Когда ты станешь моей. Книга 1

Мария Высоцкая, 2019

Вы верите в дружбу между мужчиной и женщиной? Они верили, верили до тех пор, пока жизнь не закрутила их в свой коварный водоворот событий. Когда не ясно, кто друг, а кто враг, когда страсть затуманивает разум, а ненависть диктует коварные планы. Судьбы бьются, словно тонкий хрусталь, а сердца трещат по швам, именно в такие моменты решения становятся жёсткими, порой необдуманными, и предательство кажется закономерным. Дилогия. 90-е годы, криминал. Содержит нецензурную брань.

Глава 2

Дембель как-то неожиданно стукнул обухом по голове, я его ждал, а теперь не верил, что все кончено. Когда дни кажутся затянутыми и бесконечными, сложно осознать, что соленый ветер свободы уже дует тебе в лицо.

Городской вокзал не вызвал каких-то особых чувств, но дышалось легче. Мышцы расслабились, захотелось вдохнуть полной грудью. Серость и мрачность небольшого провинциального города больше не отталкивала, все казалось живым и правильным.

Перекинув рюкзак через плечо, прикурил сигарету, которую мы с Малышевым завернули еще в поезде, и двинулся к автобусной остановке, лишь боковым зрением замечая какую-то непонятную возню за углом.

Пара пацанов в спортивках без зазрения совести били мальчишку. С расстояния невозможно понять, сколько ему, но он явно уступал им в физическом развитии. Можно было пройти мимо, не обращать внимания, а можно…

Шаг по направлению драки, и вот нож уже выбит из руки того, кто с ехидной усмешкой двинулся в мою сторону, с садистским желанием вспороть горло. Небольшая потасовка, напоминающая детский утренник. За два года я неплохо натаскался в рукопашке, поэтому вколотить в землю пару идиотов не составило труда, главное, чтобы из-за угла в самый неподходящий момент не вышел третий.

Отряхнув ладони, протягиваю руку этому бедолаге, забившемуся в угол.

— Спасибо.

Парниша стирает рукавом кровь с лица, которая вмиг выступает вновь, в момент, когда я замечаю свой некогда голубой берет, он медленно становится коричневого оттенка, утопая в луже у самых ног. Касаюсь голой головы, стискивая зубы. Это злит, но не настолько, чтобы психануть.

— Козлы, — вытаскиваю его из воды, тряхнув в воздухе. — Не за что, — взгляд на мальчишку, усмешка и вновь подожженная сигарета. — Чего хотели?

— Не знаю, — отряхивает джинсы, — Влад, — протягивает руку.

— Саня, — зажимаю сигарету в зубах, отвечая на рукопожатие.

— Чего здесь забыл?

Шмотки у него явно из загранки, поэтому вопрос, как он тут оказался, очень и очень актуален.

— Гулял.

Я не успеваю что-то сказать и вообще подумать, прежде чем за спиной проносится черная тачка, она тормозит с мерзким скрипом, и бугай, вывалившийся оттуда, бежит в нашем направлении.

— За тобой?

— За мной, — кивает Влад.

— Владик, какого х*я? — матерится, видя два валяющихся тела рядом. — Твой отец мне яйца отрежет и собакам скормит.

— Все у меня нормально, — отмахнувшись, закатывает глаза и идет к тачке.

— Это кто? — почти тычет своим кривым пальцем мне в грудь, пробуждая желание эти самые пальцы ему переломать.

— Рембо. Поехали, Василек, у меня и так вся рожа болит.

— Это звери были?

— Зайчики. Не знаю я…

Смотрю им вслед, вникая в разговор, правда, ничего полезного для себя не извлекаю. Пока я не знаю, что в городе уже произошли изменения и все начало закручиваться, как тот волчок. Я, как никто, прочувствую эти изменения на собственной шкуре, чуть позже, а пока, не задумываясь о произошедшем и последствиях, медленным, но твердым шагом возвращаюсь на остановку дожидаться своего автобуса.

Оказывается, родной двор, в центре которого песочница и играющие в ней дети, за это время ни капли не изменился. Все осталось прежним, окна нашей квартиры на третьем этаже все так же выкрашены белой краской, а в Людкиной комнате к стеклу наклеены снежинки, хотя на улице лето.

— Саша?

За спиной знакомый звонкий голос, оборачиваюсь, видя перед собой Марину, а лямка рюкзака как-то сама соскальзывает с плеча, вынуждая того упасть на землю. Подтягиваю вещи к сапогу, а сам неотрывно смотрю ей в глаза. Мариша стоит напротив, очень близко, прижимая к груди сумочку на тоненьком ремешке, на согнутом локте висит тряпочный пакет. На ней красное приталенное платье длиной чуть выше колена и бежевые туфли-лодочки.

Пухлые губы изгибаются в улыбке. Черные пушистые ресницы становятся влажными, но она быстро берет себя в руки, слегка пошатнувшись, но решив остаться на месте.

— Баженова, — подаюсь вперед, в каком-то бешеном порыве притягивая ее к себе.

Маринка звонко смеется, обхватывая мою шею ладонями, прижимается слишком тесно. Сглатываю, вдыхая аромат ее волос, время словно замирает.

— Привет, — прикусывает нижнюю губу, — Доронин, это на самом деле ты? — говорит быстро и сбивчиво, но я все понимаю.

Ловлю каждое ее слово.

— Я, — отстраняюсь, пробегая глазами по ее фигуре. — Ты красотка!

— Спасибо за комплимент.

— Сегодня с ребятами соберемся, придешь?

— О, Анфиска давно строит планы на твое возвращение. Люда ей сказала, что ты приезжаешь.

— Не удивила.

— А я, — улыбается, хлопнув длинными ресницами, — я подумаю.

— Помочь? — смотрю на пакет.

— Там только платье, сама справлюсь, — разворачивается и, стуча каблучками, направляется в соседний двор.

Смотрю вслед ее изящной фигуре, чувствуя прилив возбуждения и порабощающей нежности. Но вместе с тем я отчетливо вижу, что она изменилась, и эти перемены вовсе не касаются внешности.

Моргнув, разворачиваюсь в направлении нашего подъезда и, дойдя до двери, рывком притягиваю ее к себе, перешагивая высокий порог. Каблук кирзовых сапог стукнул о бетонный пол. Проскакивая через две ступеньки, поднимаюсь в квартиру, нажимая кнопку звонка.

Мама, вышедшая на площадку, замирает с приоткрытым ртом, хватая воздух. Вижу, как по ее щекам медленно стекают кристаллики слез, обнимаю.

— Сашка, — через тяжелый всхлип, — Саша, — ее пальцы хватко вцепляются в мои предплечья, сминая в ладошках форменный материал.