Перкаль. Флер страсти

Матильда Аваланж, 2023

Я скрывалась от следующего за мной по пятам кошмара. Но он нашел меня – даже на самом краю света. Теперь я должна вернуться в мрачный город, из которого когда-то бежала, чтобы встретиться со своим страхом лицом к лицу и узнать откуда он родом. Смогу ли я выжить и не сойти с ума? Ведь прошлое подчас хранит слишком мрачные тайны…

ГЛАВА 1

Парящие в воздухе

Парикмахер щелкнул надо мной ножницами.

— Вы уверены, что хотите это?

Уверена ли я?

Господи, да нет конечно!

Мне безумно жаль свои волосы!

Но я теперь в бегах, а беглянки по всем канонам жанра либо отстригают волосы, либо красят их в совершенно другой цвет в туалете придорожного кафе, как Дженнифер Лопез в клипе на одну известную песню.

Она там, правда, ещё машину сожгла, но такого глупого и красивого удовольствия я себе не позволила.

Машину Гая я продала. Это было более выгодно.

— Я вас поняла? Стричь? Вы хотите стричь? Вот так коротко? Ещё короче?

— Да, все верно.

— У вас шикарные волосы, — она подняла одну прядь и обернулась к парню, который делал завивку пожилой женщине. — Коста, ты слышал? Эта деспенис хочет стать совсем как мальчик! Вам просто не пойдёт такая стрижка!

Бросив на меня оценивающий взгляд, парень коротко заключил:

— Она безумна, не иначе.

Честно говоря, я пыталась решиться на такие кардинальные изменения в своей внешности не в первый раз.

Не думаю, что это как-то помогло получше спрятаться от тех, кто следует за мной по пятам, и все же так было бы спокойнее. И правильнее.

Другая жизнь — другая причёска.

— Ну что, деспенис, стрижём? — ещё раз на ломаном русском спросила парикмахер с видимой жалостью.

И я, конечно, снова трусливо отступила.

В конце концов, почему из-за каких-то глупостей я должна делать то, чего мне не хочется?

— Пожалуй, вы правы, — я с облегчением поднялась из кресла. — Если надумаю — вернусь.

— Надеюсь, не надумаете! — широко улыбнулась девушка. — Вам так идут длинные волосы! Правда, Коста?

Парень, не отрываясь от работы, цокнул и поцеловал пальцы.

Наверное, это означало высшую степень согласия.

Я с лёгким сердцем выбралась из парикмахерской и оказалась на узкой улочке в окружении деревянных балконов, с которых свешивалась зелень и гирлянды цветов.

Магазинчики и различные лавки располагались на первых этажах жилых домов.

Улочка вела прямо к морю.

Собрала волосы в хвост и побежала вперёд.

Невдалеке показалась витрина со свадебными платьями. Эти платья не из миткаля, нет!

Это обычный салон, и Ян не выйдет из его двери и не преградит мне путь, торжествующе улыбаясь своей сумасшедшей улыбкой.

И все-таки один лишь вид манекенов, задрапированных белой тканью, заставил меня свернуть в проулок.

Уж лучше обойду этот магазин!

Я знала, что после событий двухмесячной давности нервы у меня стали совсем ни к чёрту. Я боялась каждого брошенного на меня взгляда, каждого громкого звука, но больше всего — ночи и таящихся в ней шорохов.

Мне все время казалось, что Ян нашел меня и теперь наблюдает, играя, как кошка с мышкой.

Стыдно признаться, но порой я вела себя неадекватно даже на людях.

Когда летела сюда, то при посадке на самолёт заметила парня в ветровке с низко надвинутым на лицо капюшоном и перепугалась до такой степени, что чуть не сбежала прямо с трапа.

Хорошо хоть, он снял капюшон, когда показывал свой билет стюардессе и оказался, разумеется, не Яном, а каким-то темноволосым парнишкой, совсем юным.

Только тогда я отцепила судорожно сжатые пальцы от поручня и вывалилась из автобуса.

Хорошо хоть, в общей суматохе никто не заметил моей паники.

Попетляв по тенистым улицам, я, наконец, вышла к морю.

С удовольствием скинув сандалии, взяла их за ремешки и, утопая в белом нагретом солнцем песке, пошла к пляжу.

Здесь было так тепло, так солнечно и чудесно, что тревога мало-помалу убралась куда-то вглубь меня, затаилась до поры до времени.

Морские волны плавно накатывали на берег и отступали, успокаивая, убаюкивая, как будто уверяя в том, что сейчас я в полной безопасности.

И все же потрясающие ярко-аквамариновые воды будили в моём сердце печаль.

Я пыталась избавиться от воспоминаний, потому что они были слишком болезненны и горьки, и не могла.

Цвет Эгейского моря напоминал глаза Влада.

То, что он теперь мертв. И то, что его убил Гай.

Из-за меня.

Чтобы хоть как-то отвлечься от плохих мыслей, я принялась разглядывать виллы, мимо которых проходила. Они были очень уютными, с верандами, балкончиками, на которых стояла плетёная мебель, с ухоженными садами, а в некоторых двориках даже фонтанчики были.

Наверное, жить в одной из таких вилл на берегу моря — огромное счастье. Спокойно жить и знать, что за тобой по пятам не гонятся отвратительный безумец Ян и бывший возлюбленный Гай, ставший предателем и убийцей.

Они ищут меня, я знаю.

Поэтому постоянно переезжаю, не задерживаясь на одном месте дольше недели.

Благо, в этом помогают денежки, которые были в машине Гая, и которых мне хватит надолго.

О том, что будет, когда они закончатся, думать не хочется.

Заплатив два евро за вход на пляж, я отодвинула один из шезлонгов подальше от остальных, бросила на него сумку, скинула сарафан, под которым был надет купальник, и побежала к морю.

Оно приняло меня, обласкало, дурные мысли сразу куда-то улетучились. Плавала я не очень хорошо, но глубины не боялась, к тому же вода как будто держала.

Я даже до буйка доплыла!

Вдоволь наплескавшись, с удовольствием плюхнулась на шезлонг, ощущая, как солнце обогревает мою мокрую кожу.

Ненавижу зиму и промозглый холод!

Никогда больше не вернусь в Белый Лог!

А когда-нибудь, когда все это кончится, я обязательно поселюсь в симпатичном домике на берегу моря.

Перевернувшись на живот, я принялась лениво разглядывать из-под солнечных очков посетителей пляжа.

Народу было немного, в основном туристы — немцы, американцы, много русских…

Были на пляже и местные — греки.

Компания мужчин расположилась неподалёку под большим полосатым зонтиком, попивая пиво.

Они посматривали на туристок, но любоваться было особо не на что: две молодые высокие немки ушли, а на оставшуюся пожилую пару американцев любоваться явно не с руки.

Понятное дело, греки переключились на меня. Я была сама скромность, но как можно оставаться скромной в купальнике?

Они разглядывали меня так откровенно, что я решила больше не обращать на них внимания.

Натянула свою широкополую шляпу с синей лентой и достала из сумки купленный ещё в аэроэкспрессе глянцевый журнал.

Но статьи были откровенно скучными, в духе «10 признаков того, что ваш парень вам изменяет», и я нет-нет да посматривала по сторонам.

К грекам тем временем подошел чернокожий парень с косичками-дредами, перетянутыми разноцветными нитками. Они поздоровались, и, улыбаясь, принялись о чем-то болтать. В какой-то момент парень мельком взглянул на меня, а потом куда-то испарился.

Я ещё раз сходила поплавать, а потом принялась собирать из камушков своё имя на песке. Перебирать отполированные водой и нагретые солнцем голыши было приятно.

Среди них попадались необычные и по-настоящему красивые.

Я даже отложила несколько на память.

— Привет, деспенис, ты ведь русская?

Увлёкшись своим занятием, я не сразу заметила невысокого грека из той самой компании. Он был очень взрослый, лет под сорок, но прекрасно сохранился и теперь проникновенно смотрел на меня волоокими очами. Тому, что он знает русский, я не удивилась, так же как и тому, что он с ходу определил мою национальность.

Гид в автобусе рассказывал, что в этих местах бывает много русских туристов, поэтому местное население, работающее в гостиничном сервисе, неплохо знает этот язык.

В принципе, грек не первый приставала, меня предупреждали, что для местных клеиться к туристкам совершенно нормально. И все-таки он был немолод, и это меня неприятно задело.

Я даже отвечать ничего не стала, только кивнула.

— Я — Демитрос, а тебя? — не смутил грека мой недружелюбный вид.

— Ева.

— О! Ева — прекрасное имя и необычное для русской! Такое же прекрасное, как и ты! — бурно и банально восхитился Демитрос. — А из какого ты отеля?

Тут все так было запросто — обратиться на «ты» к незнакомой девушке вдвое моложе себя, спросить название ее отеля…

— Зачем вам? — прозвучало это нелюбезно, но я не собиралась называть ему практически свой адрес.

— Без злых умыслов! — с улыбкой поднял руки вверх грек. — Никаких плохих! Может, вечером в ресторан сходим?

Ну, я так и знала, что этим закончится…

— Думаю, мои родители этого не одобрят, — пожала плечами я, вешая сумку на локоть.

— Ты с родителями здесь? — заинтересовался Демитрос. — А почему они с тобой не пошли к пляжу?

Ух, приставучий какой!

— Они около бассейна предпочитают отдыхать. Приятно было познакомиться! — вежливо улыбнулась я и, помахивая сандалиями, двинулась с пляжа прочь.

До небольшого отеля, в котором я остановилась, было пятнадцать минут ходьбы. Выбрала я его неспроста. В огромном отеле легче затеряться, и поэтому Гай с Яном будут искать меня там в первую очередь.

Впрочем, я всей душой надеюсь, что до Греции они ещё не добрались, а когда доберутся, я буду уже далеко отсюда.

С утра я не завтракала, поэтому ужасно проголодалась. Во Флегре как раз начался обед. Я набрала себе на большую тарелку всяких вкусностей, в том числе греческий салат, хотя, по-моему, в России его готовили намного вкуснее, чем здесь.

Не обошла стороной и блюдо с очень острыми маринованными перчиками, которые почему-то мне особенно полюбились.

Взяв кисть винограда на десерт, я отправилась в свой номер, находящийся на втором этаже необыкновенно уютного бунгало. Молодой садовник-грек приветственно помахал мне рукой, и я помахала в ответ. Он познакомился со мной сразу, как только я приехала во Флегру, и с тех пор оказывал всякие знаки внимания.

В основном это были цветы, оставленные у входа в мой номер, а однажды он пригласил меня в кафе. Словом, греки были очень любвеобильны и методы ухаживаний выбирали одинаковые.

Хорошо хоть, по соседству заехали две русские девушки, и садовник переключил своё внимание на них.

В номере я улеглась на кровать и попыталась снова зайти в Интернет с купленного мной ещё в России планшета. Просматривать последние новости было немного страшно, я все время боялась наткнуться на сообщения о преступлениях, которые, возможно, совершил Ян. Но соединение так и не установилось.

Возможно, это было к лучшему. Лишние тревоги мне не к чему.

Пик курортного сезона ещё не наступил, и вечером на море становилось ощутимо холоднее. Мало кто рисковал купаться, но, несмотря на это, на пляже было много людей.

Кто-то играл в волейбол, кто-то рыбачил, читал книгу или слушал музыку. Я опустилась на перевёрнутую днищем вверх лодку с намерением полюбоваться восхитительным закатом, и тут заметила чернокожего парня с дредами, которого видела утром.

Он шел с большой картонкой, на которой были прикреплены часы, и предлагал все эти Ролексы, Лакосты и Дольче Габаны отдыхающим. Некоторые покупали.

— Ten Euro, — парень ткнул картонку мне прямо под нос.

В отличие от местных греков по-русски он совсем не говорил.

— No, thanks, — покачала я головой.

Предприимчивый торговец часами снизил цену сначала до девяти евро, а потом и до восьми, но я была непреклонна.

Афроамериканец от меня не отстал.

Похлопав по своей весёленького оранжево-зелёного цвета футболке, он сказал: «Пако». Пришлось и мне назвать своё имя. Разговаривать с ним не хотелось, но грубой быть не хотелось ещё больше.

Пако принялся что-то болтать на английском, а я с тоской думала, что он теперь долго не отвяжется. К английскому у меня были не такие способности, как к латыни, но моих скромных школьных познаний хватила на то, чтобы понять, что у Пако в Африке есть сестра моложе меня года на два.

В общем, парень что-то болтал о себе, я изредка кивала, глядя на спокойное море, в которое, точно в стакан с водой, медленно опускался лимонный диск солнца, как вдруг он бегло оглянулся по сторонам и, прикоснувшись к моей руке, тихо сказал:

— Be careful!

Покопавшись в памяти, я перевела эту фразу и похолодела.

Он советовал мне быть осторожной.

— So why? — переспросила я.

Но парень уже как ни в чем не бывало шёл дальше, размахивая своими часами.

Что это такое? Я неправильно его поняла?

Не может быть, чтобы какой-то чернокожий парень, который и по-русски то не говорит, предупреждал меня о Яне.

Или может?

Скорее всего, это какая-то странная шутка. Ян не может ворваться в мой мирок.

Не здесь.

Не сейчас.

Я всегда чувствую его приближение.

Мне начинают сниться кошмары, я задыхаюсь и путаюсь в простынях, когда сплю, а просыпаюсь в холодном поту.

Нет, Ян далеко, а Пако просто пошутил.

Даже если Ян приближается, через три дня у меня вылет в Москву. Я успею уйти, успею.

Господи, как же мне надоело бегать!

Как же мне надоело вздрагивать от каждого шороха и искать опасность даже там, где её нет. Ни на миг не могу расслабиться…

Темнеет на море быстро. Возвращаясь в почти сгустившихся сумерках в отель, я, просунув руку между прутьями, сорвала из чьего-то сада розы. Думаю, хозяева не будут слишком уж возмущены.

Флегра светилась в ночи праздничными огнями, били фонтаны, благоухали цветы, а в баре, расположенном прямо над подсвеченным зелёным бассейном, громко играла музыка.

Я заказала бокал красного вина и отправилась в свой номер, который казался оплотом теплоты и спокойствия.

Выйдя на балкон, с которого открывался потрясающий вид на море, я с ногами села в плетёное кресло и положила перед свечой, которую до этого попросила на ресепшене, две розы.

— С Днём Рожденья, мамочка! — прошептала и зажгла свечу.

Вино пахло гранатом и разлилось теплом по жилам. Интересно, что было, не случись с моими родителями этой страшной трагедии?

Ян бы всё равно поселился этажом ниже, все равно в меня влюбился и стал преследовать.

Но может быть, родители смогли меня от него защитить? Или он убил их?

Не знаю… Знаю только, что ужасно скучаю по тебе, мама.

Я почти не помню, как ты умерла, психолог потом сказал, что это частичная амнезия из-за шока и когда-нибудь я вспомню тот день во всех подробностях.

Но пока я не готова, нет…

Страшные, полубезумные глаза отца…

А потом темнота.

Почувствовав, что за мной кто-то наблюдает, опустила взгляд. Садовник пристально рассматривал меня, прислонившись к дереву оливы.

Он улыбнулся и помахал — и это уже четвёртый раз за день. Я подавила в себе желание сделать некрасивый жест и натянуто улыбнулась в ответ, залпом допила вино, задула свечку и ушла в номер.

Но в глубине души была даже чуть-чуть рада, что грек испортил мой настрой и невольно прекратил поток воспоминаний.

Спать я легла пораньше: вставать нужно было в пять утра. Я оплатила сорок евро за экскурсию в монастырский комплекс Метеоры, и проспать автобус никак не могла.

Когда я только прилетела в Грецию, встречающий гид рассказал об этих монастырях и посоветовал посетить именно Метеоры, знаменитые тем, что расположены они на высоких скалах.

Красивый рассказ запал в душу, а в звучном названии почудилось что-то светлое и спасительное.

Конечно, привлекать к себе лишнее внимание и таскаться по экскурсиям не стоило… По идее, я должна была сидеть в своём отеле тихо, как мышка.

Но я чувствовала, что в Метеоры мне съездить просто необходимо.

Уснула я хорошо, и ни один кошмар мне в ту ночь не приснился. Почему-то в этом номере, в бунгало с видом на море спать было очень уютно и сладко. Проснулась по звонку будильника, быстро собрала вещи, причесалась и отправилась в главный корпус на обещанный ранний завтрак.

Отель ещё спал, и почему-то мне было здорово от осознания того, что всех его отдыхающих ждёт обычный день, а меня — поездка в самое красивое и необычное место если не в мире, то в Греции уж точно.

Дежурящая на ресепшене девушка-гречанка распахнула двери ресторана и включила первый ряд ламп.

Так как из Флегры в Метеоры ехала только я, то завтракать мне предстояло в гордом одиночестве.

Впрочем, в том, что ресторан открыли только для меня, было нечто забавное и приятное.

Я налила себе кофе со сливками, положила на тарелку сосиску из лотка, сыра и пару сладких булочек и села за самый первый стол, чего обычно себе не позволяла, выбирая самые дальние столики.

— Приятного аппетита! — мягкий тенор заставил меня поперхнуться.

Садовник, будь он неладен! И чего ему в такую рань не спится? Кажется, его зовут Прочорос…

Грек, и, не подозревая, как смешно звучит по-русски его имя, стоял, поигрывая мускулами под очень обтягивающей белой футболкой, как будто напрашиваясь на сравнение с Аполлоном.

Честно говоря, я не люблю таких вот накачанных парней с кубиками на прессе и рельефными бицепсами.

Может, я не вполне нормальна…

— Метеоры — прекрасная экскурсия, — заметил Прочорос. — Лучшая из всех, которые тут предлагают. Вы знаете, что Метеоры в переводе с греческого — «Парящие в воздухе»?

— Нет. Но звучит очень красиво.

— Ещё красивее будет, когда вы увидите монастыри. Они как будто парят на землёй, над равниной, — произнёс садовник, наливая себе кофе и присаживаясь за мой стол с твёрдым намерением поболтать.

— Не терпится увидеть, — сказала я, поднимаясь. — Мне сказали, нужно быть у входа в отель в половине шестого. Удачного дня!

— И вам, Афродита! — улыбаясь, пожелал садовник и, как будто спохватившись, хлопнул себя по лбу. — Ох, перепутал, Ева!

Автобус прибыл точно по расписанию.

Забравшись на второй этаж и заняв милое местечко у окошка, я подумала, что, наверное, стала совсем дикой.

Надо было поболтать с этим Прочоросом, может, даже пофлиртовать, он явно не против… Но делать этого совершенно не хотелось.

Не хотелось флиртовать ни с ним, ни с кем-либо другим. Что-то со мной явно было не в порядке.

Я посетила местного парикмахера, может теперь к местному психиатру сходить?

Представив себя на кушетке судорожно сжимающей клетчатый носовой платок и рассказывающей незнакомому дядечке про свои глубоко личные переживания, я хихикнула.

Возможно, просто все дело в том, что мне не нравятся греки?

Автобус постепенно заполнялся людьми, которых водитель подсаживал у отелей, расположенных на побережье. Когда туристическая группа была, наконец, укомплектована, мы доехали до Салоник. Это крупный мегаполис Греции, почти такой же по величине и значению, как и Афины.

Здесь к нам присоединился гид, который начал немного нудновато про эти самые Салоники рассказывать. Он сыпал историческими датами и разными названиями так обильно, что я совсем отвлеклась, пока впереди не показалась огромные царственные горы.

Вершины их тонули в шапке тумана.

Это был знаменитый Олимп — место обиталища греческих богов. В связи с этим гид сменил тему и принялся рассказывать про Зевса, Геру, Афину, Гермеса и перипетии их семейных отношений.

В Согинее мне безумно нравились поэмы Гомера.

В них было что-то необыкновенное, чарующее, и это не портил даже тяжеловесный слог поэм.

Удвоенный дактиль, вспомнила я, улыбнувшись.

Влад вбивал нам это в головы и даже заставлял заучивать начало «Иллиады» и «Одиссеи» наизусть.

— Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына, — повторила я шёпотом. — Грозный, который ахеянам тысячи бедствий содеял страшных…

Помню.

Даже сейчас помню.

Я усмехнулась, мельком посмотрев на соседнее кресло. Сидящая в нём девушка болтала с парнем, находящимся через проход и на мою фразу внимания не обратила.

И это хорошо, потому что меня саму всегда настораживали люди, разговаривающие сами с собой.

Влад был действительно отличным преподавателем, потому как сумел по-настоящему заинтересовать мифами Древней Греции.

Ему и самому нравилась эта тема, и я вспомнила, как на одном из занятий он сказал, что мечтает побывать в Греции и увидеть своими глазами места, где рождались мифы. И вот теперь я своими глазами вижу то, что так хотел увидеть он.

Покопавшись в сумке, я достала плейер, вставила наушники и наугад выбрала песню.

Могла ли я что-то изменить?

Могла ли сделать так, чтобы Влад остался жив? Спасти его?

Единственное, что было в моих силах — не давать Гаю повода для ревности. Но я и в страшном сне не представляла, что он способен на подлое и жестокое убийство.

Я не должна винить себя, не должна…

Любила ли я Влада?

Не знаю.

Но мне горько осознавать, что его больше нет на белом свете.

Все сплелось в один клубок: мания Яна, предательство Гая, смерть Влада, а впереди у меня снова бегство, неизвестность, бесприютность.

Но ведь нельзя бежать вечно, и я уже это поняла.

Только как быть, если останавливаться страшно?

Мне больше не удастся уйти от Яна, если он меня поймает, и он сделает со мной все, что хотел, все самые отвратительные и грязные вещи, которые только сможет придумать.

Принцу Миткалю невозможно противостоять.

Между тем гид объявил, что мы подъезжаем к Метеорам.

Автобус катил по долине, и никакого намёка на какие-либо возвышенности не было.

Я уже было решила, что экскурсовод что-то напутал, но за следующим поворотом показались грандиозные отвесные скалы, действительно, как будто зависшие в воздухе над равниной.

Машина остановилась у подножия одного из массивных каменных столбов, на верхушке которого виднелись песочного цвета стены и кровли мужского монастыря Святой Троицы.

Потрясающе!

Как можно было построить здание на такой высоте?

К монастырю вела выдолбленная прямо в скале тропа, и чем выше мы поднимались, тем сильнее захватывало дух от простирающейся перед глазами картины.

Глодавшая меня последние месяцы тревога отступила, и я впервые за долгое время почувствовала себя свободно и легко.

Справа и слева от скальной арки, которая являлась входом в монастырь, трепетали белые полотнища.

Я засмотрелась на них и отстала от туристической группы, которую неугомонный гид вёл все вперёд и вперёд.

Ветер полоскал ткань, и я не могла отвести от неё взгляда.

Мне не было страшно, нет, хотя последние месяцы я паранойно остерегалась любых тканей, боясь увидеть и почувствовать под пальцами миткаль, который как бы говорил, что Ян близко и готов к очередному страшному акту написанной им безумной пьесы.

Но у входа в монастырь развешаны не миткали.

Это была какая-то другая ткань, и, когда я подошла к одному из полотнищ совсем близко, она, будто сама скользнула между пальцами.

Тонкая, лёгкая, мягкая, изящная, чем-то похожая на батист, и не серовато-желтоватая, как миткаль, а снежно-белая.

Я ещё раз зачарованно провела ладонью по полотнищу, накинула на голову синий шёлковый платок и поспешила догонять свою группу, которая уже зашла в неф храма, расположенный крестом.

За небольшой деревянной дверью скрывалось помещение с очень низкими сводами и единственным двупольным окном на куполе.

Несмотря на это, неф казался наполненным каким-то ясным чистым светом. Я прикоснулась к одной из стен, думая о том, насколько она древняя и сколько всего видела на своём веку.

Камень был тёплым и шероховатым.

Через узкий проход прошли в здание храма. Ни позолоты, ни каких-либо вычурных украшений тут не было.

Только простые деревянные скамьи и печальные лики святых, взирающие с потемневших от времени фресок. Гид минут десять рассказывал об иконописцах прошлого, расписывающих эти стены, и библейских сюжетах, которые они изображали, а затем объявил, что на этом экскурсионная часть окончена и ровно через сорок минут туристическая группа должна собраться у автобуса на подножье скалы.

Наша группа разбрелась, кто куда.

Я подошла к коробочке со свечками и с удивлением обнаружила, что их можно брать бесплатно.

Свечки взяла три, их можно было зажечь от большой коричневой свечи, стоявшей тут же. Воск сразу нагрелся и потёк в моих пальцах маленькими горячими каплями, похожими на слёзы.

Одну свечу я поставила за упокой матери, которую почти не помнила. Вторую — за всех замученных и убитых Яном.

А третью — за Влада.

Влад, о, Влад, мне так жаль, что я даже не попрощалась с тобой, не подарила тебе последний поцелуй…

Но мне пора забыть о тебе, пора оставить для горьких воспоминаний лишь маленький уголок в своём сердце. Ты любил меня, я знаю, но лучше бы мне с тобой не встречаться.

Я не буду больше винить себя в твоей смерти, я тебя отпускаю.

Прости, Влад, и прощай…

Я открыла глаза, ещё раз взглянула на печально склонившего голову Христа на распятии, и пошла к высокой арке, которая вела во внутренний дворик. Внезапно навстречу резко дохнуло холодом, так, что я даже зажмурилась. Обернувшись на горящие у кануна свечи, увидела, что свечка, которую я поставила за Влада, потухла.

Я зажгла ее вновь, но свеча начала трещать и коптить чем-то чёрным.

Я не знала, что и подумать, но потом свечка разгорелась, и пламя стало ясным и ровным.

Смешно было бы искать в этом какие-то тайные знаки. Чудес не бывает.

Прощай, Влад.

Небольшой квадратный дворик храма был усажен цветами.

Полюбовавшись необыкновенно яркими жёлтыми рододендронами, синими примулами, и алой геранью, по узкой лестнице я поднялась на смотровую площадку.

Она не была ничем огорожена: огромные валуны лежали друг на друге, на них запросто можно было забраться, если, конечно, не бояться высоты в восемьсот метров над уровнем моря.

Туристы не боялись, фотографируясь на фоне гор в разных позах.

Отсюда открывался такой потрясающий и величественный вид на Фессалийскую равнину, что сердце замерло.

Я забыла обо всем: об Яне, Гае, Владе, о том, что я, вообще-то, нахожусь в бегах, и приезжать сюда мне не стоило.

Стоило!

Ради того, что я видела перед собой сейчас, однозначно стоило.

Внезапно налетевший сильный порыв сухого тёплого ветра подхватил мой шарф и сдернул его с головы.

Я хотела сделать шаг вперёд, чтобы ухватить шёлковый кончик, но тут до меня дошло, что впереди простирается пропасть в тридцать этажей и пытаться поймать шарфик — не лучшая мысль.

Тем более, что он синим пятном плавно парил над равниной, уносимый ветром все дальше и дальше.

Но странное дело, здесь было так хорошо, что шарфика совсем не жаль.

Думая, что в запасе у меня ещё много времени, я посмотрела на часы и ахнула: до отправления автобуса оставалось двенадцать минут.

На смотровой площадке уже фотографировались туристы из другой группы. Я спрыгнула с валуна и поспешила к выходу, хотя покидать монастырь не хотелось.

Автобус без меня, конечно, не уедет, но заставлять всех ждать невежливо. Быстрым шагом я пересекла двор, но когда зашла в неф, дорогу мне преградили два греческих священника.

Один из них совсем молод и с непокрытой головой, второй — старец в клобуке.

У него была длинная седая борода и пронзительные глаза черного цвета в окружении сетки морщин.

Я опустила ресницы и замедлила шаг, стремясь тихо пройти мимо, почувствовав, что поведу себя вызывающе, если буду двигаться с прежней торопливостью.

Но взгляд чёрных глаз старца преследовал меня и я остановилась. Он протянул руку, и я догадалась, что нужно поцеловать мозолистую кисть.

Старец сказал что-то по-гречески хриплым голосом. Вышло это зловеще, будто он произнёс мне приговор или обвинил в страшных злодеяниях.

— Я не понимаю, — в рассеянности произнесла я, забыв даже английский.

И тогда священник замолчал, пристально разглядывая меня, а потом произнёс только одно слово:

— Перкаль.