, она научилась отключаться от навязчивой радиостанции под названием «Ангелоподобный Чад, К Идеальности Которого Тебе Не Приблизиться Никогда». И стало если не легче, то хотя бы спокойнее.

Совсем спокойнее было, если приемная мать не таскала Аврору каждое утро в церковь — молиться о том, чтобы Чад поскорее нашелся и пребывал при этом в добром здравии и хорошем настроении. Без Авроры Бригите как-то не молилось.

Старинная церковь — одна из достопримечательностей Гарвен-Гроув. Она даже внесена в список объектов культурного наследия страны. Рори всегда с каким-то особенным трепетом входила в таинственный полумрак под эти высокие своды, разглядывала мраморные колонны со статуями святых, стрельчатые окна с разноцветными витражами и массивную люстру с сотнями свечей прямо над хорами.

Бригита заняла скамью практически напротив алтаря. Аврора приближаться к алтарю не хотела, поэтому, наоборот, села в последних рядах, где было сумрачно и прохладно. За исключением двух-трех человек в это раннее утро церковь была пуста.

Как и каждый раз в этом месте, к горлу подступил ком, который Рори с трудом проглотила, чтобы он темным грузом залег на самом дне ее души. Какое-то время она думала, что не сможет с этим жить — бессонными ночами ей казалось, что она действительно сойдет с ума, заблудится в паутине черных мыслей.

Она убила человека. Лишила жизни живое существо.

Сможет ли когда-нибудь себя за это простить?

— Красиво здесь. Сразу такие возвышенные, одухотворенные мысли. У тебя такого нет?

Наверное, надо было перестать удивляться способности этого человека появляться как будто из ничего за ее спиной.

Человека ли?!

Слишком страшный вопрос.

Гэбриел Франсон пригнулся к ней с заднего ряда, небрежно облокотив руку о спинку ее скамьи. Рукав его безукоризненной черной рубашки задрался, обнажив мужское запястье с часами, которые замаячили прямо у Рори под носом. Циферблат был закрыт прозрачным стеклом, позволяющим увидеть часовой механизм во всех деталях. Его мосты и пластины складывались в стилизованное изображение черепа, в зубах которого находилась миниатюрная конструкция с крошечным фиолетовым камнем посредине.

— Это? — он безошибочно определил, куда направлен ее взгляд. — Небольшое усложнение механизма, система, компенсирующая земное притяжение и обеспечивающая часам сверхточность.

— Турбийон позволяет нивелировать притяжение Земли, но не до конца, — проговорила Аврора вполоборота к нему. — Минус одна, плюс две секунды погрешности все-таки есть.

— Какие глубокие познания! — судя по голосу, он усмехнулся. — Я поражен.

— В доме отца весь чердак был завален старинными книгами, — она и сама не знала, зачем объясняет это. Зачем говорит что-то обыденное, когда от одного его присутствия рядом ее начинает трясти. — Может, среди них даже были какие-то ценные издания. В одно очень дождливое лето мы с подругой не вылезали с того чердака.

— Я крайне неравнодушен к вещам со своей историей и, чем она интереснее, тем лучше, — сообщил Гэбриел и спросил с интересом. — Вы показывали эти книги букинисту? Там оказались редкие?

— Отец сжег их на заднем дворе. Ему не нравилось, что мы роемся в старых пыльных вещах. Наверное, боялся, что подхватим какую-нибудь инфекцию или нас покусают крысы.

— Хочешь его увидеть? — как ни в чем не бывало спросил Гэбриел Франсон.

— Свидания запрещены, — с минутной заминкой ответила Рори.

Как будто это был самый обыкновенный вопрос.

Сколько раз она говорила себе: нет, ты сходишь с ума, тебе кажется, этого просто не может быть…

Потому как, если это правда, она страшнее того, что произошло в ту ночь между ней, Чадом и Скуиллером Батчем. Она так страшна, уродлива, так безнадежна, что содрогаешься, стоит лишь хоть на мгновение поверить.

Боже правый, лучше бы она действительно повредилась в уме…

— Любой запрет можно обойти. Если ты действительно этого хочешь, разумеется.

Теперь Гэбриел уже не позади и по левую сторону от нее, теперь он прямо за ней. Рори чувствует его дыхание на затылке — в уязвимом месте под наскоро забранным пучком ее темно-рыжих волос и холодок пробегает вниз, под воротник блузки прямо по выпрямленной спине, затекшей от напряжения.

Бригита сидела, не оборачиваясь, как будто совсем позабыв об Авроре, хотя обычно не отпускала ее от себя, под высокими сводами ворковали голуби, мимо прошел священник, задев край скамьи своей пурпурной сутаной.

Все было как всегда, повседневно, обыденно, но ей не было места в этой обыденности, так же, как и тому, кто находился за ее спиной.

— Я думала, что… — язык слушается ее с трудом, словно она не пила несколько дней, оттого голос звучит невнятно и сипло, как у глубоко простуженной. — Я думала, что вам запрещено находиться здесь…

— Где написано, что обычному человеку нельзя зайти в храм божий и помолиться о спасении своей души? — Гэбриел Франсон удивился совершенно искренне, но эта искренность была оскорбительна. — Говорили эти… как там их… ну, фанатики в белом с фестиваля — скоро ж Апокалипсис! Надо покаяться в грехах, быть добрее и все такое… Вот у тебя, например, какой самый тяжкий грех?

Аврора задохнулась, судорожно вцепившись в гладкую деревянную спинку скамьи, что находилась перед ней. Она давно хотела уйти, но вместо этого сидела на месте, как пригвожденная.

— Мой брат так сильно переживает пропажу Чада, прямо сердце кровью обливается, — сочувственно проговорил Гэбриел, потому что она молчала. — Признался: надеется, что он живой. Бедняга Аз, даже думать не хочу, каково это — потерять своего единственного сына. А ты как полагаешь, Рори, жив твой брат или нет? Есть ли надежда на его возвращение или его хладный труп прикопан где-то под мостом?

Под мостом…

— Если хотите меня шантажировать, напрасно, — помертвев, одними губами прошептала Рори прежде, чем сообразила, что фактически призналась в убийстве. — Можете пойти в полицию и все рассказать.

— И в мыслях не было, — он услышал и склонился ближе, к самому основанию ее шеи, медленно покачал головой и отрицательный жест превратился в ласку. — Пахнешь морковкой, невинностью и сливками. Прямо как маленький хорошенький зайчишка. Все портит только горечь вины.

Трепеща, Рори почувствовала, как при его движении твердые теплые губы скользят по ее беззащитно открытой коже.

В церкви!

Нельзя… Нельзя…

Сексуальность, умело спрятанная под маской нежности, интимного прикосновения, порочного в своей естественности.

— Я всего лишь хочу, чтобы ты перестала мучиться от этих дурацких и на хрен никому не нужных угрызений совести, — продолжил он.

— Что?

Не выдержав, она обернулась. Не потому, что он знал — это как раз было неудивительно. Ее поразил смысл этих слов — тех слов, которые были сейчас так ей нужны.

Гэбриел Франсон, слегка усмехаясь четкими чувственными губами, смотрел на нее из-под тяжелых век. И бездонная глубина этого взгляда делала его вроде бы обыкновенное лицо зрелым, наполненным внутренней силой, и… по-настоящему красивым.

Испугавшись, Аврора резко отвернулась, безуспешно пытаясь найти в себе силы вскочить и бежать от этого существа, которое лишь притворялось человеком, на самом деле будучи чем-то по-настоящему жутким, древним и могущественным. А в следующее мгновение Рори почувствовала, как он положил ладони ей на плечи, и тяжесть его рук была такой расслабляющей и приятной, что она отдала все сокровища мира, лишь бы он их не убирал.

И она увидела гостиную Франсонов и труп с размноженной головой на ковре, в обезображенном лице которого с трудом можно было узнать Скуиллера Батча. А рядом себя, голую и истерзанную, с пистолетом, который Чад приставил к ее затылку. Она стояла на карачках, а он ритмично двигался в ней сзади, и ее лицо было искажено от боли.

— Вот, что произошло, если бы ты не выстрелила, — вкрадчивый голос Гэбриела раздался над левым ухом и он сжал ее плечи сильнее, расслабляя, унимая в ней нервическую дрожь, вызванную этой жуткой картиной. — И как, по-прежнему жалко бедную невинную душу Чада Франсона? По-прежнему сожалеешь, что лишила жизни это творение божье? Не смущает, что оно собиралось натворить?

— Неужели Чад действительно был способен на такое зверство? — выдохнула Аврора.

— Под действием алкоголя люди совершают куда более дикие поступки, — пожал плечами он. — Но тут алкоголь почти не причем. Между нами говоря, душонка твоего братца была довольно мерзкая и отправилась куда следует, можешь мне поверить.

— Оправдание убийства… — помимо воли Рори усмехнулась, хотя сейчас ей было точно не до смеха. Отправилась, куда следует. В ад. — Наверное, было глупо ожидать чего-то другого от… от…

Последнее слово застряло где-то в легких: язык не повернулся произнести его, тем более здесь, под этими светлыми сводами.

— Ты фантазерка, Аврора, — ее заикание его развеселило. — Сама подумай — будь я дьяволом, разве смог войти сюда?

Рори растерялась, но тут же постаралась взглянуть трезво. Он играет с ней, дурачит, хочет сбить с толку. Такова природа нечистого. Или… Или на фоне произошедших событий у нее действительно открылись серьёзные проблемы с психикой?

— Откуда тогда вам известно про…Чада? — эхом отозвалась она.

— Я предположил, — искренность его тона была с лихвой компенсирована усмешкой.

— Вы знали, — тихо, но очень твердо сказала Рори. — У любого человека мое признание вызвало бы удивление и шок. Но вы… Возможно, даже видели все своими глазами. Вы имеете такую возможность, потому что вы… Не человек.

В другом месте она побоялась сказать это. Просто не смогла, умерла от страха. Но ведь это церковь! Это божий храм! Он не сможет с ней ничего сделать. Здесь нет его власти!

— Нет моей власти? О, девочка… — его голос, господь милостивый, этот его голос — от одной только тональности можно было растечься лужицей подтаявшего клубничного мороженого. — Я мог бы трахнуть тебя прямо на этом самом алтаре, но, сказать по правде, не такой уж я и плохой, несмотря на растиражированный образ. Он, — Франсон едва заметно кивнул на распятие, — хочет, чтобы совесть терзала тебя яростнее бешеной собаки. Я говорю: детка, о каких угрызениях совести может идти речь? Ты правильно сделала, что пристрелила этого подонка. Ну, и кто более милосерден?

Не дожидаясь ее реакции, Гэбриел легко поднялся и направился к боковому проходу.

Позади скамей, окруженные цветами, были расположены тяжеловесные чаши, полные святой воды, чтобы каждый верующий мог омыть лицо, руки, зачерпнуть воду с собой.

Около одной из таких чаш Гэбриел остановился и, проведя пальцами по гладкому белому мрамору, небрежно опустил их в воду. Никто в церкви, кроме похолодевшей Рори, не заметил, как зашипела, задымилась вода, словно в нее опустили раскаленное железо.

Сам же Гэбриел Франсон не проявил никаких признаков боли. Послав ей обаятельнейшую улыбку, он стряхнул с пальцев воду, демонстрируя их целость и невредимость, после чего, подмигнув, скрылся в дверях.

Рори бессильно откинулась на лавке — пережитое напряжение было настолько сильным, что когда оно отпустило, ее охватила страшная слабость.

— Знаешь, сегодня мне как-то особенно хорошо и светло молилось. Как будто благословение снизошло, словно какой-то дивный голос сказал, что Чад жив и скоро вернется… Что с тобой, милая? Ты выглядишь бледной.

Бригита склонилась к ней с трогательной заботой, но Рори знала, что это лишь одна из ее масок, самая любимая маска — кроткой и милосердной добродетели. Но, даже понимая это, Аврора вдруг ощутила страстное желание рассказать, поделиться, как с настоящей матерью. Слишком темная и мрачная туча надвигалась на нее.

— Все хорошо, просто тут немного душновато, — через силу проговорила Рори. — Что касается Чада… Уверена — с ним все в порядке!

— Да услышит твои слова Господь, моя милая добрая девочка! — со слезами в голосе воскликнула Бригита.

13 лет назад

Углубление она сделала детским совком с отломанной ручкой. Конечно, таким много не накопаешь, но важна не глубина ямки, а то, что Рори собиралась в нее положить.

В этот предзакатный час в саду старухи Кендрезе было слишком тихо. Благоухали неведомые травы и цветы, которые росли только здесь, липы и дубы сплели свои ветвистые кроны в загадочные узоры, а вечерняя роса насквозь промочила матерчатые клетчатые тапочки Рори, которые тут же стали заляпанными грязью.

Что-то железное, что-то соленое, что-то золотое, что-то красное, что-то противное, что-то мокрое, что-то вкусное и что-то дорогое сердцу…

Рори расстегнула шитую бисером сумочку — подарок Розали на прошлый День Рождения. Там лежали ножницы, щепотка соли в пузырьке из-под лекарства, монетка, красная шелковая ленточка, ломтик заплесневелого сыра, носовой платок, который она смочила водой, красное яблоко и копеечная пластиковая брошка-розочка, которая, как говорил папа, принадлежала ее матери.

Прикусив язык от сосредоточенности, она сделала все так, как говорилось в заговоре, и принялась считать.

Сине-фиолетовые астры пахли так нежно, свежо и каждый лучистый густомахровый цветок действительно напоминал многоконечную звездочку, будто кто-то горстью сыпанул их прямо под сень дуба. Одна из них станет волшебной, и сбудется то, чего Рори хочет больше всего на свете.

Отец никогда не прикоснется к бутылке, устроится на работу, с которой его не выгонят с позором, как обычно… Он купит новый красивый дом и все в Гарвен-Гроув е перестанут смотреть на них косо. И когда они с папой станут такой дружной и веселой семьей, он встретит хорошую добрую женщину. Она будет кондитером, а даже если и нет, все равно будет вкусно готовить, особенно сладкое — всякие пироги, торты, оладушки. В их доме всегда будет пахнуть вкусной едой, вместе станут смотреть фильмы по телевизору, читать про Тома Сойера… И быть может, Аврора сможет назвать эту женщину мамой…

Увлекшись своими радужными мыслями, Рори досчитала до девяносто одного, как вдруг с ужасом поняла, что глаза-то она не закрыла! Каждому ясно — чтоб заговор сработал, нужно строго выполнять все условия, в таком деле ошибаться нельзя! И что теперь? Не будет ничего? Ни работы у отца, ни нового дома, ни пирогов, ни семьи, похожей на семейство Розали — такой, крепкой, любящей, дружной Аврора рисовала свою семью в мечтах…

Солнце уже почти село — у кустов и деревьев выросли длинные уродливые тени, которые ползли, наступали на Рори, точно живые. Девочка зажмурилась и принялась торопливо считать сначала.

— Эй! Эй ты, пигалица! Что это ты тут делаешь? — вдруг раздался гневный окрик. — Кто разрешил тебе заходить в мой сад?

Соседка, фру Кендрезе, стояла прямо перед ней! И как смогла подойти так бесшумно?

Рори сорвалась, как вихрь, но в своих мокрых тапочках поскользнулась на сырой и влажной земле, шлепнувшись прямо в грязь.

— Попалась!

С неожиданной силой старуха поймала ее за шиворот. Последние солнечные лучи растаяли, растворились в холодном воздухе — сумерки сгустились слишком резко, как будто кто-то щелкнул выключателем.

— А ну говори, мерзавка, чего пришла?

Всхлипнув, Рори отчаянно завозилась в грязи, пытаясь высвободить воротник из клешни Кендрезе. Старуха нависла над ней, как никогда похожая на ведьму: седые волосы неопрятно торчат в разные стороны из-под черного платка, обмотанного вокруг головы, тонкогубый рот искривлен, а в сощуренных глазах злоба.

Они с Роз постоянно болтали о том, что соседка ведьма, но все-таки в глубине души Аврора не верила, что это правда. Просто хотелось поговорить о загадочном, придумать себе какую-то страшилку, помечтать, что таинственное рядом. И все же эти разговоры были понарошку.

Ведьм не существует, ведь правда же?

В следующее мгновение Кендрезе вытаращила глаза, а ее хватка ослабела. До смерти испуганная Аврора рыбкой скользнула в сторону, но у живой изгороди стала, как вкопанная — путь ей отрезала тьма.

Словно кто-то капнул в воздух чернил, и они растеклись в окружающем пространстве, сгущая вокруг небольшого пятачка мрак.

Старая Кендрезе изменилась, стала совсем не похожа на себя. Вместо неопрятных патл — белые волосы, собранные в пучок на затылке. Вместо бесформенного балахона — джинсы и замшевая куртка. Вместо озлобленного оскала — благородные, красивые черты лица. Этот образ казался намного более привлекательным, если бы не глаза — два темных зияющих провала, из которых брызнула чернота, что поглотила жалкие остатки света.

— Помогите! — пронзительно закричала Рори. — Папа, папочка!

Она осталась в кромешной темноте один на один с этой жуткой старухой. Не стало ни деревьев, ни сада, ни дома, это было какое-то другое место, непонятое, темное, страшное. В панике Аврора закружилась, бросаясь в разные стороны, но повсюду было одно — липкая, холодная, враждебная мгла, в которой существовало что-то разумное, живое, злобное.

Оно, в отличие от Рори, прекрасно ориентировалось в этой темноте.

— Мицара, — сказал кто-то во тьме невнятно, будто рот его был полон болотной тины, камушков и лягушачьей слизи. — Мицара, отдай свой эфир…

В нос ударил сладковатый запах застоявшейся гнили, от которого Рори чуть не вывернуло наизнанку, а потом она почувствовала на щеке прикосновение влажных костистых пальцев.

— Папа! — на самой высокой ноте завизжала Рори. — Папа, помоги!

В тот момент, когда она, всхлипывая и трясясь, перегнулась пополам, чувствуя, что сейчас умрет от ужаса в этой темноте, раздался выстрел.

Сгустившуюся вокруг Рори тьму прорезал свет, такой яркий, словно он исходил от прожектора. Подняв голову, Аврора увидела отца. Всклокоченный, помятый, он стоял на садовой дорожке, держа в одной руке светодиодный кемпинговый фонарь, а в другой ружье.

— Что за… — Уолли Йорк грязно выругался, не в силах оторвать взгляд от старой соседки, бесформенной темной кучей осевшей прямо в клумбу астр.

Только глянув, Аврора подбежала к отцу, спрятав лицо в поле его куртки. Не было никакой незнакомой старухи с белыми волосами и черными глазами. Среди пышных фиолетово-синих астр лежало безжизненное тело фру Кендрезе.

— Я хотела сорвать звездный цветок, папа… — зарыдала Аврора. — Я просто хотела, чтобы все было хорошо…

Отец неловко обнял ее, гладя по голове и бормоча успокоительные фразы, но как-то машинально. От него пахло спиртным, а руки его дрожали. «Эта тварь хотела тебя убить!», — повторял он, но испуганный взгляд его постоянно возвращался к лежащей в клумбе Кендрезе.

— Ничего-ничего, малышка, — прошептал Уолли и крепко ее обнял. — Я брошу пить, мы, наконец, продадим эту старую развалюху, в которой живем, и переедем в другой район. Все еще будет хорошо…

Но Аврора точно знала: теперь не будет.