Летящие в сны

Мария Фомальгаут

Книга содержит подробную инструкцию о том, как нужно правильно посещать сны, чтобы не потеряться. И почему нельзя играть с фрисби. И как делать открытия.

В Вазе Я

–…разметало нас по свету.

— А?

— Разметало нас, говорю, по свету.

— Да… разметало.

Хочу предложить — как бы нам собраться всем вместе — тут же умолкаю, самому смешно…

— А с тобой еще ничего… а то я с одной встретился… тоже вместе раньше были… так она меня чуть не убила.

Не отвечает. Наверное, не услышала. Чертит на песке непонятные знаки, на всякий случай обхожу их стороной, чтобы не смахнуть.

Зачем я это сказал… про свою бывшую, с которой были вместе…

Зачем я вообще ее встретил.

Здесь.

Я ее узнал.

Нет, не сразу, конечно, еще разминулись, еще покосился — она не она — и как торкнуло что-то в груди. Остановился, окликнул, уже не помню, как окликнул, забыл, как зовут…

— Привет.

Обернулась, посмотрела — косо-косо, недоверчиво.

— Ну, привет.

И пошла дальше. Как ни в чем не бывало. И снова торкнуло что-то в душе, не можешь ты так просто уйти…

Пошел за ней — еще покосилась на меня, мол, что надо-то, я чуть отступил назад, не бойся, не трону…

— Давно с тобой не виделись.

— А?

— Давно, говорю, не виделись.

Кивает:

— Да-а… давно.

— Сто тысяч лет, наверное, не меньше?

— Ну что ты… больше. Миллион.

Тоже киваю. И чувствую, что не виделись мы больше миллиона лет. Мне кажется — вечность прошла. Или две вечности.

Иду за ней. Опустошенный, растерянный. Нужно что-то сказать ей, хоть спросить что-нибудь, который час… Да нет, вот мои часы при мне, не прокатит. Или — что за знаки она чертит на песке. Или… все что угодно, только не дать ей уйти, не может она просто так уйти…

…ведь когда-то мы были вместе…

— А ты изменилась.

— Что?

— Ты изменилась, говорю… совсем другая стала.

Замирает. Смотрит на меня. Оценивающе.

— Да… ты тоже совсем другой.

Иду за ней — сам не знаю, зачем. Идет — рисует на песке тайные знаки. Не может она уйти просто так, не может — после того, что было между нами, а ведь было же, помню же, зеленые луга, залитые солнцем, мы с ней — рука об руку — спускаемся к реке, сейчас уже не помню, что такое река, что такое рука…

— А ты где живешь?

— А? — оборачивается, косится на меня единственным рубиновым глазом.

— Где живешь, говорю?

— Все там же.

Киваю. Хотя совершенно не понимаю, где это — все там же, как ее побросала судьба по свету за миллионы лет…

— А это где — все там же?

Смотрит на меня — как мне кажется, недоумевающее.

— А то сам не знаешь.

Пытаюсь сострить.

— Ну, не иначе, как на Луне.

— Шутишь.

— Шучу. Тогда на Марсе.

— Да ну тебя…

— Нет, правда — где?

Мерцает рубиновым глазом.

— Под звездой Альтаир.

— Я почему-то сразу так и подумал.

Идет куда-то — по своим делам, как будто не замечает меня, даже начинаю сомневаться, да точно ли она меня помнит, правда же, сколько лет прошло… Чиркает знаки, приглядывается, если не нравится — смахивает, чертит снова.

— А я сейчас в двух местах… Мицар звезду знаешь? Вот я там. И еще рядышком, под звездой…

Кивает. Сверкает рубиновым глазом. Помахивает щупиками. Будто и не замечает меня, будто и не помнит меня, идет через пустыню, по каким-то своим делам, не поймешь, каким, меня в ее мире как будто и не существует.

— Что ты так… хоть бы встретились где-нибудь, поговорили…

— Да как ты смеешь…

Оборачивается — злая, кипит, клокочет, — мерцает рубиновый глаз.

— А что такого?

— После того… что ты сделал… тогда…

Холодею. Не помню, что я сделал. И когда — тогда. Столько лет прошло, тут уже самого себя не помню, какой я тогда был, как только вспомнил ее…

И все-таки… не хочется отступать… так быстро…

— Слушай, а я не помню, а что я сделал?

Останавливается. Замирает. Прислушивается — к безмолвию пустыни.

— И я не помню… миллионы лет прошло… но нехорошее что-то…

— Так давай будто бы и не было ничего…

— Было же…

— Что было… Мне, может, самому было бы стыдно за то, что было… что я там сделал…

Идем — через пустыню, из ниоткуда, в никуда. Почему-то не так я представлял себе нашу встречу… да я ее никак себе не представлял…

— Кем работаешь?

— А?

— Кем работаешь, говорю?

Она отвечает — каким-то замысловатым словечком, об которое сломаешь не только язык, но и голову. Почему-то стесняюсь спросить — что это значит.

— А ты?

Отвечаю. Кивает. И видно по ее рубиновому глазу, что она тоже ничего не поняла…

Нет, второй глаз у нее тоже есть — совсем крохотный, под первым, рядом с зачатками носа и рта. И длиннющие пальцы, одни пальцы, без рук. И толстенный хвост, извивается, хлопает, прыгает по песку. Рисует фигуры.

— А то… заходи как-нибудь.

— А?

— Заходи как-нибудь… говорю.

— Спасибо. Как-нибудь.

Говорит так, что я понимаю — не зайдет. Слишком большое расстояние между нашими мирами. И я к ней — не зайду, чувствую, мне там будут не рады…

Идем. Через пустыню. В никуда.

Хочу спросить ее адрес, хоть радиоволну — и не спрашиваю. Диктую частоту своей волны — на всякий случай.

— Спасибо.

Говорит таким тоном, что я понимаю — она со мной не свяжется.

И все-таки… не может это быть… так… после всего, что было, после всего, что мы пережили, черт возьми, были же вместе, когда-то, так давно, что уже и не помним, как это было. Но было же, трава, высушенная августом, солнце утонуло в заводи, серпик месяца запутался в ветках, идем куда-то — по траве, какой тогда был я, какая тогда была она, какие мы были…

Изменился…

Киваю. Наверное, она права. Наверное, я и правда совсем другой, не помню, каким я был раньше. Но каким-то был. Не всегда же я был огромным мозгом — сияющим, горячим — в окружении электромагнитных полей… И она тоже не всегда была такой. Когда-то она была такая же, как я.

А тогда… не помню никакого тогда, даже если подниму и перелопачу историю поколений и поколений — не вспомню, прошлого уже нет, разметало его, как раз…

–…разметало нас по свету.

— А?

— Разметало нас, говорю, по свету. По всей вселенной.

— Да… разметало.

Хочу предложить — как бы нам собраться всем вместе — тут же умолкаю, самому смешно…

— А с тобой еще ничего… а то я с одной встретился… тоже вместе раньше были… так она меня чуть не убила.

Не отвечает. Наверное, не услышала. Чертит на песке непонятные знаки, на всякий случай обхожу их стороной, чтобы не смахнуть.

— Как… чуть не убила?

— Так… буквально… из пушки из какой-то целилась.

— Кошмар.

Она доползает до глубокой впадины, где тысячи лет назад плескалась вода. Взмывает в воздух. Вспархиваю за ней, не могу оторваться, как это она летает, сама по себе, без ничего… А до корабля мне теперь идти и идти, далеконько она меня завела…

— А… как же…

Мерцает рубиновым глазом.

— А-а… всего хорошего.

Оставляет меня. Наедине со мной. Наедине с пустыней. Наедине со вселенной…

А как же… было же когда-то… что-то… не помню… историю с четвертого раза сдал, да и сам наставник, похоже, историю эту не лучше меня знал… Там, где мы жили все вместе, пока не разметало нас по свету. Ой-ой-мена… или Ку-ку-мена… вертится на языке… были же… вместе… За-ме-ла… нет, неправильно, правильно говорить — Замеля. И это… Ги-Пед… Ра… Я В Ропе, В Вазе Я…

Не помню. Вспомнил бы, рассказал ей, а так что рассказывать, чего сам не знаешь… Но было же, какие-то сны, не мои, чужие, заблудившиеся, после которых просыпаешься — и мозг раскаляется докрасна, так, что плавится ложе…

Было же… трава, иссушенная августом, солнце утонуло в заводи, месяц запутался в ветках… Рука об руку, босиком по траве, вместе…

Были же…

…вместе…

2012 г.