Возвращение домой

Мартин Ручьев, 2023

Вспомнив о своем еврейском происхождении, автор репатриируется в Израиль. Изначально его цель – израильский загранпаспорт, дающий право на безвизовые путешествия по миру. В Израиле все непохоже на места, где автор родился и вырос, и поначалу все кажется ему чужим. Но он знакомится с медициной, работой банков, арендой квартир, возможностями трудоустройства или открытия своего дела, социальным обеспечением, привыкает к климату, слушает рассказы местных жителей о стране. И начинает задумываться, где же его дом…

Май

Хозяином моей новой однокомнатной квартирки-студии был пожилой еврей по имени Рубен, постоянно живущий в Тель-Авиве и вместе со своим партнером имеющий в Хайфе несколько квартир для сдачи в аренду. В туристический сезон этот бизнес всегда давал им неплохой доход. Коронавирус внес изменения в их жизнь, поэтому хозяин согласился на мои условия и при подписании контракта был достаточно уступчив. Однако он хотел, чтобы я вписал в контракт и выдал ему гарантийный чек (так называемый «чек битахóн») на 10 000 шекелей. На мой вопрос: «что это за битахóн такой», хозяин объяснил, что этот чек он сможет обналичить только в случае грубого нарушения мной условий договора или причинения серьезного ущерба его имуществу (если я сломаю кондиционер, холодильник, устрою пожар и т. д.). Однако, он уверил меня, что получить мои деньги в банке по этому чеку он сможет только по решению суда. Без такого решения банк якобы не выдаст ему деньги — просто не имеет права выдать. Я успокоился. Насколько я знаю, такие «битахоны», кроме Израиля, не существуют ни в одной другой стране.

Хозяин квартиры рассказал историю своей жизни. Оказывается, он родился в Боливии. В 30-х годах прошлого века его родители (естественно, евреи) постоянно жили в Германии. Однако в середине тридцатых, после прихода к власти Гитлера, жизнь в Германии начала резко меняться и жившие там евреи, которых было немало, поняли, что развиваться она будет по самому плохому сценарию. Многие стали уезжать за границу, продавая свои квартиры и другую недвижимость буквально за бесценок, ведь она дешевела день ото дня. Однако тех, кто не уехал, ждала участь еще более печальная, чем потеря денег. Родители моего хозяина уехали в Боливию, а через несколько лет перебрались в Израиль и осели там. Он немного поговорил со мной по-испански, во всяком случае, смог объяснить мне все это на испанском языке и даже похвастался, что имеет боливийский паспорт. Свою однокомнатную студию он оценил в 1800 шекелей в месяц на условиях «все включено», а именно: в цену включались вода, свет, арнóна (существующий в Израиле «налог на квартиру») и Интернет. Побегав по городу и имея уже некоторый опыт, чтобы ориентироваться в здешних ценах, я понял, что это приемлемо. Перед подписанием контракта, разумеется на иврите, я сфотографировал его на телефон и отправил фото знакомому израильтянину и просьбой прочесть. Тот прочел и ответил, что контракт стандартный и не содержит никаких ловушек с целью вытащить из меня деньги. Я подписал, и хозяин вручил мне ключи.

Переезд со старой квартиры на новую стал настоящим испытанием. Я уже упоминал о Шмуэле — хозяине моей прежней квартиры. Ему было за 70; он жил в городе Квар-Сава и имел по всей стране квартиры для сдачи в аренду. За квартирой в Хайфе присматривал тот самый 80-летний русскоязычный Леня, иммигрировавший из СССР лет 25 назад, о котором я тоже уже рассказывал. Этот «держатель ключей» невзлюбил меня с первого взгляда. Не знаю, чем я вызвал его неприязнь, хотя разве это можно объяснить? Он постоянно повторял, что я — «принц московский», который явился в Израиль «на все готовенькое», что он не обязан и не будет «со мной носиться» и «меня обслуживать», что 75 шекелей в день, о которых я договорился с хозяином и которые я платил ему раз в неделю, «просто упали мне с неба», а в действительности при сдаче квартиры на короткий срок цены выше по крайней мере в два раза. Все это правда, и с такой ценой на короткий срок мне, действительно, повезло, но это было отнюдь не Лёнино решение, и принято оно было не с его согласия или помощью. Когда Леня приходил ко мне в воскресенье, чтобы получить оплату за следующую неделю, это было настоящим спектаклем, который стоило посмотреть. При слове «деньги» Леня весь трясся, у него сбивалось дыхание, тускнели глаза, он начинал пришепетывать. Как-то в воскресенье (первый рабочий день недели в Израиле) утром он позвонил мне и весьма категорично заявил, что придет за оплатой за очередную неделю прямо сейчас. И, когда я сказал, что сейчас занят и попросил его зайти после обеда, он спросил медленным, тревожным и заикающимся шепотом, исходившим, казалось, из самого его чрева: «А что, может у Вас нет денех?». Я внутренне улыбнулся и уверил его, что «деньхи» и меня есть.

Когда контракт был подписан, я по телефону сообщил об этом хозяину моей первой квартиры, который воспринял эту новость спокойно. Но вот Леня никак не мог успокоиться: он посылал проклятья на головы всех «московских прынцев», которые зачем-то приезжают в Израиль, издевался над моим неумением вызвать в Израиле такси (я делал это впервые, рассчитывая при этом только на свои скромные знания иврита, поскольку в службе такси, как и во многих других организациях Израиля, по-английски не говорят). В конце концов, он не хотел даже на время отдать мне ключ от квартиры, чтобы я мог найти такси на улице и вынести туда свои вещи, в общем, устроил скандал. Потом в телефонном разговоре Шмуэль просил меня простить Леню, ведь он «старый человек»…

Вызвать такси по телефону я не смог, поэтому пришлось минут сорок бегать по городу в поисках стоянки такси. Все машины, которые я останавливал или находил на стоянке, заламывали фантастические цены. Бесполезно было объяснять, что ехать совсем близко. «Ах, так нужно еще заезжать за багажом? Так у тебя еще целых два чемодана?». Такси в Израиле оказалось очень дорогим. В конце концов, какой-то таксист согласился отвезти меня на новую квартиру с моими чемоданами за 50 шекелей, а это приблизительно 1200 рублей. В Москве за поездку на такое расстояние возьмут рублей 400, если не меньше, ведь ехать нужно было всего пару километров. Кстати, хозяин моей прежней квартиры Шмуэль, который по телефону вежливо и даже радушно говорил со мной, шутил и смеялся, уверял, что никогда не возьмёт с меня ничего лишнего, что всегда поможет и посоветует, при отъезде с этой его квартиры и окончательном расчёте взял с меня дополнительно 100 шекелей (приблизительно 2500 рублей) за уборку квартиры и стирку постельного белья. Неужели постирать две простыни и наволочку стоит таких денег? Но я не стал спорить. Я отдал деньги, попрощался и пожелал ему здоровья. Бог с ним!

Итак, я въехал в квартиру, которую считал уже постоянным местом своего проживания на эти несколько месяцев, стал разбирать вещи, развешивать одежду и понемногу осваиваться.

Теперь надо было налаживать быт. Я в первый раз сходил на рынок, обращая внимание на цены и мысленно переводя их в рубли. В Израиле все дороже, чем в России, но в разной степени. Также очень важно, где покупаешь. Я говорю сейчас про цены на рынке, потому что в маленьких магазинчиках, расположенных рядом с домом, все товары дороже еще в полтора — два раза. Чтобы получить цену в рублях, цену в шекелях на тот момент нужно было умножить примерно на 23 — 25. Ниже я привожу средние цены на основные продукты:

Картошка — 4.5 шекеля = 110 рублей

Морковь — 4.5 шекеля = 110 рублей

Яйца (10 штук) — 12 шекелей = 290 рублей

Хлеб (батон) — от 4 до 15 шекелей = 95 — 360 рублей

Молоко длительного хранения — 6 шекелей = 145 рублей

Банка кабачковой икры — 10 шекелей = 240 рублей

Мясо (свиные отбивные) — 56 шекелей за килограмм = 1400 рублей

Арбузы (в сезон) — от 2 до 4 шекелей за килограмм = от 45 до 100 рублей.

Кстати, кроме цены есть, конечно, и качество. Клубника здесь, например, малосладкая и не идет ни в какое сравнение с той, которая продается в Москве. А вот апельсины неплохие, есть можно. Арбузы тоже неплохие и почти совсем без косточек. В Израиле очень хорошая морковка — чистая, красивая и сладкая. Вся продаваемая на рынке картошка — чистая и светло-желтая, как будто на картинке. Вообще, все местные овощи очень красивого вида и хорошего качества, этого не отнять.

Рынок, на который я попал (и на который ходил потом постоянно), расположен на самом нижнем Адаре и называется «Тальпиóд». Как описать, что представляет собой этот восточный базар? На мой взгляд, если отключить осознание того, что ты находишься в Израиле, то он мало отличается от любого крупного рынка в Москве. Какая разница? Что вокруг все говорят на разных чужих языках? Но и на московских рынках говорят не только по-русски, но и по-узбекски, по-азербайджански и т. д. На рынке в Хайфе наряду с ивритом и арабским, русский язык слышится буквально на каждом шагу! Любой араб, продающий овощи, сможет объясниться с тобой, по-русски назовет цену. Покупая клубнику и решив потренировать свой иврит, я спросил у продавца «кáма зе олé?» (сколько это стоит?), и услышал в ответ «штáймэсри вэ хéци». Пока я вспоминал название цифр на иврите, продавец, по лицу которого было видно, что он целыми днями таскает мешки с фруктами и вряд ли прочел за всю жизнь хотя бы одну книгу, уже безошибочно повторил мне то же самое, но уже на русском языке: «Двенадцать пятьдесят»! Вот так!

Феномен владения иностранными языками в Израиле поразил меня. В Хайфе велик процент русскоговорящих жителей. Думаю, не будет преувеличением сказать, что по-русски здесь говорит каждый четвертый. На рынке много продавцов славянской внешности, хотя, вероятно, в них есть еврейская кровь, раз они приехали сюда. Так вот, ты в буквальном смысле слова теряешься, когда видишь, как продавщица — простая женщина лет 50-ти в замасленном халате, взвешивающая рыбу или курицу и только что говорившая с тобой на чистейшем русском языке, да еще с волжским оканьем, начинает вдруг свободно переругиваться на иврите с покупательницей израильтянкой! Как ей это удается? С виду она мало похожа на интеллектуалку, и трудно представить ее сидящей за партой и штудирующей слова на этом языке, которые не похожи совершенно ни на что, и которые можно взять только зубрежкой.

Преподавание иностранных языков — одно из направлений моей деятельности (во всяком случае, в настоящий момент), поэтому этот вопрос интересует меня и как специалиста. Как учатся, точнее, как учились эти люди, если смогли достичь таких успехов? И здесь можно говорить не только о русскоязычных людях, торгующих на рынке. Город Хайфа (а я думаю, что и весь Израиль) полон таких людей. Все русскоязычные жители Хайфы (с которыми я сталкивался до сих пор), держащие маленькие магазинчики, работающие продавцами, секретарями, охранниками и даже уборщиками, говорят на иврите, на мой взгляд, совершенно свободно. Наверное, все они прошли через ульпаны, но неужели за пять месяцев (а именно на этот период рассчитано обучение в стандартном ульпане) они смогли выучить иностранный язык так, как в России слушатели не могут выучить за годы?! И как учились продавцы-арабы, некоторые из которых очень неплохо объясняются на русском языке?

Так же, как на любом крупном рынке в Москве, на рынке в Хайфе есть абсолютно все. Прилавок магазина «Росман» на рынке Тальпиод с его бесчисленными сортами колбас, ветчины и т. д. напоминает московский «МясновЪ». Продавцы, кассиры на русском языке зазывают, предлагают и взвешивают. Цены здесь достаточно сносные (по израильским меркам, конечно) и единственным неудобством для меня являлась дорога домой. Тащить в гору тяжелые сумки под жарким солнцем небольшое удовольствие, поэтому, если у человека нет машины (а у меня ее на тот момент не было), поход на рынок имел и некоторые минусы. Но нести мне было недалеко — около километра.

Нужно сказать еще об одной особенности рынка в Хайфе, а именно: цены здесь часто меняются и за один день могут измениться довольно значительно. Например, сегодня апельсины могут стоить 6 шекелей за килограмм, а завтра — уже 11, сегодня арбузы 2 шекеля, а завтра — уже 4. Не знаю, с какими законами экономики это связано, и никто до сих пор не смог мне этого объяснить. Также часто цена на один и тот же товар у разных продавцов различается ощутимо: у одного помидоры стоят 3 шекеля за килограмм, а у стоящего рядом — 8, хотя внешне эти помидоры очень похожи. Причина также мне неизвестна.

Какой-то товар может вдруг исчезнуть с рынка, и тогда его нельзя купить уже ни у одного продавца. Например, однажды я пошел на рынок с намерением купить апельсины, но не увидел их там, где покупал всегда. Тогда я пошел к другим продавцам, но апельсинов не было ни у одного из них. Апельсины пропали, как будто закончился их сезон. Похоже, торговцы здесь получают товары у одного поставщика. То же самое произошло в другой раз с клубникой: еще вчера ее было полно на всех прилавках рынка, продавцы бойко торговали ею, и чуть ли не половина всех покупателей уносила с собой полные лукошки. Сегодня же клубника исчезла с рынка, и ее нет уже ни на одном прилавке. Удивительно! Такая же ситуация сложилась однажды с обычной питьевой водой, которая исчезла примерно на неделю со всех рынков и магазинов города. Хотя со временем я стал привыкать к тому, что всевозможные, а порой и очень резкие, перемены происходят в Израиле довольно часто.

Торговля на израильском рынке оживляется к концу недели. В первый рабочий день йóм ришóн (воскресенье) посетителей на рынке мало, и продавцы скучают. Но зато в четверг, а еще лучше, в пятницу (когда рынок работает примерно до 14.00), посетителей тьма-тьмущая, продавцы кричат, часто очень громко, зазывая клиентов. Цены в конце недели, особенно в пятницу утром, понижаются. И еще: в пятницу продавцы дают своим клиентам (как правило постоянным, но иногда и новым, чтобы «привязать» их к себе) то, что на иврите называется «матанá», то есть подарки. «Матанá» — это обычно несколько лишних яблок или пара апельсинов, которые они кладут в твой пакет.

Следующим делом я запланировал еще один поход в банк Апоалим, чтобы узнать, действительно ли хозяин моей новой квартиры может получить деньги по чеку «битахóн» только по решению суда. Не знаю, прав ли я, проверяя и перепроверяя все по нескольку раз, однако я все время вспоминаю, что «черт сидит в мелочах» и поступаю соответственно. Услышав мой вопрос, говорящий по-английски (слава Богу!!) менеджер банка сделал удивленное лицо «Битахон? Ну, и что?». «Нам все равно: битахон или не битахон. Вы дали ему чек, и нам все равно, какой это чек: битахон или какой-то другой. Если Вы дали ему чек, то он может в любой момент прийти в банк и получить по нему деньги». Такой ответ удивил меня. Значит, все разговоры о том, что по чеку «битахон» деньги могут быть получены только по решению суда — очередное вранье?! А вдруг хозяин, действительно, захочет получить мои деньги просто так….

Откровенно говоря, у меня не было явного недоверия к хозяину квартиры, но сам факт, что я был «подставлен» и находился в зависимости от него.… И я решил этот вопрос следующим образом: я оставил на своем счете только 1800 шекелей, которые были нужны для оплаты квартиры, а остальные снял в банкомате наличными. Сейчас, если хозяин захочет получить деньги с моего счета, он сможет снять только квартплату за месяц, ведь больше там уже и не было ничего. Решив вопрос таким образом, я вышел из банка, перешел улицу Анавеим и по улице Герцель вернулся домой. Позже я узнал, что рассчитал тогда неправильно, потому что при отсутствии достаточного количества средств на счету деньги по чеку все равно снимаются, а на счету просто образуется минус, вот и все.

Я шел по улице Герцель — центральной улице старого города, смотрел на залитые майским солнцем длинные ряды небольших магазинчиков и размышлял об израильской погоде. 11 апреля, когда я только прилетел в страну, было еще довольно прохладно, особенно ближе к вечеру. Находясь на карантине в Тель-Авиве, я удивлялся, чувствуя, что для моих вечерних прогулок на балконе нужно надевать куртку. Всем своим знакомым в Москве я говорил: «Оказывается, в Израиле нет никакой жары». Только один раз в Тель-Авиве я заметил небольшой дождик, но в остальное время там всегда было прохладно и сухо. Но, к моему удивлению, несмотря на эту прохладную погоду люди за окном ходили в легкой одежде, хотя впору было одеваться намного теплее. Они что, просто не хотят переодеваться или привыкли, что в Израиле всегда жарко? Тепло стало как-то вдруг, буквально за день. И сейчас, когда на пороге 9-е мая, стоит совсем теплая, а днем даже жаркая погода. К вечеру становится немного прохладнее, и гулять очень комфортно, прогулкам мешают только сильные ветры. Для хождения по городу в дневные часы для вновь прибывших обязательны кепка с козырьком и солнечные очки. Я специально говорю про вновь прибывших потому, что многие местные жители, как евреи, так и арабы, вовсю разгуливают не только под майским, но и под палящим августовским солнцем без головного убора и без очков. Это или их многолетняя привычка, или невосприимчивость к яркому солнцу, которые передаются уже на генетическом уровне. Я, например, ни разу не видел ни одного «датишного», одетого во все черно-белое иудея, в солнечных очках.

Что же касается погоды, то в Хайфе, а я думаю, что и во всем Израиле, она намного более стабильна и устойчива, чем в России, где сегодня может быть плюс 20, а завтра — плюс 8. Кстати, и сейчас, когда я хожу здесь под постоянно теплым израильским солнцем, в Москве, если верить новостям, дождь идет уже чуть ли не целую неделю…

Как я уже писал, через несколько дней после прилета в Израиль я посетил МВД, где получил временный «теудáт зеут» (удостоверение личности), срок действия которого не превышает трех месяцев. Там же русскоязычная чиновница объяснила мне, что постоянное (биометрическое) удостоверение придет на мой адрес по почте. А если я не живу больше по тому адресу, который сообщил в МВД в самом начале? Чиновница успокоила: «Ничего страшного, документ придет и, если Вы его не получите, он вернется в МВД, не переживайте». Я стал ждать.

Я не до конца понимал, как именно мое удостоверение попадет ко мне. Его доставят на мое прежнее местожительство? Может, его опустят в почтовый ящик? В этом я сомневался, потому что в старом доме, где я жил, все почтовые ящики были давным-давно сломаны. В таком случае, как? Может, мне нужно попросить хозяина моей прежней квартиры Шмуэля или моего прежнего соседа Леню получить его, а потом передать мне?

Попробуй, разберись… Чтобы понять, как в Израиле работает эта услуга, я отправился на почту, обслуживающую весь Адар. Здание почты большое, светлое, вместительное. У входа стоит охранник и не пускает посетителей без масок. Войдя и получив талончик в одну из очередей (в зале почты было три очереди для консультаций по разным вопросам, все надписи только на иврите, поэтому не так просто разобраться, в какую из них записан ты), я в ожидании сажусь на стул. Подходит моя очередь, а с ней и главная в этот момент мысль: будет ли обслуживающая меня сотрудница почты говорить по-русски?

Она говорила только на иврите. Специально для вынужденного общения с сотрудниками государственных и всяких других организаций я выучил фразу «Ани мевакéш слихá аль ха иврит шели» (Я прошу прощения за свой иврит), услышав которую они обычно добрели, улыбались и отвечали, почему-то, одно и то же: «Ло, бесéдер» (Нет, все нормально). Кстати, слово «бесéдер» («нормально») имеет в иврите самое частотное употребление, и сами израильтяне говорят его, буквально, на каждом шагу вместо «ОК». Итак, после того, как заранее заготовленная фраза была сказана, я в течение нескольких минут старался на своем halting Hebrew объяснить, что мне нужна информация об удостоверении личности, что я хочу знать, каким образом мне его доставят и где оно находится в настоящий момент.

Объяснить это сотрудникам израильской почты оказалось прямо-таки нерешаемой задачей. Думаю, что героям сказки Корнея Чуковского было намного легче «из болота тащить бегемота». Я несколько раз приходил на почту, где от меня требовали номера из каких-то СМСок, которые должны были прийти мне на телефон, но никак не приходили. Как только я пытался объяснить это сам на иврите, ко мне подходили израильтяне и начинали кричать и махать руками. Вероятно, речь шла о бестолковых новых репатриантах, которые задерживают очередь ненужными разговорами. Наконец на телефон пришло сообщение. Вот как оно выглядело в переводе через Гугл:

«Шалом! Уведомление 1 о заказном письме № _______, отправленном из Управления народонаселения, было доставлено для Вас, но не было доставлено в нем, так как не было ответа, когда почтальон посетил это место. Когда почтовое отправление прибывает на устройство, Вам будет отправлено другое сообщение».

Прочитав его, я ничего не понял потому, что почтальон ко мне не приходил. Наконец, появившись на почте уже в четвертый раз, я получил запечатанный конверт, в котором лежало мое удостоверение личности.

Сразу после его выдачи молоденькая русскоговорящая сотрудница предупредила, что прямо сейчас мне на телефон придет ссылка, по которой я должен пройти и что-то нажать или написать, чтобы активировать мое новое удостоверение личности. Я добросовестно ждал и проверял телефон, но ссылка не пришла ни в этот, ни в следующие дни.

Боже, сколько же усилий и времени требует от вновь прибывшего в Израиль репатрианта решение простого вопроса, который в России можно решить буквально за несколько минут!! Репатрианты со стажем говорят, что жизнь в Израиле, вообще, устроена странно: израильтяне и пишут справа налево, и неделя у них начинается с воскресенья… Кстати, даты в Израиле тоже обозначаются в непривычной для нас манере. Например, пятое декабря на письме обозначается не так, как привыкли мы, а именно: не 05.12.21, а наоборот: 12.05.21.

Получив постоянное удостоверение личности, я закрыл один из вопросов, касающихся моих израильских документов, но вопросов оставалось еще очень много. Так, нужно было получить «зеленый паспорт», подтверждающий факт вакцинации от коронавируса. Я сделал прививку в Москве «спутником V», но как добиться ее признания в Израиле? Без этой бумаги человека ждут многие ограничения: нельзя, например, поесть в закрытом помещении ресторана или кафе, а можно только на открытой террасе. Нельзя прийти обучаться ивриту в ульпане, посетить концерт или другое массовое мероприятие. Оказалось, что получение «зеленого паспорта» репатриантом, приехавшим из России и сделавшим прививку «Спутником — V», — это долгий и многотрудный процесс: паспорт этот выдает Министерство здравоохранения Израиля, но, чтобы получить его, сначала нужно было записаться на прием к семейному врачу-терапевту, получить направление на анализ крови на антитела, предъявить анализ врачу, потом отнести результат в Министерство здравоохранения… Чтобы запустить этот процесс, больничная касса Маккаби направила меня к врачу общей практики Елене Гиргенсон.

В Израиле есть врачи, принимающие больных непосредственно в здании поликлиники (больничной кассы), а есть те, кто заключает договор с больничной кассой, она и поставляет им пациентов. Доктор Гиргенсон принадлежала к последним. Израильские врачи, работающие с больничной кассой по договору, сидят на территории отелей, офисных зданий или крупных торговых центров в отдельных кабинетах. У каждого из них есть секретарь. Врач не занимается очередью, написанием бумаг, историями болезни, разговорами по служебному телефону, он только принимает больных. Он не отвечает даже на общие вопросы типа: «Когда Вы примите меня в следующий раз?» Вопросами очереди занимается исключительно секретарь. Вид у израильских врачей (во всяком случае у тех, которых видел до сих пор я) важный и даже величественный. Пациенты входят к ним в кабинет чуть ли не подобострастно, а врач смотрит на них, как мне показалось, сверху вниз. Елена Гиргенсон была женщиной лет 65-ти высокой, полной и обильно намазанной косметикой. Видно было, что она осознает высоту своего положения и очень горда им. Я был назначен на 12 часов и пришел точно к этому времени. В приемной толпилось много народу, мне не дали никакого талона, и я не мог понять, за кем я. На мои вопросы секретарь отвечала, что она скажет, когда подойдет моя очередь. Попасть на прием я смог только в 13.30.

Врач задала мне стандартные вопросы: были ли инфаркты и инсульты, камни в почках и операции. Когда я на все ответил отрицательно, доктор спросила: «Если Вы такой здоровый, что же привело Вас ко мне?». Я сказал, что мне нужен «зеленый паспорт». Доктор направила меня сдавать кровь на антитела к коронавирусу, а, заодно, и разные другие анализы, а также пройти рентген.

На следующий день я отправился сдавать анализы. Бравшая кровь лаборант сделала это совершенно безболезненно, а когда я поблагодарил и похвалил ее работу, ответила: «Ну, так Вы же в Израиле, а не в России». Кстати, когда спустя некоторое время я сдавал кровь в Маккаби повторно, мне сделали это так, что дней на десять оставили на память о моем визите к ним огромный болезненный синяк. Вместе с анализом крови я сдал другие анализы и прошел рентген. Я узнал, что результаты будут в компьютере у моего доктора до 10 мая. В голове пронеслось, а будут ли мои анализы готовится в течение майских праздников, но потом я вспомнил, что, конечно, будут, потому что праздников 1-го и 9-го мая в Израиле нет.

Сейчас по израильскому телевидению говорят, что какое-то подобие 9-го мая несколько лет назад в этой стране все-таки появилось. Здесь он называется «Праздник 26-го яра» (по еврейскому календарю) и отмечается больше на государственном, чем на бытовом уровне. По телевизору в новостях и на Ютубе появляются ролики, рассказывающие о 6 миллионах евреев, погибших во время войны, выдающиеся личности Израиля возлагают венки к памятникам погибшим и говорят речи. Но я не заметил, чтобы люди в Хайфе как-нибудь отмечали свой День Победы. Прогуливаясь вечером по Адару, я не увидел не то, что салюта, но даже чего-то выделяющего этот вечер среди других: ни флагов, ни песен, ни огней в окнах. В России все по-другому… Повторяю, что день 26-го яра был признан на государственном уровне, если не ошибаюсь, только в 2014 году.

Наступило 9 мая, и я пошел в поликлинику за результатами анализов: я знал, что они будут у семейного доктора, но также хотел иметь их у себя в распечатанном виде. Перед этим я зашел к своему семейному доктору Елене Гиргенсон, чтобы записаться на следующий прием. Зная, что очередь на запись в день приема может быть большой, я хотел записаться заранее. В кабинете не было никого кроме самой Елены, которая едва взглянула на меня и проронила: «В воскресенье, когда мой секретарь будет на месте, придете и запишетесь». Я не успел открыть рта, как она добавила: «У меня много работы» и продолжила читать какие-то бумаги.

На входе в больничную кассу охранник — регистратор из бывших «русских», поставленный там для помощи русскоговорящим репатриантам и весьма гордый порученной ему важной миссией, стал визгливым и раздраженным голосом (не знаю, чем я вызвал его неудовольствие) объяснять мне, как получить результаты анализов из стоящего рядом автомата. Результаты не распечатывались, и я пошел за помощью на третий этаж в регистратуру. Там в компьютер вставили мою больничную карту, выяснили, что результаты готовы и распечатали их, но оказалось, что они доступны только на иврите мелким, едва различимым шрифтом. Интересно, кому в Москве я смогу показать их? Кто сможет прочесть их в таком виде? Регистратор третьего этажа сказала, что я могу снова спуститься на первый этаж, и в автомате на входе получить свои результаты уже на русском языке. Спустившись на первый этаж, я опять подошел к охраннику — регистратору, который рассмеялся мне в лицо и добавил, что «пусть тот, кто это сказал, придет сюда сам и даст Вам Ваши результаты на русском языке». Я снова пошел на третий этаж с сообщением, что результатов на русском (или английском) языке я так и не получил. После этого мы всей регистратурой наконец-то выяснили, что вся информация доступна «рак бэ иврит» (только на иврите), а, следовательно, я не мог прочесть результаты и узнать, здоров я или не очень. Потом я еще долго бегал от одного регистратора к другому, обращался к проходящим мимо медикам с просьбой прочесть или хотя бы объяснить мне, что написано в этих бумагах, и каковы результаты моих анализов. Никто не мог (или не хотел) мне помочь, пока какая-то девушка (пациентка клиники) не прочла описание моего рентгена и сказала мне по-русски, что все нормально. Что ж, спасибо и на этом.

Кабинет моего «участкового» врача Елены Гиргенсон находился неподалеку от больничной кассы, и я зашел к ней с просьбой просто посмотреть на мои анализы «взглядом специалиста». В кабинете и на этот раз не было ни одного пациента, а только сама доктор и ее секретарь. К моему удивлению, услышав мою просьбу прокомментировать анализы в течение нескольких минут, секретарь спросила врача, можно ли сделать это сейчас, на что врач не соблаговолила ответить. Тогда секретарь сказала, что может записать меня на прием «к доктору» только на 19 мая, то есть через 10 дней. Сама доктор даже не взглянула на меня: она была занята разговором по телефону.

19 мая к 13 часам я уже в третий раз отправился к доктору Елене Гиргенсон за комментариями по моим анализам, надеясь, что сейчас уж она обязательно посмотрит их и скажет, как мои дела. Я опять просидел возле ее кабинета около часа, не понимая, за кем моя очередь, потому что в кабинет все время входили какие-то люди, ранее в этой очереди не стоявшие. И когда было уже 14 часов, но ни доктор, ни ее секретарь по-прежнему не обращали на меня внимания, я ушел, удивленный таким обращением с пациентами и недоумевая, неужели все врачи в Израиле работают таким образом.

Мне не хотелось снова идти в Маккаби, но делать было нечего. И я пошел туда опять с просьбой дать мне другого врача. Регистратор, говорившая на иврите и чуть-чуть по-английски, дала мне телефон врача Нины Бульман, которой я сразу же позвонил. На мой звонок ответил мужчина (как потом выяснилось, это был секретарь Нины Бульман и, по совместительству, ее муж) и, когда я попросил записать меня к врачу, он резким и недовольным голосом спросил (почти крикнул) по-русски: «А у кого Вы были раньше?» Услышав мой ответ: «Какая разница, у кого я был раньше?», он сказал, что завтра с утра ответит на все мои вопросы. Но ни завтра и в следующие дни на мои звонки он уже не отвечал. И я в третий раз пошел с этим вопросом в Маккаби.

Пока выходило, что я — израильтянин, имеющий медицинскую страховку, хожу в свою больничную кассу каждый день и никак не могу понять, кто меня примет и посмотрит, наконец, мои анализы. В этот раз я пришел в четверг в 13.20, но выяснилось, что регистратура в этот день работает только до 13, потому что четверг в Израиле — короткий день. Но я помнил, что на третьем этаже тоже есть регистратура, и, поднявшись туда, увидел, что она, почему-то, работает. Ничего не поймешь! Я снова попал к регистратору, которая не говорила ни по-русски, ни по-английски, и на иврите стал, как мог, излагать свою проблему. Через несколько минут, когда мы выяснили, что совсем не понимаем друг друга, сошлись на том, что скоро придёт ее коллега, говорящая по-русски, и поможет во всем разобраться.

Проблема языка является базовой для репатриантов в Израиль потому, что среди местных жителей, особенно среди людей среднего и старшего возраста, немало говорящих только на иврите. Здесь не дают забыть, что иврит — официальный язык этой страны, имеющий приоритет на государственном уровне всегда и везде. Кстати, среди коренного населения Израиля много молодых людей, которые довольно бегло, хотя не всегда правильно, говорят на русском языке: путают рода и падежи, ставят смешные ударения в словах и интонации. Но есть среди них и такие, которые говорят по-русски не хуже коренных россиян, не прожив при этом в России ни дня своей пока еще короткой жизни. Все это дети репатриантов самой первой волны из бывшего СССР, которые родились уже в Израиле. В основном, такие семьи стараются продолжать говорить дома на русском языке. Их дети работают в разных местах и очень облегчают жизнь репатриантам, недавно прибывшим в страну.

Вот и пришедшая минут через двадцать сотрудница говорила по-русски очень хорошо и смогла быстро помочь мне записаться к другому врачу общей практики для обсуждения моих анализов и «зеленого» паспорта. Ой, спасибо, наконец-то! Кстати, до этого все уверяли меня, что регистратура даст мне только имя врача, а «делать очередь» должен я сам через приложение. Но в этот раз регистратор любезно сама «сделала мне очередь» на 18 мая.

Оставалась еще проблема визита к отоларингологу. Специалист, у которого я был в первый раз в апреле, направил меня на анализ. Но мой следующий прием его личный секретарь назначила аж на 2 июля!! В Израиле существует странная система приема у врачей специалистов. Терапевт (семейный врач) при наличии страховки принимает бесплатно, однако врачу-специалисту один раз в квартал нужно платить 30 шекелей. А за прием в следующем квартале, даже если три календарных месяца еще не истекли, нужно платить 30 шекелей снова. Может, мой следующий прием был назначен почти через два с половиной месяца специально для того, чтобы я заплатил снова? Или запись к врачу на два с половиной месяца вперед вообще считается в этой стране нормой? Потом я несколько раз звонил секретарю этого доктора с просьбой перенести мой прием на более раннюю дату (может, кто-то откажется), но безрезультатно.

Что еще на тот момент я считал для себя важным? Безусловно, подтянуть свой иврит. Жить в Израиле без знания государственного языка крайне сложно. В Хайфе можно объясняться и по-русски, хотя ориентироваться на Хайфу не стоит, потому что процент русскоговорящего населения в Тель-Авиве, Иерусалиме и других городах заметно ниже. Чувствовать же себя комфортно без знания иврита, пусть даже на примитивном уровне, в Израиле нельзя. Мне еще предстояло убедиться на своем опыте, что получить работу «белого воротничка» человеку с высшим образованием без знания этого языка также невозможно. Так вот, для записи в ульпан, нужен был ваучер от Министерства интеграции.

Я сделал все, как мне сказали на первой вступительной лекции в этом Министерстве: позвонил назначенному мне личному советнику Фаби Кубину в один из рабочих дней с 14 до 16 часов. На звонок никто не ответил. На следующий день я звонил уже в течение всех двух часов с перерывом в 15 минут, но Фаби не отвечал. Тогда я написал ему на почту (электронный адрес Фаби был указан на полученном мной рекламном проспекте с надписью: «Добро пожаловать домой!»). В течение нескольких дней я проверял свою электронную почту в надежде получить от Фаби ответ на это письмо, но никакого ответа не было. На следующий день я открыл личный кабинет на сайте Министерства Интеграции и написал Фаби на сайте с просьбой назначить мне личную встречу (кроме ульпана у меня было еще несколько вопросов), но опять мое письмо осталось без ответа.

В поисках подходящего для себя ульпана я посетил некоторые из них. В Израиле к услугам вновь прибывших репатриантов для изучения иврита существуют как государственные, так и частные ульпаны. Занятия в государственных проводятся бесплатно для всех приезжающих в страну в течение первых 10 лет репатриации. Государственные ульпаны принадлежат Министерству интеграции и вопрос оплаты в них вообще не поднимается, в частном же ульпане репатриант платит сначала свои деньги (приблизительно 7000 шекелей — около 2000 долларов), которые потом возвращаются ему Министерством интеграции. В государственных ульпанах не допускаются удаленные занятия по скайпу или зуму, заниматься в них можно только очно. Занятия в основном утренние и начинаются в 8.15 (!!!), а до самого ульпана нужно еще доехать. Для занятий в них сейчас обязателен «зеленый паспорт», которого у меня нет; с окончанием коронавируса он, скорее всего, будет отменен. В государственных ульпанах люди учатся каждый день утром или вечером по 4 с половиной часа с ивритоговорящим преподавателем. Количество слушателей в группе — от 15 до 30-ти человек. Ношение масок обязательно.

Режим работы частных ульпанов более гибкий. Группы здесь составляют не более 6–8 человек, занятия проходят 2–3 раза в неделю, а преподаватель может быть, как иврито-, так и русскоговорящим. Я посетил некоторые частные ульпаны, и хозяйка одного из них, под названием «Атид» (на иврите — «будущее»), сказала вдруг, что знает Фаби Кубина лично и прямо при мне написала ему сообщение с просьбой принять Мартина Ручьева как можно скорее. Но и на ее письмо мой личный куратор Фаби тоже не ответил. Что было делать дальше?

С просьбой помочь мне организовать встречу с уважаемым «абсорбистом» Фаби я обратился к своим кураторам из Управления интеграции города Хайфы Марии Мельдман и Сергею Таеру. Буквально через полчаса Фаби прислал мне ваучер в ульпан на почту. Вот это скорость! Видимо, мне удалось, в конце концов, нажать на правильную кнопку. Также я получил сообщение на телефон о том, что завтра Фаби позвонит мне в 11.30 и ответит на все мои вопросы.

На следующий день в 11.30 я уже ждал его звонка вместе со списком вопросов. Фаби позвонил, как обещал. Сразу выяснилось, что он плохо говорит по-русски, путает падежи, спряжения глаголов и т. д. Не могли уж найти русскоговорящего сотрудника для такой работы…ведь их здесь пруд пруди! Я стал задавать ему вопросы по своему списку: где и как получить «зеленый паспорт»? Фаби ответил: «Это узнай в своей больничной кассе» (он называл меня на «ты», наверное, потому, что в иврите отсутствует личное местоимение «Вы»).

— Как поменять водительское удостоверение?

— Обратись в Министерство транспорта. Тебе же давали бумагу, в которой описаны твои первые шаги в Израиле. Посмотри там.

— Как сообщить об изменении адреса проживания? — Это спросишь в МВД.

— Как заказать заграничный паспорт?

— С этим туда же.

После этого Фаби заметил: «Что-то у тебя слишком много вопросов, Мартин». Я смутился и, не желая утомлять и отрывать от дел моего и без того занятого куратора, выдохнул: «А подтверждение дипломов и сертификат в ульпан?», на что Фаби ответил: «С этим придешь ко мне. Я сделаю копии с дипломов и отправлю в Министерство образования, или отнесешь сам. И квитанцию в ульпан тоже дам». Я начал объяснять Фаби, что много раз звонил и писал ему, но не получал никакого ответа, так как же я назначу следующую встречу с ним? На это Фаби ответил: «Я ушел», — и повесил трубку. Для меня так и осталось загадкой, когда и куда он ушел: то ли он ушел сейчас потому, что закончил разговор со мной, то ли ушел тогда, когда я звонил и писал ему с просьбой назначить встречу, чтобы обсудить мои вопросы.

Что касается «корзины абсорбции», то в середине мая мне на телефон пришло сообщение следующего содержания:

Уважаемый новый репатриант/вернувшийся израильтянин! Мы рады сообщить Вам, что Министерство алии и интеграции выделило причитающуюся Вам сумму величиной в 2637 шекелей, которая должна быть зачислена на Ваш счет в ближайшие дни. Если указанная

сумма не зашла на Ваш счет, Вы можете обратиться в информационный центр нашего министерства по телефону ^*2994.

Буквально через пару дней деньги пришли и приходили потом аккуратно в первых числах каждого месяца. Что ж, спасибо, Фаби! Они будут мне очень кстати! И что не жить в этой стране?!

Во время вечерних прогулок в моей голове часто вертелась песня Городницкого со словами: «Над Канадой небо сине, вдоль берез дожди косые. Чуть похоже на Россию, только все же не Россия…». Но только при этом я думал, что здесь все непохоже на Россию. Прежде всего, природа. В России очень переменчивая погода, в Израиле же она очень постоянна: теплая и сухая, за месяц я не видел ни одного дождя. В России совсем другая растительность, а в Израиле нет ни берез, ни других привычных нам деревьев. По вечерам в Москве на улицах полным-полно народа, оживленно, шум, а в Хайфе в 9 вечера на улице Герцель — центральной улице старого города — практически безлюдно, там бродят одни только кошки, хотя в дневное время жизнь здесь кипит. Иногда говорят, что все дело в непрекращающихся арабо-израильских конфликтах, и что именно из-за них люди опасаются выходить из дома по вечерам. Что ж, посмотрим, что будет дальше. В нижнем городе израильские власти выселили несколько арабских семей, проживающих в Израиле постоянно и, вроде бы, из-за этого арабы устраивают сейчас еврейские погромы, жгут дома и машины евреев. Здесь вообще много разговоров о сложных отношениях евреев и арабов, проживающих на территории этой страны, хотя «высокие договаривающиеся стороны» периодически встречаются и улыбаются друг другу за столом переговоров, подписывают какие-то документы, и все это показывают по телевидению.

Конец ознакомительного фрагмента.