Взрыв Бетельгейзе

Мария Сергеевна Родионова, 2019

Произошло то, чего никто не ожидал и не боялся – взрыв одной из звезд созвездия Ориона, которая находилась на расстоянии более чем 700 световых лет от Земли. Кому до этого есть дело? Тем более спустя 50 лет. Но что если этот взрыв все же повлиял на планету? Лишь немного, совсем чуть-чуть изменил судьбы нескольких людей. Может ли это изменить судьбу всего человечества, и так отравленного недавней войной?

[Амелия Риксли]

— Значит, ты, Маргарет, в прошлой жизни была мужчиной? — вдруг спросила Амелия, желая получше узнать свое окружение.

Девушка сначала как-то странно на нее посмотрела, но потом смягчилась в лице и смиренно кивнула.

— И сколько тебе было?

— Почти сорок два.

Внутри женщины все сжалось. Она всегда болезненно реагировала на цифры возраста, хоть и сама давно переросла свой прошлый. Это стало дурной привычкой — считать года. И как бы ей не хотелось радоваться каждому прожитому часу, Амелия медленно растворялась в собственной памяти. Вторая жизнь из чуда превратилась в проклятье, потому что она мысленно считала свои вдохи и как завороженная прибавляла их к тем, что не смогла сделать в прошлом. Если бы только не память…Возможно бы она была счастливее, но ценность жизни не познала бы ни на йоту.

— А тебе? — раздался в душном вагоне мальчишеский голос.

Ярость кипела в венах, не давала дышать, не давала жить. Ведь дар, данный ей, почему-то был подарен и ему, самому худшему из людей.

— Тринадцать! — вскрикнула Амелия так громко, чтобы это ударило ему по голове. — И не смей говорить со мной, словно имеешь на это право! Ты меня не знал. Я ничего тебе не сделала, а ты отнял мою жизнь, ни разу не задумавшись, — она перешла на тон выше, почти вопя. Как бы ей хотелось докричаться до него. Перевернуть его и весь мир вверх ногами. — Мою мать звали Мирела, ты знал? Она работала на одной из тех жутких фабрик, что тогда строили во всей Европе впопыхах. Ей от природы было чуждо чувство страха, и она всегда приносила домой несколько подтаявших шоколадок. Мама никогда не носила колец, даже обручального, ты знал!? — из глаз покатились слезы. — Она считала, что любовь не измеряется в вещах, и на деньги со свадьбы купила отцу новые туфли. А ты стер ее, словно грязь с белого платья! Я…

Женщина замолчала, почувствовав, как на ее руку опустилась другая, мужская. Было темно, но она чувствовала на себе успокаивающий взгляд Леона. Он ничего не говорил, видно боясь выдать свое неверие, однако этого было достаточно.

К плечу журналиста, словно крыса, жался Клинт, как он теперь себя называл. Глаза подростка блестели невинностью, и Амелия чувствовала, что ее сейчас стошнит. Она была так близко к своему собственному убийце, спрятавшемуся за личиной ребенка. И они поменялись ролями. Колесо жизни повернулось, и теперь припечатанным к земле должен оказаться Он.

— Выходим, приготовьтесь, — раздался голос с переднего сидения.

Риксли выдохнула. Ее месть свершится. Осталось лишь еще немного подождать.

[Леон Мартис]

Машина остановилась резко и практически выплюнула из себя пассажиров на расположившуюся посреди леса поляну. Мартис выбрался, громко кряхтя, но никто и не подумал ослабить его веревки. В нос ударил запах липы, а глаза залило ярким светом. Деревья сомкнулись вокруг поляны плотным кольцом. Стояла неведомая городу тишина, только ветер гладил верхушки.

— Весна в этом году выдалась отличная, — как не в тему выдал Мартис, привыкший по долгу службы отмечать такие детали.

Похоже, это поэтическое замечание очень впечатлило путешественников из прошлого, потому что его руки наконец оказались свободны. На вопросительный взгляд Оливер ответил:

— Не вижу больше в этом смысла. Мы сейчас за городом. К тому же, для дальнейших действий нам нужна ваша помощь, как человека свободного.

— Мне развести тут костер или что? Палатки поставим, пожарим сосиски, и вы порасказываете свои страшилки о прошлых жизнях. Если это так, то я даже, черт возьми, готов согласиться, — ему в голову пришло лицо Нины, которая будет ждать его в парке, словно верная собачка. Но она ни за что не подумает, что его похитили. И никогда не пойдет в полицию.

— Уверен, это прекрасная мысль, но этим мы, надеюсь, займемся сразу после, — мужчина, поправив свои темные очки, поманил всех за собой.

Мартиса никто не позвал и не потащил с собой, оставив, словно дьяволы-искусители, рядом с незапертой машиной. И Мартис лишь на секунду заколебался. А потом человек внутри него упал без сознания, давая заново родиться дотошному журналисту, чурающемуся здравого смысла.

Компания, бросив машину посреди поляны, нырнула в лес. Листва хрустела под ногами. Венгерские леса обычно достаточно густые там, где не были вырублены завоевателями из Азии. Этот не был исключением — за десять шагов перед собой трудно было разглядеть хоть что-то через листву. Все старались поспевать за Оливером, но тот шел так воодушевленно быстро, что со временем перестал быть виден. Остальные шли на ощупь. Амелия твердым и уверенным шагов, Маргарет едва тревожа листву под ногами, Клинт бесшумно.

Мартис тоже шел. Мысли о побеге заглушал шорох листьев у самых ушей. Голова з аполнилась запахом липы.

— Я раньше жила в такой же чаще, — заглушила тишину Маргарет.

— Правда? — отозвался Мартис.

— Мы с женой решили купить домик подальше от людских глаз. Точнее я решил, а у нее не было выбора. Шла война, в которой мне совершенно не хотелось участвовать.

— Ты помнишь войну? — подключилась Амелия.

— Не сильно. Когда она тихо началась во Франции и перекинулась на Италию, я решил, что пора бы залечь на дно. Когда загорелась Женева, мы были уже в Эстонии. Ну а там забрались в такую глубинку, что ни одному солдату не найти.

— Вот как? Прятались от сражений?

— Скорее от тех, кто меня к ним принуждал, — усмехнулась девушка таким нежным и искренним смехом, что журналист тут же остановился у ближайшего дерева вдохнуть побольше воздуха.

— И что же сейчас? — продолжала Амелия.

— А сейчас я готов на любую битву лишь бы не встречаться со своей женой. Расцениваю это не иначе как шутку судьбы, — прощебетала Маргарет и отодвинув очередную ветку.

Лес потихоньку начал редеть, кое-где стали встречаться абсолютно голые деревья. Мартис шел как заворожённый, слушая речи спутников и с трудом переступая с ноги на ногу. Новая обувь натерла ему немалые мозоли, и каждое соприкосновение кожи с кожей заставляло заново и заново ненавидеть производителей обуви.

— Ну вот мы и тут, — выдохнул мужчина, повторяя слова, которые одними губами прошептала блондинка.

Мартис почти врезавшись в ее хрупкое тельце, когда она резко остановилась. Он выглянул у нее из-за плеча и наконец понял, где оказался. От леса не осталось и следа. Давным-давно выжженная земля, казалось, все еще горела огнем. Трава росла сухая и безжизненная. Глубокие кратеры от бомб изрыли тут все. Место, о котором все знали, но никто не совался. Поговаривали, что сюда убийцы привозят своих уже мертвых жертв, чтобы закопать.

В одном из самых больших кратеров журналист своей врожденной близорукостью разглядел очертания лаборатории, которой едва ли предполагалось тут быть. Низкое, скорее всего двухэтажное закольцованное здание практически без окон буквально росло из земли. Множество труб, словно корни впивалось в землю и присоединялось к «телу». На крыше оставшиеся трубы выдыхали дым. Вокруг конструкции как цветы росли антенны и солнечные батареи. Лаборатория была окрашены кирпичного цвета краской, потрескавшейся от палящего солнца и оттого выглядевшей зловеще. Как-то так Мартис в детстве представлял себе корпорацию зла, которая отняла у него семью. Ее ли он искал всю жизнь?

–…ина Мартис, — услышал мужчина обрывок фразы, вернувшись из своих размышлений.

— Что? Что ты сказал?

— В этой лаборатории работает Нина Мартис, — терпеливо повторил Оливер, глядя Леону прямо в глаза и наблюдая как они медленно расширяются. — Это то, что я пытался тебе сказать, когда ты меня ударил. Не самое твое разумное решение.

— И я готов быть неразумным еще раз, если ты посмеешь впутать в это мою жену.

— Но я говорю правду.

— Да чертос два! Моя жена — домохозяйка. В ее голове едва ли уложится что-то сложнее, чем сумма на банковской карте, — Мартис чувствовал, как его руки снова сжались в кулаки.

— Он…говорит правду.