Безопасный человек. Странная история обычного города

Мария Макеева

Мальчик со странным именем Селен обнаруживает, что обладает уникальным даром – окружать себя «безопасностью». Поначалу он использует свой дар лишь для развлечений. Но затем, взрослея, понимает, что особенность влечёт за собой гораздо большую ответственность. Он осознаёт, что в реальном мире не всегда получается помочь окружающим.Проживая свою жизнь и пытаясь исправить ошибки, которые привели к необратимым последствиям, он встречается с потусторонним и зловещим, что проникает в его город.

Глава 9

То лето девяносто первого навсегда ушло вместе с СССР. Я решил больше не «забивать» на учёбу и определиться с тем, куда идти учиться дальше. Митька, в свою очередь, усиленно готовился к вступительным экзаменам. Ему оставался всего один год до выпуска. Но, конечно, моё решение, в отличие от его, так и осталось лишь решением. Видеться мы стали реже. Правда, созванивались почти каждый день. Он постоянно интересовался тем, как обстоят мои дела, на что я отвечал, что «всё по-старому, ничего не изменилось». Умалчивал лишь о своих усиливающихся чувствах к Кире, которая за лето, как мне казалось, стала ещё краше.

Тем временем, постепенно из магазинов исчезали продукты. Меня это скорее озадачивало, а мама была потрясена. Я не чувствовал как старый мир трещит по швам. Помню, мне скорее досаждало лишь бытовое неудобство, мама слишком рано будила, чтобы я шёл занимать очередь за мясом в местный магазин, в котором отмечался, а затем бежал в школу. А она, в свой обеденный перерыв, ездила забирать это мясо, которое затем хранила в морозильной камере своей лаборатории.

Наш район стал превращаться в серое, мрачное пристанище озлобленных и неприкаянных личностей. Издали дома казались чистыми и ухоженными, но вблизи было видно, что в отдельных местах дверные доски потрескались и требовали ремонта. Газоны из чахлой травы, по которым бегали бездомные собаки, нуждались в уходе. Но понятное дело, никто ими не занимался. Почти каждый день я натыкался на людей, которые попадали под моё влияние. Причины этого, понимал, но не в полной мере. Многих тогда уволили с работы, люди озлобились из-за постоянной нехватки каких-то в прошлом вполне обыденных вещей, спивались и дрались возле тёмных подъездов с разбитыми фонарями.

Увы, я не мог выбираться на улицу поздним вечером, чтобы предотвращать эти драки, а с пятого этажа не спрыгнешь, как Зорро, не разбившись при любом раскладе. Поэтому в самые опасные вечерние часы, я оставался дома. Ни мама, ни отец до сих пор не догадывались о моей тайной жизни, поэтому вечерами я был обычным парнем. Их сыном.

Но после школы всегда задерживался и обходил территории, которых я называл своими «владениями», те распространялись в радиусе пары кварталов от моего дома. К тому времени я изучил все опасные места. Знал, где находится один из нелегальных спортивных залов-«качалок». Знал, где местная рюмочная. Знал, где можно было нарваться на неприятности от новоявленных предпринимателей-«кооператоров», которые втридорога продавали из-под полы в подвальчике турецкую одежду, мутноватые самодельные чёрно-белые фотографии обнажённых женщин и «французские» духи.

Митинги продолжались. Страну лихорадило. Повсюду открывались нелегальные подпольные заведения, где можно было купить самодельные иконы, индийские джинсы и конфеты с невкусным, и я бы даже сказал — опасным содержимым. Если честно, есть их было очень «стрёмно». «Шоколад» вяз на зубах, а внутри, в лучшем случае — обнаруживались нарезанные на кубики обычные советские вафли «Артек», но вкус у них был какой-то затхлый и отсыревший. В худшем случае — попадался натуральный пластилин.

На самом деле, это всё находилось в другой, как называл её — «Второй Москве». Подпольный город, который с первого взгляда был почти не заметен. Днём «Обычная Москва» представляла собой довольно печальное зрелище: если перенести нас сейчас в то время, мы увидим грязные неухоженные улицы, словно по ним пронеслась маленькая локальная война. Всюду разбросанный мусор, доски, оставшиеся ещё со времён баррикад 1991-го, увядающие газоны и старинные, полуразрушенные здания с забитыми окнами. Всё это довершали обветшалые советские витрины, из которых уже исчезли неказистые, но привычные продукты. А то, что оставалось — чаще всего оказывалось муляжом.

К вечеру появлялась другая Москва, ради которой в неё съезжались граждане со всей территории бывшего Советского Союза. Подпольные магазины кишели разнообразными, чаще всего, конечно, некачественным ширпотребом. Какими-то дешёвыми женскими побрякушками, одеждой кислотных цветов, немецкими шоколадками «Мауксион» и распечатанными «на коленке» книжками Кама-сутры.

Помню, как-то с Митькой мы решили стащить такую запретную брошюрку, чтобы посмотреть, что скрывалось на её страницах. Ради этого я снова тогда нарвался на конфликт с продавцом. Но совесть уже не мучила. Благодаря своим уличным «обходам», я знал, что продавец, был тем ещё говнюком. Да и книжка нас сильно разочаровала. В ней не было ничего загадочно-чувственного, только некачественно напечатанные и кем-то коряво-нарисованные от руки эротические рисунки.

Эротики в тех картинках было столько же, сколько в деревьях, растущих возле нашего дома. Видно, было, что человек совсем не разбирался в вопросах. Ни в эротическом, ни в искусстве рисования. Старательно рассмотрев книжку, тщетно пытаясь найти там что-то возбуждающее наше мальчишеское воображение, мы выбросили её в мусорный ящик. Честно, я мог тогда нафантазировать себе гораздо более запретные вещи. Не думаю, что современные парни в моём возрасте, не могут этого сделать и сейчас безо всяких самодельных изданий.

Эта самая «Вторая Москва» могла предоставить человеку с деньгами почти, всё, что было нужно. Конечно, при наличии некоторых связей. Но зачастую в этих подпольных магазинах меня интересовали не товары, а те, кто их посещал. Я следил за многими. И на моём счету было уже некоторое количество предотвращённых драк и разборок.

«Вторая Москва» в нашем районе была представлена не только разного рода магазинчиками с барахлом, но и видеосалоном, который открылся в те дни на первом этаже бывшего универсама. Первые видео сеансы показывали на симбиозе из большого советского цветного телевизора «Рекорд» и новенького немецкого видеомагнитофона SEG. Где в течение недели гоняли одну и ту же пару-тройку фильмов. Затем репертуар менялся. Хозяева видеосалона добывали где-то другие видеокассеты и старые передавали в другой видеосалон. Так и обменивались. Почему-то у нас крутили в основном боевики с Джеки Чаном.

Держали это заведение парни из местной «качалки». И так как я был наблюдательным, а атмосфера в таких заведениях была соответствующая, то мог спокойно и незаметно смотреть кино, не прибегая к своей искусственной ярости.

Немногим больше, чем через год после случая с голубыми «Жигулями», я возобновил предотвращение всех опасных событий на своём пути и прогулки возле своего дома сделал своей постоянной обязанностью.

Однако на тот раз моей целью являлся не бесплатный проход в кино и не остановка машин на дороге. Не доходя полкилометра до дома, я свернул с шоссе на тропинку, ведущую к «качалке», решая проверить, что находится дальше. День выдался теплый, правда незадолго до этого в городе случился ливень, и теперь я повсюду видел пар исходящий от прогретой земли. Меня больше не тяготило моё состояние. Я находил себе цель. И постепенно расширял территории своих наблюдений.

Так продолжалось почти весь год. Я изучал все «злачные» места в районе и этим отвлекал себя от мыслей о Кире. Продолжал учиться без каких-либо взлётов и падений, и на меня по-прежнему мало кто обращал внимания. В свою очередь, я продолжал изучать свои особенности, много читал и вёл статистику своих вмешательств в различные разборки. Не столько для Митьки, сколько для себя.

Наш район, в отличие от Митькиного, был спокойным даже в те годы. Поэтому если удавалось найти время в его усердной учёбе, я приезжал к нему, и мы вместе бродили по улицам Лефортово в поисках «злачных» мест. Благо их даже искать было не нужно. Район считался рабочим и разнообразных «рюмочных» с сопутствующими драками там было гораздо больше.

Иногда я выбирался в центр, доезжал до Столешникова Переулка, где находилось концентрированное количество разнообразных полуподпольных торговых точек. Я несколько раз прогуливал уроки, чтобы смотаться туда и побродить в шумной людской толпе. Во второй половине дня там скапливалось огромное количество народа. Сегодняшний человек мог бы подумать, что в центре Москвы каждый день проходили какие-нибудь политические акции. Но нет. Люди туда стекались со всех концов города, как на Марокканский рынок — торговаться и продавать.

Похоже, вся Москва тогда жила только этим. Моя сосредоточенность на конфликтах позволяла мне видеть гораздо больше, чем обычным подросткам. Но всё же я оставался подростком и всего мрака не знал. Просто забавлялся, так как никто и ничто не могло мне навредить.

Меж тем, постепенно наш районный кинотеатр хирел, в нём тоже открылся видеопрокат. Фильмы на большом экране стали показывать всё реже, а рядом с театром «Таджикистан», который в том году переименовали в «Сатирикон» и передали театру Райкина, открылся такой же стихийный мини-рынок.

Однажды, как всегда после школы, дожидаясь Митьку возле кинотеатра «Гавана», я наткнулся на драку. Для меня этот случай был скорее стандартным, ничего не предвещало того, что случилось позже. Не опасаясь, я подошёл ближе и увидел, как один из парней выхватив нож, бросился на второго, который был раза в два ниже него. У меня выработался условный рефлекс. Я кинулся к ним, но, не рассчитав расстояние, впервые оказался слишком близко от взмаха ножа.

Меня сразу ослепило. Я увидел тёмно-серый всполох с чёрной точкой посередине, которая расплывалась, словно огромный тёмно-серый цветок. В тот миг, я ничего не замечал, кроме этого, заполняющего весь мир серого цвета, при этом оставаясь в полном сознании. Сейчас, вспоминая тот момент, я сравнил бы эту пелену со стеной огня, только та была в серых оттенках, и исторгалась из этой чёрной точки, как чья-то исполинская серая радужка глаза.

Я даже не понял, что произошло, опешил и пытался проморгаться, чтобы наваждение исчезло. Но ничего не получалось. Мне никак не удавалось согнать это видение. Я не предполагал, успел ли вмешаться в исход драки или мне нужно было быстрее уматывать с этого места. Но был дезориентирован и не понимал, в какую сторону нужно бежать. Стоял на месте как дурак и ждал, что будет дальше.

Серое наваждение пропало так же внезапно, как и возникло. У «Гаваны» всё так же торчала смеющаяся и гомонящая молодёжь, но мужика с ножом уже не было. По крайней мере, я его не заметил. Я тряхнул головой, но взгляду больше ничего не мешало, видел всё так же чётко и ясно, как раньше. Митька ещё не подъехал. Ничего не изменилось. А судя по «скользящим» взглядам людей возле кинотеатра, мне всё-таки удалось предотвратить поножовщину.

В попытках проморгаться я опустил взгляд и увидел два красных пятна на потрескавшемся асфальте возле своих ботинок.

— Чёрт! — Впервые был озадачен тем, что мой бросок, возможно, был неудачен, и я не смог помешать мужчине с ножом. Помню до сих пор, те свои хаотичные мысли — «Неужели моя особенность теряется с возрастом? Может быть, вскоре она совсем исчезнет?» Я уже знал, что вхожу в специфическую фазу своей жизнедеятельности. И гормональное состояние подростка весьма нестабильно, вплоть до явных физических необратимых изменений. Не будет ли утерян мой «дар» из-за этих подростковых трансформаций? К этому я был не готов. И даже не задумывался никогда, кем буду без него. Конечно, я хотел быть как все, но не думал над тем, что однажды моё желание может исполниться. Готов ли я был к этому именно в тот момент? Вот так внезапно? Разумеется, нет. Тогда я точно понял, что не хотел лишаться своего «дара».

Убедившись, что серое мигание больше не вернётся, я решил прогуляться до автобусной остановки, чтобы подождать Митьку и заодно подумать над произошедшим. Но чувствовал себя как-то странно. Мне что-то мешало. Это было незнакомое чувство. Я ещё раз обернулся на двери кинотеатра с написанной от руки обычной масляной краской вывеской — «Видеофильмы». Но не заметил никаких последствий той драки. Всё было спокойно. Ещё раз проморгавшись, я двинулся к остановке.

Митька, наконец, приехал. Выйдя из ПАЗика и, увидев меня, тот кинулся навстречу с почти таким же выражением лица, как тогда на Шоссе Энтузиастов.

— Селен?! Что с тобой произошло?

— Да всё со мной хорошо, ты чего? — ответил я и демонстративно посмотрел на часы. — Ты опоздал.

— Ты в своём уме? Быстро домой! — Он схватил мою руку.

Я не понял — «Почему домой? Зачем?»

— Митька, хватит. Объясни, что случилось?

— Ты себя видел?

Я не понял, что он имел в виду. Но видимо, сигналы в мозг поступали. Только пока я их не мог интерпретировать. До этого никогда с подобным не сталкивался.

— Что случилось? Не тяни уже, говори прямо!

— Ты в крови! Что случилось?! Это ты мне должен сказать!

Я опустил голову — и правда, вся куртка была в брызгах чьей-то крови.

— А-а-а-а, — махнул рукой, — Всё нормально, просто пытался предотвратить поножовщину. Судя по тому, что парни разбежались — мне удалось на них повлиять. Видимо, я подбежал слишком близко, и они успели порезать друг друга. Но где-то я ошибся и почему-то повлиял слишком поздно… — У меня немного закружилась голова. — Всё в порядке. Я успел. Вроде бы. Но мне надо кое-что тебе рассказать. Похоже, я теряю свои способности из-за…

Он перебил меня.

— Нет, погоди. Ты на себя посмотри! — Он пальцами отогнул полу моей куртки. Крови под ней было больше. Я охнул, увидев эти влажные красные пятна.

— Чёрт, что я скажу родителям? Придётся выбросить тайком, чтобы мама ничего не узнала. — Живот начало жечь. Кажется, мой мозг, наконец, нашёл правильные выводы для организма.

— Это же не их… Чёрт, это моя кровь! — Этим выводом я был ошарашен не меньше Митьки. Поднял свою футболку, увидел на животе длинный порез, откуда подтекала кровь. Похоже, тот был не глубоким, но заметным. Понял, почему Митька был так встревожен.

— Ничего не понимаю. Я следил за людьми возле кинотеатра. Там намечалась драка. Кинулся к тем парням. Один был с ножом и собирался порезать другого мужика. И вдруг — пыщь! — Я сжал и раскинул ладони, показывая движение «взрыва» — Я ничего не вижу! Вернее, увидел какие-то серые всполохи. Серую колышущуюся пелену, которая не сходила с обзора примерно минуту. Я вообще ничего не видел, кроме серого. Когда оно исчезло, взгляды людей были такими… Ну… «скользящими», как я тебе рассказывал. Вдруг это признак того, что я теряю свой «дар»? — Внезапно я вспомнил «телевизионные помехи» перед глазами, когда стоял на булыжнике возле реки, собираясь спрыгнуть вниз. «Вот оно! Оно началось в тот момент!», а в слух произнёс:

— Не знаю, может это всё из-за возраста, но что-то изменилось. И я похоже уже видел это раньше. Ну, когда я собирался прыгать в Москву-реку… а сейчас оно усилилось. Вдруг эта серая хрень означает, что наступает конец?

Митька озабоченно покачал головой.

— Пошли-ка домой! Заразу ещё занесёшь! Ты совсем, что ли ополоумел под ножи кидаться?

Я не знал, куда деться со стыда и какого-то чувства неуютности. Словно мне не было места в этом мире. Что я скажу родителям? Чёрт с ней, с футболкой, но как я скрою, этот чёртов порез? Как всё объясню?

— Мить, отцу и матери — ни слова! Ничего не было! Отвлеки внимание на себя, я проскочу в свою комнату и переоденусь.

— Да понятно, Сел. Ты в порядке?

— Да. Я не знаю. — Честно сказать, я понятия не имел, что со мной. И насколько опасным был этот порез. Я даже не мог интерпретировать свои ощущения. — Небольшое жжение и всё. Я хочу понять, что это было, Мить.

— Тебе больно?

Я пожал плечами.

— Не знаю. Наверное, нет.

— Ладно. Разберёмся. Не ссы! Поверь, я постараюсь решить эту проблему. А пока давай-ка займёмся тобой. — Когда я в чём-то сильно сомневался, Митька брал на себя всю ответственность и решения. Включая режим «старшего брата», он заботился обо мне, а я млел от этого. Мне нужна была эта его забота, которая на время снимала все вопросы и сомнения с моих плеч.

Я спешно открыл дверь. Мама словно всё «просекла», встретив нас на пороге. Меня спасло лишь то, что свет в прихожей был выключен.

— Селен, хватит уже околачиваться на улице. Иди, ешь! — Заметила, что я не один — Ой, Митя, привет. Давай с нами! — Она скользнула по нам взглядом и удалилась на кухню. Оттуда позвала к столу отца. Я воспользовался моментом, сразу сиганул к себе в комнату. Схватил из шкафа первую попавшуюся майку, натянул на себя вместо той, что была запачкана кровью. Снял куртку и забросил в самый скрытый угол за комод. Митька вошёл следом за мной.

— Так, давай по-быстрому опиши мне, что конкретно случилось?

Раздался голос отца, который снова звал нас ужинать. Мы с Митькой в один голос крикнули: «Мы сейчас придём! Через минуточку!»

— Слушай, я подошёл к кинотеатру, там стояла толпа, студенты какие-то. Молодёжь. И пара мужиков постарше, один из них кинулся на второго с ножом. Это всё, что я видел. Подбежал, как всегда. И вдруг эта серая хрень перед глазами. Именно из-за неё я решил, что моей «безопасности» приходит конец. Понимаешь?

— Погоди ты паниковать! С чего ты решил, что этому пришёл конец?

— Я никогда до этого не видел этой серой пелены. Вернее, видел нечто, тогда на Ленинских горах. Но там оно просто мигнуло пару раз меньше секунды. Я даже не обратил внимания. А сейчас пелена была похожа на гигантский глаз. Я не смогу тебе описать. Это надо видеть. Полыхающая серая масса. Как серый цветок. Со мной ничего не должно было случиться! Ты сам видел. Я — безопасный человек! Понимаешь?! У меня за всю жизнь даже синяка не было. А тут — это?! — Я указал на свой тощий живот с краснеющим порезом над пупком. — Что мне делать с этим?

— Тебе больно?

— Нет. Не знаю. Я никогда не испытывал боль. Просто как-то неудобно, что ли. То холодно, то горячо.

— Йод есть?

— Наверное. Не знаю.

— Давай, неси. Я сейчас обработаю.

Я осторожно открыл дверь, удостоверившись, что родители до сих пор на кухне. Прошмыгнул в большую комнату, открыл один из шкафов, достал аптечку. Затем вернулся к себе. Закрыл плотнее за собой дверь. Отдал аптечку Митьке.

— Я ей вообще никогда не пользовался и не знаю, что здесь лежит. Сам посмотри.

Он порылся, видимо нашёл, что нужно. Достал какой-то пузырёк и большой квадратный горчичный пластырь с куском ваты.

— Серьёзно? Горчичный пластырь? Он же вонючий. У мамы нюх, она обязательно поинтересуется, что это.

— А другого у вас нет. Надо же чем-то заклеить твои раны — тут он рассмеялся. — Ну ты, блин, даёшь! Давай, Сел, садись. Будем тебя лечить. Блин, ты дожил почти до девятого класса и не знаешь, что делать с царапинами. Тебя в витрине, что ли держали. — Проделывая свои манипуляции, он бубнил какие-то шутки, видимо пытаясь меня веселить. Когда он начал обрабатывать йодом порез, я обрёл знания, известные каждому человеку в гораздо более раннем возрасте. Видимо мозг, не смотря на отсутствие тренировки получения болевых сигналов быстро разобрался, что к чему. Я вскрикнул.

Встревоженный мамин голос заставил меня замолчать.

— Что у вас там происходит, и почему вас до сих пор нет?!

Я закрыл себе рот ладонью, прикусив при этом палец. Мозг радостно отозвался новой болевой реакцией. Никак не удавалось сдерживать смех и вскрик одновременно.

— Чёрт, Мить. Перестань. Клей уже пластырь и пошли жрать!

— Добро пожаловать в нашу вселенную, приятель. — Ответил он мне, налепил комок ваты на поверхность пластыря и заклеил мой порез. — Всё, «дон Румата», готово. Жить будешь.

Я уже хотел открыть дверь комнаты, как вдруг Митька прошептал:

— Я знаю… Чёрт, я знаю, как мы проверим, пропадает твой «дар» или нет.

Я кивнул.

— Да, а сейчас пойдём на кухню. Иначе мои родители покажут нам «Планету Бурь».