Поймать балерину

Мария Зайцева

Найти бабочку

— Дикий, мы можем все решить… — толстяк неожиданно напомнил о себе недостойным для человека его положения визгом. Хотя, мало бы кто не визжал в его нынешнем положении…

Легран отвлекся от изучения кровавого горизонта и перевел взгляд на банкира.

Тот тут же замолчал, осознав, что зря открыл рот.

— Мы все решим, Вонючка, — кивнул Даниэль, рассматривая красную рожу толстяка привычно холодно. Страшно. — Конечно, решим. Мы же для того сюда и приехали, не так ли?

— Дикий…

— Месье Легран, — поправил его Даниэль невозмутимо, — кажется, именно так ты меня называл, когда брал деньги. В долг.

— Да-да, конечно, месье Легран… Произошло недопонимание…

— Верно, у тебя произошло недопонимание, — кивнул Даниэль, — ты недопонял мои слова. А еще сроки возврата и гарантии. И почему-то недопонял предупреждения. Наверно, потому что неверно меня называл изначально. Если бы ты брал деньги у Дикого Даниэля, то тебе бы в голову не пришло попытаться их не вернуть. Но месье Леграна можно возить мордой по булыжникам, так?

— Нет! Нет! Месье… То есть Дикий… Я же…

— Ты совершил ошибку. Непростительную. И, знаешь, Дикий Даниэль тебя бы давно уже скинул с этого обрыва…

— Нет!

— Но месье Легран, у которого ты брал деньги, все же более… человечен. Потому…

Даниэль опять перевел взгляд на красный закат, сжал губы.

Может, она тоже сейчас смотрит на горизонт? Может, думает о нем? Может…

Он выкинул окурок, проследил, как тот красной звездой падает вниз, разбиваясь о камни на искры, покосился на своих людей, молчаливо стоящих чуть поодаль, чтоб не мешать деловым переговорам, кивнул одному из них.

Тот немедленно подошел, держа в руках массивную папку с документами.

— Сейчас ты поставишь подписи там, где тебе укажут. После этого можешь быть свободен. Месье Легран забудет про твой долг и про твое неуважение.

Даниэль развернулся, плотнее запахнул полы пальто и пошел к машине. Двое охранников двинулись за ним, остальные остались с банкиром, который дрожащими руками принял папку, раскрыл ее и принялся изучать документы.

— Но это же… Даниэль… Месье Легран… — долетел до Даниэля испуганный умоляющий голос толстяка, — здесь же все мое… Но это же больше, чем я занимал!

— Это проценты за потраченное время, когда пришлось тебя искать, и за твое неуважение, — не поворачиваясь и не останавливаясь, ответил Легран.

— Но я же останусь нищим!

— Зато живым, — засмеялся Мартин, аккуратно придерживая папку с документами, — месье Легран — очень великодушный человек! Добрый! Не то, что Дикий Даниэль! Подписывай давай!

Легран сел в машину, не слушая больше стенаний толстяка.

Сегодня он стал богаче на один банк и два особняка в пригороде Парижа. Это завершающий штрих в его построении своего честного имени.

Никто больше не посмеет назвать его в лицо Диким Даниэлем. Никто не посмеет вспомнить его кровавое прошлое.

А кто посмеет… Ну что ж, места на кладбищах Парижа много. Всем найдется уголок.

Он прислушался к себе, выискивая хотя бы чуть-чуть удовлетворения. Он шел к этому дню два года.

Должен радоваться.

Но никакой радости, никакого удовольствия не было.

Только безразличие, холодный просчет дальнейших действий, в котором участвовала голова, но не затрагивалось сердце.

Он знал, что будет делать дальше.

То, что сейчас он заполучил в единоличное правление один из тройки самых солидных и респектабельных банков Франции, лишь первый шаг.

Необходимо утвердиться в этом положении, необходимо войти в те круги, куда еще пару лет назад путь посторонним был заказан.

Но научно-технический прогресс не стоит на месте, и такие, как он, выскочки из низов с темным прошлым и сумрачным настоящим, сейчас вполне могут вырваться наверх, потеснив всех этих напыщенных буржуа, свято уверенных в своем завтрашнем дне.

Они привыкли к сытости и потеряли осторожность. Они не любят рисковать и предпочитают проверенные способы зарабатывания денег.

Они еще не понимают, насколько зубастыми и беспощадными могут быть те, кто видел в своей жизни лишь голод, холод и кровь. И насколько жестко эти люди могут держаться за приобретенное, выгрызенное у судьбы…

Будет слишком поздно, когда поймут.

Хлопнули дверцы машины, рядом с ним сел Мартин, с довольной улыбкой передал подписанные документы.

— Он там обделался от страха.

— Ничего, — равнодушно ответил Даниэль, просматривая бумаги, — дорога до Парижа длинная. Пока дойдет, высохнет.

Мартин коротко рассмеялся, приказал водителю трогать.

Позади них посветила фарами еще одна машина, взревел мотор, хлестнули из-под колес комья земли, и через мгновение на поле уже никого не было, кроме одиноко стоявшего у края обрыва бывшего банкира.

— В заведение? Есть охота, — предложил Мартин, — отметим?

— Нет. По домам. — Даниэль не видел повода что-либо отмечать, — что по Аннет?

— Все то же, — нахмурился Мартин, — она села в Шербуре на корабль, сейчас как раз где-то посреди океана должна быть.

— Это я уже с утра от тебя слышал. Того, кто ей помогал, нашли?

— Да, но пока его не достать.

Даниэль покосился на Мартина, ожидая продолжения.

— Там… Он сейчас в пригороде, в имении графа де Вексена… Жена графа, похоже, его любовница. Вытащить можно, но там охрана, полно народу, а сам граф помешан на безопасности…

— Граф тоже в имении? — усмехнулся Даниэль.

— Да. Они все там… Будет громко, если тащить.

— А поговорить?

— Он не выходит из имения. Даже из дома, похоже, нечасто выползает.

— Интересная семья.

— Аристократия, чтоб ее…

— Вытащи его оттуда. Мне плевать, как. И быстро.

— Понял.

— И ко мне. Сильно не бить.

— Понял.

— Как называется корыто, на которое она села?

— «Титаник».

— Выясни, когда прибывает в Америку, и куда.

— Через три дня, в Нью Йорк.

— Возьми билеты на пятерых в Нью Йорк.

— Но Дикий…

— Все.

Мартин замолчал, отвернулся к окну. Ну и зубом цыкнул огорченно, не сдержался. Даниэль не среагировал, прощая своему давнему другу эту вольность. С Мартином они вместе мерзли на улицах Парижа, вместе убегали от фликов, вместе поднимались в банде. И теперь у него не было человека вернее.

Даниэль знал, что Мартин не одобрял его связь в Аннет. Казалось бы, какое дело до чужой женщины?

Тем более, что сам Даниэль никак не распространялся о своем особенном отношении к бабочке.

Но Мартин, похоже, просто чувствовал, что, при необходимости, при угрозе белокурой балерине, его друг, месье Легран, моментально скинет маску благопристойного буржуа и превратится в того самого Дикого Даниэля, именем которого все еще пугают детей в Париже.

А, учитывая изменения в их положении и выход большинства членов банды на правильную, законную дорогу, это будет катастрофой.

И вот сейчас Мартин как раз имел все шансы убедиться в правильности своих наблюдений.

Возражать Даниэлю, когда он в таком состоянии, было себе дороже, а потому Мартин просто молчал, прикидывая, кого из проверенных людей с собой брать в путешествие.

За летучей балериной, чтоб ее черти в океане утопили.

Для всех это было бы лучшим выходом.

В особняке Даниэль по привычке сразу прошел в спальню, глянул на пустовавшую банкетку у окна.

Скрипнул зубами, ударил кулаком в косяк, только теперь позволив себе сорваться.

Новость о том, что его бабочка улетела на другой край света, он получил утром.

В присутствии своих людей.

И один Бог знает, каких сил ему стоило сдержаться!

Всю эту проклятую неделю он искал ее везде, во всех направлениях! Проверялись все ее связи, даже в Лондон, где сейчас как раз выступала труппа Дягилева, были отправлены люди, чтоб досконально проверить. Мысль, что бабочке помог кто-то из бывших любовников, что она уехала не одна, убивала.

Все внутри вымораживала до тонкой прозрачной оболочки. Тронь — и осыплется холодными острыми иглами. И всех вокруг выкосит.

Проверяли ее семью, ее отца и мать, бывшего жениха, бывшего предполагаемого любовника, постановщика балета, который давно уже уехал в холодную Россию.

Весь Старый Свет Даниэль прочесал за неделю. Благо, у него были связи, деньги и возможности. А еще прекрасные изобретения — телефон и телеграф. Последний был нужен там, куда еще не провели телефонную связь.

И только одного Даниэль не мог предусмотреть.

Того, что его бабочка упорхнет в Новый Свет.

Одна? С любовником? Кто сейчас вместе с ней смотрит на красный закат? Кто обнимает ее? Кто ее…

Он, не выдержав, опять всадил кулак в косяк, достал пачку из кармана, щелкнул зажигалкой.

И сполз по стене вниз, не отводя взгляда от пустой банкетки у окна.

Почему она сбежала? Чего ей не хватало? Он же… Он же все для нее делал? Все!

Внутри все настолько тесно сжалось в комок, что было трудно дышать. И думать.

Он откинул голову назад, несколько раз приложился затылком о стену, пытаясь одной болью выбить другую.

Черт!

Он был так близок… Так близок, черт возьми!!!

У него было все!!! Все, что ему надо!

А теперь… Теперь ничего не интересно.

Ни успехи в делах, ни переход в новую, благополучную и легальную жизнь… Ничего не нужно.

Без нее.

Его бабочка где-то там летает… Радует кого-то взмахом своих крыльев.

А его бросила, как ненужный кокон. Вырвалась.

Среди ночи Даниэль почувствовал, что задыхается. Даже не так. Будто он под толщей воды и идет стремительно на дно.

Однажды, в далеком детстве, он тонул и помнил, как это происходит.

Как удаляется от тебя солнце, и ты какое-то время удивленно смотришь на него сквозь слои воды.

Как спирает грудь от невозможности сделать вдох.

Как темнеет в глазах…

И сердце заходится диким стуком, словно пытаясь восполнить потерю воздуха.

Он проснулся, рывком сел на кровати и долгие минуты не мог нормально вздохнуть. Будто побывал под водой сейчас.

В груди болело, сердце стучало дико и беспорядочно.

И в глазах было темно.

Он долго не мог зажечь спичку, руки дрожали, долго не мог сделать первый вдох.

Минуты шли, но спокойствия после дикого дурного сна не наступало.

В итоге он сбежал вниз, в кабинет, и, включив свет, принялся занимать себя делами. Опять изучать документы из банка, решать, как поступить с оставшимися партнерами, чтоб выкупить их несущественные, но все же имеющиеся доли… Прикидывал, с кем можно будет связаться в Новом Свете. Там он никого не знал, ехал наобум, но не сомневался, что нужные знакомства заведет быстро…

В общем, делал все, чтоб забыть про то дикое тревожное ощущение внутри, так и не дававшее ему покоя.

А утром Мартин, мрачный, как туча, принес свежие газеты.

На первой полосе сообщалось, что непотопляемый «Титаник» затонул.