Сроки службы

Марко Клоос, 2014

Начало XXII века, Северо-Американское содружество трещит по швам. Для доходяг на соцобеспечении, вроде Эндрю Грейсона, есть только два пути вырваться из огромных и кишащих преступностью мегаполисов, где дневной рацион ограничен дурно пахнущим соевым полуфабрикатом и убивают за кусок мяса. Можно выиграть в лотерею и отправиться колонизировать далекие планеты. А можно пойти в армию. Правда, победителей с годами становится все меньше, поэтому Эндрю отправляется в армию ради настоящей еды и возможности повидать космические дали. Вот только он еще не знает, что за это придется заплатить слишком высокую цену, что сражаться надо будет даже не с противником, а с собственным командованием и озверевшими от голода и нищеты согражданами, что из армии мало кто возвращается, а в колониях зачастую творится настоящий ад. Он еще не знает, что скоро мир изменится, ведь космос таит опасности, масштаба которых люди даже не представляют.

Глава 7. Добро пожаловать в батальон

Мое новое подразделение — рота B Триста шестьдесят пятого автономного пехотного батальона Третьей пехотной дивизии. Батальон размещается в форте Шугхарт, огромной базе на окраине Дейтонского метроплекса. ТА действует без промедления — я ожидаю той же административной волокиты, из которой состоял первый день моей военной карьеры, но меня направляют в казарму, приписывают к отряду и обеспечивают койкой и шкафчиком меньше чем через полчаса после прибытия на армейском автобусе из Дейтонского аэропорта.

В учебке весь взвод спал в одном помещении. В роте B солдаты распределены по комнатам. Офицеры и сержанты ночуют в личных спальнях, а рядовым приходится делить одну комнату на четверых. В каждой есть две двухэтажные койки, четыре шкафчика и стол с четырьмя стульями. Здание старое, но в хорошем состоянии — краска выцвела и линолеум на полу истерт, зато вокруг чистота. На каждом этаже есть общая ванная комната, где вокруг душей и унитазов сооружены нормальные кабинки.

Когда я вхожу в назначенную комнату, мои сослуживцы сидят за столом и играют в карты. Все они оборачиваются ко мне, и я приветственно машу рукой. Среди моих соседей двое парней и одна очень милая девушка.

— Грейсон, — говорю я. — Только что с Начальной подготовки. Видимо, я ваш новый товарищ по отряду.

— Заходи, — говорит один из них.

Они с любопытством изучают меня, явно составляя впечатление.

— Твой шкафчик там, — один из парней показывает налево, где у стены выстроился ряд шкафчиков. — Тот, что у окна.

— Спасибо.

Я подхожу к шкафчику и открываю дверцу. На вешалке уже висит униформа, внутри порядок, как в учебке, на нижней полке аккуратно выстроены пары новеньких ботинок.

— Он уже занят, — говорю я, и мои новые сослуживцы дружно хохочут.

— Это все твое. Данные поступили на склад, как только тебя приписали к батальону. Шкафчик забивают заранее.

— Надо же, как удобно.

Шкафчик устроен так же, как на тренировочной базе. Я умещаю скромную стопку своего личного барахла в единственный пустой ящик. Внутри есть запирающаяся ячейка для ценных вещей, и в ней лежит персональный планшет, поменьше и поудобнее, чем выданный мне в учебке. Я беру его, включаю и обнаруживаю, что на главном экране уже введен мой логин. В меню имеются опции, которых я раньше не видел, — ПП стандартного образца поддерживает работу в сети, не то что кастрированные модели на Начальной подготовке, через которые можно было общаться только с инструкторами и товарищами по взводу.

— У нас уже внеслужебное время, — говорит один из моих новых соседей. — Можешь не торопиться с разбором вещей. Столовая будет открыта еще сорок пять минут, если хочешь перекусить.

— Спасибо.

Мои сослуживцы одеты в пехотную разновидность индивидуальной полевой униформы. Цвет камуфляжа свой для каждого вида войск: у десантуры — полихроматический узор, меняющийся в зависимости от окружения, а флот предпочитает сине-серые узоры, которые выглядят как абстрактное полотно. В Территориальной армии выдают цифровой камуфляж, пятна на нем черные, серые и блекло-зеленые — безжизненных цветов охваченного войной города. Из всех униформ стандартного образца эта — самого зловещего и рабочего вида. Я переодеваюсь в ИПУ, чтобы слиться с остальным отрядом. Ботинки мне подходят, жаль только, противно скрипят, как любая новая обувь. В учебке я чуть ли не все двенадцать недель разнашивал выданные мне ботинки, а теперь придется все начинать заново.

— Ты где проходил подготовку? — спрашивает кто-то, показывая мне на свободный стул. Я подхожу к столу и присоединяюсь к компании своих соседей.

— Знаете что? Я понятия не имею. Нам никогда не говорили, а я не спрашивал.

— Болота, пустыня с кустами или сплошные кукурузные поля?

— Пустыня с кустами, — отвечаю я.

— Тренировочная база САС «Орем», — говорит другой солдат. — Я тоже оттуда. Не так плохо. Не приходится страдать от жары и москитов, как беднягам на базе в Чарльстоне.

У всех моих соседей на воротничках знаки отличия. Девушка — рядовой, у нее один шеврон. Первый парень — рядовой первого класса, с шевроном и дугой. Звание рядового обычно не присваивается сразу после учебки, только если человек был на голову впереди всего батальона, как Халли, а рядовым первого класса вообще нельзя стать, не отслужив хотя бы год. Третий солдат в комнате — капрал.

— Других новичков в отряде, кроме меня, нет? — спрашиваю я.

— Угу, — подтверждает один из них. — За этот период в наш взвод попало, кажется, четверо вместе с тобой. Новичков вводят постепенно, чтобы они учились по ходу дела. Грейсон, да?

— Ага.

Солдат, сидящий напротив меня, протягивает руку, и я пожимаю ее.

— Я — Бейкер. Вот этот шулер, пытающийся заглянуть в мои карты, — Прист, а Хансен — это которая с хвостиком.

Я по очереди киваю каждому.

— Тебе повезло, Грейсон. Ты попал в отряд с лучшим командиром во всем батальоне.

— Во всей бригаде, — поправляет Хансен. У нее миндалевидные глаза и очень ровные белые зубы — показатель стоматологического обслуживания, какого в окрестностях Коммунального Кластера не получишь.

— Да? Как его зовут?

— Ее, — Прист оставляет попытки заглянуть в карты Бейкера и откидывается на спинку стула. — Штаб-сержант Фэллон. Раньше была первым сержантом, но ее понизили за то, что она набила рожу офицеру.

— Я думал, за нападение на старшего по званию должны вышвыривать из армии, — говорю я, подозревая, что мне рассказывают байку.

— Ну да, — говорит Хансен. — Но это если у тебя нет Медали Почета. Дипломированных героев не сливают в утиль. Это был бы фиговый пиар.

— Медаль Почета? — переспрашиваю я, и удивление на моем лице заставляет соседей расплыться в довольных улыбках. — Вы ведь гоните, да?

Медаль Почета — это высшая военная награда за отвагу, всегда присуждаемая лично главой Содружества. Если верить сержанту Берку, в девяноста процентах случаев президент кладет ее на завернутый во флаг гроб.

— Ни слова лжи. Она ее получила, когда войска САС провели ту высадку в сердце материкового Китая несколько лет назад, в битве за Далянь. Когда дают медаль, можно попроситься на любое место службы, вообще любое, а она вернулась в свою старую часть, как только выбралась из госпиталя.

— Вот это да. Полнейший тиран, наверное?

— Не-а, наоборот. Она не любит лентяев, но, если ты справляешься с делом и не выглядишь так, будто вчера родился, все будет нормально.

— Звучит неплохо, — говорю я. — Я ожидал… черт, да я не знаю, чего я ожидал, на самом деле.

— Ты ожидал что-то вроде тюряги, — дружелюбно говорит Бейкер. — Ты думал, что вытянул худшую карту в колоде, когда узнал, что пойдешь в ТА, так?

Смысла отпираться нет, и я киваю.

— Сначала все так думают. И мы тоже. Но это хорошее место. Сержанты свое дело знают, офицеры нас обычно не трогают. Мы делаем свою работу и приглядываем друг за другом. Я уже почти два года в ТА и не пошел бы в колониальный гарнизон, даже если бы мне двойную оплату пообещали.

Остальные согласно кивают.

Я все еще разочарован, что не попал в космос, и не уверен, что буду так же относиться к ТА через два года. Но к добру или к худу, а это место будет моим домом до конца службы, так что я решаю смириться с неизбежным.

— В карты играешь, Грейсон? — спрашивает Хансен.

— Конечно, — говорю я и придвигаюсь к столу.

* * *

Утренний подъем оказывается очень спокойным. Сигнал к побудке доносится из динамиков на потолке и персональных планшетов в пять сорок пять, почти на час позже, чем на Начальной подготовке. При первом же звуке я вылетаю из койки и хватаю умывальные принадлежности, чтобы нестись к раковине, но мои соседи явно не торопятся.

— Не спеши, — говорит Бейкер, выбираясь из постели. — Никакой проверки не будет. Столовая открывается в шесть, построение в семь. Никто не стоит у тебя над душой и не торопит, как в учебке.

— ТА предполагает, что ты сам можешь привести себя в порядок поутру, — говорит Прист с койки над моей. — Только не опоздай к семи часам на построение перед зданием, иначе влипнешь.

— Понял, — говорю я.

Так непривычно, когда тебя не трогают с утра. Дома я никогда не выползал из кровати до девяти-десяти утра, но двенадцать недель тренировочного лагеря сделали из меня раннюю пташку. На тренировочной базе свободы не было — когда рекрутов в два раза больше, чем раковин, унитазов и душевых леек, ни у кого нет времени на ленивое утро, — но зато было ощущение предопределенности. Можно было просто отключить мозг и следовать за остальными, и предсказуемость рутины приносила покой. Теперь мне придется следить за временем и снова самому соблюдать расписание, и как бы мне ни нравилось проводить перед раковиной или в туалете столько времени, сколько хочется, я обнаруживаю, что немного скучаю по жесткому распорядку учебки.

Поэтому я делаю то, что делал с самого прибытия на базу САС «Орем», — иду за толпой.

Мои сослуживцы, кажется, не возражают, когда я увязываюсь за ними в столовую. На входе я нарочно чуть отстаю, чтобы оказаться позади остальных в очереди, — так мне не придется самому выбирать столик, а потом торчать за ним в одиночестве. Одним глазом я слежу за соседями, а нагрузив поднос, присоединяюсь к ним.

За столиком сидят и другие солдаты, еще мне незнакомые, и на секунду мне хочется все-таки отойти и занять другой столик. Потом Хансен замечает меня и жестом приглашает присоединиться:

— Давай, не робей. Садись, я представлю тебя остальному отряду.

Она выдвигает стул, я ставлю поднос на стол и присаживаюсь.

— Мальчики и девочки, это рекрут Грейсон. Он наш новенький в этом квартале. Грейсон, перед тобой весь отряд. Эти четыре клоуна живут в соседней комнате.

Остальные члены отряда так же оценивают меня взглядом, как соседи по комнате — вчера, и я киваю им.

— Слава тебе, господи, — говорит один из них. — Наконец-то я официально больше не Чертов Салага. Спасибо, Грейсон.

— Не стоит благодарности, — отвечаю я. — Только инструкцию мне передай, хорошо?

— Да все просто. Нужно всегда держать холодильник полным и чистить остальным ботинки каждое утро.

— Не слушай Филипса, — говорит Хансен. — Если бы ему поручили хоть что-то, требующее навыков, он вылетел бы на второй день.

Хансен одного за другим представляет мне оставшихся членов отряда. Филипс — высокий веснушчатый парень с волосами, как медный провод, и маленькими круглыми очками. Джексон — тоже высокая темнокожая девушка. У нее под глазами любопытные татуировки, какой-то племенной узор. Стрэттон — готовый образец для агитплаката, с волевой челюстью, он выглядел бы ужасно внушительно в своей идеальности, если б не был на голову ниже остальных. Наконец, Патерсон, чья уставная стрижка не может скрыть уже начавшегося облысения. Джексон — капрал, Стрэттон и Патерсон — рядовые первого класса, а Филипс — рядовой с одним шевроном. Я единственный во всем отряде без знака различия на воротнике.

— Это не тренировочный отряд, — говорю я. — Я, честно говоря, ожидал продолжения подготовки. Остальные рекруты из моего взвода отправились по всяким училищам.

— Нет, это полевой батальон, — отвечает Джексон. — Пехоте ТА не требуется дополнительное обучение. Ты получил навык в учебке, а в пехоте все то же самое, только с боевыми патронами. Доучишься вместе с нами, в поле.

— Мы довольно активный батальон, — говорит Стрэттон. — Один-два вызова в месяц. Ты, скорее всего, увидишь войну прежде, чем твои новые ботинки жать перестанут.

Я усмехаюсь в ответ, но никто из сидящих за столиком не думает, что Стрэттон шутит, и смешок умирает у меня в горле, когда я понимаю, что это он серьезно.

* * *

^— Значит, это ты новичок, — говорит штаб-сержант Фэллон, входя в нашу комнату. Она невысокая, забирает свои темные волосы в хвост и выглядит вполне способной в одиночку раскидать половину отряда. Она закатывает рукава формы, как инструкторы в учебке, и мышцы на ее руках похожи на стальные кабели.

— Да, мэм, — говорю я и встаю по стойке смирно, но она тут же жестом приказывает мне расслабиться.

— Вольно, — говорит сержант Фэллон. — Боже, эти инструктора, что, не выдергивают у вас из задниц кукурузные початки перед отправкой на нормальную службу?

— Не припомню, чтобы мне выдавали какие-то овощи, штаб-сержант, — отвечаю я, и она усмехается:

— Остряк. Как будто у нас таких и без тебя не хватало. Думаю, ты отлично впишешься.

* * *

Расписание дня у полевого подразделения легкой пехоты очень простое, по крайней мере, у тех бойцов, чье дело — жать на курок. Когда твоя работа — убивать людей и взрывать все подряд, ты либо учишься делать ее лучше, либо практикуешь уже изученные навыки. Мы тратим на тренировку в поле столько же времени, сколько на учебники и инструктаж. В Форте Шугхарт, разумеется, есть свой тренировочный городок, и каждый взвод еженедельно проводит там время, отрабатывая атаку и защиту, прямо как в учебке. Есть здесь и стрельбище, и в первую же неделю сержант Фэллон проверяет мое умение обращаться с М-66.

По ощущениям боевая винтовка почему-то не похожа на тренировочную, хотя весит столько же и работает так же. Может быть, дело в осознании, что эта пушка стреляет настоящими боевыми иглами, флешеттами, способными пробить броню и плоть, а не безобидными лучами, запускающими компьютерный протокол, но к этому оружию я отношусь с бо́льшим уважением. Мы не практикуемся с боевой амуницией в тренировочном городке — используем холостые патроны, а тренировочные адаптеры на дуле обеспечивают симуляцию попаданий, — но на стрельбище ствол моей М-66 покидают самые настоящие флешетты.

Тренировочный курс по стрельбе для пехотинца состоит из сотни мишеней, появляющихся на случайном расстоянии со случайной периодичностью. Я поочередно отстреливаю их, наводя прицел М-66 и позволяя компьютеру определить скорость огня. Винтовка выплевывает короткие потоки флешетт в каждую мишень, и чаще всего они попадают. Поначалу движущиеся цели доставляют мне неудобства, особенно те, что перемещаются вбок, но после нескольких промахов я вычисляю нужное упреждение, и мой результат улучшается.

— Неплохо для парня прямиком с подготовки, — говорит сержант Фэллон, когда я заканчиваю стрельбу и разряжаю винтовку для безопасности. — Семьдесят девять. Это результат класса «Стрелок». Еще одно попадание — и был бы «Меткий стрелок». Можешь остановиться или попробовать заработать «Меткого стрелка» или «Эксперта».

— Я попробую еще, — говорю я, и она одобрительно кивает.

— «Стрелок» — хороший результат для повара или бумажной крысы, а на пехотинце класса А лучше смотрится значок «Эксперта», — говорит она. — Только помни, что это не самое важное. Главное — как ты будешь целиться, когда мишени начнут стрелять в ответ.