Сердечники

Мария В. Пушкарева

Маленькие и большие, юные и пожилые, сердечники – люди, чье сердце бьется по особенным правилам. Как правило, мы не знаем всех деталей болезни. Еще меньше мы знаем о том, что происходит в душе человека, чье собственное сердце саботирует жизнь.Вашему вниманию предлагаются 8 историй пациентов одного из европейских кардиоцентров, в каждой из которых найдете для себя что-то важное – а заодно, сами того не замечая, сделаете этот мир чуточку лучше.

2. Арина

— Профессор, а она сможет в будущем родить?

Густые брови профессора Ш. устремились навстречу друг другу, предательски выдавая удивление их владельца. Пожилой турок, светило мировой кардиологии, хирург, как говорится, от бога — на него молились и о нем молились сотни людей по всей Европе. Он вопросительно посмотрел на меня, словно уточняя, правильно ли я перевела вопрос отца пациентки. Удостоверившись в моей уверенности, прервал возникшую паузу.

— Да, конечно.

— Точно? Вы уверены?

Профессор снова посмотрел на меня, на этот раз с явным недоумением.

— Понимаете, роды — это очень сложный процесс с массой нюансов. Возможно, гинекологи и акушеры не рискнут принимать естественные роды и ей сделают кесарево, это зависит от множества факторов, от того, как девочка будет развиваться, как будет расти ее сердце… Но выносить ребенка и родить посредством кесарева сечения она, конечно же, сможет — я со своей стороны, со стороны кардиологии, не вижу никаких противопоказаний. Почему вы сейчас переживаете об этом? Ей всего пять.

— У нас в Польше местный врач сообщил, что Арина никогда не сможет родить… Моя супруга долго плакала об этом, для нее это было важно…

Горло мужчины сжал спазм, он осекся. Чудесная белокурая девочка повернула к нему свое личико и схватила обе щеки ладошками. Скучные взрослые слишком долго вели свои скучные разговоры, и малышке хотелось играть. Профессор Ш. глубоко вздохнул. Я опустила глаза в пол.

— Примите наши глубочайшие соболезнования.

Неловкая пауза, казалось, длилась вечность. Слухи про эту особенную пациентку быстро распространились по всей больнице, частично с нашей помощью — моя коллега просила сотрудников регистратуры и медсестер не спрашивать отца про мать ребенка ни во время регистрации, ни во время лечения и вообще считать эту тему общим табу. Они, входя в положение несчастного отца, выполнили просьбу, однако история маленькой Арины моментально стала обсуждаться в коридорах отделения: за два месяца до приезда в клинику мама девочки скоропостижно умерла. Не успевший прийти в себя после такого горя вдовец был вынужден взять остатки воли в кулак и привезти дочь в клинику на сложную операцию.

*Арина Ч., 5 лет, г. Варшава. Врожденный порок сердца, отделение S3

— Я не знаю, на каком основании мой польский коллега сделал настолько неблагоприятный прогноз, но позволю себе с ним не согласиться. Дети после операций, подобных этой, должны расти как совершенно обычные дети. Конечно, по мере возможности. Им положено заниматься физической активностью, насколько хватает сил, танцевать, плавать. Да, остаются свои нюансы, но если вы не будете воспринимать ее как инвалида, то и она сама не начнет считать свой порок чем-то особенным или страшным. Соответственно, и посыл в окружающий ее социум будет совсем иным. Я понимаю, после случившейся трагедии вы вдвойне боитесь потерять Арину, но поверьте, с ней все будет в порядке. Девочка пройдет пубертат, станет девушкой, а затем женщиной, которая подарит вам здоровых внуков. Мы сделаем со своей стороны все для этого возможное.

— Да-да, я знаю… Спасибо вам большое, я… Я верю вам.

Ш. одобрительно кивнул.

После разговора с хирургом и завершения бумажного этапа подготовки к операции я решила немного задержаться вместе с Ариной и ее папой. Белокурая девчушка наконец-то вырвалась из кабинета врачей и упоенно поила своего плюшевого друга-зайца водой из кулера. Заяц послушно пил из стаканчика, впитывая жидкость в свое мягкое нутро.

— Ариша, ну что ты делаешь! Смотри, он же будет мокрый и не просохнет до завтра. Дай лучше папе водички, пожалуйста. Вот спасибо.

— Она устала, ей скучно. Терпеливо просидела столько времени, она большая молодец!

— Да, сейчас погуляем с ней, пусть поиграет на свежем воздухе. Непонятно, когда в следующий раз сможем выйти на улицу. Да и солнышко вроде бы вышло.

— Это правильно. Прогулка поможет немного развеяться.

Снова пауза. Как много их в работе с этой семьей!

— Знаете, Мария… Это Юля настояла, чтобы мы приехали сюда вовремя. Я думал, что не справлюсь, хотел написать вам с просьбой о переносе дат приема. Мы так долго шли к этому, собирали деньги, готовились. Она умоляла меня не переносить операцию. Это стало ее предсмертным желанием — сделать все возможное, чтобы только дочь была здорова…

На глаза мужчины навернулись слезы. Я перевела взгляд на девочку. Главное, не смотреть сейчас на папу.

Главное, не смотреть сейчас на папу.

Маша, держись!

— Я думал, что не смогу. Но нет, мы все-таки здесь…

— Руслан, примите мои соболезнования. Я могу только представить, что вы сейчас испытываете… и поражаюсь вашему мужеству.

Он горько усмехнулся.

— Если мы можем чем-то помочь, делом, информацией или просто поговорить, пожалуйста, обращайтесь. И я, и моя коллега сделаем все, чтобы облегчить для вас это испытание.

— Спасибо, Мария. Вы мне не можете ничем помочь, но приятно осознавать, что хотите. Это очень ценно… Значит, завтра к шести утра в отделение?

— Да, завтра к шести.

— К шести… ну хорошо. Тогда до завтра!

Он взял дочь на руки, попросил помахать Марии на прощание — что она тут же с радостью и сделала — и направился по длинному светлому коридору в сторону выхода. Я долго провожала их взглядом. В груди что-то предательски ныло, что-то настолько тяжелое, что казалось, оно вот-вот сорвется из плена ребер и рухнет к стопам. Это был тот редкий случай, когда мы с Яной одинаково сильно переживали за пациента. Точнее, даже не за пациента, а за его родителя — только Бог знает, что творилось в душе Руслана в эти дни.

Весь следующий день мы отслеживали путь Арины онлайн: вот она в предоперационной, а теперь — в операционной. Час, два, три, четыре… Закончили. Перевели в реанимацию.

— Ну как там? Новости есть?

— Эмма говорит, что все в порядке. Вроде бы прошло хорошо. Папа уже с ней.

Выписка пациентки Ч. происходила в солнечный октябрьский день. В такие дни листва светится золотом, лазурное небо ласково смотрит на макушки стоящих под ним людей, а сам воздух пропитан чем-то сладким и пряным — так сильно, что кажется, вот-вот закружится голова. Девочка гордо прижимала к себе плюшевого зайца, на лапе которого красовался бинт — зайку тоже лечили в этой больнице, и он был настоящим героем! Папа, казалось, немного успокоился — по крайней мере, цвет лица уже не казался таким землистым, плечи немного расправились, а взгляд озарился искрой надежды. Мы тепло попрощались до следующего приезда, и на этот раз он будет просто контрольным обследованием. Наше прощание было легким, будто все самое страшное уже позади и теперь черная полоса в жизни этой семьи просто обязана потихоньку светлеть.

По дороге в нашу каморку я зашла в столовую, купила кофе и какую-то шоколадку. Мне хотелось чем-нибудь перебить эту светлую грусть, не думать о них, непременно заставить внутренний голос замолчать, пусть хотя бы принудительной выработкой эндорфина.

Конец ознакомительного фрагмента.