Хороводы смерти

Маркус Дольчин

Читателю представлено несколько десятков страниц отборной смерти. И она присутствует в каждом стихотворении тем или иным образом.

Часть 2. Memento mori

Однокурснице Маргарите

Я тебе никогда всех цветов не дарил,

Как студент, был тогда беззаботным.

Ты за это меня всей душой не кори,

Ведь делил там учёбу с работой.

Смерть всегда полыхнёт величайшей из бед,

Встанем мы в карауле почётном.

В гроб к тебе положу свой прощальный букет.

Извини, их число стало чётным.

Артист сыграл

Почил статист второго плана —

проститься поздно собрались.

С работы не сорваться рано —

советская крепила жизнь!

Вели беседы обо всём,

беспечно лясы расточили.

В театре всяк играл с огнём —

покойника чуть не забыли.

Для жизни каждый словно зять.

На сцене ж не найти простого,

но всех надгробных не сказать.

Ведущему давали слово:

«Такой актёр — приятно слушать.

Его воспитывала знать!

Раз молвил он, что дали кушать,

так все в буфет сбежали жрать!»

Memento mori

Разбивалась душа о твердь,

унесясь из небесной глади.

А вчера приходила смерть,

по головке холодным гладя.

Разговоры вела за жизнь,

возлежа на краю дивана,

говорила: «Малыш, держись!

Уходить в беспредельность рано!»

Вспоминала плохое всё,

что заботы душевные дало,

предложив каланхоэ сок,

чтоб меня не манили дали.

Убеждала, что свет — пустяк

и во тьме содержанья густо,

а забота о нём пуста,

словно выключил кто-то люстру.

«Он потухнет когда-нибудь» —

рассуждала в тиши, без солнца,

положив мне ладонь на грудь

ощутила, что сердце бьётся.

Я сказал: «Не готов сейчас —

мимо жизнь пробежала снова:

не успел написать рассказ,

где о Вечном замолвил слово».

Я сказал, что финал простой

у наследственной круговерти…

Та сказала: «Тогда постой

разговоры вести о смерти.

Если можешь, меня прости,

Приходить — неделимо право,

чтобы тьмою в глаза вползти».

И ушла, подмигнув лукаво.

Самоубийце

Всё плохо стало!? Не любим?!

И все надежды пали разом?

О, в этот миг себя корим,

что не помог бесспорный разум.

Ведь через это все прошли,

но ты один из тех, немногих,

кто в мыслях сумрачных залип,

не видя пред собой дороги.

И в данный час неправовой

ведёшь себя на суд басманный,

где встав с повинной головой,

творишь процесс самообманом.

Себе присяжный и судья

в сознании, где давят стены.

А может, правда, ты — маньяк,

коль из тебя палач отменный,

что сам себя решил казнить?!

Один вопрос: за что позволишь

впредь уничтожить жизни нить?

Избрал ты путь плачевной доли?

Уже не веришь ни во что?

Бессмертие души не ценишь?

Расстаться с миром ты готов?

Так выпусти Жнеца на сцену!

Смотри: он вечный ростовщик,

что плату собирает сразу.

(Заимодавцы — зла клещи,

подобны Голлуму из сказок).

Без пользы ты отдашь процент,

который мог себе оставить.

Поймёшь ведь в скорбный свой момент,

что смерть не стоит ценных ставок.

Взгляни, она не убежит,

взвесь «за» и «против» так серьезно:

в последний миг захочешь жить,

но будет, милый, слишком поздно.

Стоишь безмолвно пред чертой

с решением вполне созревшим?!

Не убедил? Да чёрт с тобой —

одним придурком станет меньше.

Ничто

«Наша одна мечта, одно желание — не быть».

«Голос оттуда» А. И. Куприн.

Вопрос: а что же за чертой,

где нет цветов и песни?

Быть может вечное ничто

нас встретит в неизвестном?

Когда-то людям Бог сиял,

но время шло, сегодня

волнует суть небытия,

где будет, что угодно.

Пришел бы Бог и дал ответ

на этот пункт, чтобы спалось

спокойно, начертал завет,

где б всё простым казалось.

Мы ж предоставлены себе —

свидетелей не стало.

И мчим, как скорый, по судьбе,

куда уводят шпалы.

Ведь труп тот свет не огласит,

но всё же интересно,

что нам загробный мир сулит —

тревожит неизвестность.

Теперь вокруг в глазах рябит

от трастовых конфессий.

Они с высот своих орбит

не то ещё отвесят.

Морочат голову порой

сансарой, адом, раем.

Но что увидим за чертой,

когда туда сыграем?

И есть глаза-то у души?

И есть душа сама-то?!

Когда с ответом поспешим,

жизнь обернётся адом.

Ведь может сказанное всё —

фантазии пустые

и нас навеки унесёт,

что горсть песка в пустыне.

И каждый, кто совсем почил,

собой удобрит землю.

Но если есть иной почин,

скажите, правде внемлю!

Пока ж депрессии поток,

что душит чёрным тоном.

Обидно мне, что ждёт ничто,

когда умрёшь пристойно.