Моя. Я так решил

Мария Зайцева, 2022

– Уходи. Я разберусь без тебя, – Эвита смотрит своими чистыми, ангельскими глазами, и никогда не скажешь, какой дьяволенок скрывается за этими нежными озерами. Упертый дьяволенок. – И с этим? – киваю на плоский живот, и Эва машинально прижимает руку к нему. А я сжимаю зубы, вспоминая точно такой же жест… Другой женщины. – И с этим. Упрямая зараза. – Нет. – Стараюсь говорить ровно, размеренно, так, чтоб сразу дошло. – Ты – моя. Он, – киваю на живот, – мой. Решать буду я. – Да с чего ты взял, что я – твоя? – шипит она, показывая свою истинную натуру. И это мне нравится больше невинной ангельской внешности. Торкает сильнее. Потому и отвечаю коротко: – Моя. Я так решил. В книге присутствует нецензурная брань!

Глава 2

— Ты как?

Ангел, вполне нормально, без акцента, говорящий на русском… Достали меня, значит, ножом вчера все-таки…

Разговаривать бесполезно, да и опасно, если честно. Рот открывать страшно. Чего-то ощущение, что вода, которую только что выпил, там не приживается…

Потому сжимаю губы и киваю. Норм, то есть.

— Ну хорошо… — ангел садится ближе, несмело трогает за лицо, озабоченно хмурит четко очерченные брови, поджимает губы. Тоже красивые. Вообще, ничего такой ангел… Залипательный… Интересно, а они бесполые? Ангелы эти? Ну, в религии вроде так… Если правда, то жаль… Потеря потерь…

И о чем я сейчас думаю, интересно?

Поспешно сворачиваю мысли с ненужного совершенно направления на нужное.

Ангел касается тонкими пальцами лица, и от этого кайфово. Ловлю себя на желании подставиться, словно кот, под ласку.

Нехило шандарахнули меня, похоже…

— Ты, вроде, в порядке… Ничего не сломано… — а осмотр-то очень даже профессиональный…

— Я в больнице?

Ох, бля! Это мой голос, что ли?

Ангел отшатывается и бледнеет еще больше. Оно и неудивительно, таким утробным рыком запоздалых путников на кладбище пугать… Или зомбаков в «Ходячих» озвучивать…

Затыкаюсь, кашляю натужно, пью еще отвратной воды из железной кружки.

Ну давай, Коняшка ты гребанный, приходи в себя уже! Ежу понятно, что не в раю ты! Хоть и с ангелом, которого еще требуется разъяснить, кстати…

Между тем, получаю ответ на свой вопрос:

— Нет.

Информативно.

Ладно, сделаем усилие.

— А где?

— Не знаю.

Очень информативно.

Сажусь, отдуваюсь, с радостью ощущая, как башка перестает кружиться. Да и живот успокаивается. Вроде.

— Воды еще дай.

Ангел ползет к большому грязному ведру, стоящему в углу… камеры? Комнаты? Хлева? Скорее, последнее. Но ладно. Разъясним. На моих глазах зачерпывает кружкой из этого ведра воду и передает мне.

Ладно. Ладно. Не думаем, какие микро и не микроорганизмы водятся в этом ведре в здешнем климате. В конце концов, если чего внутри заведется, современные средства работают на раз… Спросите, откуда знаю? А вот не скажу. Тайна это моя. Тщательно оберегаемая, в глубинах памяти навсегда закопанная. Ну, а если серьезно… Как-то раз, в одной дружественной африканской стране один молодой придурастый военкор, думающий, что он — прямо суперкоммандос… А дальше — то самое. Тайна.

Выпиваю до дна, с удивлением ощущая, что желудок вполне уже смирился со своей участью, а в голове — тоже наступает прояснение. И в глазах.

Осматриваюсь.

Хлев, да, последнее предположение было верным.

Грязища, зарешеченное низкое окно, лавка вдоль стены, на ней то самое ведро. А в другом углу — второе. Вот, похоже, мне и его надо использовать… Но как быть с соседкой?

Разворачиваюсь, разглядываю ангела. И удивленно хмыкаю.

Нихера себе… Ангел.

Не, что-то такое есть, конечно, не зря же с похмелья привиделось. Блонди, с короткими кудряшками, натуральными, по-моему, с огромными глазищами и тонкой шеей.

Лицо красивое, очень. Смотрится… Залипательно, да.

Наряд странный. Футболка серая, свободная, штаны карго серого тоже цвета, висящие на худой заднице мешковато. Кеды. Какие-то феньки на тонких запястьях.

На самом деле, с первого взгляда не отличишь — парень симпатичный или девчонка. Плоская, длинная, может, чуть ниже меня ростом, но в любом случае, для женщины высоковата.

Пока разглядываю, она щурится насмешливо и садится на лавку.

— Если надо в туалет, вот ведро.

Ого. То есть, няшу-скромняшу не будем стоить? Уже хорошо…

Встаю, покачавшись, словно журавль на ветру, ругаюсь сквозь зубы матерно, тоже не сильно заботясь о нежных ушах Ангела. Раз сама предложила воспользоваться ведром, то уж русский народный язык как-нибудь перетерпит.

Потом возвращаюсь обратно, с удивлением ощущая себя вполне живым.

Вот поразительное существо — человек. Мало ему надо для счастья. Попить, стравить давление в организме… Умыться бы еще…

— Эй… — так, с голосом надо что-то делать все же… Или он у меня теперь навсегда такой? Как у актера Ливанова… Бля-а-а-а… Кашляю, пробую еще раз, — эй… — в этот раз выходит неожиданно тонко.

Ангел, спокойно наблюдающая за мной со скамьи, приподнимает бровь, удивляясь метаморфозам моего голоса. Это еще что, малыш, ты не слышала, как дядя Боря умеет петь… Пожалуй, хорошо, что не слышала… Целее нервы будут…

— Та-а-ак… — это слово выходит вполне нормальным, кстати. Может, просто не стоит начинать с гласных букв? — Тебя как зовут?

— Ева…

— Ева… Евита… Эвита… Ты в курсе, что так звали жену президента Аргентины? — с каждым произнесенным словом голос становится все лучше. Практика — наше все, однако.

— Не-е-ет…

Голова внезапно кружится, и я падаю рядом с Эвитой на лавку. Выдыхаю шумно.

Бля, вот всегда я, даже в самой тупой ситуации умудряюсь нести отвлеченную хрень. Мася называет это «словесное недержание на нервной почве»… Судя по тому, что чуть было не начал просветительский блог из истории Аргентины, нервничаю я сильно.

Вовремя торможу себя, просто смотрю искоса на Эвиту и бормочу:

— Потерянное, блять, поколение… Тебе хоть восемнадцать есть?

— Есть, — шмыгает она, а огромные голубые глаза неожиданно наполняются слезами. Прямо, озера Канады… Чтоб она сгорела, сука… Но только после того, как моя Мася вернется обратно к родным березкам. И ко мне. Хрен с ним, пусть с мелкими, я их буду любить… Они же от Маси…

Осознав, что все еще порядком пьян, раз в башке такой бред бредовый крутится, тоскливо вздыхаю. Ладно. Не ко времени уныние. Надо выяснить ситуацию. И из нее выбраться. И доползти до «Шератона». И спать. Ноги моей больше в этих гребанных фавелах…

— Как ты здесь очутилась, Эвита?

— Я… — она горестно шмыгает носом, — я… По контракту приехала…

— По какому еще, бля, контракту?

Хотя, тут она может не говорить. Стандартная история. Ничего нового не услышу.

Но молчу, даю высказаться. Может, все-таки, что-то цепанет… Ну и про себя тоже интересно выяснить… Как-то же я тут оказался?

— По которому танцовщиц набирают…

Да, ничего нового… Зря надеялся.

— А я как сюда попал?

— Тебя сегодня ночью притащили… Те же люди, что меня… Сюда…

— Что говорили?

— Не знаю… Я не понимаю испанский…

— А как ты контракт подписывала-то?

— Он на русском был…

— Бля.

— Я же не знала! — неожиданно с обидой повышает она голос, — я не думала! Меня… девочка пригласила, мы вместе выступали раньше! На спортивных танцах! Она говорила, что все легально, будут селить вместе, охранять, возить на работу, следить, чтоб никто ничего…

— Ну, практически, и не соврала…

— А они… паспорт… и вообще…

— Ясно. Ну что, Эвита, ждем развития событий тогда? — я усмехаюсь и неожиданно обнимаю ее за костлявые плечи, прижимаю к себе, утешая, — ничего… — глажу по спине, слушая, как она всхлипывает мне в футболку, — ничего… Прорвемся, да? Главное, выяснить, на кой хер им я…

— А я? — хлюпает она носом.

— Ну, а про тебя и так все ясно, Эвита ты глупая…

— Будут… заставлять…

— Будут, — вздыхаю я, — удивительно, что до сих пор не заставили… Или…

Она напрягается в моих руках, потом отрицательно водит носом по футболке.

— Нет… Я кусалась… Они меня назвали… как это… «гатито». И кинули сюда.

— Гатито? Ну, в принципе… Может, и так…

— А что это такое?

— Гатито — это котенок по испански. Значит, покупателя ищут. Который таких «гатито» любит. Или того, кто таким «гатито» когти вырвет…

Она крупно вздрагивает в моих руках, сопит жалобно. А я неожиданно сжимаю тонкие плечи сильнее и понимаю, что ее отсюда заберут только через мой труп. А, значит, с серьезными потерями…

Почему-то именно это ощущение доверчиво жмущейся ко мне Эвиты, дарит блаженное долгожданное спокойствие всему телу.

Нет, я по-прежнему очень усталый, пьяный и охерительно хуево себя ощущающий. Но это все — фон.

Главное, что внутри все спокойно. Так спокойно, как давным-давно не было…

Звук открываемой двери звучит неожиданно жестко.

Эвита вздрагивает в моих руках, а я разворачиваюсь, сразу закрывая ее спиной от взглядов вошедших…

Три мужика, которые заходят в комнату, вообще никак не отличаются от кучи тех, кого я видел еще вчера днем, в фавелах, и вообще, на улицах Байреса.

Только грязнее, наверно. И вонючее. Двое из них в такой же, как и у меня, полувоенной одежде, еще один — в цветной рубашке и золотых зубах.

Они осматривают нас, спокойно переговариваясь, словно скотину на рынке, того и гляди, зубы прикажут показать.

Я особо в испанском не рублю, но слова «мучачас», «клиенте» и «динеро пор аделантадо» вполне понятны.

Эвиту мою продали. И бабки уже получили. Суки.

— Так, Эва, — тихо командую я, — свали в окну.

— Не-е-е… — шепчет она, наоборот, вжимаясь в мою спину и всхлипывая, — я с тобой…

— Пошла! — рычу уже я, — мешаешь!

И встаю, улыбаясь грязным тварям и одновременно отпихивая Эвиту рукой в сторону окна.

— Хола… — здороваюсь я радостно, — комо эстас?

Судя по рожам, парни жутко удивлены, что гринго выспрашивает комо у них эстас. Мне это удивление прям на руку. Легонько качаюсь в сторону пришельцев, ощущаю за спиной движение. Надеюсь, Эвита послушалась меня и сейчас шустрит в район окна.

— Хабле эспаньол? — закономерно интересуются тот, что в рубашке, моими языковыми познаниями.

Ага, скорее всего, этот главный.

Начнем, помолясь?

— Нихуя, — коротко отвечаю ему, все так же радостно улыбаясь, и пока они морщат лбы, пытаясь опознать хорошее русское слово, делаю шаг и резко бью старшего прямо в усатую рожу.

Удар у меня всегда был нормальным, на тренировках хвалили. И усатый урод сполна это ощущает своей харей. Орет и валится на пол. Остальные тоже орут, правда, как-то заторможено, судя по мерзкой вони, нехило так приложились к местной курительной смеси, наркотику, который они тут все пользуют практически круглосуточно, и начинают лапать оружие. А оружия у придурков хватает, правда, не огнестрел, что странно.

Я тоже ору и падаю, в испуге. Аккурат на старшего, нечаянно попадаю ему в горло локтем, вытаскиваю из-за пояса какую-то длинную хуйню, типа мачете, но чуть покороче. Наверно, специальный нож для того, чтоб всяким гринго горло резать.

И… Мне не хватает секунды.

Буквально секунды, вот реально. Просто прихватить хрипящего и красного от нехватки воздуха старшего за горло, напугать двух оставшихся вероятностью быстрой смены командного состава, прикрыться вонючей тушкой, как щитом, и, прихватив Эвиту, свалить отсюда хотя бы на улицу. А там… Война план покажет.

В этот момент я не думаю дальше пары шагов, прекрасно понимая, что другого шанса может и не быть.

Главное сейчас — навести шорох, действуя максимально громко и быстро, а потом, пока все будут орать и бегать, раствориться в бесконечных переулках Вижьи. Договариваться с утырками смысла нет, они уважают только грубую силу. Твари.

Мне не хватает секунды на исполнение моего плана.

Один из сопровождающих главаря оказывается шустрее или менее обкурившимся. Успевает двинуть ногой по моей руке с мачете и отпихнуть от босса.

Я валюсь на бок, пытаясь успеть достать мачете до того, как до меня доберутся. Орет что-то от окна Эва, надеюсь, у нее хватит ума не соваться.

А второй утырок бьет меня ногой в живот, сразу вышибая дух.

Ну а затем уже дело техники.

Привычно закрываю все жизненно важные органы, пока меня лупят ногами, матеря по-испански, скриплю зубами, когда вытаскивают из комнаты Эвиту. Она кричит и плачет, обкладывает тварей вполне рабоче-крестьянским матом, брыкается, но затем затихает. Судя по всему, ее успокаивают оплеухой.

Бессильно закрываю ладонями голову, скручиваюсь в клубок. И пережидаю. Ничего. Не прибьют до смерти. Я им нужен зачем-то. Значит, сейчас накажут и свалят. А я… А я найду выход.

Вскоре твари выдыхаются, и, еще пару раз профилактически съездив мне по ребрам, выходят, с грохотом закрывая дверь.

Лежу пару минут, восстанавливая дыхание, затем начинаю шевелиться… Так… Руки-ноги в норме. Синие, конечно, от ударов, но функционируют, это уже хорошо. Жизненно важные органы не пострадали… Опыт, сука, не пропьешь… Как-то, в одной далекой и очень дружелюбной к белым африканской стране… Да ладно, хер с ним.

Выбирался и из большей жопы, так что сейчас тоже смогу.

Главное, Эвиту вытащить…

Прикидываю, что со времени закрытия двери прошло минут пять-десять. Не должны успеть с ней за это время что-то сделать.

Если я верно понял их грязный испанский, то они нашли любителя на русские кусачие кости.

И этот любитель уже на месте. Эвиту потащат к нему. Но, может, помоют для начала? Или нет? В любом случае, урод этот в здании, а, значит, мне очень сильно нужно выбраться отсюда. Очень, сука, сильно…

И быстро, главное…

Чтоб Эвита не успела напугаться…

Так. Ведро. Пластиковое. И одно, и второе. Блядский век ширпотреба! Ладно, ладно.

Кружу по камере, словно зверь по клетке, взгляд мечется по стенам. Замок на двери обычный, не засов снаружи, просто ключ. И это хорошо, что они такие распиздяи, привыкшие воевать с испуганными туристами и беспомощными бабами. Хорошо.

Ремень даже не отобрали, идиоты. Отлично.

Лучше было бы, если б ведро было железным, тогда отломал бы дужку и в легкую открыл дверь. Но ничего, ремень тоже пойдет. Стаскиваю его, разглядываю язычок. Норм.

Подхожу к двери, прислушиваюсь.

Вроде, никого. Неужели, настолько наивные, что даже не выставили охрану?

Бля, латиносы, что с них возьмешь… Разболтанные до безобразия. Стоял у нас как-то неподалеку натовский гарнизон… А, ладно.

Замок открывается легко, вот только щелчок слишком громкий. Замираю, не делая попыток распахнуть дверь и выйти. Машинально наматываю ремень на кулак.

В башке — полная ясность и гнев. Даже дышать становится легче, а ведь первую минуту после драки думал, что сломали, нахер, ребра. Но нет, обошлось.

За дверью никто не шевелится. Отлично.

Выглядываю осторожненько.

Никого.

Да они ебанулись! Даже как-то обидно…

Разворачиваюсь обратно, фиксирую ремень в кулаке, чтоб не разматывался, а второй рукой прихватываю ведро, которое не так давно использовал по прямому назначению. Пригодится.

Жаль, кепарик мой мягонький, солдатом армии одного из наиболее вероятных противников подаренный, куда-то делся… Он мне был дорог, как память.

Но ничего. Ничего.

Сейчас главное — найти Эвиту. А все остальное… Ну, война план — и так далее.

Наклоняю лицо вниз, сжимаю ведро, иду себе, спокойно, типа, по делам, а сам чутко прислушиваюсь. У них тут такой бардак, что вряд ли Эвиту утащили далеко. Я надеюсь. Потому что, если далеко… сука, могу и не успеть.

Навстречу топают двое местных, одетых, что характерно, тоже практически, как и я: в зеленые карго и майку военного образца.

Наклоняюсь еще ниже, отвожу одну руку, ту, что с ремнем, за спину, а вторую на расслабоне мотаю. Нет, я не думаю, что они меня пропустят, все же, рожа незнакомая. Начнут спрашивать, а я, кроме мучачо и буэнос диас — нихуя не знаю.

Потому надо просто опередить. И сделать это тихо, чтоб больше фора была для поиска Эвиты.

Парочка предсказуемо тормозит, начинает что-то спрашивать.

Я, не вступая в переговоры, резко обдаю из ведра одного из латиносов и, не дожидаясь, пока он прочихается от подарка, бью второго ногой в живот. А затем и первого, уже вполне осознавшего, чем таким едким его угостили, тоже ботинком. По роже. Он как раз удачно склоняется, растирая рожу и матерясь по своему.

В целом, получается быстро, но громко. А значит, надо торопиться. Морщась от брезгливости, обшариваю оба бесчувственных тела и разживаюсь ножами и огнестрелом. Старым, как говно мамонта, револьвером.

Не осматриваю, сую в карман, надеясь, что это дерьмо не разорвется у меня в штанах. А то как-то глупо получится…

Быстро топаю дальше, уже не шифруясь и прислушиваясь к звукам из-за каждой двери. И за одной реально слышу тихий женский вскрик, мужской стон, а затем что-то тяжело падает.

Сука, не успел!

Оглядываюсь, никого нет.

Резко рву ручку двери на себя. Они тут не бронированные нихуя, обычное ржавое железо со свалки. И замки старые.

Этот удается выломать мгновенно.

В полутьме вижу, как Эвита стоит на коленях и бьет ножом по неподвижно лежащему здоровенному мужику.

Движение у нее такое, жесткое, отточенное, я бы сказал.

Но, может, мне кажется, потому что она оглядывается на грохот, видит меня и роняет нож. Осматривает свои руки, затем лежащего перед ней мужика.

И шепчет:

— Убила… Я его убила…

Так, понятно, девка в трансе.

И работу за меня сделала, молоток. Вот что значит, славянка. Хер прижмешь, если не захочет.

Но времени для гордости за нацию нет, потому широко шагаю к Эвите, подхватываю ее за локти, поднимаю.

Она смотрит на меня безумными огромными глазами, и все шепчет: «Убила, убила, убила…».