Zombie Fallout. Чума на твою семью

Марк Тюфо, 2010

Зомби-апокалипсис поставил человечество на грань вымирания. Новая доминанта, лишенные разума, голодные орды, прочесывают все вокруг в поисках немногих несчастных, которым посчастливилось – или не посчастливилось – избежать инфицирования лишь для того, чтобы превратиться в пищу. Перед вами – вторая часть дневника Майкла Тальбота. Прирожденный выживальщик, он вынужден вместе со своей семьей и несколькими друзьями покинуть разоренный поселок Литл-Тертл, спасаясь бегством от безжалостного врага, который как будто пытается свести с Тальботами личные счеты. Но продвигаясь на север среди разоренных полей, они выясняют, что бояться стоит не только зомби: теперь, когда закон и порядок превратились в воспоминание, некоторые люди решили взять ситуацию в собственные руки. Отныне речь идет уже не о простой борьбе мозгов с их пожирателями. Ставки выше, чем жизнь – ведь нужно спасать свою бессмертную душу…

Глава 2

Дневник Майка. Запись вторая

Позже я спросил у Алекса, почему он не узнал в Томми своего племянника, ведь парень работал у него в бригаде, и тот ответил просто:

— Я его в жизни не видел, Майк.

Казалось, больше он ничего не скажет, а я — бог свидетель! — жутко хотел узнать подробности, но чувство такта взяло свое и я не стал на него давить. Но Алекс, похоже, просто подбирал слова, не зная точно, как я отреагирую.

— Я отсидел, когда мне было восемнадцать, — сказал он, опустив голову и явно чувствуя себя неловко. Возможно, от удивления челюсть моя немного отвисла, но он этого видеть не мог. — Семья Марты меня ненавидела и в конце концов отреклась от нее, потому что она вышла замуж за зека.

Он взглянул на меня, нервно улыбаясь, и продолжил:

— Ее родители — убежденные католики. Или были католиками, — поправился он. — Но толку-то? Разве они не проповедуют всепрощение?

Складывалось впечатление, что Алекс в любую секунду готов был взорваться. Судя по всему, эта тема для него была весьма болезненной.

— Слушай, Алекс, — начал я, кладя руку ему на плечо. Мне хотелось сказать ему, что сейчас у нас есть дела поважнее, но он и сам все понял.

— Знаю, Майк, знаю. Ее родителей, да и большей части ее семьи уже и нет, наверное, но из-за них моя Марта так страдала. Ее мать и отец ВООБЩЕ ни разу не пришли, даже чтобы взглянуть на наших детей. Боже, Майк, и все это из-за того, что двенадцать лет назад я отсидел за угон!

Уф-ф, я ужасно обрадовался, что причиной оказалось не изнасилование, не совращение малолетних и не прочая мерзость в этом роде, ведь, как бы он ни нравился мне сейчас, я бы уже не смог относиться к нему по-прежнему. В жизни есть преступления, с которыми смириться нельзя, и вышеперечисленные однозначно входят в список.

— Им было плевать, что в тюрьме я получил образование, а когда вышел, не покладая рук работал подмастерьем у плотника, чтобы заплатить за учебу. Им на все это было плевать. В их глазах я навсегда остался тем зеком, который испортил их дочь. Черт, да когда я вляпался в это дерьмо, я ее даже не знал! Но если их послушать, получается, что она едва ли не на стреме стояла, пока я вскрывал тачки. — Он сделал паузу. — Получив диплом инженера, я открыл строительную фирму. Марта работала в отделе кадров. Мы начали встречаться и влюбились друг в друга. За ужином, знакомясь с ее родителями, я рассказал им о своем прошлом, чтобы когда-нибудь потом не стало для них внезапным сюрпризом. Ее отец просто с катушек слетел. Он выставил меня из дома и запретил дочери со мной видеться.

Поэтому мы сбежали. А ее родители отреклись от нее. Марта ужасно расстроилась, но и подумать не могла, что они больше никогда не захотят ее видеть. Вот родится ребенок — и они все поймут. Но эти чертовы мерзавцы даже не позвонили ей, чтобы поздравить с рождением первенца. Кусочек души моей Марты умер, когда она поняла, что родители окончательно разорвали с нею все отношения.

А когда родилась Вера, наша вторая дочка… она еще глубже погрузилась в отчаяние. Она проклинала себя. Когда на пороге появились зомби, она чуть не сошла с ума. Мне поначалу даже показалось, что она стала одной из них.

Я содрогнулся.

— Она так медленно выкарабкивалась из депрессии, — продолжил Алекс, — но когда Томми… не знаю, как и сказать… послал сигнал? Зажег маячок? Неважно… Главное, что тогда я впервые за семь лет увидел ее полностью свободной от гнета родительского проклятия.

— Да уж, Томми умеет произвести впечатление, — не подумав, брякнул я.

Алекс посмотрел на меня, как на сумасшедшего, но я не стал пояснять свои слова, окончательно сбив его с толку.

— И когда она попросила меня развернуть фуру, я ни секунды не колебался. Да я в пекло готов поехать, лишь бы только снова увидеть в ее глазах искры жизни.

— Черт, Алекс, ты в самое пекло и ринулся, — сказал я, и он согласно кивнул.

— Так вот, возвращаясь к твоему вопросу. Она рассказывала мне о своей семье, о братьях и сестрах, о племянниках и племянницах, но фотографий у нее не было. Как только мы сбежали, ее родители выкинули все вещи из ее комнаты. Ей запретили забрать хоть что-нибудь, а ее братьям и сестрам сказали, что их постигнет та же судьба, вздумай они хотя бы упомянуть ее имя. Так что она фактически стала сиротой. Знаешь, теперь мне кажется, что Томми часто поглядывал на меня за работой. Думаешь, он знал, что я такой? Может, у него была фотография…

— О, не сомневаюсь, он точно знал, кто ты, только вот не по фотографии — это слишком банально, — ответил я, и Алекс снова посмотрел на меня в надежде, что я продолжу.

— На American Idol никогда не бывал? — как ни в чем не бывало спросил я.

— Майк, я ведь говорил, с текилой надо быть поосторожнее.

— Терпеть ее не могу, да и нет ни капли. Спокойной ночи, Алекс.

— Можно еще вопрос, Майк? — остановил меня Алекс. Я повернулся к нему. — Как он это сказал Марте? Как он велел ей вернуться?

— Вот черт, Алекс, ты бы еще спросил, как появилась Вселенная или что было раньше, курица или яйцо, или… чего хотят женщины. И все равно я бы наговорил тебе в ответ какой-нибудь ерунды. Но вот о том, что творится у Томми в голове, я не имею ни малейшего представления. Я понимаю только, что все это не просто так. Но не больше… — Я пожал плечами.