Право первой ночи. Свобода за любовь

Мария Геррер, 2022

Я не спала. Лежала на скомканных шелковых простынях и смотрела в потолок. В спальне тихо. Я словно умерла. Никаких чувств. Нет ни злости, ни обиды. Это придет позже. А пока в душе пустота и холод. Он лежал рядом. Сильный, безумно сексуальный, опасный. Тот, кто смог разбудить во мне потаенные желания. Темные, жгучие и такие порочные. Я буду ненавидеть себя за это всю жизнь. Меня отдал ему муж в первую брачную ночь. Отдал как вещь, как рабыню. Потому что так захотел всемогущий Дмитрий Рудницкий.

Глава 9. Лидия

Рудницкий-старший больше не позволял себе ничего лишнего. Я для него стала просто прислугой, и это радовало.

Поставила систему, посидела рядом с пациентом. Павел Игоревич задал несколько вопросов о побочном действии лекарств. Насколько это вредно, возможна ли аллергия? Рассказала, успокоила. Не будет от витаминов побочных эффектов. Не в его случае. И аллергии не будет.

— Надеюсь, это правда, — бывший депутат поудобнее устроился на постели и закрыл глаза. — Не люблю, когда мне врут.

До окончания процедуры оставалось минут пять, когда в комнату без стука вошел Дмитрий.

— Рад видеть вас, — очаровательно улыбнулся он. — У вас есть это симпатичная штучка, что врачи вешают на шею и потом слушают ею пациента? Дышите-не дышите, покашляйте и прочее?

— Стетоскоп? Есть конечно.

— Отлично. Когда закончите с моим отцом, послушайте меня.

— Она обслуживает меня, — Рудницкий-старший открыл глаза. — Не мешай делать процедуры.

— Я тоже могу стать вашим пациентом, — заметил Дмитрий. — У меня что-то давит сердце.

— По бабам надо меньше шляться, — пробубнил его отец.

— Так возраст позволяет, — парировал Дмитрий.

— Заплати, и она вся твоя, — небрежно кивнул в мою сторону Павел Игоревич.

Опять началось! Я резко поднялась.

— Чего вскочили? — расхохотался Рудницкий-старший. — Пусть заплатит за услуги врача и можете его слушать и осматривать. И пусть заплатит через кассу, все как положено. А вы о чем подумали?

Я почувствовала, как предательски краснеют мои щеки и шея.

Дмитрий тоже расплылся в улыбке.

— Да ладно, отец. Один раз можно и без кассы. А то вдруг у меня инфаркт? Так послушаете или позволите умереть в расцвете лет? — обратился он ко мне. — Тогда моя смерть будет на вашей совести.

Он шутил, а я не знала, как вести себя.

— Да послушайте вы его, разрешаю, — милостиво махнул рукой Павел Игоревич.

— Хорошо, как закончится процедура схожу за стетоскопом.

— Не в моей спальне, — заметил пациент. — У него есть своя комната.

Идти туда я не собиралась. И Дмитрий это понял. Он снова улыбнулся мне.

— Гостиная подойдет?

— Да, — я выдернула иглу, смазала ранку на руке Павла Игоревича спиртом.

Слушать Дмитрия мне совсем не хотелось. Но подобных пациентов надо ублажать.

Сходила за стетоскопом. Дмитрий сидел на диване у окна и медленно расстегивал рубашку. Его длинные аристократические пальцы касались пуговок безумно эротично. Это напомнило мне мужской стриптиз. Я поспешно отвела взгляд.

Дмитрий поднялся с дивана и сбросил рубашку.

— Давно болит сердце? — спросила я.

— Три дня. Давит и сильные перебои.

Я прижала серебристую мембрану стетоскопа к его груди. Рельефные мышцы как камень, атлетическая фигура, широкие плечи, сильные руки. Почему я думаю об этом, почему волнуюсь, прикасаясь к прохладной загорелой коже? Он всего лишь пациент.

Сердец Дмитрия билось гулко, неровно. Но шумов я не услышала.

— Повернитесь спиной, — попросила его.

Спину пересекало несколько шрамов. Они давно зарубцевались. Никогда прежде не видела таких. Словно рубанули чем-то узким. Не саблей же? Провела рукой по одному из них.

— Не беспокоят? Можно убрать. Будет почти не заметно.

От чего они образовались? Спортивная травма? Или результат автокатастрофы? Нет, не похоже.

— Не стоит. Мой дорогой папа много лет назад оставил эти метки. Я храню их на память о его трепетной любви ко мне. Это следы от каминной кочерги.

Невольно вздрогнула. От кочерги? Это страшно. И очень больно. Безумно больно. За что отец так поступил со своим сыном? Что такого ужасного мог совершить Дмитрий?

— Вы испуганы? У вас вздрогнули пальцы. Я почувствовал это.

— Немного, — призналась я. — Жестокость всегда пугает.

— Отец до сих пор уверен, что был прав.

Я снова взялась за стетоскоп. Теперь сердце Дмитрия стучало как бешеное.

— Можете одеваться. Простите, мне не следовало говорить об этом.

— Ну почему же, — Дмитрий накинул на себя рубашку. Он смотрел задумчиво и отрешенно. — Мне было четырнадцать. Отец поднял руку на маму. Я пытался ее защитить. И у меня получилось, — он словно очнулся и улыбнулся мне. — С тех пор отец ни ее, ни меня не трогал.

— Очень смелый поступок для подростка.

— Мама тоже так сказала.

Как можно после подобного продолжать общаться с отцом? Мне не понять.

Конечно, Дмитрий ненавидит отца. Не удивительно, что он так дерзко ведет себя с Павлом Игоревичем.

— Я не услышала ничего патологического, — повесила стетоскоп на шею. — Да, перебои есть. Но не думаю, что это опасно. Однако я не кардиолог. Вам лучше обратиться за консультацией к узкому специалисту.

— Вы же отлично понимаете, отчего эти перебои, — усмехнулся Дмитрий. Он подошел ко мне и коснулся стетоскопа. — Каюсь — мне немного захотелось повалять дурака. Вы меня волнуете, и я ничего не могу с этим поделать. Ну что, продолжим традицию, выпьем чаю?

— Нет, — категорично отказалась я. Нет никакой традиции. И не будет, может даже не мечтать. — Мне надо в клинику.

Дура, беспросветная дура! Могла бы и сама догадаться, что он просто играет со мной. Нельзя быть до такой степени наивной.

— Обиделись?

— Нет, — я прошла мимо него. — Но к кардиологу все-таки сходите.

— Волнуетесь за меня?

Ничего не ответила, вышла и плотно закрыла за собой дверь.

Дмитрий — редкий нахал. Но про отца он точно не врал. Столько боли было в его взгляде! Жестокий человек Павел Игоревич. Это видно сразу. Жестокий и страшный. Так зверски избить сына-подростка! Он же мог просто убить его!

Странные отношения в этой семье. Любви тут точно нет. Отец и сын с трудом терпят друг друга. Молодая жена вряд ли любит мужа-старика. Зависит от него, наверняка пользуется его деньгами. И скорее всего ждет, когда овдовеет.

В семье трое маленьких дочерей, но я ни разу их не видела. Даже не слышала детского смеха. Хотя, чего удивляться, квартира огромная. Видимо, сидят с няньками, как и положено у состоятельных родителей. Может, хоть они искренне любят маму и папу?

Нет, такого богатства мне даром не надо. Ненависть витает в этом доме. Нет тут уюта, несмотря на роскошь, нет тепла.

Ехала в клинику и продолжала думать о Дмитрии. Странный человек. Есть в нем что-то благородное. Защитил мать, не побоялся. Но сколько в нем порочного, низменного, пугающего. Как он нагло обнимал меня в лифте. И ему было совершенно безразлично, что мне это неприятно…

А мне было неприятно? Не вру ли я сама себе?

Дмитрий смотрит на меня так, как не смотрел ни один мужчина. Даже Ян. В его глазах я вижу порок и страсть, неприкрытое любопытство и… жалость? С чего бы ему меня жалеть?

Слишком много думаю об этом плейбое. Мои мысли снова и снова возвращаются к нему. Меня словно тянет магнитом. Надо немедленно положить этому конец.

Я глубоко вздохнула. Все, забыла и больше не вспоминаю. Это неправильно, у меня есть Ян, а я думаю о другом мужчине.

Звякнула СМСка. Номер незнакомый. Не читаю СМСки от посторонних людей. Но эту почему-то открыла.

«Не хотел обидеть, правда».

Ничего не ответила. Я знала, от кого она, поэтому и прочитала. И даже догадывалась, что в ней.

Сохранила номер — «Рудницкий Дмитрий». Зачем? Хотела удалить, но не стала. Я же не буду звонить ему. Но мало ли… Вдруг понадобиться…

Интересно, откуда он взял мой номер? Наверное, в клинике дали его отцу. Чтобы при необходимости меня вызвать.

От неожиданного звонка я вздрогнул, как от удара. На этот раз звонил Ян.

— Вечером едем к моим родителям, — ошарашил он меня. — Нас ждут в семь.

Вот уж куда я совсем не хотела ехать сегодня. Но надо привыкать к общению с ними. И налаживать отношения.

— Да, хорошо.

— В обед купи торт к чаю и миндальные сухарики. Мама их очень любит. Я за тобой заеду.

* * *

Ксения Владимировна сегодня отнеслась ко мне более благосклонно. Она похвалила торт, сказала мне пару комплиментов и поблагодарила за сухарики. Петр Федорович был, как всегда, немногословен.

Сидели на открытой террасе, пили чай, говорили о предстоящей свадьбе. Мама Яна давала советы, я со всем соглашалась. Меня устроит все, что она предложит. Лишь бы все были довольны.

Сегодняшняя встреча прошла просто замечательно. Ксения Валерьевна почти не говорила колкостей. Я их пропускала мимо ушей и старалась не обращать на такую ерунду внимания. Ян остался доволен проведенным вечером.

Начался теплый дождь, он согнал нас с веранды.

— Нам пора, — Ян поцеловал маму в щеку.

Дождь потоками стекал с лобового стекла. Тихая музыка заполняла салон автомобиля.

— Видишь, когда ты следишь за собой, то и проблем нет. Мама довольна, отец тоже.

Я едва не огрызнулась, но вовремя остановилась. Зачем раздувать конфликт на ровном месте?

Поздно вечером в дверь позвонили.

Курьер принес огромный букет алых роз и большую коробку бельгийского шоколада. Именно таким меня угощал Дмитрий.

— От кого это? — удивился Ян, расписываясь в квитанции.

— Как написано, от благодарного пациента, — заглянул в записи курьер.

— Интересно, откуда он знает твой адрес? — подозрительно сощурился в мою сторону Ян.

— Заказ был на клинику «Авиценна». Но меня перенаправили сюда. Сказали, им не положено хранить подобные подарки, — курьер ждал чаевых. Но зря.

— Спасибо, — Ян захлопнул дверь. — Что за пациент? — резко повернулся он ко мне.

— Не знаю, — соврала я. — Записка не приложена.

Конечно, от Дмитрия. Кто еще может до такого додуматься?

По-хорошему, надо вернуть букет. Но Ян может закатить скандал. А мне сейчас этого совсем не хочется.

— Поставь чайник, я буду работать, — Ян прошел в комнату и включил ноутбук. — Мне сегодня без сахара, но покрепче.

Заварила чай и принесла ему бокал. Ян распаковал металлическую коробку.

— Отличные конфеты, присоединяйся, — кивнул мне на стул. — А что себе чаю не налила? — проявил он заботу обо мне.

— Пока не хочу. Хорошо посидели у твоих родителей, я сыта.

— Да, вечер прошел отлично, — он уткнулся в экран. — Работу прислали, надо до утра подправить.

Я вернулась на кухню, поставила в вазу букет. Розы пахли сладостью и пороком. На алых бархатных лепестках дрожали капельки дождя. Он все еще шумел за окном.

Звякнула СМСка. Покосилась на открытую дверь в комнату. Ян ничего не услышал, он был поглощен работой.

«Простите». Снова не ответила. Думаю, Дмитрий и не ждал ответа.