История одной тени

Мария Новик

Моран – темный маг с чистой душой и черным сердцем. Его путь был предсказан задолго до рождения. Он – тот, кому суждено уничтожить все живое. Но что, если страшное пророчество – ошибка?Это сказание о герое, который восстал против судьбы, чтобы стать легендой.История любви.История войны.История смерти.История одной тени.

Глава 1. Начало пути

Илсаян медленно восходил на розовеющий небосвод. Поднимаясь огромным кроваво-красным шаром, окружённым золотистыми всполохами, светило постепенно светлело и теряло «небесные пряди». День шествовал по миру, отгоняя властвующие в ночи тени подальше от лесов, полей, рек… и от поселений.

На едином материке, окружённом сине-зелёными водами солёного Ардария, где обитает немыслимое количество живых существ, расстелилось государство, именуемое Ардия. С древних времён тут кипела жизнь. Единство и братство давно поселились в душе каждого жителя. Они существуют в единении с природой, друг с другом, но каждый отдельный народ живёт по своим правилам.

В ледяных пустынях, в крае Мудрости трудятся афайимы. У них нет магии, как у остальных народностей этого мира. Они предпочитают отдаться во власть науки и прогресса. И именно поэтому они уважаемы во всех краях. Нужно снадобье от хвори? Или способ обработки минерала устарел и требуется новый? Душевная боль вызывает бессонницу или ментальная связь с умершим родственником утягивает за Грань? С этими вопросами стоит обратиться к афайимам. Они знают толк в таких вещах — давно нашли ответы практически на всё, что только можно себе представить.

В дремучих лесах Триатрона, которым нет конца, бродят и охотятся леры, или как их называют визитёры из других миров — лемрияры. Они хранят покой Древа Жизни, которое является источником магической силы в Ардии, следят за разнообразием животного мира и знают все растения и все виды животных на материке. Они ведут летописи, изучают каждый уголок, каждую травинку.

На красных песках, среди звона металла и шума литейных мастерских неустанно работают изримы — Алые Феи. Зовут их так за приятный румянец и длинные остроконечные уши с маленькими кисточками. Среди них много кузнецов, стеклодувов, литейщиков. Всё, что связано с песком и металлом, подвластно им. А их посуда и утварь славятся на всём материке.

На бескрайних полях и пашнях, в степях, на равнинах и взгорьях, выращивают урожаи и пасут скот туаримы. Невероятно трудолюбивый и крепкий народ довольно суров и молчалив. И опаснее их байсаров, безумных воинов, малым числом умеющих разгромить полчища противника, нет никого на свете. Они свирепы, грозны и неукротимы. Уж сколько минуло времени, как война стёрлась из памяти всех народов Ардии, но байсары помнят. И стерегут свой край.

Более верующих, чем лариимы, нельзя встретить нигде. Они свято чтят свои устои. Именно в их крае, среди обилия воды на равнинах, посреди озера-моря Анкхам, в цитадели под храмом находится Око Создателя — Провидец. Он видит всё, он знает всё, ничто не укроется от взора его. От громоподобного голоса дрожат стены, рябь идёт по воде и страх расцветает в душе. Но лариимы привычны к такому, а потому живут в гармонии: ткут, плетут, шьют, выращивают жемчуг и окультуривают рисовые поля, а также ловят рыбу.

В высоких горах, которые вершинами уходят едва ли не выше облаков, там, где берёт начало великая и благодатная река Ул, живут фриворы — строители кораблей и домов, рабочие шахт и рудников. Они молчаливы и суровы, как туаримы. И так же беспощадны. Но благороднее их и честнее в Ардии не сыскать.

На страже мира и процветания стоят мужественные каларимы. Они оберегают Ардию от тварей Мрака — патрулируют границу с силовым полем, восседая на крылатых ящерах — харах. Стражи редко ходят по земле. Они строят дома в четыре яруса на высоких деревьях и вырубают целые поселения на отвесных скалах. Их стихия — Небо.

***

В Туариме жители всегда просыпаются рано. Стоит только взойти дневному светилу, как слышатся голоса ардийцев, хлопки сарайных дверей, лязг металла и рёв скота. Земледельцы не сидели без дела. Их удел — ухаживать за садами и полями, пасти, сажать, собирать. Туаримы — гордый и сильный народ. Они не принимали правила других земель. Однако с соседями никогда не воевали и чтили всех без исключения Вахди¹, обычно не спорили с их Торай² и занимались тем, для чего родились.

Да и когда спорить? С утра нужно отворить загоны — выпустить домашнюю птицу, насыпать зерна в кормушки и налить родниковой воды. А с туярами нужно поосторожнее: сейчас пологодье — пора между зноем и слезами Бури-Матери, и у шестирогих быков в это время брачный период. Сдоить у тёлок утреннее молоко, а потом будить семью и пригласить к столу. Ну а после утренней трапезы одни арди пойдут на поля косить, вторые — в сады и на пашни, третьи — на молитву, а четвёртые — в военный лагерь при храме.

Ифия проснулась с трудом. Она едва смогла подняться и опустить ноги на деревянный пол. В горле пересохло, а попытка откашляться привела к неутешительному выводу — голос охрип. Немного посидев и придя в себя после прерывистого ночного сна, она медленно встала. По телу прокатилась волна неприятных покалываний, и Ифия тут же зашипела.

Сестры в комнате не было. Видимо, ушла рано утром в храм. Вчера она обмолвилась, что собирается посетить святую обитель, чтобы возложить дары Киросе Златокудрой — Вахди Земли — и попросить её, чтобы малыш был здоров и крепок. Отговаривать Даллу от чего-то — значит проиграть ещё до того, как начался разговор. Она никогда не отступала и всегда делала что хотела. Даже муж сказал, что Далла слишком религиозна. Это сказал сам Торай! А кто, как не он, обычно ратовал за соблюдение правил и присутствие молитвы в жизни каждого туаримца?!

Вспомнив осуждающие речи Турна, Ифия лишь хмыкнула — никакими доводами из Даллы это не выбьешь. Если она порой забывала о том, что нужно есть и спать, и иногда проводила больше суток в молитве, то понять, почему это не так уж и правильно, она может только сама. Или же Кироса внезапно явится к ней и объяснит, почему делами доказывать свою веру действеннее, чем словами.

Ифия подошла к колыбели, в которой спал младенец. Она несколько альрон³ смотрела на сына, который принёс ей столько боли и, одновременно, радости. Половину дня она не могла разродиться. Ребёнок появился, когда тьма и свет уже боролись за главенство.

Улыбка засияла на смуглом лице Ифии. Она была ещё слаба, хотя после родов прошло несколько ликов⁴, однако не могла не радоваться тому, что семья стала полной. Больше ста годичных циклов⁵ пришлось ждать и верить, что случится чудо. Сотни попыток и тысячи свечей, зажжённых у статуи Киросы в Храме Земли. Турн тогда даже отправился в цитадель, чтобы лично попросить Длань Иллахима об услуге.

Вспоминая, с каким лицом, полным отчаяния и скорби, Турн вернулся домой, Ифия не могла унять подступавших слёз и дрожи в голосе. Муж лишился магии Торай, выбрав между долгом и семьёй. Он говорил, что не жалел об этом ни капли. Однако Ифия замечала всё чаще, что он не спал ночами и грустным взглядом смотрел на Лирис и Дирияка, одновременно поднимавшихся на звёздном небосводе.

Но когда впервые накрыла сильная слабость, закружилась голова, а арай поселения сказал, что Ифия понесла и уже в пологодье может родить, Турн был счастлив. Он готов был носить жену на руках, сдувать с неё пылинки, несмотря на то, что в своё время одолел её на поле для поединков за право стать главой семьи. Она обязана была следить за домом, стирать, убирать, готовить, держать скот и работать на полях. Но Турн не желал следовать правилам. Он никакому обстоятельству не позволял навредить малышу — говорил, что его жене, как представительнице расы людей — руат — не следует перетруждаться. Руат хрупки, а родить ардийца и выжить способна не каждая.

— И какого тирна ты встала? — укоризненно прозвучал испуганный голос Даллы. — А ну живо ложись обратно! Я сама покормлю малыша, как раз и Хейланта проснулась!

Первое время после родов — целое осемье⁶, а иногда и больше — дитя кормит молочная мать. В случае смерти настоящей ану⁷, она воспитает и вырастит его. Но Ифии хотелось взять своего малыша на руки и прижать к груди.

— Моран. — Ифия посмотрела в глаза своей сиэ. — Его зовут Моран. Отныне и впредь это его имя, — с нажимом повторила она.

Далла выгнула бровь и скрестила руки на груди:

— По правилам малыша должна назвать молочная мать. Так велит обычай, Ифия, и…

— И ты будешь звать его Моран, — отрезала Ифия.

Сестре это не понравилось. Она уже открыла рот и сделала вдох, чтобы возразить, но остановилась, глядя в блеснувшие недовольством карие глаза Ифии. Та, принимая благоразумное молчание сестры, довольно улыбнулась и слабо кивнула. Она была абсолютно уверена, что Далла разозлилась, но ей было всё равно. Сейчас другие заботы, нет времени выяснять, кто прав, а кто — нет.

Турн несколько ликов назад отправил весточку в край Воды, пригласив на праздник рождения близких, с которыми разлучил ритуал Йанри. Скоро должны прибыть гости, нужно их где-то разместить. Гостевые покои уже застелил и подготовил Турн — по обычаю, это всегда делает глава семьи — а вот остальных арди уложить негде. Немного поразмыслив и наблюдая за тем, как Далла кормит Морана, Ифия решила развернуть шатры в саду и положить рядом с каждым по два осветительных кристалла, чтобы они до заката напитались светом.

Не успела Ифия составить план работы, как в дверь постучали. Она заметила, как нервно копошилась кровница, и выставила раскрытую ладонь, велев ей не вставать и не отвлекаться.

***

Утренний воздух, казалось, пропитался терпким запахом пота. Ветерок не мог развеять жёгшую глаза и ноздри хмарь, и приходилось часто ходить к роднику, чтобы умыться и ощутить лёгкую прохладу воды. Но по возвращению всё начиналось снова — те же запахи, дурманившая духота, несмотря на рассветное время, и бесчисленное количество звуков — от лязга металла до тяжёлого дыхания и криков арди.

Турн мог позволить себе расслабиться и оглядеться: взгляд его был устремлён на белые шапки просторных шатров, стоявших посреди океана разнотравья. Однако Турн никогда не был беспечным. Сорок циклов на службе в армии Ардоса и ещё столько же — Торай, приближённым магом Киросы, Торай, сделали своё. Острый слух вкупе с необычайно быстрой реакцией позволяли быть всегда наготове и отражать атаки молодых и гордых собой юнцов.

Без магии непривычно, нужно полагаться на инстинкты и быть вдвое внимательнее и быстрее, чтобы не получить укол в бок или не попасть под диагональный замах.

Турн уклонился от выпада, перехватил жёстко руку противника, заломил и локтем ударил по голове, а потом добил падающего бойца ударом ноги. Слушая сдавленные стоны молодого воина, который, стиснув зубы, пытался подняться с песка, Турн сделал пару шагов назад и снова посмотрел вперёд, размеренно дыша и разглядывая место, которое за долгое время стало таким же родным, как и дом.

Храм Земли, Иагата Эремай, как называли его туаримцы, стоял среди яркой зелени и возвышался многоугольным зданием с силовыми колоннами и прозрачным сияющим куполом из калёного стекла. От толстых стен с идеальными блоками кирпичей веяло древней силой, которую можно почувствовать даже без магии. Массивные отлитые двери с металлическим узором приветствовали каждого входящего своей красотой и необыкновенным величием. А мягкий песок на широкой и ровной тропе облегчал путь страждущего к той, что могла унять тревоги и дать совет в минуты крайней нужды.

Любил ли он её, как любят родного арди? Безусловно, да. Даже больше, чем любили друг друга родственники или супруги. Это чувство осталось даже тогда, когда не стало магии. Кироса подарила ему силу и долгую жизнь, но ещё она отдала ему саму себя, ту часть, благодаря которой Турн мог с уверенностью сказать, что является продолжением самой Стихии Земли. Он принадлежал ей всецело и безоговорочно. И сейчас чувствовал её взгляд, который наблюдал безотрывно из маленького окна рядом с балконом на втором этаже храма, под самым куполом. Турн словно видел самого себя, задумчивого и сосредоточенного арди. Высокий среброкожий воин в пыльном коричневом жилете и штанах до колена, безоружный, но по-прежнему опасный и непобедимый байсар. Он видел свои слабости, но Кироса предпочитала их не замечать. Он знал это наверняка, потому что бесконечно длинное мгновение смотрел на себя её глазами, пока Вахди не отвернулась на зов коренастого прислужника.

Противник вытер бежавшую кровь из носа, прорычал, сжал крепче рукоять меча и бросился в атаку. Сделал несколько диагональных взмахов, но Турн уклонился от острия, двигаясь влево-вправо и отходя назад. Он крутнулся на одной ноге и пригнулся, уйдя от горизонтального удара, попытался сделать подножку, которую воин, подпрыгнув, благополучно избежал. Напоследок поднырнул под руки с опускавшимся вертикально клинком, ударил по бедру, потом в подбородок, схватил за жилет, заломил руку и вытряхнул меч из ладони. С размаху нанёс победный удар головой в переносицу и отпустил бедолагу в свободное падение на песок тренировочной площадки.

— Слабо, очень слабо, Вельгар, — порицательно прокомментировал Турн, покачав головой. — Ты мог ранить меня как минимум трижды, один раз даже убить. Но ты предпочёл бесцельно махать маяном перед моим лицом. Я тебе не маленький кошак, чтобы со мной играться.

Сдаваться Вельгар не собирался. Юношеская спесь после помазания осталась и сойдёт ещё нескоро. Звериная байсарская ярость зарождается в амбициях, но её нужно уметь контролировать, чтобы давать разуму свободу. Пока Вельгар этого не делал. Он поднялся и, едва стоя на ногах, бросился на Турна. Тот извернулся, бросил юного воина через себя, наступил ногой на его горло. Только лишь посмотрев в глаза можно было понять, сколько злости готово вылиться наружу бесконтрольно, сколько ненависти к наставнику крепнет и нарывает, словно язва. И всем этим заправляет жажда победы, которая не даёт трезво смотреть на вещи.

Остальные байсары смотрели на показательный бой, держа в руках оружие и переговариваясь. Даже они заметили, что меч лежит поодаль на песке и при удобном случае его может взять противник. Смерть для байсара священна, но без чести, как потрёпанный собратьями найгун, умирать не положено, и это считалось скорее грехом, чем достойным уходом.

Турн сделал то, что задумывал: он позволил Вельгару вырваться при помощи захвата и намеренно расслабил стойку. Едва упал на песок, тут же сгрёб рукоять маяна вместе с горстью песка, под радостный вопль воина привстал и как следует замахнулся, резанув по диагонали от левого бедра до правого предплечья Вельгара. Крики стали болезненными, кровь разбрызгалась по песку снопом голубых искр и окрасила одежду внушительными пятнами.

— Арай! — громыхнул Турн и поднялся на ноги.

Клинок полетел за пределы песчаного круга. Турн стряхнул с себя налипшую пыль и выпрямился, нависнув над раненым воином, который потерянным взглядом смотрел в голубые небеса и уже готовился отойти за Грань.

Менас, как всегда, не спешил. За глаза многие называли его личным мучителем костлявой Сборщицы, потому что от ранения до лечения проходило много времени. За этот период бедолаги успевали вдоволь накричаться, наплакаться, подержать в руках свои внутренности и потерять сознание от боли. Арай нарочито медлил, будто позволял воинам узнать, как выглядит смерть, и только потом вырывал несчастных юнцов из её ледяных, лишённых кожи и жил ладоней.

— Тебе сенного столба мало, Торай? — раздалось ворчание пожилого лекаря. — Косишь всех без разбору, как траву в пологодье! И это меня зовут истязателем на службе у Смерти? Кажется, этот титул нужно со всеми почестями пожаловать тебе, Турн.

Под бесконечное ворчание Менас присел рядом с Вельгаром, лежавшим на кровавом песке, засучил рукава длинного халата и простёр над телом руки. Он ненадолго замер, а потом достал из кармана небольшую склянку, привычно откупорив её зубами. Запах свежескошенной травы, едва уловимый, сменился гнилостной вонью, а после развеялся, оставив после себя аромат хвои. Несколько капель лекарской настойки подготавливали рану к заживлению. Стоило окропить ровные края жидкостью, как тут же та зашипела и начала испаряться.

— Больше будет по сторонам смотреть, — перекрикивая громкий стон Вельгара, грубо отозвался Турн.

— Ага, как же, усмотришь за собой. Ты же шустрый, как амбарная рынь. Вреда много, а за хвост поймать ещё никому не удалось! — хохотнул Менас, тряхнув ладонями.

У старого арай не сразу получалось призвать магию исцеления. Он с трудом помнил, как его звали, а тут приходилось лечить такие глубокие раны. Не навредил бы однажды. Турн решил, что пора отпустить Менаса на покой. Лекарь давно грезит о Храмерии, прекрасных садах и домике рядом с водопадом. Спустя добрых шесть отликов бывший лариимец наконец-таки сможет вернуться домой и завершить жизненный цикл.

За долгие сроки Менасу так и не удалось оставить после себя добротное потомство. Кого-то сожрали звери, кто-то пропал в лесу или свернул себе шею. Кто-то сгинул в горах или в пустыне. Судьба забрала у рода Генарт шанс на продолжение. Последний из рода умрёт на своей родине. Турн как никто понимал Менаса, его желание хоть что-то сделать для себя и для туаримцев. Но… пора. Как бы арай ни противился, нужно поставить точку в длинной летописи.

Лечение было недолгим, но даже оно смогло вызвать на лбу Менаса лёгкую испарину. Всё же тяжело ему давались такие действия. Он встал, покачнулся, выдохнул, а потом ушёл восвояси, бросив короткое: «Выживет». А Вельгара, всё ещё тёмного, как лунный камень, взяли под руки несколько воинов. Они вели его к храму, по очереди порицая и читая нравоучительные лекции о правильном сражении.

Турн смотрел им в след и качал головой. Кажется, этот глупый и самонадеянный храбрец так и не научится быть тем, кем ему полагается. Как и все они.

«Ты сам был таким», — пронеслось в мыслях насмешливое послание Киросы.

«Он не усвоил урок, Вахди», — подумал Турн скорбно.

«Усвоит, — настойчиво парировала она. — Как и все они».

Вздохнув и снова покачав головой, Турн приказал оставшимся воинам разойтись, а сам направился в храм. Илсаян поднимался всё выше, и нужно было помочь Ифии с приёмом гостей. Сегодня их будет много. Несмотря на заложенные правила, Турн редко их соблюдал. Его жена уже не так сильна, как прежде. В памяти тут же всплыл образ смуглой руат с обворожительной улыбкой и тонким станом. Она осчастливила Турна, подарила то, ради чего он готов был отдать жизнь. За это он благодарил не только иррам⁸, но и множество раз саму Киросу. И не перестанет благодарить, потому что именно Вахди Земли дала надежду и силы на новую жизнь, пусть и забрала магию.

Внутреннее убранство храма заставляло только смотреть по сторонам с благоговейной улыбкой. Могучие колонны, обвешанные кристаллами, держали стеклянный свод, по периметру волновались кругами несколько пространственных карманов. По стенам шла причудливая роспись древними рунами. Будь у него магия, Турн снова посмотрел бы на то, как старинные тексты вспыхивают разными оттенками коричневого. Он воспроизвёл в памяти этот момент, и последние тревоги за сегодняшнюю неудачу и рассеянность Вельгара улетучились, словно это место, как и прежде, лечило его, высасывало всё плохое, что успело накопиться.

Под своей величественной статуей в четыре роста арди стояла Кироса, кротко держа перед собой руки и сцепив тонкие серебряные пальцы. За этой кротостью пряталась великая сила и всё неистовство Длани Иллахима. Никому не стоило покупаться на вид молодой ардийки с рыжими косами до пояса и нежностью во взгляде карих глаз. Вахди в любой момент готова сменить лёгкий сарафан на доспехи, лишь щёлкнув пальцами.

Кироса добродушно улыбнулась и кивком поприветствовала Турна. Она ждала, пока он подойдёт, а когда Турн сделал это, положила ладони ему на плечи и заглянула в глаза. Не было сомнений, что она любила своего Торай, даже лишённого магии. То, как она смотрела, не могло не оставить след в туаримской душе. Ради этого взгляда хотелось свернуть горы. Но как бы прискорбно это ни звучало, Турн никогда бы не заменил образ Ифии образом Вахди, потому что семья для него важнее. И Кироса всегда понимала его. Как поняла и сейчас. Её руки обхватили виски Турна, наклонили голову, а сочные тёмные губы одарили лоб тёплым поцелуем, словно в благодарность на проявленное мужество и правильный выбор.

Она отпустила его из храма не только потому, что скоро начнётся обеденная молитва. Кироса всё понимала, как и полагается мудрому покровителю. Ко всем Вахди относилась так же, но Турн по-прежнему чувствовал себя особенным благодаря пристальному вниманию и неподдельной заботе. Кироса позволяла ему то, что было не позволено остальным туаримам: видеть мир её глазами, сохранять ментальный канал на подсознательном уровне, слышать речь на современном ардийском от Вахди и возможность говорить на древнем так же открыто, как это делали все Торай со своими покровителями. Он остался тем, кем был. Для всех. И для Киросы тоже.

Вернувшись в поселение Арту, Турн спешился и удивлённо осмотрелся. Во дворе стояло множество шатров, вокруг сновали и радостно переговаривались арди. Завидев хозяина дома, они улыбались, приветствовали взмахом руки, кивком, улыбкой или же поднятием стакана с мягким вином.

Ифия хлопотала на другом конце двора, ближе к стойлам с ашурами. Она пыталась закрепить верёвки на колышках, вбитых в землю вокруг шатра. И как только управилась с тридцатью другими? Казалось, что она вот-вот опустит руки, сотрёт запястьем крупную испарину со лба, сядет на траву и тихо зарыдает от своей беспомощности. Но, как и с Киросой, первое впечатление обманчиво.

Турн остановился, погладил широкобокую серую ашуру по шее, прочесав участок длинной вьющейся гривы, и стал наблюдать. Жена села на траву и выдохнула, но потом с новыми силами принялась натягивать верёвку и вскоре ей удалось закрепить петлю на колышке. Потом она дёрнула за маленький узелок и развернула рулон плотной ткани. Полотно с рунической вязью легло на верёвки и каркас шатра.

— Кажется, я говорил, чтобы ты дождалась меня, — громко сказал Турн вместо приветствия и улыбнулся.

Он подошёл ближе и отпустил поводья, чтобы ашура сама нашла дорогу в стойло. Кобыла побрела к своему крытому дому, по пути объедая края тропы и всхрапывая.

— Я не прогадала, — отозвалась Ифия. Она расправила подол сарафана и отряхнула его от налипших травинок и песка. — Гости приезжают с утра, стекаются со всего края. Если бы я дождалась тебя, то оставила бы арди без крова и отдыха. Туарим — свободный край, но даже это было бы чересчур, — она всплеснула руками и огляделась по сторонам.

Прыти у жены хватало, несмотря на слабость. Тёмный цвет кожи маскировал болезненную бледность, но от Турна ничего не укрывалось. Он знал Ифию лучше, чем самого себя, по крайней мере, так думал до сегодняшнего лика, когда она умудрилась поставить столько шатров и накормить гостей.

— Как ты избавилась от Даллы? — поинтересовался он, обняв свою любимую. — Сомневаюсь, что она так просто согласилась выпустить тебя из дома.

— Ей тоже есть чем заняться, — ответила Ифия, хитро щурясь. — Помимо Морана и Хейланты, у неё много забот. Даже рот открыть некогда. Она моя сиэ. А родственники знают слабые места друг друга. Так получилось, что когда Далла работает, она молчит.

— Да? Я запомню.

— Ородон тебе этого не простит.

— Ородону тоже будет чем заняться, — сказал Турн и обнял жену крепче.

***

К вечере было всё готово. Деревья в саду увешаны гирляндами из кристаллов, вокруг летали ночные светлячки, и медленно тускнели, взмывая ввысь, яркие искры. Холодало. Арди тянули ладони к танцующему огню, некоторые пели.

Песнь о рождении была красивой и приятной. Мелодичные голоса в унисон плавно произносили слова благодарности за новую жизнь, восхваляли Ифию и Турна Траваж, желали им здоровья и процветания, а Морану, их сыну, предвещали удачу и счастье. Родители сидели невдалеке, укутавшись в одно широкое вязаное одеяло. Они слушали эту песнь и улыбались. Оба очень устали за то время, пока готовились к встрече гостей. Но сейчас можно отдохнуть и принять поздравления. Ифия положила голову ему на плечо и потёрлась щекой. Турн с нежностью погладил её по загорелой руке и поцеловал в рыжую макушку, довольно улыбнувшись. Вот и свершилось: у него есть наследник. Ради возможности иметь ребёнка стоило отказаться от силы, от всего на свете.

— Рада приветствовать счастливых родителей, — раздался звонкий женский голос. Тон был надменным и непочтительным.

Арди постепенно замолчали, и песня сменилась недобрыми перешёптываниями. Все смотрели на среброкожую ардийку со светящейся на щеке татуировкой в виде морской волны. Она шла, словно пава — плыла медленно и величаво меж рядов простых смертных. Именно такими она их считала. С тех пор, как Турн в последний раз видел эту надменную лариимку, её мнение о народе нисколько не изменилось. Она показывала его всем своим существом даже сейчас, презрительно оглядывая свысока очередного ардийца, который не спешил уступать дорогу.

Турн кивнул и незаметным жестом приказал отойти, на что ардиец недовольно засопел, но всё же отступил. Торай из соседнего края никто перечить не стал, однако, судя по недовольным взглядам и витавшему вокруг напряжению, туаримы готовы были прямо сейчас броситься на Лавну.

— Благодарю, Лавна. — Турн кивнул удивлённой Ифии и встал, заботливо укрыв смуглое плечо жены одеялом. Он выпрямился и приосанился, демонстрируя свою воинскую стать. Она за долгие годичные циклы никуда не исчезла. Впрочем, как и отчаянная смелость. — Не думал, что когда-нибудь увижу тебя в своём доме, — громыхнул, опустив голову и посмотрев в синие глаза ардийке.

Губы тронула довольная улыбка — Торай Воды выглядела рядом с ним, простым магом, словно ребёнок, трепетавший перед арди, который на две головы выше и на целую дахану шире в плечах.

Турн видел во взгляде Лавны недовольство, даже неприкрытую злобу. И ещё шире улыбнулся: он даже теперь выглядел намного сильнее её.

— Что, даже в жилище не пригласишь? — язвительно спросила Лавна, откинув полы плаща и мотнув головой, отчего иссиня-чёрные волосы, затянутые в хвост на макушке, слабо колыхнулись. — Настолько отошёл от приличий, что даже совесть тебе не указ? Знала бы об этом Кироса, она бы не пощадила тебя.

— С чего ты взяла, что она не знает? — ухмыльнулся Турн.

— Ох, Турн… Ты играешь с опасной силой, — нравоучительно произнесла Лавна. — С богами играешь, с Вахди. Бросая вызов им, ты обрекаешь близких на муки.

Заявление прозвучало как угроза. И Турн её воспринял. Он напрягся, стиснул кулаки, отчего костяшки захрустели. Взгляд стал злым, ноздри вздулись, губы потемнели, сжавшись в полоску. Мгновение — и никакая магия не поможет Лавне. Её голова будет лежать отдельно от тела уже через фозу⁹.

— Мы благодарим за визит, Лавна, — вмешалась Ифия, встав с места. Она тронула мужа за локоть и подошла вплотную, прильнув к нему. Ростом она была даже ниже Торай Воды на полголовы, однако смелости в ней не меньше, чем в самом Турне. — Но принять тебя нам не велит честь. Ты гостья, но ведёшь себя, словно безумный алака. Устыдись.

За дерзостью Ифии последовали язвительные смешки арди. Турн обвёл взглядом гостей и недобро сощурился, и все моментально замолкли. Он одёрнул жилет, скользнул пальцами по яшмовым длинным пуговицам и кашлянул пару раз в кулак.

— Пройдём в дом, Лавна, — бросил он недовольно. — Я приму тебя, как и велит обычай… — И пошёл с Торай Воды к крыльцу.

Он провёл положенный ритуал в полной тишине: снял сапоги с ног Лавны, омыл стопы розовой водой из лепестков луноликой ваны и устелил свою кровать для неё. Сам уже принял решение поспать в одном из шатров — он предназначался для его молочной матери, но она сильно захворала и не прибыла на праздник.

Ифия последовала примеру иррам: решила благоразумно смолчать. Просто уставила стол яствами и напитками и села. Держалась она плохо — почти не скрывала неприязни к Торай. А когда та бросала взгляды на колыбель, то и вовсе скрипела зубами от вскипавшей в груди ненависти.

Лавна встала со скамьи. Ифия дёрнулась и поспешила подняться следом, но Турн предостерегающе взял её за запястье и усадил обратно. Сам же смотрел на то, как Лавна медленно двигается по направлению к колыбели, и мысленно отругал себя, что не удержал Даллу от похода в храм для молитвы. Нужно было приковать её к колыбели цепями, тогда бы она и близко не подпустила Торай Воды к ребёнку.

Лавна откинула полу плаща, расстегнула карман на жилете и достала белый цветок с нежными лепестками. Турн вздрогнул. Кармильная румия… Растение, пропитанное древней магией для выявления зла в ардийской душе.

Глава семьи разозлился не на шутку. И сейчас даже Ифия не могла бы его успокоить. Она схватила его за руку, но он с лёгкостью вырвался из цепких пальцев и, едва не перевернув стол, быстро подошёл к колыбели. Оторвать голову Торай Воды сейчас было самым лучшим решением. Турн не слышал предостерегающего оклика иррам. Он вообще ничего не слышал, потому что слух заглушил стук собственного сердца.

— Не смей! — он схватил Лавну за горло. Она всхлипнула. Ноги её медленно поднимались от пола — сила байсара огромна, и такую хлипкую ардийку он без труда одной рукой поднимет и придушит.

Предательство веры — вот что он совершал. Татуировка на щеке Торай Воды засветилась. В бессилии царапая его руку, она шевелила губами. Запахло паленым. Запястье пронзила боль, магия прожигала плоть и кожу. Но Турн лишь сильнее сжал пальцы.

Его оттаскивали восемь арди. Он не сразу почувствовал их хватку. Смотрел, как угасает жизнь в глазах Лавны. Постепенно сознание прояснилось, и наполненный тревогой и слезами голос Ифии пробился сквозь завесу рассеивавшейся глухоты.

Турн отпустил Торай и позволил гостям отвести его в противоположный угол. Он даже не сопротивлялся, лишь молча сверлил взглядом кашлявшую и хрипевшую Лавну, которая пыталась встать с дощатого пола.

— С тебя станется, Турн, — прохрипела она, не убирая пальцев от горла. — Провидец не смолчал. Я явилась сюда по его воле, он оповестил о рождении ребёнка Симеокова рода. Мальчик унаследовал его силу, и то, что ты вопреки правилам решил прервать мою жизнь, защищая его от уготованной участи — смерти… — Она озлобленно посмотрела сначала на Ифию, а затем на Турна, и закончила: — … говорит о том, что ты знаешь о его будущей силе! Как только румия почернеет, я снесу тебе голову!

С этими словами она нагнулась и подняла цветок нежно белого цвета с золотистым стеблем и листьями и положила его в колыбель рядом с младенцем.

— Откройся таинству цветка и покорись своей природе. Яви мне силу Тёмного, — прошептала она, коснувшись ладонями бортика и подавшись вперёд. Время словно замерло. Лавна потянулась за клинком на поясе.

Турн рванулся, но его удержали. Он кричал, умолял, пытался освободиться, но ничего не мог сделать.

— Он не Симеокова рода! Сжалься! Он лишь младенец! Я его отец, а Ифия — мать ему! Нет в нас крови Падшего и не было! Око ошиблось! Не гневи Вахди, уймись!

— Провидец безгрешен и глас его неумолим, — бесчувственно сказала Лавна.

Турн взвыл от безысходности. Это его первенец, и уже сегодня он может погибнуть от слепой веры Торай. Стоявшая рядом Ифия безвольно упала на пол. Её попытались привести в чувство, но она не шевелилась. Лицо её побледнело. Он рванулся к своей иррам, но и коснуться её Турну не позволили — продолжали держать.

— Провидец не мог ошибиться! — внезапно Лавна закричала и заметалась по комнате. — Он никогда не лжёт!

Она вернулась к колыбели, перехватила кинжал в другую руку и занесла её над ребёнком. С бешеным криком ярости Торай опустила оружие, но острие не успело коснуться нежной бежево-серебристой кожи.

Лавну схватили и выбили клинок. Она кричала как обезумевшая, пыталась добраться до ребёнка, но её оттаскивали к двери. Гость почитаем и уважаем в доме, но, если он собирается совершить убийство — превращается во врага. Этого жители допустить не могли.

Турн сидел на полу, обняв и прижав к себе ослабшую иррам жену. Теперь не было рук арди на его плечах, никто не удерживал его. Ифия размеренно и тихо дышала, постепенно возвращаясь в сознание. Как только её глаза открылись, слёзы скорби потекли по щекам, и она вцепилась в жилет Турна.

— Успокойся, уйми свой плач, иррам, — Турн гладил её по рыжим волосам, но она не могла успокоиться.

Младенческий крик и покачивание колыбели заставили её нутро встрепенуться. Она попыталась встать, но не смогла. Простонав и прижав ладони к вискам, Ифия взмолилась и возблагодарила Киросу за спасение ребёнка.

— Отныне и впредь тебе не рады в Туариме! — громыхнул Турн, посмотрев на Торай Воды. — Весть о твоём святотатстве в этом доме разлетится по всему краю! Ты — нежеланный гость даже в храме Земли! Уж я позабочусь.

— Это не тебе решать, немощный алака! — разъярилась Лавна. — Ты больше не Торай! Ты больше не Её маг! Ты — никчёмный земледелец! Вы все…

Несколько ударов по лицу крепкими кулаками байсаров заставили Лавну сжаться и закричать. Турн был не рад тому, что в его жилище устроили расправу над высшим магом. Но как-то же нужно закрыть рот непокорной ардийке, чтобы она не смела больше поносить жителей Туарима.

Внезапно дверь дома распахнулась с такой силой, что треснула и покосилась. Все арди мигом отступили к стенам, вжавшись в них подобно трусливым детенышам каарши — местной дикой собаки. Турн и сам обнял крепче иррам. Сейчас он видел тех, кому весь Ардос обязан процветанием и миром — двух Вахди.

Лавна скорчилась от мучений, рухнула на пол, выгнулась и задёргалась в судорогах, из её тела выплывала дымка, плавно двигаясь по направлению к Ладии, Вахди Воды, которая замерла на пороге, вытянув раскрытую ладонь вперёд. Её лицо слабо светилось, а надписи на древнем языке просвечивали под тонким голубым платьем. Синие глаза наливались праведным гневом под густыми чёрными бровями. В тёмно-синих замелькали перламутровые линии первородной магии.

Кироса тоже стояла рядом. Она бросила вопросительный взгляд на Турна.

«Ты цел, Турн? Твоя рука… Она требует лечения?» — прозвучал в мыслях тревожный голос Вахди. Молча склонив голову, Турн дал понять, что с ним всё хорошо. Кироса улыбнулась. И стоило ей сделать первый шаг, на подоле сарафана появился и исчез рисунок растрескавшейся тверди. В волосах землистого цвета, собранных в две косы по бокам, мелькнули яркие светло-коричневые пряди, а потом исчезли. Радужка глаз потемнела, став почти чёрной.

Она подошла к Турну и Ифии и присела на корточки. Ифия бросила напряжённый взгляд на мужа. Он положил ладони на её плечи, давая понять, что не стоит бояться. Если и явилась Кироса в дом, то не затем, чтобы наказать свой народ. Но на лице иррам всё равно мелькнула тень тревоги. Турн понимал её опасения, но сам не боялся нисколько.

Кироса прикоснулась к голове Ифии. Та прикрыла глаза и облегчённо выдохнула. Турн наблюдал, как целительная магия Вахди перетекает в тело его жены. Всё время Кироса улыбалась, и эта улыбка была по-матерински нежной, заботливой и любящей. Когда лечение закончилось, Кироса поднялась и направилась к колыбели.

«Я позабочусь о нём, Турн, — вновь мысленно успокоила она. — Мы все о нём позаботимся».

Турн закрыл глаза и улыбнулся. Сейчас можно дать волю слезам. Покровительство Вахди над ребёнком — это великая честь, которой за множество годичных циклов не удостаивался никто. Если уж сама Кироса возжелала стать кровницей, то первенца ждёт великая судьба.

Ладия взмахнула рукой, развернулась и направилась к выходу. Лавна хрипло выдохнула и попыталась подняться. Лицо её посерело, и весь вид говорил о том, что из неё едва не выдрали душу вместе с костями. Она шептала сорванным голосом слова мольбы и протягивала руки к Турну. Но тот лишь отрицательно покачал головой. Он помогать не станет.

Торай Воды растворилась в сотворённой дымке перемещения. Она не сама её создала — Ладия постаралась. Её забрали в край Воды, Лариим, для продолжения беседы, которая — Турн уверен — будет весьма неприятной и болезненной.

Кироса ушла последней. Она коснулась пальцами развороченной двери, и та стала восстанавливаться. Сошлись и исчезли трещины, выпрямились погнутые петли. Вахди обернулась, скользнула любящим взглядом по Турну и Ифии и прикрыла дверь.

А румия продолжала лежать в колыбели. Внешне она сияла невинной белизной. Нежные лепестки теребил прохладный ночной ветерок, который залетал в открытые ставни. Но внутри… чернота выжгла сердцевину цветка — лишь пепел остался от скрученных лепестков.

Пусть душа у Морана действительно была чистой, но вот его сердце¹⁰…

Примечания

1

Вахди (Va`hti) — Стихия. Высшие существа, управляющие Ардией, государством из восьми земель или краев. Обладают древними знаниями и неисчислимой силой стихии.

2

Торай (Toor`ay) — маги, приближённые к Вахди, служащие под их началом. В Ардии существует разделение на арай и Торай — простые стихийные маги и высшие стихийные маги, призванные на службу.

3

Альрона — одна ардийская минута. Состоит из 70-ти фоз (секунд)

4

Лик — одни сутки. Составляют 30 иларов (часов).

5

Цикл — один ардийский год, который составляет десять месяцев. Годичным его стали называть после дружбы с руат (людьми), перенимая некоторые названия мест и меры измерения.

6

Осемье — ардийская неделя. Состоит из 8 ликов (дней).

7

Ану (Aonnu) — мать.

8

Иррам (Oerram) — любимый, любимая. Так называют друг друга супруги, находящиеся в браке.

9

Фоза — одна ардийская секунда.

10

Чистая душа и чёрное сердце — У арди магия завязана особым образом. Чистая душа означает, что маг не предрасположен к творению зла. А чёрное сердце означает наличие чёрной магии. Таким образом это можно описать, как единство противоположностей.