Мистическое кольцо символистов

Мария Спасская, 2020

В издательстве «Скорпион», где объединились знаменитые поэты начала XX века Андрей Белый и Валерий Брюсов, основоположники российского символизма и признанные мистики эпохи, царило оживление. К ним со своими стихами обратилась внебрачная дочь опального князя Ольга Волынская. Но мало кто знал, какую постыдную тайну она хранила… Следователь Цой с детства стеснялся своей громкой фамилии. Однако ему пришлось забыть об этом, когда он начать расследовать убийство известного биоэнергетика Ильи Панаева. Знаменитого гуру-мистика убили в собственной квартире, причем с его руки пропало кольцо, по легенде, принадлежащее поэтам-символистам начала XX века…

Москва. Наши дни

Мы неслись, как сумасшедшие, весь день, долгий вечер и вот уже часть ночи.

Разрезая фарами темноту, машина летела по шоссе с крейсерской скоростью. Терпеть больше не было сил. Хотелось есть, пить, в туалет, да и просто, черт возьми, распрямить спину и размять ноги, ибо седан — не автобус. Это гораздо теснее и неудобнее.

Не отрываясь от дороги, на мою просьбу Лада ответила:

— О’кей, остановимся, как только увижу заправку, идет?

Само собой, идет. Хоть заправку, хоть что-нибудь еще, лишь бы поскорее! Это путешествие из Петербурга в Москву запомнится мне надолго. И, надо сказать, не с самой приятной стороны.

Когда на окутанном ночной тьмой шоссе засверкал огнями круглосуточный «Глобус» — это напоминало чудо. Во времена Радищева все было гораздо хуже, ибо подобной роскоши не существовало.

Свернув на парковку гипермаркета, Лада притормозила рядом с немногочисленными машинами и вышла из салона авто. Следом за ней выскочила и я.

С хрустом потянулась, распрямляя затекшую спину, и, с трудом переставляя занемевшие ноги, двинулась к стеклянным дверям магазина.

— Встречаемся около последней кассы, — прокричала Лада мне в спину.

Нужно ли говорить, что первым делом я устремилась к дамской комнате? А покинув туалет, ощутила небывалую легкость и абсолютное счастье.

Толкая перед собой тележку по пустынной прохладе гипермаркета, я свернула к круглосуточному кафе, и съеденный кусок пиццы с большой чашкой кофе сделали жизнь близкой к идеалу. Кинув в тележку шоколадку «Милка» и две полуторалитровые бутыли воды, я устремилась к последней кассе, по пути рассматривая стеллажи с печатной продукцией.

На первых страницах почти всех газет и журналов большими буквами рассказывалось о самом интригующем событии последних дней — убийстве биоэнергетика Панаева. Того самого, который в прайм-тайм с экрана телевизора в рекламных паузах рассказывал о невероятных возможностях человека, открывающихся при помощи разработанных им методик. Признаться, никогда я этим не увлекалась, но тут все же стало интересно. И я отправилась к отделу эзотерики.

На эзотерическом стеллаже среди многочисленных книг Свияша и Зеланда зияла пустота и виднелась пара завалившихся набок брошюр за авторством Ильи Панаева — судя по всему, остальной завоз книг уже был распродан.

Я взяла одну из брошюр и раскрыла на первой странице. Не успела пробежать глазами начало главы, как Лада от кассы окликнула:

— Соня, ну что ты там застряла? Иди сюда!

Кинув книжицу в тележку, я двинулась к кассе. Лада, так же как и я, набрала минеральной воды, но вместо шоколадок взяла полезную простоквашу и зерновые булки.

Расплатившись, мы вышли из магазина. Светало. Небо казалось залитым клюквенным морсом и напоминало оперение фламинго. Вдали чернел лес, и до самого горизонта туманно серебрилось утреннее шоссе.

Усевшись в машину, я открыла книгу Ильи Панаева и погрузилась в чтение.

Если верить написанному, автор был маг и чародей. И рисовал безграничные возможности, которые откроются у любого желающего после прохождения первой ступени обучения по его методике.

Основная мысль брошюры сводилась к тому, что человек должен выполнять исключительно свои собственные, не навязанные извне, желания. И для этого нужно закрыться от социума так называемой «оболочкой». То есть замкнуть вокруг тела проходящие через позвоночник энергетические потоки — от верхней чакры к нижней и наоборот — наподобие елочного фонарика. Мысленно замкнуть, просто вообразив этот самый фонарик.

Я рассказала об этом Ладе. Лада оторвала напряженный взор от дороги и насмешливо взглянула на меня поверх очков.

— Серьезно? — хмыкнула она. — Просто — закрыться оболочкой от социума — и все проблемы решены?

— Панаев пишет, что так.

— И ты в это веришь?

— Нет, конечно. Хотя перспектива заманчива. Вот как ты думаешь, что такое карма?

— Соня, брось! — начала раздражаться Лада. — Ты меня разыгрываешь?

Я знала, что она ответит — я и сама бы так ответила. И потому я настойчиво потребовала:

— Ничуть. Отвечай!

— Это воздаяние за прошлые грехи.

— А вот и нет. По Панаеву это некий патологический сгусток, находящийся в тонких телах человека и искажающий его. Именно он является основной причиной разного рода жизненных проблем. И этот сгусток можно легко «выдернуть», пользуясь особой техникой, и тем самым изменить свою судьбу. Этому обучают на второй ступени Школы Энергетического Влияния.

— Во как!

— Ага. Третья ступень — еще серьезнее. На третьей ступени тренеры Школы посвящают учеников в тайну управления окружающими для достижения собственных целей. В основном применяют мягкие методы программирования. Но, между прочим, дополнительно обучают еще и жестким методам — путем энергетического подавления, — зачитывала я выдержки из книги, пролистывая главы.

— Боюсь представить, что будет дальше, — в голосе Лады послышалась явная издевка.

— Нет, ну существуют же на самом деле люди со сверхспособностями, — возразила я. — Значит, влиянию на окружающих можно научиться.

И продолжила цитировать особо поражающие воображение места.

— Четвертый уровень обучения предлагает полностью изменить свою энергетическую конфигурацию. Ученика научат растворять чакры в эфирном теле, что приводит, помимо прочих замечательных умений и навыков, еще и к бессмертию.

Захлопнув брошюру, я откусила шоколадку и посмотрела на Ладу.

— Разве не гениально? Научиться манипулировать людьми! И жить вечно! Господи, Лада, как же я этого хочу!

Усмехнувшись, Лада похлопала меня по коленке и, рискуя вылететь в кювет, смерила ироничным взглядом.

— А премудрый господин Панаев не объясняет, откуда взялись сии сакральные знания?

— Ну как же, — оживилась я. — Во введении об этом подробно написано. Начало свое учение берет от розенкрейцеров. Затем над методиками трудились последователи антропософа Рудольфа Штайнера. Ну и секретные разработки советских спецслужб внесли свою лепту.

— Куда ж без них, без секретных разработок. — Лада брезгливо поморщилась. И ласково, словно с больным ребенком, заговорила: — Послушай меня, Сонечка. Как твой врач, я не думаю, что тебе нужно этим увлекаться. Эзотерические практики еще никому здоровья не прибавили. Тем более душевного.

Как я не люблю этот тон! Ибо он означает, что я снова делаю что-то не так.

Лада Валерьевна Белоцерковская — и в самом деле мой врач. Врач-психиатр, наблюдающая меня последние годы и старающаяся решить проблему обитающих во мне множественных личностей. Я знаю четырех из них, а может, их и больше, и проявляются эти другие, живущие во мне личности, в основном в моменты стресса. И Лада старается сделать так, чтобы стресс я испытывала как можно реже.

В Питере после некоторых событий я едва не угодила за решетку, и чтобы ничто не напоминало о той неприятной истории^[3], доктор Белоцерковская организовала переезд в Москву. В Москве, оказывается, у меня есть родственник, о котором я ничего не слышала, и Лада договорилась, что этот самый родственник — Борис Карлинский — станет моим опекуном. Ну что же, всегда интересно начать жизнь с чистого листа.

А торопимся мы так, чтобы успеть к началу лекций, ведь Борис Георгиевич преподает.

Представляю, какой этот Карлинский зануда. Лектор. Препод. Профессор. Тоска!

С другой стороны, такой опекун — это вовсе не плохо. Хватит с меня потрясений, пора пожить в тишине и покое. Лада рассчитывает передать меня перед началом занятий с рук на руки родственнику и, свободная, как ветер, отправиться по своим делам. Я не возражаю. Только прошу не гнать, хоть иногда останавливаться и делать привал, чтобы перевести дух.

Мы въехали в Москву и помчались по улицам. Люди тянулись в сторону школ и прочих учебных заведений, здания которых украшали приветственные перетяжки и гирлянды из шаров. Повсюду мелькали торжественные лица первоклашек, белые рубашки, банты и огромные букеты гладиолусов, астр, хризантем.

К увешанному флагами трехэтажному зданию казенного вида мы подъехали с небольшим опозданием, первая пара уже началась. Лада так уверенно прошла сквозь турникет проходной и с такой легкостью провела внутрь и меня, что стало ясно — она здесь свой человек.

— Я же рассказывала, что Игорь — декан института криминальной психиатрии, — поднимаясь по лестнице на второй этаж, проговорила Лада в ответ на мой вопросительный взгляд.

— Ты говорила, что Игорь твой жених. А что он декан — не говорила.

— Теперь говорю. А Борис Георгиевич читает курс профайлинга у первогодок. Я с ним лично не знакома, но Игорь много рассказывал о Карлинском. Сейчас сама его увидишь.

Лада прошла через весь коридор, остановилась перед дверью в самом его конце и выдохнула:

— Ну вот, пришли. Тихонько проходи и садись на свободное место, чтобы не мешать.

Доктор Белоцерковская потянула дверь на себя и проскользнула в аудиторию. Я вошла следом за ней. Вошла и села на крайнее кресло в первом ряду, сразу обратив внимание на потрясенное лицо подавшегося вперед парня в соседнем кресле. Вытянув руку со смартфоном, он записывал видео. То же самое делали все, кто был в аудитории. С кафедры лился хорошо поставленный басок.

–…неоднократно слышал мнение, будто бы шизофрения заразна. Чушь и бред. Не буду спорить, и в самом деле существует статистика, отражающая высокий процент душевных расстройств у врачевателей психической сферы. Однако не стоит путать причину со следствием. Это не психиатры заражаются от своих пациентов. Это в психиатры идут люди с психическими проблемами, желающие разобраться, что с ними не так.

Говоривший не был красив. Большое, будто бы вырубленное из камня лицо с грубыми чертами и стриженные ежиком черные с проседью волосы странно контрастировали с наивными карими глазами. Такие глаза бывают у щенков.

Карлинский улегся на кафедру внушительным животом, сложил, переплетя толстые пальцы, перед собой кисти рук, и, доброжелательно оглядывая аудиторию, басовито продолжал:

— Когда мне было восемь лет, у меня умерла матушка. Похороны вышли невероятно пышными. Вместе с отцом и сестрой я стоял у гроба, ко мне подходили совершенно незнакомые люди, жали руку, говорили, чтобы я держался, был молодцом и все такое прочее в подобном замечательном роде. Они говорили — я слушал. И важно кивал, обещая, что буду молодцом. И что буду держаться. В результате собственная значимость в глазах всех этих людей произвела на меня столь сильное впечатление, что на протяжении полугода каждый вечер, стоя перед зеркалом, я разыгрывал сцену похорон. Теперь я хоронил отца. Делал грустное лицо, старался не заплакать, даже сочинил надгробную речь. Я ждал, что вот-вот папа умрет, и мой триумф повторится. Но отец все не умирал, и я подумал, что лучший способ опять покрасоваться на похоронах — убить его. И я на полном серьезе разработал план убийства живучего родителя. Но в какой-то момент я понял, что папа сильнее меня и с убийством ничего не выйдет. Только это и спасло его от верной смерти.

— Что, реально на отца бы бросились с ножом? — насмешливо крикнули с галерки.

— Безо всяких сомнений, — тепло улыбнулся лектор, поправляя лежащую рядом с его локтем стопку книг. — Я вовремя оценил свои силы и отказался от нелепой затеи — во мне сработал внутренний цензор, который сказал мне: «Боря, стоп!» А испугался я уже значительно позже, когда осознал, что из-за глупой гордыни чуть не лишил жизни близкого человека. Испугался так, что начал заикаться и мочиться в постель. И, покопавшись в себе, я понял, что во мне живут демоны. И, чтобы научиться ими управлять, пошел в психиатрию. Выучился, худо-бедно приручил своих демонов и живу с ними в относительном мире и согласии.

Лектор сделал едва заметное движение локтем, и стопка книг с грохотом упала на пол. Зал вздрогнул и пришел в движение. Стараясь понять, что же случилось, кто-то привстал на кресле, кто-то, вытянув шею, подался вперед.

— Прошу обратить внимание — это учебники, которые вам не нужны. Книги по моему предмету вам еще не скоро понадобятся. Сначала загляните вглубь себя, и только потом переходите к учебникам. Исходя из всего вышесказанного, вот вам задание на дом: выписать столбиком тайные мысли, чувства, желания. Те, которые вы скрываете даже от самих себя. Будьте честны с собой и не пытайтесь казаться лучше, чем вы есть. Ибо, как говаривал Карл Густав Юнг, «встреча с самим собой принадлежит к самым неприятным». На сегодня все. Спасибо за внимание. Берегите себя и не пейте много пива.

Он распрямился, убрав локти с кафедры, ослабил галстук, одернул полы щеголеватого, с заплатками на локтях, льняного пиджака и, невероятно грациозный для плотной своей комплекции, спустился с возвышения в аудиторию. Бережно поднял валяющиеся на полу учебники, каждый отряхнул и заботливо убрал в кожаную сумку. Закинул сумку на плечо и шагнул к дверям.

Я смотрела на Карлинского и удивлялась — как могут так хорошо сидеть джинсы на столь неспортивной фигуре?

Между тем Лада поднялась и двинулась следом за лектором. Мы вышли из аудитории и столкнулись с улыбчивым толстячком с блестящей лысиной. Он уже принял Карлинского под руку и уводил к окну, грозя пальцем и смешно морща нос.

— Боречка, твои лекции становятся все короче и короче, — доносилось до нас его сопрано. — В этот раз ты уложился за полчаса против прошлогодних сорока минут.

— Не морочь голову, Игорек, — беспечно отмахнулся Карлинский. — Словоблудие сушит мозг.

— Вас послушать, доктор, так кругом одни маньяки, — хихикнул толстячок.

— Может, и не кругом, но в твоем институте их точно хватает. Обычные люди на психиатра, да еще, пардон, криминалиста, добровольно учиться не идут. Что-то должно к этому подтолкнуть.

— Ты сейчас куда?

— В институт Сербского. Нужна экспертиза одного красавца.

— Что за красавец?

— В прямом смысле слова. Считал себя недостаточно красивым, в этом видел проблему и даже вступил в интернет-сообщество таких же страдальцев, на которых девицы не обращают внимания.

— Знаю такие группы. Неудачники делятся мыслями по поводу порочной природы женщин, не способных оценить их душевную красоту. Всем же известно, что девкам подавай точеные носы и мускулистые торсы.

— Вот и мой красавец проникся этими беседами и сделал семь пластических операций. Увеличил подбородок, выпрямил нос, приподнял скулы. Сделал раскосыми свои глупые бараньи глаза, накачал силиконом губы, зад и бицепсы, что, как ты понимаешь, диагностируется как дисморфофобия и дисморфомания^[4] в чистейшем своем проявлении. Но даже после того, как он сделался неотразим, аки Аполлон, девчонки не смотрели в его сторону больше одного раза. Просто потому, что он — самовлюбленный идиот, не замечающий в этом мире никого, кроме себя. И сей конфуз становится очень заметен, когда парнишка открывает рот и принимается изрекать банальнейшие сентенции.

— Само собой, в своем фиаско он обвинил тупых сучек.

— Ага, и начал их наказывать. Проще говоря, убивать.

— Психопат, вменяемый на все сто процентов.

— Надо еще раз с ним поговорить. Надеюсь, расскажет, где спрятал тела и сколько всего было жертв.

— Тогда до завтра. У тебя, Борюсик, лекции начинаются со второй пары. Умоляю, не забудь!

— Игорь Сергеевич, это я тебя умоляю! Когда я что-то забывал?

— Ой ладно, перестань! Ну все, Борь. Мы побежали, нас ждут в канцелярии. Ладочка, прощайся с Соней и догоняй.

Толстяк повернулся и, быстро перебирая обутыми в стильные туфли короткими ножками, устремился вперед по коридору, а Лада улыбнулась и сказала:

— Ну, Соня, пока. Мой телефон ты знаешь, будем на связи. До свидания, Борис Георгиевич. Должна сказать, впечатлена вашей лекцией. Сегодня же сяду с карандашом и попробую выполнить ваше задание.

— Не сомневаюсь, Лада, у вас получится. Только пишите честно обо всем. И даже о том, что испытываете к Соне не только чувства, которые положено испытывать врачу к пациенту. Не забудьте указать, что видите в ней сексуального партнера.

Лада вспыхнула, сдернула с носа очки, дико глянула на Карлинского беззащитными глазами и бросилась бежать за толстячком, торопливо удаляющимся по коридору. И тут дядя повернулся ко мне.

— Ну, здравствуй, Соня Кораблина. Надеюсь, доехала без приключений. — Он будто бы погладил меня своими удивительными, подсвеченными изнутри глазами. Похлопал по карманам пиджака и деловито продолжил: — Так я и думал. Забыл ключи, поэтому домой попадем только вечером. Будешь со мной весь день кататься? Или, может, погуляешь по Москве?

— Погуляю. Центр посмотрю, — улыбнулась я, уже понимая, что хочу находиться в компании опекуна как можно меньше. Особенно один на один.

— Вот и славно, — легко согласился он. — Давай сюда вещички. Адрес знаешь?

Я кивнула.

— Отлично. Подходи домой часикам к семи.

Карлинский выхватил у меня из рук дорожную сумку и неспешно направился к лифту, собираясь проехать всего один этаж. Разве не чудак?

Примечания

3

Подробнее читайте в книге Марии Спасской «Девять жизней Николая Гумилева».

4

Выискивание и устранение физических недостатков.