Завтра я стану тобой

Мария Бородина, 2017

Я – Сирилла Альтеррони, земская жрица. Ворчливые пациенты да муж-тиран – вот всё, что было в моей скучной жизни. Но однажды в неё ворвалась девочка Элси. Теперь она вторгается в моё тело когда захочет, где бы я ни находилась. Страшно, когда не можешь скрыться от своей беды. Пока я ищу зацепки, клубок загадок растёт, как снежный ком. Позорные тайны прошлого выплывают на поверхность, а единственный человек, которому я доверилась, хранит в своём шкафу столько скелетов, что туда лучше не заглядывать.Обложка создана Марией Бородиной, использованы фото со стока Pixabay по лицензии CC0.

Глава 7

Ложка мёда

К процедурной я приближалась с гудящей головой. Частый пульс распирал виски. Мысли перекрикивали одна другую. Они походили на штормовые волны: каждая новая накатывала сильнее, и мощнее била. И ранила всё глубже, размывая меня, как береговой песок.

Меня не хватало, чтобы вместить весь поток негатива, и теперь он лился через край, как молоко из переполненного кувшина. Подлянка госпожи Стоун. Несвоевременный вызов в гостиницу. Йозеф, жаждущий изгнать из меня Разрушителей. Толпа озлобленных пациентов под дверью кабинета. Недоумок с опасной раной в процедурной, которому вздумалось притащиться на приём…

Но самой важной казалась мысль из четырёх непонятных слов. «Споси нас тётя гатрэ».

Догадаться бы ещё, что это означает. «Споси» с одинаковой вероятностью может быть как словом «спаси», так и «спроси». Если написать два первых слова слитно, между ними встрянет «осина». Третье и четвёртое, если повторить ту же манипуляцию, соединит «тяга». Но самым подозрительным казалось четвёртое. Гатрэ. Даже не слово — набор букв, выбивающийся из строчки острым камнем. И куда от него плясать: к гетрам или к гадам? Даже когда мне удавалось переключиться на более важный аспект — раненого в процедурной — подсознание выкрикивало это сочетание букв, громко и чётко. Как призыв. Гатрэ.

Пытаясь навести порядок в голове, просочилась сквозь живую баррикаду, галдящую разноголосьем, и нырнула в отдалённую часть коридора. Отсчитала пять дверей по левой стороне. Вот она, нужная! Приоткрыта и ходит туда-сюда на сквозняке, выпуская на пол дрожащую линию света.

Сразу сделалось дурно. Сейчас придётся, как девочке, высасывать оправдания из пальца. И лебезить перед незнакомцем, словно я его кухарка. Самое обидное, что я не виновата! Но кто здесь спросит, чего я хочу, а чего — нет?! В амбулатории имеет вес лишь один аргумент — надо!

Мне представились злобные глаза, мечущие стрелы взглядов, сжатые кулаки, слова полушёпотом сквозь зубы… Прежде, чем кипятиться и показывать гонор, нужно задуматься, хочу ли я этого. Пожалуй, нет.

— Почтенные Покровители, защитите меня, — прошептала я, переступая порог.

Яркий свет резанул по глазам, превратив всё вокруг в сплошное жёлтое пятно. Потом оно съёжилось и развалилось на тёмные синяки со смешными хвостиками. Кто-то снял жалюзи со всех окон, и теперь комнату затапливало солнце.

К счастью, раненого недоумка я не увидела: должно быть, разместился в кресле за ширмой. Процедурная околдовывала пустотой: лишь стажёрка раскладывала на столе инструменты. Девушка была пухлой, как сдобная булка, и лощёной, как фарфоровая куколка. Её накидка открывала край ярко-голубой юбки, расшитой гранёной бирюзой.

Камни на повседневных платьях, да ещё в таком количестве — признак хорошего материального положения. Проглотила горькую зависть. В качестве защитного камня Покровители даровали мне яшму, но она украшала лишь одно моё платье. То, в котором я выходила замуж.

— И удобно вам так работать? — выдавила вместо приветствия, чтобы хоть что-то сказать.

Стажёрка обернулась, рассыпав по плечам медовые локоны. Точно, кукла! Небось, глядя на меня, думает, что за растрёпа такая пожаловала.

— Моё почтение, госпожа, — пробормотала девушка, краснея. — Госпожа…

— Сирилла Альтеррони, — представилась я.

— Зейдана Бессамори.

Я старалась не выдать волнения, но руки затряслись. Нет, не из-за того, что Зейдана происходила из золотого выводка пророчицы Совета. Стоун уже всё сказала, а предупреждён — значит вооружён. Больше меня волновало другое. Вчера у них на обед подавали говядину. Может, напроситься к ней в гости: обследовать погреб, а заодно и жаркого перехватить? От одной мысли об этом захотелось свалиться на пол и умереть от истерического хохота.

— Врождённый дар есть? — задала я традиционный вопрос.

— Мой Поток может очищать раны от миазмов, — Зейдана пожала плечом. — И незначительно ускоряет заживление. Поэтому мне и сказали, что могу пригодиться тут. У мужчины сложная рана.

— Где занемогший? — поинтересовалась я.

Зейдана молча повела головой в сторону ширмы.

— Ну, что? — я попыталась улыбнуться. — У нас есть заключение жреческого актива. Пойдёмте смотреть, что там. Если всё так, как они описали, нам долго придётся возиться.

Стараясь собрать волю в кулак, я проследовала за ширму. Зейдана юркнула следом, забрав с собой ножницы и лоток для отходов.

Я до последнего страшилась поднять голову и взглянуть на раненого. Чувствовала себя без вины виноватой. Ожидала, что убьёт меня глазами. Но вместо острого изобличающего взгляда я поймала лишь растерянный прищур светло-жёлтых глаз. И не менее растерянную улыбку.

— Моё почтение, госпожа Альтеррони, — соскочило с губ незнакомца вместо долгих претензий.

— Моё почтение, — выдохнула то ли с раздражением, то ли с облегчением. На всякий случай, заглянула в карту и продолжила, — господин Морино. Так значит…

— Да-да. Я вызывал вас в субботу, но так и не дождался, — перебил Морино. — Теперь я могу посмотреть вам в глаза.

Слова прилетели в самое сердце, как осиновый кол. Я едва не проглотила язык. Всё-таки, надеялась, что участь быть оплёванной чудесным образом меня минует. Глупо было полагаться на удачу, очень глупо! Надежды имеют свойство умирать, рушиться, рассыпаться пеплом. А мои — особенно хрупки.

Ледяной ветер ворвался в грудь. Сжала кулаки, останавливая ярость. Слаб тот, кто не умеет держать эмоции под контролем. Не разрешу себя сломить! Скорее, Девятый Холм уйдёт под землю, чем я позволю ему поживиться своей горечью!

— Конечно, не дождались, — произнесла я, отчётливо выговаривая каждое слово. — Потому что отправлять посыльного нужно до одиннадцати утра.

— В одиннадцать я ещё был цел и невредим, — Морино улыбнулся на один бок. Проглотила его ухмылку с долей восхищения: бодрячком держится для тяжелораненого и малокровного. Ещё и сил хватает претензии высказывать. — Всё случилось в четыре дня.

— На такие случаи существует жреческий актив, — ответила я резко.

— Жреческий актив тоже приезжал, — Морино сложил руки на груди и укоризненно покачал головой. — А вот к вам мне пришлось идти самому. Потому что жреческий актив не имеет компетенции чистить раны от миазмов и спасать от столбовой болезни.

Вязкое молчание заполнило комнату. Воздух между нами накалился так, что, казалось, вот-вот затрещит, порождая разряды молний. Взгляд Морино не сжигал и не ранил, но настойчиво и медленно уничтожал. Сравнивал с землёй, как коса — траву. До чего неприятный тип!

Морино был прав. И я тоже не ошибалась. В этом мире слишком много углов, под которыми можно смотреть на истину. Только Морино привёл достойные аргументы. А мои пришлось оставить при себе: ведь он даже не стал бы слушать! А потому возмущение всё ещё кипело внутри, как раскалённое масло. И прорывалось наружу с каждым новым словом, с каждым движением.

— Показывайте, — выплюнула я.

Зейдана за моей спиной тихонько охнула. Неужели я произнесла это так резко?

Морино молча отодвинул простыню, скрывающую его ноги. Правое бедро закрывала толстая повязка, едва держащаяся на медовом пластыре. Судя по тёмным пятнам на бинте, кровь шла долго и обильно. Странно: Морино должен быть бледным, как холст, но его щёки всё ещё отливают розовым…

Конец ознакомительного фрагмента.