Тёмные времена II. Искры черного пламени

Мария Владимировна Виноградова, 2015

Зло кроется в человеческих душах, и порой заметить гниль, тяжким недугом охватившую сердце, очень сложно. К чему может привести жажда мести и власти? Чем придется расплачиваться за желание взять судьбу в свои руки? Задача Темного императора проста – провести неофициальные переговоры с королем Светлых земель, связанные с рядом провокаций на границе Империи. Но на его пути слишком много боли и смерти – так происходит, когда врагом становится тот, кто готов двигаться вперед, несмотря ни на что. В оформлении обложки использована иллюстрация "Искры черного пламени". Автор Grey Evil Owl.

ГЛАВА 2

Глухо хлопнула дверь, и по коридору, ведущему в его кабинет, эхом разлетелся звук уверенных шагов. Так мог себе позволить передвигаться только один человек, в силу своей упертости, безжалостности и совершенно наплевательского отношения как к своей, так и к чужим жизням — его личный поверенный, Догр. Его Джодок вытащил из лап палачей в самый последний момент: убийцу, насильника и мародера собирались четвертовать по законам Светлых Земель, но герцог Ворракийский имел на него свои планы. Догр в качестве разнообразия был ему благодарен, да к тому же Джодок сделал ему предложение, от которого трудно отказаться — заниматься любимыми делами, только теперь под защитой одного из сильнейших аристократов империи. И этот на редкость отталкивающий субъект полностью оправдал его ожидания, чем и заслужил некоторые поблажки, особенно касающиеся правил поведения — их Догр предпочитал совершенно не замечать и делал вид, что даже приблизительно с ними не ознакомлен.

— Хорошие новости, Джодок! — Он бесцеремонно распахнул дверь едва ли не пинком и зашел в кабинет, оставляя на дорогом ковре грязные следы.

— В следующий раз, если ты так залетишь ко мне, да еще и не удосужишься привести себя в порядок перед тем, как переступить этот порог, я повешу тебя на ближайшем дереве, — холодно процедил герцог. — Даже если ты сообщишь мне, что Темная Империя провалилась в Бездну.

Догр сообразил, что несколько перегнул палку, и слега поклонился, что в его исполнении означало крайнюю степень уважения. Нет, сделал он это не из смущения, а скорее из опасения, потому что прекрасно знал — Ворракийский пустыми обещаниями не раскидывается.

— Так что у тебя? — устав наблюдать за приспособленческими способностями своего наемника, поинтересовался Джодок.

— Они выехали, — самодовольно ухмыльнулся Догр, мгновенно возвращаясь к привычной манере общения. — Император с небольшим отрядом, в общей сложности дюжина человек. Причем особенно отмечаю, Джодок — человек. Ругару он не взял, хотя и стоило, но, возможно, просто не хотел пугать нашего венценосного осла присутствием монстров в столице.

Ворракийский не смог усидеть на месте и быстро поднялся с кресла. Он долго и тщательно выплетал паутину, долженствующую перекрыть воздух проклятому императору, но не думал, что тот так быстро в нее попадет. Все же чувство долга у него слишком развито для политики — мальчишка с головой нырнул в западню, стоило только Ворракийскому подразнить его немногочисленными смертями на границе.

— Это действительно хорошие новости, — разум его защелкал, как счеты казначея. — А что с нашим осведомителем?

— Вот тут уже гораздо интереснее, — расплылся в улыбке Догр, а Джодок нахмурился.

То, что казалось забавным этому наемнику, не всегда находило отклик в душе у герцога. Солдат удачи вытащил из кармана небольшой кристалл: темно-синий, как тайшетский бархат, с медленно вращающейся белесой взвесью внутри. Прокатил по ладони, с удовольствием поглядев на переливающиеся грани, и протянул его Джодоку.

Записывающий кристалл. Дорогое и крайне редкое удовольствие, но Ворракийский не скупился на подобные вещи. Лучше видеть своими глазами, что происходит в разных уголках Светлых земель, чем узнавать от гонцов и шпионов — человеческий фактор еще никто не отменял, и не всегда доставляемые ему сведения были однозначно подлинны. К тому же, с записывающим кристаллом у него всегда были доказательства, а также возможность разглядеть и услышать все в мельчайших деталях. Тех самых, которые столь часто упускают его наемники — исполнительные, но не особо умные или, по крайней мере, не умеющие делать выводы из того, что видят и слышат.

Он прикоснулся перстнем-печаткой с личным знаком к сапфиру, и тот послушно засветился. Джодок положил камень на стол, развернув его едва заметной трещинкой к стене, и вгляделся в возникшее изображение.

Это место ему было хорошо знакомо — лаборатория придворного чародея самого темного императора. Клаврен некоторое время активно помогал воплощать в жизнь планы Джодока, при этом ни слова не говоря о своих истинных целях. Впрочем, герцог Ворракийский не особо и интересовался: ему был важен такой сильный союзник, находящийся, ко всему прочему, еще и в самом сердце земель врага, а уж какие мотивы двигали им — десятое дело. Конечно, первое время он пытался выяснить, какие грехи рыжеволосого мужчины привели к тому, что человек, принесший присягу и поклявшийся перед Тьмой ценой собственной жизни защищать своего господина, стал клятвопреступником. Нет, Джодок ничуть не осуждал его, но прекрасно понимал, что с Изначальными Силами шутки плохи. Ни Свет, ни Тьма не потерпят пренебрежения в свою сторону и жестоко покарают того, кто переступил черту дозволенного.

Так и произошло. Герцог Ворракийский внимательно просмотрел запись до того самого момента, как Латгардис, еще немного постояв у окна, спокойно пошел прочь, даже не оглядываясь, и еще раз перемотал кристалл назад.

— Почему изображение неполное? — недовольно спросил он, сам не замечая того, как губы вытягивались в тонкую линию лишь при одном взгляде на темного императора, а на скулах играли желваки. — Здесь только часть кабинета, я не вижу, что творится у входа. Догр, в чем была проблема поставить кристалл нормально?

— Мой человек едва успел унести ноги, — фыркнул наемник, хоть и не так смело, как раньше. — Клаврен чуял эти штуки, как собака свежее мясо, но свой кабинет, в отличие от всего замка, не проверял на наличие кристаллов. Только поэтому мы получили эту запись — все остальные записывающие камни, установленные в Цитадели, он нашел, деактивировал и отдал императору.

— Ни в чем на вас положиться нельзя, — пробормотал Ворракийский, понимая, что маг действительно вел какую-то свою, ему одному известную игру, в которую категорически не желал посвящать, несомненно, временного союзника. — Я вижу здесь чародея и его господина. Кто еще был в тот момент в кабинете?

— Скорее всего, советник. — Догр подошел ближе и вгляделся в изображение.

Кристалл снимал лишь часть лаборатории — ту, что возле окна. Это было удачной идеей, потому что сейчас они могли наблюдать за тем, как император, даже не прикоснувшись к предателю, заставил его вышагнуть из окна навстречу верной смерти, но Джодоку хотелось бы видеть картину в целом. Особенно понять, был ли третий участник этого действа причиной того, что Клаврен так и не смог воспользоваться своим даром, что в его возрасте и при его мастерстве — крайне удивительно. Прирученные и закованные в клетку железной воли чародея силы не имеют свойства по собственному желанию взбрыкивать и срывать уже готовые заклятия.

— Я знаю об этом советнике много, — задумчиво произнес Джодок, зная, что Догр сейчас с любопытством следит за его размышлениями, — но мне не приходило в голову даже предполагать, что он обладает какими-то силами. Наш покойный друг ни словом не обмолвился ни о чем подобном, но он и отправился во Тьму куда раньше назначенного срока как раз из-за того, что неверно просчитал ходы своего императора.

— Мои люди проверяли его, и не один раз, — доложил Догр, чем вызвал недоуменный взгляд герцога. Его наемник не столь ограничен, как кажется. — В этом амисто нет ни капли магической силы.

— Что ж, — вздохнул Джодок, взял погасший кристалл в руки и сел в кресло, — возможно, Клаврен действительно не смог использовать против императора свой дар. Я далек от этих тонких материй, и мне не известно, в каких случаях прежде покорная стихия может даже самовольно подтолкнуть тебя в спину, чтоб быстрее летелось. Но император имеет практически неограниченное влияние на разумы своих подданных — это мы уяснили крепко. Раз он сумел заставить опытного мага просто взять и выпрыгнуть из окна собственной башни, то он действительно опасный противник. И подготовиться стоит лучше, чем старый дурак Клаврен.

Догр широко ухмыльнулся.

— Возьмешь людей, — распорядился Джодок, вновь настраиваясь на деловой лад, хотя на душе было неспокойно — не каждый день он видел такую внушительную демонстрацию силы. — Сагрен подобрал отряд хороших ребят, толковых и хорошо знающих свое дело. И захвати мага. Скажем, Тура.

— Он же сопляк еще! — удивился Догр.

— Зато сообразительности на вас всех хватит, — отрезал герцог, показывая, что спорить с ним в этом вопросе не стоит. — Он силен, умен и молод, что немаловажно — в бою все эти дряхлые магистры могут сдохнуть только от того, что неудачно подвернули ногу. А сопляк, в случае чего, еще и неплохо управляется с мечом, так что не придется тратить ресурсы на то, чтобы прикрыть его от противника. Я доступно излагаю, Догр?

Наемник покаянно кивнул.

— Перехватите их на западном тракте, возле деревни Большие Вязьмы. Там им негде будет скрыться в том случае, если ты, Догр, не справишься с заданием, — Джодок просверлил солдата удачи взглядом, и тому стало не по себе.

— Так там же кругом лес, — нашел силы возразить наемник. — Сбегут — потом даже с собаками будет сложно найти.

— Если они уйдут, — то на многие десятки миль им не найти приюта просто потому, что его там нет. — Герцогу надоели разговоры. — И уж я надеюсь, что ты сможешь найти их в случае неудачи, Догр. Если нет — то можешь не возвращаться, потому что здесь тебя будет ждать только виселица.

Наемник или не сомневался в своей удачливости, во что Джодок вполне мог поверить, или же просто мастерски не показывал виду, что напуган или хотя бы обеспокоен столь явной угрозой, но он лишь ухмыльнулся в ответ, отсалютовал Ворракийскому и покинул кабинет. И даже дверь осторожно прикрыл, памятуя о словах своего господина.

***

Латгардису казалось, что Рин стал его избегать. Нет, он не отворачивался и демонстративно не молчал, как бывало в дни их дурной молодости, когда ни тот, ни другой не умели еще сдерживать чувств, но разговаривал с ним редко, словно бы неохотно, и чаще просто уходил в себя, даже не замечая, что император пытается с ним заговорить. Это состояние Рина Гард знал очень хорошо — предельная сосредоточенность на каком-то деле или проблеме, и его советник настолько ушел в него, что не мог одновременно заниматься чем-то еще. Для амисто это было редкостью — он умел крутиться волчком, решая сразу с десяток неотложных дел, — но всегда сулило неприятности.

Когда солнце уже было в закате, император скомандовал привал. Его отряд только что вышел из последней «червоточины» — дальше им предстояло двигаться обычными путями, потому что Гард не хотел изматывать своих людей раньше времени, — и воины устали после перехода. Рин, вопреки своему обыкновению, не стал даже заниматься своей лошадью и проучил заботу о животном одному из бойцов, а сам отошел на несколько десятков метров, так, что его не было видно за деревьями, и куда-то запропастился. Латгардис честно выдержал положенные полчаса из тех, после которых дозорных уже начинают искать, и отправился в том же направлении.

Советник обнаружился не так уж и далеко. Амисто сидел, поджав по себя ноги, с закрытыми глазами: ровная спина, спокойно и расслабленно лежащие на коленях руки. Но стоило лишь Латгардису, шкурой ощутившему некоторый дискомфорт, переступить какую-то невидимую черту, как Рин сразу вскинулся, открывая глаза.

— Стой! — скомандовал он, обращая к нему развернутую ладонь.

Император не привык, что ему приказывают, поэтому сразу даже не сообразил, что от него требуется. И все же сделал несколько шагов вперед — уже по инерции.

Возникшая перед ним жуткая, ощеренная пасть появилась словно из самых страшных кошмаров. Образ ее был несколько размыт — черные, бездонные провалы глазниц, наполненные клубящейся тьмой с багровеющими искрами пламени Бездны; витые рога, дугой уходящие назад, и оскаленные клыки, каждый размером с его руку. Чувство, что он только что ощутил на себе зловонное дыхание смерти, еще долго потом преследовало императора. Латгардис отшатнулся и прикрыл лицо рукой, но рожа рявкнула ему что-то беззвучно, разочарованно проскребла по невидимому барьеру и с пробившимся сквозь него визгом исчезла, истаяла туманом.

— Опять ты за свое?! — Возмущению Темного Властелина не было предела.

— Тебя никто не просил мешать мне, — огрызнулся в ответ Рин, поднимаясь с колен. Встряхнул руками, и с пальцев в траву скользнули едва заметные, чуть светящиеся голубоватые искорки. — Что за привычка всюду совать свой нос? Гард, его тебе однажды оттяпают, и не плачься мне потом, что девушки на тебя не смотрят.

Император пренебрежительно хмыкнул, но нос украдкой ощупал, тем более, что ощущение того, что он едва его не лишился, оказалось на удивление стойким.

— Может, ты объяснишь мне, в чем дело? — остановил друга Латгардис, когда Рин попытался было ускользнуть в сторону их лагеря.

Советник устало вздохнул и мрачно посмотрел на императора.

— Мозаика не складывается, Гард, — тихо произнес он. — Я все никак не могу понять, почему Клаврен так поступил. Просто не вижу смысла в его действиях!

— Личная месть? — предположил Латгардис.

— А что ты ему сделал? — мигом заинтересовался Рин.

— Ничего, — несколько растерянно отозвался мужчина.

— Горазд болтать, — досадливо бросил амисто. Видать, его действительно сильно мучил этот вопрос, раз он был готов принять хоть какое-то объяснение, что немного даст понять, почему же так все произошло. — Это не личная месть, это не государственные интересы — ты все же не Рейнар первый, чтобы пытаться тебя убрать во благо общества. Темная Империя процветает, смена правителя, да еще и таким радикальным способом, ввергнет ее в пучину раздора. Даже если Клаврен преследовал именно эту цель, то она все равно слишком сомнительна: не факт, что при новом императоре он сможет сохранить ту же должность.

— Особенно если учесть, кто является претендентом первого порядка, — буркнул Латгардис.

Его троюродный брат по крови Майер был не слишком умным, но отсутствие извилин компенсировал чрезмерной жестокостью. Латгардису стоило больших трудов удержать его в узде, угрожая едва ли не эшафотом. Поэтому братец его уже какое-то время сидел смирно, тихо и незаметно мучая кошек по углам. По крайней мере, император надеялся, что кошками и прочими несчастными животными дело и ограничивалось.

— Верно, — кивнул Рин и нервно затеребил прядь волос. — Наш маг спутался со светлыми, которым кровь из носу надо тебя убрать — и их я понимаю от и до. Сильный сосед — всегда проблема, а также потенциальная угроза для мирной жизни. Когда государство занято междоусобицами и внутренней грызней, обычно становится не до построения захватнических планов. Не говоря уж о том, что у более разумных или удачливых соседей появляется реальная возможность под шумок отхватить лакомый кусочек нужных территорий.

Рин размышлял складно, и теперь Латгардис тоже начинал видеть то, что опытный и искушенный в интригах советник заметил сразу же — несостыковки в поведении Клаврена.

— У него нет мотивов так действовать, — озвучил его мысли Рин. — Лучше живой, но лояльный к тебе император, чем мертвый — преемник его будет далеко не так хорош. К тому же, Клаврену должно быть известно, что таких, как он, новые правители стремятся убрать в первую очередь — тот, кто предал один раз, предаст и другой. Это как проказа: если уж въелась под кожу, то ничего не спасет — исход только один.

— В таком случае тебе стоило с ним поговорить, — осторожно закинул крючок Гард.

— А я, по-твоему, чем занимался? — возмутился Рин. — Гард, его даже Тьма не приняла — зачем ей клятвопреступник? Видел тварь? Так вот, душонка нашего неудачника теперь мирно покоится где-то на дне несуществующего желудка этого существа. А переваренная еда, как известно, не разговаривает!

— Я все понял, — примирительно поднял руки вверх император. — Значит, наш убийца даже посмертия теперь лишен?

— Да, — несколько успокоился амисто, все еще посверкивая глазищами в сторону друга. — И я не скажу, что не согласен с таким решением Госпожи Ночи. За чертой каждый получает по заслугам, и не нам спорить с ее решениями.

— Но мы теперь так и не узнаем ответы на интересующие нас вопросы, — скептически проговорил Гард.

— Напрямую — нет, — кивнул Рин. — Косвенно — можно попытаться. Но для этого нужно размотать этот клубок. Впрочем, благодаря твоему безрассудству, мы уже по уши в этой грязи — чистыми теперь точно не выбраться.

— Не желаю даже слушать! — разозлился император, не ожидающий такого прямого осуждения своих действий.

— Если бы ты остался в Цитадели, то я бы смог все выяснить, — не на шутку разошелся советник. Гард только вздохнул — амисто закусил удила, и теперь не успокоится, пока не скажет ему все, что думает. — А теперь мы шляемся по необъятным просторам Темной Империи с одной лишь целью — сунуть голову в капкан! И чем все это закончится — я не знаю! Гард, даже духи повертели пальцами у висков и напророчили мне столько несчастий, видать, в отместку за твое глупое поведение, что я даже дослушать не решился!

— Надеюсь, ты отца не вызывал? — с опаской уточнил Латгардис.

— Если бы я это сделал, — голос амисто так и сочился ехидством, — то не сидеть бы тебе еще целую неделю — покойный император всыпал бы тебе, и поделом!

Темный Властелин, прекрасно помнящий тяжелую руку батюшки, содрогнулся от одной мысли, что было бы, если бы Рин действительно додумался спросить совета у него — никакие бы защитные круги, вроде того, который сегодня не дал той твари добраться до Гарда, не удержали бы разъяренного императора. А в том, что его отец непременно бы разозлился, сомнений у Латгардиса не было.

— Здесь замешана еще какая-то сила, — внезапно успокоился амисто и, словно ничего и не произошло, пошел к лагерю. Кажется, их там уже потеряли. — Я почуял ее присутствие в разуме Клаврена. Возможно, есть еще один игрок, о которым мы не знаем, но он куда опаснее, чем наш противник из числа светлых. И чем скорее мы выясним, что же это за темная лошадка, тем больше у нас шансов на успех.

— Да ты говоришь об успехе, — ухмыльнулся император, уверенный в том, что буря миновала.

— В этой ситуации выжить — уже успех, — припечатал Рин, зашипев, как змея. — Так что не обольщайся, Гард, и побереги спину — я не могу все время за тобой приглядывать и вытаскивать из тех передряг, в которые ты сам влезаешь по собственному желанию. Придет день — и я опоздаю. Как это уже произошло однажды. Не заставляй меня переживать все это снова.

Латгардис вздрогнул, уловив в голосе друга глубоко запрятанную скорбь, которая до сих пор подтачивала его силы и сердце. И сжал кулаки — Рин был прав. Как, впрочем, и всегда.

Темнота, словно шелк, струится сквозь пальцы, ласковым зверьком скользя по плечам, заглядывает в золотые глаза провалом Бездны и мягко улыбается бархатом ночи. Латгардис приподнимает руку, оставляя за ней чуть светящийся след, вздыхает и опускается на одно колено, склоняя голову. Мазком пламени вспыхивают огненные волосы.

— Ты звала меня, Госпожа? — голос глух и тих, звуки вязнут во Тьме, насмешливо кружась вокруг императора, словно пленные птахи.

— Звала.

У Тьмы нет собственного голоса — она впитывает в себя самый незначительный и едва слышный звук, лениво подбирается к доверчивым сердцам и струйкой чернил проникает в душу. И сейчас Она говорит голосами сотен тысяч существ, сливающихся в один. Непостижимая и такая же непостоянная, как и темные воды озера Лаафер².

Он приподнимает голову и видит, как прямо перед ним, словно разводы на зеркале, появляется дымная фигура, уплотняется и принимает облик девушки. Она всегда является к нему женщиной: иногда зрелой, поразительной в своей мудрости, а иногда — гибким котенком, беззаботным, игривым и тянущим за собой шлейф пряного запаха корицы. Как сейчас.

— Здравствуй, император, — она смеется над ним, колет словом и чуть отступает назад, заинтересованно наблюдая за реакцией.

Она всегда любила играть со смертными.

Латгардис лишь снова склоняет голову. Тьма разочарованно вздыхает, но в ее движениях, тягучих, словно патока, нет и следа грусти или недовольства. Она касается пальчиком его лица, заставляя посмотреть на себя. Император скользит взглядом по ее прекрасному лицу, минуя глаза — жуткие пасти первозданной Силы, жадные и безжалостные.

Девушка снова смеется, и в серебристом смехе слышится звон колокольчиков, качающихся на траурных повозках.

— Ты знаешь, зачем ты здесь? — короткое движение изящных рук — и на скуле набухает алая капля, драгоценным камешком скатившаяся вниз.

Не смотреть ей в глаза. Быть спокойным и покорным. Она любит играть — особенно с теми, кто забавен и глуп.

— Нет, — короткий ответ вязнет в темноте.

— Ты нужен моей сестре, — Тьма отступает и мягко улыбается.

— Сестре? — изумляется император, и темнота на мгновение расцвечивается яркими искрами эмоций.

И он отворачивается, прикрывая глаза, когда Тьма озаряется невыносимым, режущим и обжигающим Светом. Спустя мгновение боль исчезает, а вспышка сменяется таким же шелковым и мягким струящимся серебром, как и чернила Ночи.

Перед ним стоит еще одна девушка. Она как две капли воды похожа на свою сестру, но светится изнутри, а белые туманные одежды чуть заметно колышутся, словно под дуновением ветра.

Свет должен согревать и успокаивать, нести облегчение измученным душам, но Она жжется и причиняет ему боль, поэтому Латгардис отступает назад, пытаясь укрыться от всепроникающих лучей.

— Терпи, — Тьма оказывается рядом, накрывая его, как плащом, и жалящие змеи света путаются в ночном саване.

— Объясни ему, — Свет коротко кивает сестре.

Голос ее резок и звенит, словно сталь на морозе.

— Хаос входит в этот мир, — девушка в черном улыбнулась своему последователю. — И твоя задача — остановить его.

Латгардис молчит, внимая каждому слову. Он знает — нельзя перечить, нельзя отказываться от того, что требуют от тебя изначальные Силы.

— Они извратили все то, что я им дала! — Свет разгневана, и ее ярость причиняет еще большую боль. — Они предали меня, продав свои души Хаосу и прикрываясь лживым светом!

— «Когда реальный враг исчезает, сознание начинает губительную войну против иллюзорного, и это станет началом конца, который перевернет сущность Мира», — Тьма придвинулась ближе, прикрывая его от лучей, подобных клинкам. — Старый маг был безумен, но мы направляли его руку. Мы знали, что Хаос вскоре захочет добраться до тварного мира, разрушить то, что мы с таким трудом создали. Такова его сущность. И мы будем рядом, когда наше оружие обретет свою силу, нужную для того, чтобы сохранить пошатнувшееся равновесие.

— Оружие? — Император чувствует, как сознание ускользает, а тело перестает повиноваться.

— Ты — наше оружие, дурачок.

И сознание гаснет, оставляя на память лишь пряный запах корицы.

***

Вэриний беспокоился. И хотя, если взглянуть на повеселевшего императора, казалось, что поводов для тревоги нет, то на сердце у чуткого советника было весьма неспокойно.

Латгардиса, наконец-то, оставила хандра. Молодой Темный Властелин с удовольствием общался с поданными, находясь под прикрытием безобидной личины, и простодушные жители Темных Земель и не подозревали, что этот искренний парнишка — грозный император. Впрочем, недовольных внутренней политикой Латгардиса было исчезающее мало. Мужчины, женщины и даже дети — все были предельно честны с любопытным путешественником — сказывалась кровь Темных Властелинов. Латгардис всегда был убедителен и способен вызвать на откровения даже самого упертого и недоверчивого человека или нелюдя. Рину такое удавалось разве что только с помощью орудий пыток. Хотя, надо признать, молодой император не брезговал прибегать и к крайним мерам в тех же темницах. Иногда его кровожадность заставляла нервничать даже привыкшего ко многому амисто.

Особенно ярко она проявлялась в те несколько дней, предшествующих Сумеркам — дню, когда солнце и луна одновременно появлялись на небосводе, и день превращался в ночь. Император становился зол, раздражителен и агрессивен, замыкался в себе, не подпуская даже своего друга. В Сумерки же вообще удалялся в старое крыло замка — прежние апартаменты императорской семьи, где нынче царило полное запустение, — и запирал тяжелые двери.

Замок в эти моменты стонал и содрогался до основания: пол под ногами ощутимо потряхивало, витражные стекла жалобно звенели, от старого крыла волнами расползался удушливый жар, а все, находившиеся в замке, испытывали неподдельный и совершенно иррациональный ужас.

Рин понятия не имел, что происходило за закрытыми дверями. Да, он переживал за друга, но Латгардис появлялся на следующий день, целый и невредимый, в поднятом настроении и с улыбкой, блуждающей на тонких губах. Для амисто этого было достаточно, и он старался не лезть в те дела, куда ему настойчиво советовали не совать свой нос.

Таким он стал после того дня. Когда погибла Кэссия.

Эльф вздохнул. Забавная, веселая и невероятно шкодливая… младшая сестренка.

Тогда его послали заключить договор с Южными Островами, откуда в Темную Империю везли всевозможные ткани, пряности и зерно, которое южане продавали по низким и выгодным для обеих сторон ценам. Союз с островами давал возможность ввозить в Темную Империю необходимые товары из тех, что не производились в землях императора, по доступным для населения ценам. Благодаря разумной и осторожной политике страшные бунты, что охватывали не только Светлые, но и Темные земли в далекие времена, ушли в прошлое, и только в жутких рассказах, превратившихся в легенды, можно было услышать о том, как народ восставал против правителей.

Кровные родственники, особенно амисто, всегда чувствуют, когда погибает их родич. В тот момент, когда его скрутило судорогой, не давая двигаться, видеть и чувствовать, он понял, случилось. Договор так и не был заключен — он сорвался с места, прямо посреди переговоров, вызвав сначала недоумение, а потом и гнев Гильдии Купцов, рискуя навлечь на себя не только ярость отца, но и самого императора, под ведением которого находились все торговые договора. Но в тот момент он не думал ни о чем — ему было не страшно умирать, даже если разгневанный император осудит его. Потому что в этот миг он уже умер.

Только по прибытии домой он понял, что из императорской семьи выжил только Латгардис, которого защитила Кэссия ценой собственной жизни. Младшего брата, такого же пламенно-рыжего, как и Гард, четырехлетнего Райну, жестоко зарезали во дворе вместе с охраной, императора с императрицей отравили быстродействующим ядом змеи-коллиди, противоядия к которому так никому и не удалось найти.

Отец позже говорил, тусклыми, бесцветными глазами глядя на рыдающего над телом сестры Рина, что, когда нашли молодого императора и уже мертвую Кэссию, вокруг не было ничего живого — земля была выжжена на много метров вокруг, обнажая спекшуюся, потрескавшуюся поверхность и обезображенных, уродливых мертвецов в оплавленных остатках доспехов. Что здесь произошло — Латгардис так никогда и не рассказывал другу, но серо-зеленые глаза, смешливые, полные жизни, стали желтыми, словно холодное золото, расчерченными тонкой трещиной вертикального, нечеловеческого зрачка. А потом пришло безумие, пробуждающееся в императоре по мере приближения Сумеречного дня.

Именно Сумерки и заставляли эльфа нервно коситься на Гарда, невозмутимо восседавшего на жеребце и насвистывающего незамысловатый мотивчик себе под нос. Советник, конечно, рассчитал, что, если на пути не возникнет никаких досадных препятствий, они не только успеют вернуться в твердыню Ночи, но и в запасе останется еще несколько дней, однако тревога зрела с каждым днем, коварно притаившись у самого сердца.

Завтра они пересекут границу. И это было еще одним поводом для беспокойства. Ступив на Светлые Земли, случись что — им будет значительно сложнее получить поддержку Матери Тьмы, а их силы значительно ослабнут. Останется уповать лишь на собственное умение обращаться с оружием, да на благонадежность Светлых, гарантировавших полную неприкосновенность дипломатической миссии. А этому Рин не поверил ни на мгновение.

— Останавливаемся! — коротко приказал император, сворачивая к добротному трактиру, стоящему почти в самом центре крупной деревни.

Небольшой отряд послушно придержал коней. Воины вымотались и устали после перехода по «червоточинам», хоть Гард и старался рассчитать время перемещения так, чтобы отряд успевал восстановиться после предыдущего перехода. Но, как известно, планы планами, а реальность всегда готовит свои сюрпризы.

Амисто, досадливо нахмурившись и сразу же разгадав маневр Гарда, проворно и легко спрыгнул с кобылы, бросил поводья одному из подбежавших воинов, метнулся вперед и выловил за рукав собравшегося улизнуть в общей суматохе Императора. Он прекрасно понимал, что Гард засиделся в четырех стенах, разгребаясь с требующими немедленного решения делами и заскучав от добровольного заточения, а потому понимал, что стоит не уследить, и рыжеволосый мужчина воспользуется часами отдыха только лишь для того, чтобы найти неприятности на свою голову.

— Куда? — постучал он костяшками пальцев по лбу. — Ты не забыл, что это граница, а Светлые не очень-то щепетильны в вопросах ответственности?

— То есть ты считаешь, что я не в состоянии за себя постоять? — осведомился Гард, скорчив недовольную гримасу, однако прекрасно осознавая, что любой глупый поступок сейчас может повлечь за собой серьезные последствия.

Эльф промолчал, укоризненно глядя на друга. На языке вертелись только лишь язвительные гадости, за которые он мог схлопотать так, что до вечера не очнется, поэтому благоразумный советник предпочел словам многозначительное молчание. Которое, кстати, на его друга действовало хуже, чем полнолуние на вервольфа. Но цапаться при всем честном народе император бы не стал, чем Рин бессовестно и воспользовался.

— Ну и Свет с тобой, — буркнул рыжеволосый мужчина и вошел в трактир, мстительно дернув дверь на себя так, что та едва не стукнула амисто по лицу.

Вэриний тяжко вздохнул, придержав створки, знаком приказал сопровождающим выставить охрану и последовал за императором.

***

— По тебе Бездна плачет, Гард! — возмутился Вэриний, глядя, как довольно скалящийся Император сгребает со стола выигрыш.

Латгардис, как и его советник, были под личинами. Обычные избалованные дети аристократов Темной Империи, путешествующие с отрядом в поисках приключений на все известные места. Император выглядел немного неуклюжим увальнем с простодушным веснушчатым лицом и ржаво-рыжими волосами. Голубые глаза смотрели на собеседников восторженно и доверчиво, вынуждая последних терять бдительность. И давая Гарду возможность не только мухлевать в игре в карты, но и вытягивать из своих невольных собеседников интересующие сведения — что с дурака-то возьмешь? Ему хоть план обороны Цитадели выдай, он через четверть час забудет, восторженно уставившись на молоденькую разносчицу. Император развлекался вовсю, корча из себя простофилю, а Рину оставалось только тихо ругаться про себя и подыгрывать другу.

Эльф сильно менять черты лица не стал, скрыв только острые кончики ушей, сменив цвет волос с белого на противоположный — черный, да сделав глаза карими. Сейчас он выглядел, благодаря смуглой коже, как уроженец Южных Островов, жители которых могли свободно перемещаться как в Светлых, так и в Темных Землях.

Советника уже несколько раз принимали за контрабандиста, пытаясь то сбыть с рук краденое (причем одна из безделушек показалась ему подозрительно знакомой, но вовремя вспомнить, где он ее раньше видел, Рин не смог, а потом было уже поздно), то купить настойку лисмы — одно из самых ходовых наркотических средств, вызывающее красочные галлюцинации, блаженную негу во всем теле и жуткие боли по окончании действия напитка. Рин уже сломал два носа, руку и выбил три коленные чашечки, взяв себе на заметку по возвращении прошерстить контингент приезжающих южан и выдрать эту заразу с корнем. Впрочем, советник прекрасно понимал, что свято место пусто не бывает, и прорехи в рядах контрабандистов и тех, кто сбывает дурманы, мгновенно затянутся другими желающими.

Проблемы доставлял и распоясавшийся император. Амисто, конечно, знал, что его друга постоянно тянет на неприятности, но играть в захудалом трактире в карты с личностями откровенно бандитской наружности — это уже перебор даже с его точки зрения. Или же Латгардис просто ищет повод подраться. Впрочем, такова природа всех темных.

— Рин, я ж не виноват, что ты так и не научился играть за все это время, — хохотнул император, подмигивая насупившимся проигравшим, и встал из-за стола. — На этом, господа, я вас покидаю.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

2

Озеро Лаафер — самое глубокое озеро на территории Темной Империи. Считается, что внизу, на самом дне, Госпожа Ночь оставила камень, способный возвращать мертвых к жизни.