Кинжал с мальтийским крестом

Марта Таро, 2016

1826 год. Графиня Любовь Чернышёва обожает музыку и поэзию, а ещё она искренне верит в прекрасную сущность людей. Подражая Татьяне Лариной, она пишет любовное послание князю Александру Шварценбергу, вот только признание застаёт её избранника врасплох. Тяжкое объяснение, неудачно подобранные слова – и в ту же ночь юная графиня убегает из дома. Но беда не приходит одна: мать Александра находят заколотой принадлежащим князю кинжалом с мальтийским крестом. За расследование преступления берётся капитан Щеглов, но сумеет ли он доказать невиновность князя? «Кинжал с мальтийским крестом» – третий роман Марты Таро из уже полюбившегося читателям увлекательного цикла «Галантный детектив», в котором читателей ждёт новое тайное послание карт Таро.

Глава третья. Неубиваемый аргумент

В мраморной гостиной княгини Волконской гости устроили настоящий затор, и вновь прибывшие, чтобы поздороваться с хозяйкой, выстроились в длинную очередь. Александр уже пожалел, что затеял нынешний визит, но, посмотрев на оживлённые лица своих спутниц, понял, что согласен и потерпеть, лишь бы доставить бедняжкам удовольствие. Сказать по чести, он понимал это как свой долг, ведь и Лив, и тётки не по своей воле попали в когти его матери.

Сам Александр воевал с ней постоянно. Евдоксия искренне считала, будто все вокруг должны поступать лишь так, как хочется ей, и при этом сын не мог вспомнить случая, когда бы мать осталась им довольна. Баронесса всегда смотрела на него с осуждением, а часто и с омерзением: он не так ел, не так ходил, не то думал и говорил.

Раньше лицо матери было худым, таким же, как у её младшей сестры Алины, потом оно расплылось и стало бесформенным, но его привычное выражение — злобная гримаса — всегда оставалось неизменным. Александр часто задавал себе один и тот же вопрос: любила ли его мать хоть когда-нибудь? И так ни разу и не смог ответить на него положительно. Зато его обожали отец и дядя, и в чувствах этих двух мужчин он никогда не сомневался. Но ведь всегда же хочется невозможного. Вот и Александру хотелось, чтобы мать наконец-то «прозрела». Если бы Евдоксия хоть раз удосужилась похвалить общепризнанные таланты своего сына, которыми восхищались при всех европейских дворах, Александр посчитал бы это настоящим счастьем. Но, к сожалению, подобное баронессе Шварценберг и в голову не приходило.

Александр уже давно понял, что стояло за демаршем матери с заселением в дом Чернышёвых. Она хотела продемонстрировать сыну, что он — бессовестный скареда, не способный обеспечить «больной» матери достойную жизнь. Проще говоря, всё сводилось к деньгам. По завещанию покойного барона Шварценберга его имущество отошло к единственному сыну, и теперь Александр сам распоряжался доходами с имений. Он старался по мере возможности потакать желаниям матери, но та требовала всё больше и больше, считая оскорблением любые ограничения. Александр быстро обнаружил, что никаких доходов на это не хватит и попытался как-то объясниться. Однако мать предложила ему попросить денег у дяди — приора Мальтийского ордена в Богемии.

— Что значит, нет денег? Твой отец всегда в таких случаях обращался к главе рода. Пришла твоя очереди написать дяде, — заявила она.

Попрошайничать Александр не собирался, и теперь мать вела себя так, как будто они стали врагами. Сам он в этом противостоянии капитулировать отказывался, жалко было лишь ни в чём не повинных тёток и юную Лив, угодивших под железную пяту баронессы Шварценберг.

Александр вдруг обнаружил, что, погрузившись в свои мысли, давно молчит. Это было неучтиво по отношению к спутницам, но те и не роптали, а наоборот, выглядели очень довольными. Тётка Полина, так не похожая на своих сестёр русыми волосами и тонкими чертами миловидного лица, с мягкой улыбкой поглядывала по сторонам, а Лив сияла, как ребёнок.

«Так она и есть ребёнок», — вдруг понял Александр. Нежна и трогательна. В Лив нет ни силы, ни жёсткости, и, пользуясь её деликатностью, его жестокосердная мамаша станет притеснять бедняжку, вымещая на ней свою злость.

Но что он мог поделать? Идти на поводу у матери и клянчить деньги у князя Иоганна? До этого Александр унизиться не мог, он слишком уважал себя и так же сильно дорожил мнением дяди. Значит, оставалось терпеть. Самое интересное, что доходы от имений оказались отнюдь не маленькими. Но он-то понимал, что должен вкладывать большую часть в восстановление давно запущенного хозяйства, а вот мать даже и слышать об этом не хотела. Александр искренне сочувствовал отцу, прожившему в этом аду более двадцати лет, и понял дядю, когда тот однажды в сердцах сказал, что очень ошибся, выбрав невесту младшему брату в семье графа Румянцева. Но теперь-то какой смысл сожалеть?! Оставалось лишь гнуть свою линию и при этом защищать тёток и юную кузину от деспотизма Евдоксии…

…Они наконец-то смогли приблизиться к хозяйке дома. Княгиня Зинаида нежно поцеловала Лив, тепло пожала руку Полине и, обернувшись к Александру, поинтересовалась:

— Ну а вас мы когда проводим к новому месту службы? Веневитинов уезжает завтра, он станет вашим коллегой — будет служить в Министерстве иностранных дел по Азиатскому департаменту.

— Я рад за него, ваша светлость, но обо мне пока говорить преждевременно, в министерстве не спешат с вызовом, — отозвался Александр и поспешил увести разговор с неприятной для него темы. — Веневитинов будет читать нам Пушкина, а что же сам автор? Не приедет?

Княгиня лукаво улыбнулась и открыла секрет:

— Пушкин пока больше ничего и нигде читать не будет, дабы не сердить двор. Государь пожелал быть его цензором, а Пушкин, похоже, чего-то недопонял. Недавно он читал у Веневитинова свою новую трагедию «Борис Годунов», так это мгновенно стало известно — пришло неприятнейшее письмо от шефа жандармов. Я хочу, чтобы сегодня прозвучала и третья глава романа, а она ещё не прошла цензуру, поэтому сам автор наш вечер пропустит. Вы садитесь, а то уже пора начинать.

Александр огляделся по сторонам в поисках свободных мест и увидел у дальней стены два пустых кресла.

— Пойдемте скорее, — поторопил он своих дам, — не дай бог, придётся стоять.

Быстро лавируя между гостями, он провёл спутниц к нужным креслам. Усадив их, встал рядом с Лив. Хозяйка заняла место за большим овальным столом и попросила внимания. Шум голосов стих, все взоры обратились на поднявшегося чтеца. Веневитинов взял в руки тоненькую книжечку в бледной обложке и начал декламировать. Александр уже несколько раз перечитал недавно купленные главы «Евгения Онегина». Это оказалось наслаждением: слова были так просты и точны, что он сразу же запомнил наизусть многие строфы и сейчас мысленно повторял их вместе с чтецом. Шваценберг покосился на своих дам и увидел, что не он один произносит волшебные строки — юная кузина чуть заметно шевелила губами. Это смотрелось так трогательно.

«Интересно, что может нравиться такой молоденькой девушке в стихах, воспевающих жизнь светского щёголя? Нужно будет порасспросить Лив».

За раздумьями Шварценберг не заметил, как закончилась первая глава. Веневитинов закрыл последнюю страницу одной брошюры и взял другую.

— Вы читали вторую главу? — тихо спросил Александр, склонившись над плечом кузины.

— Нет, я не смогла её купить.

— Я завтра привезу вам свой экземпляр, — пообещал он и замолчал, ведь голос чтеца зазвучал вновь.

Лив мгновенно обратилась в слух. Теперь Александр мог смело её рассматривать — она ничего вокруг не замечала. Сосредоточенное выражение сделало её лицо взрослее. Исчез трогательный ребёнок, его место заняла девушка: умная, тонкая и… очень красивая. Александр давно обратил внимание на её глаза: светлые и прозрачные, они были вроде бы голубыми, но множество зеленых точек вокруг зрачка делали их похожими на волны морского мелководья — те так же неуловимо меняли цвет. Черные локоны отбрасывали тени на бледные, без румянца щёки, зато чуть приоткрытый рот цвел яркими оттенками коралла. Александр не мог оторвать взгляда от этих губ. Он не сомневался, что дело тут не в помаде, это природа наградила Лив такими красками. Не было ни изогнутого тетивой лука, ни бантика, как у других красоток, а был чувственный, яркий рот, возможно, даже слишком большой для столь тонкого лица, и этот контраст навеял Шварценбергу столь грешные мысли, что он застыдился.

На подвижном лице Лив одно за другим сменялись чувства: восхищение, сочувствие, сопереживание. Она принимала всё сердцем. Это было так интригующе, что Александр с нетерпением взглянул на часы. Когда же перерыв? Так захотелось поговорить с Лив, понять её… Хотя, может, и не нужно спешить? Скоро чтец доберётся до того места в романе, где появляется главная героиня. Интересно, как её примет Лив?

Наконец этот момент настал, и Александр умилился — на лице его кузины промелькнуло озадаченное выражение.

«Какая прелесть! Она смущается, будто малышка, тайну которой узнали старшие. Она видит в героине себя, — понял Александр. — А ведь и впрямь похожа, даже внешне».

Лив постепенно успокоилась и вновь отдалась очарованию стихов, но глава подошла к концу. Веневитинов получил свою долю аплодисментов и занял место рядом с хозяйкой. Перерыва объявлять не стали. Княгиня выждала паузу, открыла лежащую перед ней тетрадь и предупредила:

— Третью главу буду читать я.

Александр раздобыл для себя список этой части романа, но прочесть ещё не успел. Не выпуская из виду лицо юной кузины, он обратился в слух. Стихотворные диалоги оказались бесподобными. Он наслаждался каждым словом, но неменьшим удовольствием было следить за переживаниями на лице Лив. Как она сочувствовала героине, как мучилась вместе с ней, а когда Зинаида Александровна перешла к письму Татьяны, его кузина даже закусила губу от волнения. Да уж! Только смотреть на этот рот оказалось искушением. Александр даже перестал слушать: он представил, как сам прикусил бы эту коралловую губку.

Сколько ей лет? Восемнадцати явно нет. Фигурка совсем тоненькая, и грудь ещё небольшая. Но угловатость подростка уже исчезла, нет ни одной резкой линии. Лив похожа на статуэтку из мейсенского фарфора. Год-другой, и эта малышка станет настоящей красавицей, а её чудный рот принесет кому-то множество приятных минут.

Александр так увлёкся фривольными размышлениями, что удивился, услышав аплодисменты. Княгиня Волконская закрыла тетрадь. Окрылённая горячим приёмом, хозяйка с улыбкой раскланялась, а потом пригласила всех на ужин. Гости потянулись в столовую. Тётка Полина обратилась к Александру:

— Мне кажется, нам стоит вернуться домой. Мы поужинали. Не надо переедать. — Она обернулась к своей подопечной и уточнила: — Дорогая, ты услышала всё, что хотела?

— Да, тётя, спасибо. Как хорошо, что мы сюда пришли! У господина Пушкина замечательные стихи!

— А что именно вам понравилось? — спросил Александр. — Ведь в этих стихах много иронии, поэт рассказывает нам о циничном, пресыщенном щёголе.

Ответ его изумил:

— Нет, вы не так поняли, — возразила Лив, — герой просто ещё не нашёл себя. Он уже отказался от пустой жизни, впереди у него много хорошего, и он обязательно будет счастлив.

— Вы думаете, что любовь Татьяны пробьёт его панцирь?

— Конечно! Иначе зачем было писать о них?

«Ну что ты на это скажешь? Неубиваемый аргумент!»

В их разговор вмешалась тётка:

— Дай-то бог, чтобы всё у героев хорошо закончилось… Пойдем, Алекс, уже поздно, а мне ещё домой ехать.

— Я довезу вас, — пообещал Шварценберг. Он как раз собирался поговорить с Полиной: хотел понять, можно ли хоть что-нибудь для неё сделать. Что же касается Лив, то ей он задумал подарить свои экземпляры глав прочитанного сегодня романа. Девушка искренне любила поэзию и должна была найти в ней отдушину.

Надо же, какая прелесть, «герой просто ещё не нашёл себя». Такая вера в совершенство мира бывает лишь в юности, да к тому же только у барышень. Но когда Лив встретит собственного героя, она сразу же растеряет все свои иллюзии, а с таким чувственным ртом долго этого ждать не придётся.