Продолжай стонать

Марья Коваленко, 2022

– Я готов дать тебе развод. Но у меня есть условие! – Если ты о детях, то я не собираюсь лишать их отца. – Условие не о них. – Тогда, чего ты хочешь?.. – Тебя в свое пользование. Три ночи вместе. Без побегов и скандалов. – Басманский, ты обалдел? Хочешь купить развод за секс? – Ты всегда была умной девочкой. Я в тебе не ошибся. Надеюсь, и не разочаруюсь. Содержит нецензурную брань.

Глава 2. Если жизнь после ЗАГСа

Единственный способ борьбы с разгневанной женщиной — побег.

У мужчин это называется «тактическое отступление».

Энциклопедия мужской мудрости

Эд

Из собственной квартиры я уходил как верблюд — с двумя чемоданами на горбу, с таким же тупым выражением лица и напутствием топать настолько далеко, что при ребенке финальную точку маршрута уточнять было стыдно.

Скалка была бы гуманнее. Небольшой акт семейного насилия я бы пережил. В конце концов, какая никакая, а ролевая игра. С нашей полузабытой сексуальной жизнью это был бы настоящий праздник. Только моя золотая, умная девочка даже в ярости вела себя как настоящая королевна!

Троица в штанах осталась при мне в полном составе, без усекновения. На лбу не появилось ни одной шишки. Но даже это не радовало.

С поводами для радости вообще было туго.

Еще несколько минут назад я представлял, как мы с Леной занимаемся любовью на пляже. Луна, звезды, песок во всех технических отверстиях — красота. А сейчас меня быстро, без прелюдии надлюбили в мозг и, как использованное средство контрацепции, выкинули на помойку.

Обидно! И если бы я только помнил за что!

«Я сообщу мальчикам, что папа отправился в новую командировку. Длительную!» — у Лены даже оправдание перед моими пацанами нашлось. Гай Юлий Цезарь в юбке, блин.

«Попытаешься вернуться, чемоданы отправятся в полет из окна. Будешь потом свои рубашки со всех кустов снимать и драться за брюки с бомжами!» Валькирия со скалкой в руках четко обрисовала перспективы, но не дала даже и слова сказать в свою защиту.

«Топай, дорогой! — перед прощанием командный голос дрогнул, но взгляд остался таким же уверенным. — Теперь тебе прямая дорога к крестному Сони. Он в таких „командировках“ специалист. Пусть начинает просвещать. Пригодится».

Скалка точно была бы лучше! В шоке я бы наверное согласился и на зонтик. Только вместо хорошего семейного скандала пришлось пялиться в закрытую дверь. А вместо дороги в аэропорт пилить туда, куда послали.

* * *

Прочесть по лицу Лаевского, что он очень рад моему визиту, было сложно. Возможно встреться мы в адвокатском бюро, он бы и обрадовался — работой я его не загружал, коньяк приносил регулярно. Но часы уже показывали «шесть», а это значило лишь одно — застать образцового отца семейства на рабочем месте не было ни одного шанса.

Когда открылась дверь квартиры, я понял, что не ошибся.

Тяжелая квадратная челюсть, больше подходящая телохранителю, чем юристу, вопросительно выдвинулась вперед. А между густых черных бровей пролегла складка.

Уж не знаю, сколько идиотов с чемоданами Никита повидал на своем веку, но вместо «привет» или «как дела» он со вздохом произнес другое:

— Выгнала?

Если до этого я еще пребывал в спасительном шоке, то после «приветствия» лучшего друга свет в конце туннеля вдруг потух, и резко захотелось подровнять своей головой ближайшую стену.

— Отправила. — Сглотнул. — В командировку.

— Ну если ко мне, то это в далекую… И надолго.

— Без обратного билета.

— Мда… Это попандос. Но заходи, раз пришел.

С сочувствующим видом Лаевский похлопал меня по плечу и коротким кивком пригласил войти. Где-то далеко, между гостиной и детской, носились близнецы. Обхватив огромный живот, гусыней расхаживала беременная жена Никиты. Но временно бездомный и голодный, сопротивляться я не стал.

Начавшийся спустя несколько минут кухонный разговор напоминал обмен информацией двух шпионов.

Жена Никиты оставила нас наедине, дети не заглядывали — шифроваться не от кого, но многое слишком хорошо было понятно и с полувзгляда.

— Значит, даже не выслушала? — Забрав пустую тарелку, Никита подложил мне пюре.

— Обещала штаны бомжам выбросить. — Я с тоской глянул на свои чемоданы. Жена Лаевского зачем-то умудрилась вкатить их в кухню, и теперь они с немым укором пялились именными бирками в мою сторону.

— Суровая!

— Элитная порода!

— И без телесных повреждений вроде обошелся…

Друг внимательным взглядом окинул мое лицо, шею и руки.

— Крестница твоя в свидетелях была. И няня.

— Ну да, при детях и пожилых нельзя.

— Вот и выжил.

— Так надо было благоверную в спальню тянуть, и пусть бы убивала себе на радость. Это точно приятнее бракоразводного процесса, да и лечиться дешевле, чем делить имущество.

— Не учи ученого. — На миг я вспомнил свой прежний развод, дорогой и долгий. Настоящий день воспоминаний. Подсознание словно подсказывало — психику готовило.

— Учёный сейчас уже решил бы все свои проблемы и ел котлеты, — Никита поближе пододвинул мне сковороду с ароматными мясными колобками, — вот такие!

— Ел бы… Меня дальше порога не пустили.

Ужинать резко расхотелось, и никакой аромат не мог вернуть аппетит.

— Ну да! Подготовка на высоте.

— А должен был быть отпуск, пляж и песок.

— А ты сам хоть уверен, что у нее есть причина? — Лаевский тоже отложил вилку.

— Причина…

Уже в который раз за день я попытался вспомнить хоть что-то о прошедшей ночи, но в этом память молчала.

Ни порно в моем исполнении с Юлей. Ни сольного автопилота в отель с последующей отключкой в кровати. Ни минета в коридоре, о котором Завадская в подробностях сегодня рассказывала.

Мозг словно отформатировали, оставив на память лишь головную боль. Тупую, которая не лечилась ни таблетками, ни едой. Словно между полушарий поселился чокнутый дятел. И лупил, лупил, лупил…

— Тяжелый случай. Делать что теперь будешь? — Дожидаться, когда я придумаю какое-нибудь внятное объяснение, Никита не стал.

В ответ так и хотелось сказать: «Не знаю». В моей привычной реальности ещё ничего не изменилось. Желания, планы и чувства остались прежними. А реальность, где была кухня друга и чемоданы, все еще казалась дурным сном.

— А что мне остаётся?…

— Ну… всегда можно накосячить ещё сильнее. Это я тебе как специалист говорю.

— Сильнее мне не нужно.

За стеной что-то грохнулось. В тишине зазвучал суровый женский голос, так похожий на голос моей жены, когда она отчитывала мальчишек. И сердце болезненно сжалось.

— Завоевывать ее буду! — ответ родился сам. — Костьми лягу, но докажу, что я для неё лучший и единственный.

— А если станет сопротивляться? — Откинувшись на спинку стула, Лаевский хищно сощурился.

— Сопротивляться? — Жизнь неожиданно вспыхнула яркими красками. От стадии отрицания я сразу же перешел к принятию. И даже дятел в голове замер. — Ну, пусть попробует. Не в первый раз.

Лена

Наверное, нужно было горевать — оплакивать свою семейную жизнь и придумывать какие-нибудь обидные эпитеты мужу.

В конце концов, я собственными глазами видела его в кровати с другой и давно сбилась со счета количеству командировок.

Однако злиться почему-то не получалось. С самого первого момента, как вошла в номер отеля, до ухода Эда с чемоданами в голове крутился только один вопрос: «Как правильно действовать в такой ситуации?»

Я понимала, как вести себя, если муж пришел домой голодный. Не задумываясь, меняла подгузник Соне, когда тот становился полным. Черт, еще несколько лет назад я работала главным бухгалтером и знала все о движении денег.

Не дура, да и не первый день замужем! Судьба не раз ставила мне подножки и как нагадившего котенка макала в лужу. Но ответа на самый главный сегодняшний вопрос… своего ответа все равно не было.

Мозг не желал обрабатывать информацию, а сердце верить в то, что видели глаза. Пинг не проходил! Решения не было. Вместо мозга меня спасала какая-то генная память — вшитый в ДНК каждой женщины алгоритм борьбы с изменщиками. В моем случае: «Чемодан-скалка-дверь».

Именно о том, что нужно положить в чемодан, я думала всю дорогу от Москвы до Питера. Список в телефоне себе составляла.

Именно за скалку схватилась, когда услышала скрежет ключа в дверном замке. Борьба фаллических символов какая-то.

И именно после того, как закрылась дверь, заряд энергии резко иссяк.

Меня покинули все силы. Эд ушел, и я остро ощутила себя Сониным зайцем. Пустым, без набивки, без левого глаза и задорного пушистого хвоста.

Прибить Басманского хотелось за такое ощущение. Догнать, наорать и отхлестать по щекам, чтобы хоть немного почувствовал, как мне больно.

Если бы не няня и не Соня, вероятно, я бы сорвалась. Даже обуваться не стала бы. Побежала бы по ступеням босиком.

Но при ребенке и с места сдвинуться не смогла. Слушала удаляющиеся шаги, шум лифта и гулкие удары своего сердца.

Плохо было так, как не было никогда раньше. Но даже в таком убитом состоянии мозг не мог осознать произошедшее.

Наверное, со стороны я напоминала курицу с отрубленной головой. В извилины не поступало ни одного сигнала, и только внутри все трепыхалось. Одновременно тянулось к своему мужу, самому любимому, самому сильному, уверенному и красивому мужчине на свете. И готовилось бежать от него, если попробует вернуться, обнять или поцеловать.

В общем, проблемы с психикой были заметны даже без обследования у специалиста.

Те самые женские гены требовали мести и пару литров мужской крови. А сердце шептало: «Выслушай и прости».

Не представляю, как бы я с таким раздвоением личности протянула не то, что до развода — до следующего дня. Няне точно пришлось бы у нас поселиться. Но, к счастью, искать мозгоправа не пришлось.

Будто почувствовала, что мне нужна помощь, лучшая подруга Лиза без звонка нагрянула в гости. И с первого же взгляда, едва переступив порог, поняла масштаб трагедии.

— Ты такая «красивая», словно твой Басманский отвязался и сбежал на волю. — Цокнула языком она.

— Ты точно гинеколог, а не гадалка?

Плакать хотелось так сильно, что я даже на шутку ответить нормально не могла.

— Знаешь, у некоторых женщин из гинекологического кресла внутренний мир виден лучше, чем на исповеди. — Лиза оставила свою сумочку на комоде и крепко меня обняла. — Кстати, твой внутренний последние три года был очень хорошим. Если из-за какого-нибудь парнокопытного он испортится, то я готова лично поучаствовать в кастрации.

— Тогда доставай свой скальпель.

Няне я не призналась, что Эд мне изменил. Сказала лишь, что муж сделал серьезную ошибку. Но Лизе молчать не могла. Обида перла из меня девятым валом. Радовало лишь, что дети уже спали в своих кроватях, и небольшой потоп сможет пройти мимо них.

* * *

— Ну, рассказывай!

Так и не дождавшись стандартного: «Чай? Кофе?», Лиза сама включила чайник и усадила меня на ближайший стул.

— Рассказывать особо нечего. — Я запасливо пододвинула к себе рулон бумажных полотенец. — Я застала Эда сегодня в кровати с другой.

— Подожди… Ты ж вроде собиралась ехать к нему в Москву? Романтический уикенд устраивать.

— Вот в Москве и застукала. — Глаза уже болели, но слезы почему-то не лились.

— Прямо в кровати?

— Да…

— Ээ… А это точно твой Басманский был?

— Хотела бы я ошибиться…

— Блин… Он же у тебя, вроде, совсем цепной. От юбки ни шагу. — Лиза недоверчиво нахмурилась. — У нас в родовом отделении до сих пор его с ужасом вспоминают. Особенно когда на дверь родзала смотрят, которую твой благоверный плечом вынес, услышав крик.

— Кобель он у меня. Бешеный.

Расплакаться ну никак не получалось. Стоило Лизе напомнить про роды, перед глазами сразу встал перепуганный, белый как мел Эд, готовый убить любого, кто посмеет ко мне прикоснуться.

Наверное, это были самые ненормальные роды, какие видел персонал. Злая как черт будущая мать, готовая родить побыстрее только, чтобы муж убрался наконец из зала. И будущий папаша, орущий на акушерку с врачом громче, чем его жена во время схваток.

Не удивительно, что заведующий отделением намекнул мне во время выписки, что следующего ребенка лучше рожать в другой клинике. Что они «недостаточно компетентны в таких тяжелых случаях».

В глаза смотреть ему было стыдно, и никакими подарками не удалось загладить вину перед персоналом. А ведь у Эда даже повода наводить шорох не было. Только сумасшедшая забота в его фирменном стиле, неандертальском.

— А может, ты все-таки что-то попутала? — Несмотря на все мои слова подруга не желала сдаваться. — Вдруг они рядом лежали? Половина Питера мечтает хотя бы потереться о твоего красавчика-мужа. А у этой… у нее появилась возможность рядом поспать. Джекпот!

— Ты ещё скажи, что она его сон охраняла, — вырвалось у меня со смешком.

— И такое возможно! Мало ли как вечер закончился. Может, охраняла. Спасала от звонков и неожиданных визитов. Вот как твой, например.

— Я бы очень хотела, чтобы это оказалось именно так, но для охранницы она была слишком голой.

Нужно было закругляться с этой беседой. Легче не становилось. Варианты Лизы только душу травили странной надеждой и поддерживали ту ненормальную часть меня, которая требовала вернуть мужа домой.

— Ну, голый зад — это тоже не доказательство. Я тебе как специалист говорю. — Подруга улыбнулась, а потом уже серьезно продолжила: — Ты лучше подумай, вдруг что-то было странное.

Чайник давно закипел, а до упаковки с чаем я так и не добралась. Растерянная, смотрела то на нее, то на Лизу.

— Да вроде ничего.

Думать ни о чем не хотелось. Вспоминать — тем более.

— Ну ты же знаешь своего Басманского. Он ее как тебя обнимал? Поза была стандартная?

— Да…

Против воли в памяти всплыла утренняя картина. Раскинувшийся звёздочкой на кровати муж. Брюнетка с голым задом на самом краю матраса. Длинные мужские ноги, выглядывающие из-под одеяла… почему-то в носках.

— Вижу по твоему взгляду, что что-то необычное все же было.

Словно ищейка, почуявшая добычу, Лиза даже вперед наклонилась.

— Я не уверена… — Губы вдруг пересохли, и пришлось срочно их облизать, чтобы не треснули.

— Не уверена в чём?

Глаза подруги сузились в щёлки.

— Он… Ему всегда жарко в кровати. Особенно, если мы… не спим. Горячий очень. Как печка. А с ней…

— С ней?

— Бред, наверное…

Блаженная улыбка снова растянула уголки губ в стороны. Губы совсем меня не слушались. Жили вместе с сердцем своей жизнью.

— В общем, в носках он был. — Отмахнулась я наконец. — И храпел посреди кровати так, словно вокруг враги и нужно всеми силами защищать территорию.