КМ

Мария Фомальгаут

Найдено по запросу КМ КМ – сокращенное название километра КМ – композиционный материал КМ – конструкция металлическая КМ – критическая масса КМ – контроллер машиниста По запросу «Кто я» ничего не найдено

Глава четвертая. За полчаса до событий третьей главы

— Вы арестованы.

Поднимаю руки. Обреченно. Уже понимаю, отступать некуда, Тингерман со сворой охранников живым меня не выпустит.

— Ваше имя, — спрашивает кто-то из охранников.

— Не помню.

— А если с вами по-другому поговорить? — охранник перебирает картинки на своем экране, не вижу, догадываюсь, ищет, чем вскрыть мою память. Уже чувствую, вскрывать будет без наркоза, про болевой шок нематериальных здесь не слышали, и слышать не хотят.

Да хоть как говорите, не знаю я. Не помню. В телефоне уважаемого Тингермана я записан, как КМ.

КМ, вы обвиняетесь в уничтожении нашего мира.

Давлюсь собственным сознанием.

— Но я…

— Не вы, — поправляет начальник, — ваш народ.

Думаю, что сейчас поделывает мой народ, может ли он вообще кого-то поработить и уничтожить. Понимаю — не может. Даром, что вообще первый раз слышу, что у меня есть какой-то народ, которым я… нет, не управляю, все-таки — к этому народу принадлежу.

Нет.

Не можем мы никого уничтожить.

Потому что…

Просто… просто потому, что нам это не нужно.

Отвечаю:

— Этого не может быть.

— Ах, по-вашему этого не может быть? А вот, сами почитайте, почитайте, не поленитесь… из газеты из сегодняшней…

Думаю, где читать, оторопело смотрю на начальника полиции, так и чувствую, скажет мне сейчас, что вы на меня смотрите, у меня на лбу ничего не написано.

— Ну, читайте, читайте, у меня на лбу написано.

Поправляю:

— Не написано?

— Наоборот. Написано. Читайте.

— Да он под этим углом не видит ничего, вы вот так поверните, — Тингерман подхватывает меня под локоть, ведет к свету, наконец, вижу экран на лбу начальника полиции.

Все разговоры о равенстве людей и аюми не имеют под собой никакой почвы, хотя бы по той причине, что у человека от природы меньше возможностей, чем у аюми. Вот вы мне скажите, вы видели человека, который способен перемещаться в космосе на огромные расстояния? То-то и оно, я тоже нет. Поэтому все разговоры о совместных космических исследованиях просто смешны и нелепы.

Поворачиваюсь к своим пленителям.

— Аюми…

— Это вы. Мир Цэ.

Тем не менее, за рубежом уже на полном серьезе говорят о совместных космических проектах. А поскольку человек в космосе по природе своей жить не может, исследователи тратят деньги на космические станции для проживания людей. Хотя без людей та же самая космическая экспедиция вышла бы намного дешевле.

Но больше всего меня поражают разговоры о том, что человек может быть равен аюми. Человек не будет равен аюми. Никогда. Посмотрите внимательно на список лиц, изменивших вселенную. Сколько в этом списке людей? Ни одного. Я думаю, комментарии излишни.

Мозг человека не способен заглянуть будущее. Совсем. Все попытки людей спрогнозировать что-то нелепы и смешны. Я сам видел, как люди пытались просчитать траекторию двух звезд — погрешность оказалась более пяти сотых процента!

Природа мудрее нас, природа изначально позаботилась о том, чтобы были аюми, живущие и познающие и люди, своей смертью дающие аюми жизнь. Человек гонится за призрачной идеей, тем самым подпитывая аюми.

Отказ людей тратить свою жизнь на погоню за призрачными иллюзиями опасен не только для самих людей, теряющих свое предназначение. Страдает вселенная в целом — нехватка энергии для жизни дает знать о себе все больше.

— А я вот как умею, — кручу маленький телескоп, смотрю на звезды, сам смотрю, сам вижу звезды. Гости смотрят на меня, и екает сердце, сейчас похвалят, вот-вот сейчас похвалят, что я вот такой все сам…

— Ух, молодец какой, — говорит кто-то из людей.

— А без телескопа можешь? — спрашивает кто-то из аюми, молоденький, еще не знающий, что к чему.

Смущенно отвечаю:

— Не-е-е-е…

И стыдно так, что я не вижу звезды без телескопа, ну ничего, я выучусь, обязательно-обязательно выучусь…

— А людям это и не нужно, — отзывается кто-то из аюми, сидящий за столом, — человеку что, прожить семьдесят лет, в офисе отработать, за деньгами гнаться…

Екает сердце, а как это не надо, а как это в офисе, а как же космос, а как же таинство хода времен, а…

Говорю:

— А я не буду в офисе… а я звезды буду… как аюми.

Гости усмехаются, нехорошо усмехаются.

— Это пройдет, — говорит кто-то из аюми.

И обидно так, что всерьез меня не воспринимают, что говорят — это пройдет.

Отсюда идут и многочисленные извращения, буквально захлестнувшие наше общество. Чего стоит одно желание людей во что бы то ни стало идти против своей природы — люди отказываются от материального тела, перестраивают свою плоть и сознание на манер аюми. Такие вещи даже не хочется комментировать — человек может хотеть быть зайчиком, белочкой, баобабом, да хоть южно-тропическим муссоном — это не значит, что конструкторы должны потакать всем его прихотям. Сегодня захотел быть аюми, завтра — деревом, послезавтра делайте его обратно человеком…

Судьба не ошибается, если судьба сотворила человека человеком — слабым, глупым, беспомощным перед вселенной — значит, он и должен оставаться человеком. О его судьбе позаботится аюми…

— Я для тебя все сделаю… — увещевает аюми, — всю жизнь будешь гнаться за деньгами, лет в тридцать квартиру возьмешь в ипотеку, годам к пятидесяти выплатишь…

Аюми хватает меня, вжимается в мое сознание, одурманивает, обволакивает дивными сказками и красивыми обещаниями.

Отталкиваю его, холодного, бесплотного, почти проникшего мне в голову.

— Не… не надо мне вас.

— Да кто вам лучше условия-то предложит! — восклицает аюми, снова хватает меня, снова протискивается мне в сознание.

Отталкиваю. На этот раз что есть силы.

— Да не надо мне аюми ваших, да пошли они все!

Аюми смотрят на меня оторопело, растерянно.

— Да оставь его, идиот долбанный, — говорит кто-то моему несостоявшемуся хозяину.

Идеи равенства не принесли человечеству ничего хорошего. Что ты получил взамен, человек, гордо называющий себя разумным? Право исследовать космос? Пожалуйста, мотайся годами на космической станции, томись в ледяном гробу, заработай себе рахит, выпавшие зубы и прочие прелести. Право самому распоряжаться собственной судьбой? Пожалуйста, выбирай сам, как ты умрешь, загинешь на пыльных тропинках далеких планет или умрешь от разрыва сердца в собственной постели. Да, и выбирая себе судьбу, не забудь рассчитать последствия для других на восемь тысяч лет вперед хотя бы в четырех мирах.

Кстати, о расчете. Что-то я по-прежнему не вижу людей, обивающих пороги вычислительных центров. Милые мои, что вам мешает слушать будущее, искать пути вселенной? Что, на пороге стоит аюми, ощеривается лучами смерти и грозно трещит — пошли вон, людишки? Нет. Для людей открыты все пути. Тем не менее, я по-прежнему не вижу людей в исследовании судеб космоса.

И вообще, скажите мне: много вы знаете людей, которые покинули уютные квартиры и офисы и подались в космос? То-то же. Сколько я ни говорил со своими знакомыми среди людей, все они в один голос говорили, что хотели бы вернуться к тем счастливым временам, когда человек жил на земле, повиновался своей судьбе, по будням ходил на работу, а по пятницам сидел в баре.

Доводилось мне видеть и других людей — которых сейчас модно называть думающими, людей, которые работают наравне с аюми, а кое-кто даже успел изменить свою структуру под структуру аюми. Я видел их бледные, позеленевшие лица, видел их красные, воспаленные глаза — и чем дальше, тем больше понимал, что они, добившиеся свободы, не очень-то и счастливы.

Спрашиваю.

В лоб:

— А почему вы людей в исследователи не берете?

Аюми фыркает.

— Ну, вы как маленький, чесслово. Человек что? Человек на звезды посмотрит-посмотрит, там и денежек ему захочется, прибыли захочется, машину новую, квартиру, посидеть в теплом офисе…

— Да не нужно мне все это!

— Ну, это сейчас не нужно, а потом ведь обязательно захочется…

Мысленно вычеркиваю еще одну станцию, на которой я мог бы смотреть на звезды. Прикидываю, сколько еще осталось станций, где я могу работать, вернее, мог бы работать, если бы не вот эти вот — а-потом-ведь-обязательно-захочется-квартиру-машину-айфон…

Кто-то осторожно касается моего сознания, оборачиваюсь. Смотрю на аюми, ну что, что…

— Не взяли? — спрашивает аюми.

Отвечаю:

— Как видите.

Отвечаю с надеждой, может, что-то придумает…

— У меня есть для вас предложение получше.

— И что же?

— Как насчет того, чтобы стать моим человеком? Я тебе обещаю бешеный успех, прибыль, ипотеку…

— Да пош-шел ты…

Говорю слова, от которых должны покраснеть звезды в небе. Аюми бьет меня током, больно, сильно, мир летит кувырком, разбивается на мириады осколков.

— И правильно, — говорит кто-то надо мной, — нечего было отказывать… Возомнили о себе люди черт знает что…

— Не понимаете?

Обреченно смотрю на хитросплетение времен, всеми силами пытаюсь понять, как провести линию своей действительности, чтобы не задеть параллельные действительности, — чувствую, что с моими мозгами…

— С вашими мозгами вам этого никогда не понять, — в тон моим мыслям отвечает аюми.

Здесь нужно кивнуть, и нельзя кивнуть, кивнуть — значит, признать свое поражение. И поражение человечества, как вида.

— Не ваше это, не ваше… человек должен чем-то земным заниматься, дом построить в ипотеку, машину купить…

Молчу. Чтобы не наговорить ему чего-нибудь, сам не знаю, чего.

— А чего вы вообще сюда… Не нашли, что ли, никого из аюми, кто будет вами править?

— Да не нужен мне никто!

— Да, видно, сильно вам господина не хватает, раз так беситесь…

Не отвечаю. Нечего отвечать…

Что же, дорогие мои люди, настало время назвать вам самого главного вашего врага. И это отнюдь не народ аюми, как полагают некоторые. Самый страшный враг людей, это… сами люди.

Нет, конечно же, не все люди, а только определенный тип людей. Я говорю про тех людей, которые стремятся во что бы то ни стало встать на один уровень с аюми. Казалось бы, что может быть проще — ломай свою судьбу, калечь самого себя ради того, чтобы за семьдесят лет жизни добиться того, чего аюми добивается за один день.

Но нет, беспокойным людям этого мало — они настойчиво завлекают в свои сети других людей, им нужно, чтобы как можно больше белковых тел покинули свои уютные гнездышки и отправились в космос к чужим мирам.

Как правило, это люди, которые не могли найти себя в мире людей. В то время, как их сородичи гнались за прибылью, убивали друг друга на войне или годами зарабатывали на квартиру — эти лентяи палец о палец не хотели ударить. Вместо этого они задумывались о казалось бы абсурдных вещах — почему я не аюми? Как будто у аюми жизнь легче, чем у человека.

К счастью, три слова — борец за освобождение — давно уже стали ругательными. Люди с откровенным пренебрежением относятся к тем, кто предлагает встать на один уровень с аюми. Бывали случаи, когда таких вот беспокойных жестоко били, а то и вовсе казнили. Так что можно смело сказать, что эпоха так называемых борцов за свободу подошла к концу.

Читаю.

Перечитываю.

Сегодня я уезжаю отсюда. На этот раз навсегда. Я слишком далеко зашел, чтобы теперь вернуться назад, чтобы снова стать человеком.

Смотрю на город. На город людей, в котором я так и не смог найти себе место. Думаю, что еще можно остаться, еще можно перестроить свою сущность на привычную, человеческую, еще можно обивать пороги каких-то контор, чтобы взяли, начинать с нуля, да не с нуля, с минус единицы какой-нибудь, с должности принеси-подай-пошел-вон-не-мешай…

Нет.

Расправляю бесплотные крылья, взмахиваю — раз, другой, третий. Кто-то смеется за спиной, повторяет известную присказку про курицу — не птицу.

Поднимаюсь над землей, кувыркаюсь, чуть не падаю, люди смеются.

К счастью, в последнее время здравый смысл взял верх, — совместные проекты аюми и людей сворачиваются, мир начинает понимать, что аюми — это аюми, а люди — это люди. Теперь никому и в голову не придет устраивать космические экспедиции с белковыми тварями…

Знаю.

Читал.

И все-таки поднимаюсь в небо, и все-таки лечу к звездам, сам не знаю, куда.

…в наше непростое время требуется все больше жертв, поэтому человечеству предстоят нелегкие времена. Я уверен, что люди достойно справятся с выпавшими на их долю испытаниями и отдадут нам свои жизни, как отдавали раньше.

Вообще, иногда думаю, хотел бы я быть человеком! Человек ничего не решает сам — его судьба предначертана хозяином, аюми. Человеку не нужно заботиться о своем будущем, его будущее предначертано с самого начала. Человек от природы слаб, ему не нужно быть сильным, никто не требует от человека повелевать стихиями или менять ход времен…

Читаю очередную статью. Будь у меня зубы, сжимал бы зубы в бессильной злобе. Но зубов у аюми нет.

Сижу в углу большого зала, окруженный аюми. Они не знают, что я когда-то был человеком, если бы знали — убили бы меня на месте, нет большего преступления у аюми, чем раньше быть человеком, а потом стать аюми.

— А люди что? — спрашивает кто-то.

— Лю-у-у-ди… — придыхает мой сосед слева, — сейчас бы как раньше… жизнь высосать из человека дочиста…

— Да не высосешь уже… на новый уровень переходили вчера, всех людей под корень извели, Земля людей пустая стоит…

Спрашиваю как можно непринужденнее:

— Что… всех?

— Ну, ты как с луны упал… вчера же всех под корень…

— Судьба у них такая…

Молчу.

Здесь нужно сжать зубы.

Только сжимать нечего.

Чудовищный случай, произошедший сегодня в общем зале, потряс всех: неизвестный уничтожил всех присутствующих, сжег силой ненависти. После чего злоумышленник выбрался на улицу и принялся планомерно истреблять всех аюми, которых встречал на своем пути. Следствие установило, что виновником является аюми, который в прошлом был человеком, а потом сделал себе трансформацию. Район оцеплен, ведутся работы по ликвидации преступника…

ОСТАВИТЬ СВОЙ КОММЕНТАРИЙ

А мозги он себе трансформировать не захотел вместо того, чтобы в аюми трансформироваться?

Все правильно, если человек решил аюми стать, явно с мозгами не все в порядке

Одно слово, псих.

А что, еще не всех людей истребили?

Ничего, скоро и этого добьют…

— Прочитали? — заботливо спрашивает Тингерман.

Киваю.

— Что скажете?

Понимаю, что здесь что-то не так, очень и очень не так, так не так, что нетакее некуда.

Что-то…

А вот что.

— Ложь.

— За порабощение и уничтожение материального мира вы приговариваетесь к смертной… — начинает начальник охраны.

— Ложь!

— Обоснуйте, — Тингерман широко улыбается во все свои двадцать семь зубов, а двадцать восьмой в ремонте.

— Если… если землю вашу уничтожили, как вы еще живы до сих пор?

Тингреман думает. На мое счастье Тингерман думает быстро, это не Бореслав, который соображать будет часа два, а то и не один день.

Тингерман делает знак охране.

Поздно.

Магнитный поток стирает меня дотла.

Тингерман бросается назад по ветке времени, я делаю то же самое, сталкиваемся лбами, ищем развилку, где она, где она, а я еще столько Тингерману не сказал, я ему не сказал, как это бывает, когда сделает кто-нибудь фальшивый вариант реальности, такую реальность-обманку, чтобы кого-нибудь вокруг пальца обвести, два мира поссорить, или еще что-нибудь там. Так и кажется, что эту реальность обманчивую Бореслав делал, чтобы Тингерман на меня ополчился, только для Бореслава сильно тонко сделано, Бореслав реальности в жизни не ткал, а может, кто-то из мира Тингермана сделал по заказу Бореслава, а может…

Много что хочу сказать.

Не успеваю, сознание проваливается в окончательное небытие, слышу голос Тингермана, не голос — эхо откуда-то из ниоткуда:

— Архивные копии… остались?