В случае жизни. стихотворения

Мария Мельникова

Помимо прочих странных вещей, я коллекционирую спонтанные отзывы на свои стихи. В числе моих любимых – «ой», «страшно» и «хорошая такая глючь совячья». Это моя вторая книга. Кроме сов и глюков, вы можете обнаружить в ней много снега, яблок и можжевельника, Мелюзину, загадочного зайца, подземного сома, нескольких чудовищ, которым сильно не повезло, и пару полезных советов по безопасному обращению с этими чудовищами.

© Мария Михайловна Мельникова, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Игра в сапёра

Обычные дети вырастают, становятся, как писала поэт Мария Степанова, «ответственными, наставленными, как парус», перелопачивают землю в поисках нефти, летают в космос и делают другие великие и необходимые дела.

Мы, дети книжные, не вырастаем никогда. Мы вырастаем из наших детских книг — и врастаем в другие, взрослые. В наших головах шумят, сталкиваясь, слова — сталкеры из Стругацких. Кидают гайку на нитке, ведут куда-то, среди неведомых угроз и невидимых пришельцев — к непостижимой, сияющей истине, которой, как мы подозреваем, на самом деле не существует. По крайней мере — вовне. А внутри — наверное, есть.

Маша Мельникова — из этой, нашей, породы. «Детские люди» — придумал когда-то писатель словосочетание. «Детская оптика» — придумал другое словосочетание критик.

«Детское» здесь — не синоним слова «примитивное». Скорее — ранимое. Детство — печальное время. Все стрелы мира направлены в тебя, стоишь пародией на святого Себастьяна, только и успеваешь сшивать стежками слова, метафоры, синонимы, анжабмеманы — для защиты. Получается особенный мир. Он может показаться многословным, избыточным — но это многословие средневековой Европы, схоластов, диалогов Пипина с Алкуином, когда, утратив античную ясность и определённость, ты стоишь перед огромным пространством и заполняешь его пустоты словами по очереди, пробуя — может, вот это подойдёт? А может — вот это?

Стихи Мельниковой порой напоминают мне переводы из английской поэзии абсурда. В текстах длинных это видно явственнее — там плетётся словесная вязь, в одной строке могут соседствовать несколько метафор, одна неожиданнее другой. В этой, второй, книжке автора появились и тексты иного рода, короткие, минималистские — но это всё равно особый, мельниковский минимализм: читая, удивляешься, как, оказывается, можно даже короткую зарисовку сделать настолько насыщенной и многозначной, что она на твоих глазах, во-первых, выпадает кристаллами, как перенасыщенный соляной раствор, во-вторых же — заставляет удивляться и спорить: да не может такого быть, где автор видел подобное и как он мог вообще такое помыслить?! Лично для меня именно такой внутренний спор, несогласие со сказанным, — и на уровне «что сказано», и на уровне «как», — признак состоявшейся поэтической книги. А вовсе не уютное ощущение, что перед тобой стихи, написанные привычными словами, поставленными в привычные сочетания и «как будто про тебя».

Мне кажется, у Маши Мельниковой получилась книжка на все времена года. В темные осенне-зимние дни она сгодится для чтения у окна в тёплом доме, куда пришёл продрогший, промочив ноги. Весной и летом её следует кинуть в походную сумку, на самое дно, первой, смешать там с табачными и хлебными крошками и вынуть эту смесь на привале, у ручья, неожиданно, когда уже и позабыл, что она лежит там, в сумке. Но при этом ни на минуту не следует упускать из вида, что чтение её может быть одновременно спасительно, как панцирь, и опасно, как стрела внешнего мира, направленная в тебя. Или как детская игра в сапёра, перенесённая во взрослую, всамделишную жизнь:

«Лето кончается, все кончается, но игра

Сбегает с тонущего календаря

И вот тут встречает тебя — страшна, как вампира крик —

Не повзрослевшего ни на миг.»

Геннадий Каневский