Предание

Мария Вечканова

Помните старинную историю о драконе, похищающем молодую девушку? Так вот, это все было очень-очень давно и превратилось в легенды, которые рассказывают детям на ночь. И Элин, главной героине, очень нравится мечтать о тех временах, наслаждаясь мирной реальностью. Но в один прекрасный день все изменилось, когда, придя домой, Элин увидела ужас в глазах родных. Неужели крылатая тень снова нависла над родным домом?

Глава 5

Хорошо все видится с высоты птичьего полета! Как на ладони в яблочном саду моя сестренка Ингрид собирает спелые фрукты. Непросто достать до сочных плодов. Сразу видно, что ей это в новинку. Раньше всегда это делала я.

Теперь же я в изгнании. У меня больше нет права стоять на земле своих предков и говорить с родными. Но наблюдать за ними мне запретить никто не может. Я вздохнула и направилась на вершину холма.

Пожухлая трава спутывала босые ноги. В воздухе парило, и редкие птицы летали очень низко. Вдали собиралась гроза. Надо успеть до старых развалин — там довольно уютно обосновался мой временный приют. Пока усталые ноги мерно шагали в его сторону, я мысленно вернулась к событиям вчерашнего дня.

В то утро я проснулась на ветвях старой яблони. Солнце стояло уже высоко, но день еще не дошел до полуденной черты. Я открыла глаза и попыталась сообразить: где я и что со мной произошло. Яркие солнечные лучи слепили и мешали сосредоточиться. Я аккуратно приподнялась на руках и потянулась. Затекшие члены сладко отозвались. Спрыгнув с последней ветки, моя сущность каждой своей клеточкой устремилась к реке. Этот осенний день выдался на редкость жарким, так что окунуть еще спящее разомлевшее тело в студеную воду оказалось чрезвычайно приятно. Обтерев ладонями надоедавшие капли, я стала спешно натягивать уже заношенную одежду, еще хранившую на себе грязь того дня, когда я покинула дом. Воспоминания нахлынули нескончаемым потоком… Надо еще придумать, что сказать отцу.

Я сбежала из дома, ослушалась вождя, по сути, ушла из рода. У нас так говорили о людях, которые умерли. Мои поступки равносильны этому. В итоге, я не надумала ничего лучше, нежели привести себя в полный порядок и пойти в деревню, а там уже действовать по ситуации.

Родная тропка прямиком вывела меня к нашему поселению, не обманула. Люди стали замечать изгнанницу, останавливались. Я теперь здесь чужая. Что еще хуже: подумают, вдруг это оборотень в моем обличии. Тогда придется доказывать, что я — это я и ничего хорошего от этого точно не жди.

Я увидела его. Отец стоял, склонившись над сгоревшими развалинами. Рядом парни, способные держать топор, уже отесывали первые поваленные бревна. Я поняла: хотят сладить на старом месте новую избу. Добро́. На негнущихся ногах я смело стала приближаться к вождю. Отец замер, увидев свою пропавшую дочь. Люди вокруг тоже побросали свои дела и смотрели во все глаза.

Видок, конечно, у меня еще тот — я уже сказывала, какая грязная и перепачканная одежда скрывала мою наготу. Однако лицо мое сияло и чуть-чуть покраснело при столь пристальном внимании. Говорят, в подобных случаях меня покрывал совершенно прекрасный румянец, и я смотрелась милее, чем когда-либо. Ох, к добру или нет?

Вождь молча смотрел на меня. В его глазах читалась радость и ликование оттого, что я жива; суровость из-за моего ослушания; вопрошение о драконе и небольшая растерянность от незнания: что же дальше-то делать?

Мне казалось, что мое ликующее лицо ясно говорило: опасность нам больше не угрожает. Я пыталась передать во взгляде свои мысли и чувства, вселить в отца уверенность и понимание моего поступка.

Рядом с ним появилась мать так легко и непринужденно, что никто ее поначалу даже не заметил. Я залюбовалась. В моем воображении иногда непроизвольно появлялось сравнение ее с белой лебедушкой, мягко качавшейся на волнах. Столько грации и красоты в ее походке! Иногда создается впечатление, будто она ничего не весит, как перышко…

Я посмотрела на маму и попыталась снова все передать ей мысленно.

В этот момент отец провозгласил:

— Кто ты и зачем явилась на нашей земле?

Всегда перед знакомством главное узнать имя человека. В старые времена считалось, что в настоящем имени кроется недюжинная сила, и узнавший его имеет поистине безграничные возможности над проговорившимся. Люди всегда старались при первой встрече назваться так, чтобы имя звучало как прозвище, а еще лучше, если скажет его за тебя кто-нибудь дугой. Возможно, именно поэтому дракон не захотел мне открываться — не доверял…

Мне же нечего скрывать. Я знаю род, и его древние традиции и обряды. Этот разговор — один из них.

— Я Элин, дочь Эмиля и Меты, живущих на Потерянном острове, который можно рассмотреть только в лучах восходящего и заходящего солнца; правнучка прославленного Орвара, спасшегося от дракона.

— Ты называешь себя, как моя ушедшая старшая дочь. С чего мне знать, что это Элин вернулась из царства мертвых?

— Я уходила, чтобы стать жертвой дракона, который летал над островом и причинял неприятности. Крылатый ящер пощадил нас и улетел. Он просил меня передать всему роду, чтобы мы ничего больше не боялись. Драконы нас не тронут.

Дракон. Мне становится как-то не по себе, когда я называю его крылатым ящером, но расскажи я, как все было на самом деле, мне точно никто бы не поверил.

Я вспомнила пушистые перья и горячи мышцы; чарующую ночь и бескрайний полет. И самый прекрасный в моей жизни рассвет. А потом вмиг спохватилась: как бы сии приятные мысли не отразились на моем лице, иначе я буду выглядеть очень глупо.

— Ты говоришь, поистине, странные вещи, называющая себя Элин. Никогда еще кровожадные змеи — здесь, ко всему ужасу трагической ситуации, меня чуть не стало распирать от смеха — не щадили наших прадедов. С чего бы им менять свои привычки?

Вопрос отца прозвучал грозно. Я вздохнула.

— Дракон передо мной не стал отчитываться: почему, да как. Просто сказал и улетел. — Я вспомнила, как его силуэт тает в рассветных лучах. — У вас есть полное право мне не верить, но разве потревожила род крылатая тень с тех пор, как я ушла?

— Ты права. С тех пор, как исчезла Элин, ничего плохого с нами не происходило. Раз ты утверждаешь, будто являешься моей старшей дочерью, то должна знать, что происходит с ослушавшимися вождя.

— Я знаю. Изгнание.

— Верно. Я приговариваю тебя к изгнанию на три дня и три ночи. И если кто-нибудь заметит твой след на нашей земле — не будет тебе пощады. Если ты пройдешь это испытание, тем же сроком будешь поститься взаперти. Третье же испытание тебя ждет такое. Элин была великой мастерицей петь. Если после всего вышеперечисленного ты споешь так, что соловьи будут заворожено слушать, я и весь род признаем тебя. Если ты действительно моя дочь, то сделаешь все правильно и выдержишь. Если же не осилишь хоть одно испытание — останешься в изгнании навсегда. Оборотням здесь не место!

Мать смотрела на отца умоляющим взглядом, но он остался непреклонен. И я его поняла. Он — вождь. Никто не сомневался, что я — это я, но традиции есть традиции. Если бы отец не устроил мне испытаний, люди стали бы говорить недоброе — мало ли что. А так я докажу, что не злой оборотень, и тогда уже никто не будет сомневаться в моих словах.

Возможно, мне удастся даже убедить их, что драконы нам больше не опасны, хотя, как справедливо заметил Эббе, древний ужас слишком прочно засел в наших головах. Ну да ладно, сначала надо вернуться в род, а потом уж думать, что да как. Я ведь, действительно, ослушалась отца. А он мне дает второй шанс. Это немалого стоит.

Я почувствовала на себе чей-то взгляд и подняла внезапно потяжелевшую голову. Мама смотрела на меня ласково, как всегда, как будто просвечивая все мои тайные мысли насквозь. Она все поняла. Она рада, что я жива. И она верит мне безо всяких проверок. Какая же мать не узнает свое дитя? Мама была недовольна решением отца, но даже ей не под силу спорить с традициями рода и решением вождя. Ничего, мамочка, я все выдержу, не опозорю! Зря, что ли, вы так долго и упорно воспитывали и учили свою дочь?..

Ну вот и показались впереди старинные развалины. Величавые обломки блестели и переливались, радуя глаз лазурно-радужными красками и рассеивая легкие отсветы по окружающим холмам. Интересно, что за народ здесь жил? Поистине, монументальный памятник оставил он о себе несуществующим потомкам. Я не заходила далеко внутрь, да и никто здесь, насколько я знаю, не гулял. Даже сейчас все еще было сложно перебраться через искусственные рвы и неприступные стены — строители явно очень постарались защититься от кого-то. Наше семейство ограничилось теми знаниями, которые можно было почерпнуть, если залезть на самую высокую точку ближней к нам стены. Общее представление есть и ладно.

Я бы с удовольствием отправилась на исследование старого города. Меня всегда манило ко всему древнему и загадочному. Вдруг, я бы нашла какие-нибудь записи о людях, семействах, целом народе? Проблема в том, что для этого нужна примерно неделя, если рассматривать все и заглянуть в каждый уголок, а дома всегда находится столько дел. Да и мала я еще для таких походов. Хоть и могу за себя постоять, отец меня одну не отпустит. Он, как всегда, со смехом ответит, что не женское это дело — по неприступным развалинам шастать. Сейчас же у меня есть время отправиться на разведку, но надо подумать о провизии. Мне скоро сидеть поститься, так что пока надо наедаться.

Ох, и намаялась же я за день, поскорее бы поесть! Я собирала грибы и ягоды, искала съедобные коренья, набирала ключевую воду… Вчера поужинала яблоками — благо, братишка смог незаметно передать мне чудесный мешочек. Изгнание изгнанием, а еду передавать никто не запрещал. Брат не разговаривал со мной и не прикасался, так что не нарушил своей выходкой ни один из отцовских запретов. Он просто сделал так, что на моем пути оказался мешок с провизией. Добро. Здесь же был пузатый кувшин с молоком и у меня на ужин его еще немного осталось. Лепота! Слюнки потекли, как подумала обо всем этом. Ходила целый день и ничего. А теперь желудок запел.

Вот и мое пристанище показалось! Обшаривая вчера весь вечер окраины развалин, возле стены я нашла довольно просторное углубление в земле: если туда залезть и стать на колени, края ямы все еще чуть-чуть укрывают с головой. Сверху над ней нависли тяжелые сладко пахнущие ветви огромного дуба — прекрасное укрытие от дождя. Этот дуб был почти в два раза меньше того, что растет посередине сада, но и рядом с ним чувствовалось какое-то могучее величие. Я спрыгнула в яму — мягкая осенняя земля ласково приняла мои босые ступни. Здесь уже все было устроено на подобие дома: там, где листва погуще, на полу многовековой периной сбились старые пожухлые листья, с другой стороны сложены ветки для будущего костра. Там, где есть очажный огонь, там — дом. Я давно, еще будучи маленькой девочкой, выучила науку — как разгорячить очаг так, чтобы листва сверху не загорелась. Помню, тогда у братьев вышло почти сразу, а я долго мучилась. Отец раз за разом обучал и рассказывал, и даже показывал сам, и заставлял сидеть — следить внимательно за действиями братьев, но вот не получалось и все тут. А потом наступила зима. Папа и братья ушли в море рыбачить. В тот день было холодно, и мама попросила меня развести огонь в очаге. Я трудилась часами, но упрямые ветки так и не хотели гореть. Мы начинали замерзать, а нам этого делать никак нельзя: простуду маленькие сестры могли просто не перенести. Я понимала это и трудилась все яростнее и яростнее и…о чудо!…у меня вышло! Именно так, как и всегда учил отец. С тех пор только такой огонь в моих руках и получается. Когда я подросла, то долго думала: почему же мама не попросила тогда соседей, и почему отец ушел из дома, не затеплив очага? Скорей всего, они рассчитывали именно на меня. С одной стороны, конечно, жестко, но с другой… я уверена, что они были рядом, и если бы это я так и не осилила, помощь бы тут же явилась. Так было всегда. Что ж, сейчас пришло время проверить полученную науку в действии. Самой. Я, конечно, уже делала это много раз, но никогда в одиночестве. Я вздохнула и занялась кропотливым делом.

Конец ознакомительного фрагмента.