Когда ты станешь моей. Книга 1

Мария Высоцкая, 2019

Вы верите в дружбу между мужчиной и женщиной? Они верили, верили до тех пор, пока жизнь не закрутила их в свой коварный водоворот событий. Когда не ясно, кто друг, а кто враг, когда страсть затуманивает разум, а ненависть диктует коварные планы. Судьбы бьются, словно тонкий хрусталь, а сердца трещат по швам, именно в такие моменты решения становятся жёсткими, порой необдуманными, и предательство кажется закономерным. Дилогия. 90-е годы, криминал. Содержит нецензурную брань.

Глава 10

Агония. Тело погрязло в агонии и нестерпимой боли. Кровь заполонила все пространство, я почти не вижу и ничего не слышу. Только глухие отголоски где-то на задворках сознания. Ледяная вода, выплеснутая на мою голову, отрезвляет, я не ориентируюсь в пространстве, но некоторые чувства ко мне возвращаются, а боль становится сильнее.

Прикрываю глаза, втягивая воздух.

— Еще плесни, — этот голос, опять он.

Вода стекает по телу, я и подаюсь вперед, ощущая режущую боль в запястьях. Наручники, которыми я распят, стоя на коленях, впиваются в кожу до костей. Кромсают мясо металлом, врезаясь от каждого движения все сильнее. Сжимаю — разжимаю пальцы, смотря перед собой помутненным взглядом.

Напротив, вроде и близко, а вроде и далеко, стоит кресло. Из кресла раздается голос. Я не помню лица и уже не могу его разглядеть, но знаю этот голос, он преследует меня все это время. Все время, что я хлебал собственную кровь, он был рядом.

— С тем, что ты убил моего человека, мы разобрались. Приступим ко второму, — он говорит медленно и даже лениво. — Кто помог тебе уйти?

— Я сам.

— Не-е-ет! Машина, там была машина, — протягивает, испытывая удовольствие от всего происходящего.

— Я был…о…дин, — на выдохе.

— Плохо, — качает головой, — очень плохо. А я хотел по-хорошему, — вздох, — топи баню, Гризли, — хлопает в ладоши, — пора очиститься.

Сглатываю, понимая, что все только начинается, они не готовы просто убить. Им нужно зрелище и информация. Я должен сдать им Лукьяна. Чтобы спокойно сдохнуть, я должен подставить и его голову тоже.

Слышу голос вне комнаты, он громкий, надрывный. Дверь распахивается, в ушах стук каблуков, а я не могу разлепить веки.

— Он спас твоего сына! — Людкин голос врывается в мое сознание. — Когда Василек потерял мальчишку, его поймали звери, и мой брат его спас! — она говорит громко, но спокойно.

Ее ледяной тон и ни разу не дрогнувший голос удивляют.

— Позови Влада.

— Пошла вон отсюда. Уберите ее.

— Позови Влада!

Люда не унимается, и ее начинают выводить.

— Если бы не он, ты бы похоронил мальчишку, слышишь, похоронил по частям. Ты знаешь, что бы они с ним сделали!

Звуки потасовки прекращаются. Открываю глаза, видя свою сестру, стоящую напротив Аккорда.

— Ты обязан ему, — указывает на меня ладонью, — жизнью сына.

— Откуда ты знаешь?

— Я была у Вилейкина, он мне рассказал, — касается его запястья, — Василек подтвердил, что так и было, он нашел Влада, когда мой брат всех отделал. А еще позавчера люди Зверя пришли с отверткой, их что-то спугнуло, но они обещали вернуться.

— Он выпотрошил Капу.

— Я знаю, — Люда опускает голову, проводя ладонями по лицу, — Яковлев не отдал мне компромат, даже не связался с отцом, — сглатывает, — я хотела спасти брата, хотела принести эти бумажки тебе. Я сделаю все, что ты захочешь, — ее губы дрожат, — отпусти его. Прошу тебя.

— Он убил моего человека, это не прощается.

— Он спас твоего сына, — подается вперед, — неужели это не ценно?

Аккорд громко втягивает воздух, поворачиваясь к двери.

— Василька ко мне в кабинет, живо.

Я вижу, как они уходят, они все. Дверь закрывается, а свет гаснет.

Не знаю, сколько я там нахожусь, час или несколько суток. Я то проваливаюсь куда-то далеко, чувствуя расслабление и отрешенность, то прихожу в себя, ощущая боль.

В одно из таких возвращений дверь распахивается, а свет, мгновенно раздражающий сетчатку, включается надо мной.

— Закрой глаза, — Людкин голос, — все закончилось, — она расстегивает наручники, — тебе помог Веня, слышишь? Его уже наказали.

— Он не… — губы пересохли и покрылись коркой.

Они трескаются, стоит мне хоть немного приоткрыть рот.

— Это был он, — с нажимом, — понял?

Киваю, либо же думаю, что киваю.

— Сейчас тебя отвезут в больницу, а после мы все обсудим.

Людкины пальцы касаются моего лица, и я слышу всхлип.

— Твой друг редкостная тварь, — сглатывает, — он просто тянул время. Нам никто не поможет, Сашка, никто кроме нас самих, — вытирает слезы. — Пока будешь в больнице, я скажу маме, что ты поехал к папе в Мурманск узнать насчет работы. И отцу позвоню, он поймет. Мама не должна ничего знать, она просто не сможет это пережить.

— Хо-ро-шо.

Это последнее, что я помню, перед тем как отключился. В себя прихожу уже в палате, с капельницей в руке. Люда сидит на диванчике по другую стену, поджав под себя ноги и накрывшись покрывалом. Спит.

Конец ознакомительного фрагмента.