Батыр поневоле. Приключения

Мария Блажнова

Эта история украшена восточным узором. В ней летают ковры-самолёты, идут через пески караваны, встречая на пути разбойников, дивных пери и сказочных птиц.Главный герой, славный Алпамыш, выручает из плена наречённую невесту, помогает спасти любовь, проходит с боевым отрядом императора через горы и пустыни, чтобы защитить слабых и наказать жестоких.

ГЛАВА 2. НАРЕЧЁННАЯ НЕВЕСТА

Всё тело ныло и болело после вчерашней верховой езды, неохота было не то что вставать, даже шевелиться. Но неугомонный Фазыл уже суетился. Увязывал поклажу, поил коня и своего ишака. Я подошел к Байчибару: «Эх, ты, коняшко… жуёшь овёс, сказал бы лучше, как нам быстрее доехать, иначе хозяин останется без мягкого места…»

— Иногда лучше не дойти, чем зайти слишком далеко, — глубокомысленно произнёс конь, посмотрев мне прямо в глаза.

— Ты чего это, скотина, раньше не признался, что говоришь?! — возмутился я, после того, как Фазыл привёл меня в чувство.

— А я по жизни вредный, — заметил конь.

— Вай, вай! — всплеснул руками Фазыл, — я ведь говорил, что конь волшебный!!!

— Ну ладно, смягчился я, — раз уж ты говорить умеешь, да к тому же так складно, посоветуй, как нам до недругов добраться?

— Ноу проблем, — подмигнул мне жеребец, — сиддаум плиз.

Я кое-как взгромоздился на своего скакуна. В ту же секунду он распустил два огромных белых крыла и взвился в воздух.

— Рады приветствовать вас на борту нашего авиалайнера, — мелодичным голоском сообщил мне Байчибар, а я с ужасом смотрел на кроохотного Фазыла, который кругами носился вокруг ишака и пинками пытался заставить его взлететь.

— А как же Фазыл?! — ошарашено спросил я.

— Дружба, которая закончилась, — и не начиналась, — философски изрек Байчибар.

— Меня лично, Константин, гораздо больше волнует, как вас угораздило попасть в такой переплёт?

— Так ты..то есть вы..знаете кто я?! — воскликнул я.

— Ну конечно, — невозмутимо подтвердил конь, — конечно, я знаю, кто ты. Я ведь волшебный конь. Племянник Конька-горбунка. Между прочим, с энциклопедическими познаниями. Так что тебе несказанно повезло. Учитывая, что в тебе нет ничего особенного. Ты Костя Савушкин, 25 лет, работаешь журналистом в захудалой газетёнке, вредных привычек и судимостей не имеешь, блестящих способностей и талантов тоже. Вот мне и интересно, как ты здесь оказался?

— Где здесь? — переспросил я, — в прошлом?

— Дурак ты, Константин. Если бы ты оказался в прошлом, тебя бы с твоей рожей давно бы четвертовали, как шайтана. Нет, милый! Можно сказать, что ты попал… ну считай, что в старинную легенду древних кочевников. Только для того, чтобы здесь оказаться, нужно два условия: во-первых, вещь из настоящего прошлого, во-вторых, принятое внутрь зелье из мифического прошлого.

— Юрта и вино….удрученно сказал я, так оно всё и было… значит, если бы я заснул в индейской пироге, то проснулся бы Чингачгуком Большим змеем? Эх, Андрюха, кто бы мог подумать, что ты способен на такую подлость..

— Андрюха тут не причем, — заметил Байчибар, — такое под силу только местному колдуну, и притом весьма могущественному. Но обдумать всё придётся потом, сейчас я иду на посадку.

С этими словами Байчибар плавно спланировал на холм, по склонам которого паслись черные овцы, прыснувшие при виде крылатого коня во все стороны.

К нам подошли удивлённые чабаны:

— Гай, батыр, что за конь чудесный играет под тобой на сто ладов? — спросил один из них, — да и ты, видно не из наших краев, джигит?

«Если бы ты только знал как прав», — подумал я.

— Да, сам я не местный… э, вы тут девчонку случайно не видели, такую полненькую, с родинкой над губой, Барчин-ай её звать?

— Пс, — раздалось у меня за спиной, — так ты ничего не узнаешь, повторяй за мной: Я бек-батыр Алпамыш, грозный пахлаван, мой гнев, как северный буран, орёл могучий, я был глава народу своему и золотой джигой я украшал чалму.

Я старательно повторил, прибавив от себя, что взглядом высушиваю океан и смешиваю с прахом кровь врагов…

— Масштабно, — одобрительно хмыкнул Байчибар, — для репутации важен размах, а не итог. Теперь в том же духе расспроси у них про гуль-Барчин, только прямо про неё не спрашивай, говори иносказаниями.

— Э… замялся я, — и ещё у меня есть один вопрос…, — конь весьма чувствительно кусил меня за зад..

— Иии змею ужалит смертная тоска! — вдохновенно взвыл я, — сокол я, что ищет утицу свою, где верблюдица, что страсть мою зажгла, я самец, ищу верблюдицу свою, разъярен желаньем, грозно я реву, о луку седла я головою бьюсь, никого на свете не боюсь. Если встречу я вражину на пути, лучше враг ко мне не подходи, легким камушком швырну под облака, будет порознь ног, жопь и голова!

Пастухи испуганно зашептались:

— Есть упущенная тобою утица, — потупившись, признался, наконец, один из них. Девяносто коршунов её сторожат день и ночь. Не одолеть таких коршунов даже такому грозному батыру, зря ты приехал сюда, найдешь ты вместо верблюдицы свою погибель.

— Как ни высока гора, не отступай: пойдешь, перейдёшь, — вспомнил я к слову какую-то древнюю поговорку.

— Ну что ж, — развели руками чабаны, — будь тогда сегодня нашим гостем, грейся возле нашего костра, откушай нашей шурпы.

Чабаны заботливо постелили мне свою одежду, бережно распрягли и пустили пастись Байчибара. Под открытым звездным небом, у огня, под мелодичные песни шаиров удивительно хорошо лежалось. Есть всё-таки в моём положении и приятные моменты подумал я и меня тотчас же одолел крепкий сон. И опять мне приснилась юрта прекрасной Барчин-ай.

— Возлюбленный мой джигит, — нежно шептала девушка, — из таких далёких краёв ты примчался, чтобы освободить меня! Ты самой судьбой преподнесён мне в дар, мой хан! Не томи меня, сломи свою робость, подойди и обними меня покрепче!

Глаза Гуль-Барчин манили своей глубиной, от её лукавой улыбки я готов был расцвести словно майская роза..

— Ты сводишь меня с ума, Барчин-ай, — ответил я, подойдя ближе, обнимая девушку и проводя ладонью по её распущенным, черным как смола волнистым волосам. Я пьянею без вина, я сгораю, как тонкая свеча, когда смотрю в твои тёмные волшебные глаза, я смотрю на тебя так, как будто вижу впервые. Я приду к тебе, выручу тебя из плена…

Сладко потянувшись, я поспешил открыть глаза, — уж не вернулся ли я домой? — возвращаться мне вроде пока и не хотелось… Нет, эта знакомая лошадиная морда явно не из Питера..Байчибар расселся на лужайке, держа в одном копыте блокнотик, а в другом авторучку и старательно что-то туда записывал.

— Я ещё и крестиком вышивать умею, — фыркнул он, заметив мой вопросительный взгляд. — Итак, пока вы спали и видели сладкие сны, я успел побывать на разведке в стане нашего врага, а именно в пещерах, где обитают девяносто батыров. Все они состоят на службе у калмыцкого Тайча-хана и все хотят взять в жены пленную. Но Барчин-ай не лыком шита: объявлено о начале грандиозного состязания. В программе: а) скачки б) стрельба из лука в теньгу за тысячу шагов в) борьба со всеми батырами на майдане. Победитель получает девицу. Конь убрал блокнот.

— Скачки назначены на сегодня, на восемь утра, судя по моему хронометру, без пяти минут восемь, чистите зубы и поскакали!

— Наши скачки называются «байга», — поучал меня по дороге Байчибар, — проводиться они будут на Бабахан-горе, ехать до неё около девяти дней, так что приготовьтесь к дальней дороге. Я приуныл. Хотя Чибар и достал для меня где-то штаны с кожаной попой, но натирало седло все равно нещадно, поэтому выглядел я на коне явно не как джигит.

— На скачках будет присутствовать сам шах! — с явным удовольствием продолжал Байчибар, — а всего в забеге примут участие 499 коней. Я пятисотый!

Мы подъехали к степи Чилбир-Чоль. Её заполнял народ: старики и детвора, бедняки, и знатные толстые беки в дорогой расшитой одежде, — степь напоминала галдящий базар. С единственным отличием: очень уж тут много было всадников. Особо отличались семеро батыров-братьев, похитивших мою невесту. По меткому выражению Байчибара, голова каждого размером с юрту, а туловище с небольшой холм.

При виде нас богатыри тут же соскочили с коней, сложили руки на груди и поклонились. Не слез с коня и не поклонился только самый огромный из них.

— Алпамыш, — пробасил он, — глядя куда-то вбок, — сохрани свою жизнь, поверни с пути. Я с тобой не шутки шутить собрался, я тебе башку откручу и в карман положу.

Я сглотнул. Громкие слова про то, как я смешиваю с прахом кровь своих врагов, застряли у меня в горле.

— Сладко пить из чаши популярности? — ехидно прошептал мне Байчибар.

— Что ты как на базаре себя расхваливаешь, — неожиданно громко для себя сказал я, — ты ведь пахлаван, а не баклажан. Друзья богатыря громко заржали. — Выйдем на майдан, я сам тебе все лишнее пооткручиваю, — продолжил я, вдохновлённый успехом.

Превратить немедленно меня в лепешку огромному батыру помешал самый молодой из братьев, который встал перед конем своего брата и промолвил:

— Кокальдаш-батыр, мы все приняли условия, Барчин-ай, никто не возражал. Будь господином своего слова. Если верх в состязании одержит Алпамыш, значит Ай-Барчин будет ему женой.

Кокальдаш на это ничего не ответил, все батыры сели на коней, и мы устремились к месту сбора участников соревнования. Ехать до Бабахан-горы мы были должны все вместе.

— Ты слишком нетерпелив для батыра, — читал мне мораль Байчибар, — мало в тебе смирения, — он весело заржал. Однако сколько здесь скакунов!

Действительно, пятьсот всадников, все на отличных лошадях, это смотрелось внушительно. Мы с Байчибаром хотели незаметно затесаться в толпу, но у нас ничего не вышло. Какой-то батыр на мощном красавце коне остановился перед нами и показал пальцем на моего коняшку:

— Гляньте, братцы, да это же Алпамыш! И на этой вот скотине ты надеешься нас обогнать? Вокруг раздался громкий хохот и нас с Байчибаром обступили. Со всех сторон неслись выкрики:

— Как это умудрился ты, Алпамыш, доехать сюда на этой негодной кляче!

— Да это же совсем нестоящая животина, она и при ходьбе то раскачивается!

— Это же не конь, его давно ждёт живодёр!

Морда Байчибара тут же вытянулась до земли, а бешено вращавшиеся глаза заметали молнии.

— Терпение и смирение, — напомнил я ему и погладил по холке. Чибар только плотнее сжал зубы.

Раздался чей-то громкий свист, вокруг захлопали плетки и всадники тронулись в путь.

Байчибар не торопился в передние ряды, а ехал ровно посередке, однако, ничуть не сбавляя темпа. Мы ехали ровной бесконечной степью, круглыми сутками, только иногда делая короткие привалы. Я привык и спать, и есть в седле и перестал обращать внимание на смешки над моим конем. Однако смешки вскоре стали затихать, потому что, хотя Байчибар и не стремился вперед, но и темпа не сбавлял и скакал с той же скоростью, с какой начал, в то время как многие кони уже выдохлись и отставали. Мой жеребец не знал устали и, казалось, становился бодрее день ото дня. Другие начали посматривать на нас с опаской и говорить, что мой конь хитер, и что у людей не может быть таких лошадей. Вскоре мы подъехали к скале Зиль, неприступной круче, преградившей дорогу. Всадники один за другим потянулись в обход, Байчибар пропустил всех и легко, словно птица взлетел на вершину. Мы перешли скалу Зиль, оказались далеко впереди всех, первыми подошли к Бабахан-горе и стали ждать остальных. Ждать пришлось почти целый день, к вечеру вдалеке стали показываться первые противники.

— Да ты, видно, колдун, — воскликнул неприятно удивленный Коккальдаш, когда увидел нас.

— Как ты мог опередить нас на этой паршивой кляче?

— Какой из меня колдун, — махнул я рукой, — дело было так: доскакал я до скалы, смотрю, ваши тулпары остались бодрыми, а мой конь так устал, что ни шагу больше сделать не может. Связал я его за четыре ноги, на плечи себе взвалил и по тропинке вверх как двину, даже и не заметил, как сюда дошел… Все, включая Байчибара, с недоверием уставились на меня, но я как ни в чем не бывало, сидел возле своего костра.

— Если конь твой так плох, — сказал наконец Коккальдаш, давай зарежем его и съедим? Мы голодны, а так хоть досыта наедимся конины!

— Моим конём досыта не наешься, огорченно развел я руками, — посмотри сам, у Байчибара одна кожа да кости, давай лучше зарежем твоего, в нём явно сала больше! Ситуация накалялась и решать её мирным путем наши соперники явно не собирались. Они окружили меня и Байчибара плотным кольцом и бросились на нас всем скопом. Меня они сбили с ног сразу же и связали поводьями, с Байчибаром им пришлось повозиться: конь брыкался, лягался и ржал нечеловеческим голосом. Если я не ошибаюсь, половине он сломал челюсти, а остальным выгрыз колени. Но перевес сил явно был на стороне противника: бедного Чибара опутали арапниками с головы до ног и повалили рядом со мной.

Мы лежали морда к морде и тихо постанывали, Байчибар от обиды, а я от ужаса.

В последнюю ночь перед скачками недруги веселились от души, склон Бабахан-горы осветили костры, горное эхо разносило песни и топот плясок. Потом они наплясались и угомонились. Я бы тоже давно уснул, но Байчибар у меня под боком елозил как ненормальный: он катался по земле, грыз арапники, извивался и крутился, брызгая слюной. Потом он приноровился ползать наподобие гусеницы-переростка и куда-то уполз.

«Плохой из меня батыр, — грустил я, глядя в ночное звездное небо и зевая. Лежу себе, в ус не дую, а верный конь в это время ползает по стану врагов и перегрызает им глотки… Однако… это все таки слишком кровожадно даже для Байчибара…»

— Пс, Константин, можешь пошевелить рукой, — раздалось откуда-то сбоку, и ко мне снова подполз неутомимый коняшко.

— Меня так связали, что я и языком с трудом шевелю… боятся, вражины.

— Что тебя бояться, червяк дохлый, — гневно просипел конь, — так и будешь лежать кверху пузом?! Я меч твой достал, бери его в зубы и пили на мне верёвки.

Сказать, что это тяжело пилить веревки мечом в зубах, значит ничего не сказать… я даже и не пытался представить себе, как это все выглядело со стороны. Перепилил я две, ну три веревки, после чего плюнул меч, потому как светало и батыры заворочались, просыпаясь.

— Чтоб ты опух, — матюгнулся конь, и прикрыл своим телом меч.

Коккальдаш лично подошёл пожелать нам доброго утра, завязал перепиленные верёвки, подлюга, и сказал, что после скачек зарежет и съест нас обоих.

Всадники встали в ряд, Коккальдаш приподнялся на стременах, свистнул что есть силы и скачки начались.

Бедный Байчибар: каково ему лежать связанным, когда он легко может обогнать всех коней и показать всем кузькину мать. Я посмотрел на коня: он в очередной раз пытался порвать арапники — весь раздулся и покраснел от натуги.

— Глазки прикрой, — посоветовал ему я, — чтобы не вылезли. Тут же раздался громкий хлопок… я опешил, но выяснилось, что это лопнул один из кожаных арапников…

Видно желание выпендриться у коня было настолько сильно, что за какие-то десять минут он полностью высвободился от пут, моментально перегрыз веревки на мне, схватил меня за шиворот, закинул к себе на спину и поскакал галопом догонять всадников.

Меня болтало на коне, мягко говоря, как былинку на ветру: он нёсся со скоростью японской электрички, забрызгивая окрестности желчной слюной. Естественно, что скоро мы нагнали и перегнали ускакавших противников. Четыреста девяносто три, четыреста девяносто четыре, четыреста девяносто пять… — считал на ходу Байчибар, успевая оборачиваться и показывать остающимся сзади всадникам длиннющий язык.

Осталось четыре коня, подвел итог он! Три коня хана и наш любимый Коккальдаш! Байчибал наддал газу… впереди показался гнедой ханский скакун.

— Этот гнедой, — прокричал мне Чибар, — всем хорош, но если прикрикнешь на него, остановится, и с места его не сдвинешь, сейчас я поравняюсь с ним, спроси у наездника насывея.

— Кого?

— Насывея, табаку!

Байчибар ещё поднажал и мы поравнялись со всадником.

— Эй, командир, огоньку не найдётся? — я сделал жест, как будто прикуриваю.

— Дурак, осадил меня Байчибар, — у нас табак жуют.

— Миль пардон, — извинился я, — насывеем не угостишь, братишка?

Тот полез в карман, достал оттуда грязно-бурую плитку и протянул мне. Мы чуть придержали коней и я взял табак. А теперь прикрикни на меня как следует, — шепнул Чибар.

— Гей, волчья сыть, шевели ногами!!! — гаркнул я, и хлестнул своего коня. Байчибар рванул вперед, а ханский скакун застыл как вкопанный. Наездник взвыл, кляня нас за хитрость, но нас уже и след простыл. Байчибар оставался полным сил и задора и даже ещё не запыхался. Вскоре мы нагнали ещё одного ханского скакуна: стройный длинноногий жеребец на удивление резво бежал.

— И этого ханского коня я знаю, — пригляделся Байчибар, — это белокопытный жеребец, копыта у него мягкие, по земле бежит хорошо, а вот по камню не может. Мы догнали соперников и Байчибар начал теснить ханского коня на каменистую поверхность. Спустя несколько часов сумасшедшей гонки, белокопытный скакун начал спотыкаться, а выносливому Чибару всё было нипочём. И этот ханский холеный конь остался позади. Теперь нужно только обогнать Коккальдаша.

Вот и он впереди, на замыленном коне.

— Коня Коккальдаша зовут Кокдонан, — сообщил Чибар.

— А мне какая разница, как его зовут?!!!

— Разница есть, — возразил конь, — это мой троюродный братец, большая вредина, и к тому же он моложе меня, трудно мне будет с ним справиться. Придётся тебе что-нибудь придумать.

— Ладно, лошадка, что-нибудь придумаю, подбирайся ближе.

Байчибар закусил удила и рванул вперед, догнать Кокданана он догнал, но вот перегнать его никак не удавалось.

— Эй, Алпамыш, — крикнул мне Коккальдаш, — сдавайся! Две бараньи головы в одном котле не сваришь! Барчин-ай будет моей!

— Я бы рад уступить, — крикнул я ему в ответ, — но конь словно шайтан с цепи сорвался. Разве я по доброй воле так бы скакал? Коккальдаш оценивающее взглянул на то, как я болтаюсь в седле, и хмыкнул.

— Попробую сейчас его остановить, — продолжал я, привставая в седле и натягивая поводья. Коккальдаш с интересом наблюдал за моими манипуляциями. Я набрал воздуху в грудь и гаркнул что было сил: «Лети стрелой, Байчибар. Покажи хвост этому лошадиному ублюдку!!!»

Конь скакнул вперед, Коккальдаш, зазевавшись, отстал и потерял важное преимущество. Почувствовав себя впереди, Байчибар собрал последние силы и поскакал ещё быстрее. Вот и людские ряды встречающих, все галдят, толкаются, хотят разглядеть, кто же из скакунов придёт первым.

Приветственный рёв толпы оглушил на с Байчибаром, конь, не останавливаясь, пробежал ещё семь кругов вокруг ближайшей юрты и упал, тяжело дыша. К нам подбежал народ, меня усадили на ковер, высоко подняли и внесли в бархатный шатер, где планировался пир. Про смертельно уставшего Байчибара тоже не забыли, его поводили некоторое время медленным шагом, чтобы он остыл, вытерли от пыли, расчесали гриву и отвели в отдельную вип-конюшню.

Я от души налегал на плов, зачерпывая его с блюда обоими руками и жадно запихивая в рот. Такое поведение впрочем никого не удивляло, пировавшие со мной в ханском шатре тоже с пловом не церемонились. Был он у них — объеденье, рисинка к рисинке! После девяти дней, во время которых я ел одно сушеное верблюжье мясо, я боялся, что набью пузо так, что оно треснет. Вина тоже хватало. Я поблагодарил гостеприимных хозяев и, чуть пошатываясь, отправился к выделенной мне юрте. Остановился перед ней — ночь чудо как хороша, вообще тёплые южные ночи не сравнить с зябкими питерскими, воздух вокруг как парное молоко и пахнет сушеной травой и овечьим помётом… благодать. Раскурить бы сейчас сигаретку..Я вспомнил про табак, одолженный во время скачек. Надо приобщаться к местным традициям! С такой мыслью я сунул в рот половину плитки….

….Сбежавшиеся на вопли кочевники нашли меня часа через два, лежащего скрюченным в ковыле за несколько километров от становища. Щёки мои заливали слёзы, во рту всё горело, а распухший язык с трудом шевелился… более ядреной штуки я в своей жизни ещё не пробовал, ощущение такое, будто мне в глотку со всего размаху вбили деревянный кол…

«Чтобы я ещё хоть раз попробовал какой-нибудь местной изюминки..ну уж нет!» — пообещал я себе и отправился в юрту спать.

Однако поспать в ту ночь мне было не суждено, поскольку почти сразу же из-за войлочной стенки юрты раздался нежный девичий шепот:

— Алпамыш-батыр, вы спите?

— Уже нет, — громко сказал я, поспешно запахивая полы халата, заходите.

В юрту вошла крохотная девушка с традиционной копной косичек.

— Меня зовут Суксур, — представилась гостья, я служанка Гуль-Барчин. Моя хозяйка приказала: пусть придёт ко мне юный красавец джигит!

Я заалел как пионерский галстук..

— У моей госпожи, — ворковала Суксум, — речи сладки словно мёд, кудри её благоухают розами, а глаза темнее самой тёмной ночи. Разве вы не знаете нашего старого обычая — молодой жених должен тайно проведать свою милую.

Я, признаться, заробел, если бы Барчин-ай и вправду была моей невестой… а вдруг приедет настоящий Алпамыш и вкопает меня за такие дела по шею в землю, по старинному обычаю…

— Суксун, — замялся я, — я бы с радостью, но ведь это будет не честно, я ещё не выиграл состязания.

— Зато вы уже победили в скачках, — возразила девушка, — Ай-Барчин так истосковалась по вам, личико её скоро пожелтеет как листок шафрана, Гуль-Барчин скоро выплачет прекрасные глаза, увянет как розовый куст осенью. Посещать невесту наша старинная традиция, загляните к ней хотя бы на мгновение…

Каюсь. Не устоял! Перед моими глазами сверкали очи Барчин из моего сна…

«Хорошо», — согласился я, и Суксум радостно улыбнулась. Мы вышли из юрты и крардучись пошли по дну сухого оврага.

— А вы и вправду такой робкий? — хихикнула Суксум, — про вас рассказывают совсем другое!

— Что про меня рассказывают? — буркнул я.

— Говорят, будто у вас сорок девушек-прислужниц, которые встречают вас каждый вечер с охоты и выполняют все ваши прихоти.

— Да?! то есть да! — подтвердил я и с ужасом представил сорок девиц, постоянно проживающих в моей однокомнатной квартире…

— Вот юрта Барчин-ай, — показала пальцем служанка на белую бархатную юрту и незаметно куда-то скрылась. Я подошел к юрте с некоторой опаской, вспомнив всё, что мне рассказывал про мою нареченную невесту Фазыл, плечи мол огого, и батыра придушила… Нет, не может Барчин быть такой свирепой, про меня Фазыл тоже постоянно какую-то околесицу нёс. Девушка именно такая, какой я видел её во сне! С этой мыслью я решительно вошёл в юрту. Навстречу шагнула моя невеста… на голову меня выше и в три раза шире..шутка… была она точь в точь как во сне: стройная и тоненькая, с распущенными волнистыми, чёрными как смола волосами и нежным румянцем, а когда она улыбнулось, то всё лицо её стало в сто раз красивее.

— Ты пришёл, Алпамыш, — вскрикнула она и бросилась ко мне на грудь.

Я смущённо попытался отстраниться, но это было совершенно невозможно, девушка уже орошала слезами мой халат.

— Ты наверное голоден, мой батыр? Ты ведь девять дней на байге ничего не ел! — вдруг спохватилась она и бросилась расставлять на ковре всевозможные яства.

— Да я вроде перекусил, — попытался сопротивляться я. — Если только чайку.

Барчин-ай тот час же поднесла мне пиалу с чаем и керамический горшочек с чёрно-бордовым клейким сиропом, от которого нестерпимо пахло розами.

— Откушай милый варенья из лепестков роз, я сама розы собирала, сама медной ступой с мёдом перетирала. Сто дней и сто ночей кувшин стоял на жгучем солнце, сто дней и сто ночей пока ждала тебя я в чужом краю, мой милый.

Я взял кувшинчик с вареньем и попробовал совсем чуть-чуть, помня урок с насывеем. Варенье оказалось не просто вкусным, а настолько вкусным, что желудок будто попал в райский розовый сад. Я попробовал ещё чуточку — вокруг, прямо в юрте начали распускаться розовые кусты, сверху кружась падали лепестки, я съел ещё ложечку — мир погрузился в благоухание роз, перед моими глазами всё плыло и качалось, и лицо Барчин-ай будто светилось в розовом тумане. Только вот лицо это начало неуловимо меняться: сначала побледнели щёки, потом вытянулся и загнулся крючком нос, волосы поседели и висели клочьями на почти лысом черепе, кожа сморщилась, ногти вытянулись в острые когти, глаза округлились и пожелтели, я с ужасом обнаружил, что на меня надвигается рослая пожилая женщина с отвратительной внешностью, при этом я с трудом могу пошевелиться, потому что в глазах и голове стоит туман.

— Милая, — сдавленно прохрипел я, — что с тобой?

Бабища открыла широченный рот и захохотала, показав желтые кривые зубы.

Клин клином вышибают, — подумал я, и успел, пока баба-яга собиралась кинуться на меня, нашарить в кармане и кинуть в рот оставшийся кусок насывея

— Аааай-йа-йаааааа-йай — заорал я, туман пропал моментально, я выскочил из юрты как ошпаренный и начал кругами носиться по кочевью.

— Чибаар!! Чибаар!!! Лошадкааа, где моя лошадка?!!! Бегал и кричал я, пока не наткнулся на своего коня.

— Ой-бой! — воскликнул конь, — Костя, что с тобой? Ты чего это ночью носишься тут голый?

— Голый?! — я в шоке прикрылся руками. Увези меня домой, срочно. Я хочу обратно в Питер — заорал я. С меня хватит экзотики. Меня чуть не изнасиловали.

— Тебя?! — расширились глаза у Байчибара, — Кто?!!!

— Барчин-ай!! Ну то есть та Баба-Яга в которую она превратилась!!

— Баба-яга? — серьёзно переспросил Чибар, — нет, Баба-Яга это из другой сказки. У нас их называют ведьмами. Пойдём, оденешься, а то стоишь тут… как Апполон в греческом зале…

У меня в юрте, пока я одевался, конь рассуждал вслух:

— Изнасиловать тебя, конечно, никто не хотел, конь опять заржал, — тебя хотели просто сожрать…

— Значит моя невеста ведьма?!! — меня передёрнуло.

— Да, — печально кивнул головой конь, причём учёная.

— А я думал безграмотная, — съязил я.

— Много ты понимаешь, — ответил Байчибар, — удивляюсь я на тебя, Константин, ты ведь журналист, должен сказки разные читать, литературу знать. Учёная ведьма не получает свои знания от природы, а приобретает их у духов, взамен за жертвенные дары. Для того чтобы приобрести большую силу нужен очень хороший дар, например, человек из реального мира. Если у Барчин всё получится, она здешнюю округу на клочки разнесёт…

— Ничего у неё не выйдет, — решительно сказал я, теперь мы раскрыли её хитрость, ни в каком состязании больше участвовать не будем.

— Дорогой мой, — вздохнул конь, — мы не можем не принимать участие в состязании, мы уже победили в скачках и теперь обязаны продолжать. За ходом борьбы следит приглашенное строгое жюри из девяти почтенных аксакалов. Они не просто старые мудрые люди, но ещё и весьма неплохие колдуны: в случае неповиновения ты до конца своих дней будешь в качестве их раба мести верблюжий помёт… ясно?

— Ясно, — горестно кивнул я головой.

— А уж твоя возлюбленная Барчин-ай все силы приложит для того, чтобы именно ты выиграл, — доконал меня безжалостно Байчибар.

— Ты вечно испортишь настроение, — накинулся я на коня, нет чтобы как в доброй русской сказке: это службишка, не служба, спи спокойно хозяин, утро вечера мудренее, и за ночь всё уладить?

— Ладно, — проворчал конь, — спи спокойно и верь чудесам, а утром хозяин ты справишься сам…

Я махнул рукой и отправился досыпать. Несколько часов я проспал как убитый, никаких снов, хвала небесам, мне не снилось.

Поутру мы с Байчибарам, сопровождаемые толпой местных чумазых мальчуганов, глазевших на чужеземного батыра и его чудо-коня, отправились на состязание лучников.

Конь сделал за ночь единственную вещь: смастерил для меня шапочку Робин Гуда с пёрышком и крохотный лук, похожий на те, которые я мастерил в детстве.

— Нам ведь нужно проиграть, я правильно понял? — весело ржал гад Байчибар.

— Да, но не обязательно при этом делать из меня посмешище, — вскрикнул я, — стрела из этого лука даже на сто шагов не долетит! — но вонючий осёл, маскирующийся под моего коня ничего не ответил…

— Итак, все батыры собрались, — важно произнёс с небольшого постамента старичок с бородищей до земли в неизменном халатике и чалме кустарного производства, — Юлдаш, отнеси теньгу ровно за тысячу шагов и прикрепи её к вот этой расщепленной ветке.

Один из мальчуганов, окружавших нас, бросился выполнять распоряжение. Жюри из девяти старичков, похожих на первого как две капли воды, расселось на широкой скамье. Батыры проверяли луки, натягивали потуже тетиву, приглаживали перья на стрелах. Я покрутил в руках свой лук, сделанный из согнутого прутика…

— Я тетиву, между прочим, пол ночи плёл, половину хвоста себе выщипал, — проворчал Байчибар, — неблагодарный ты всё-таки Константин.

— Спасибо, — как можно более ехидно сказал я, — лук шедеврален!

Первый из лучников занял отведённое для стрелков место, прицелился, натянул тетиву и выстрелил….все приложили ладони козырьком к глазам и проследили за полётом стрелы..недолёт!

Место неудачника занял следующий стрелок, натянул тетиву. Прицелился, выстрелил, недолёт…

Такая же участь ждала и всех оставшихся батыров, стрелы катастрофически недолетали. Иногда, правда, какой-нибудь из батыров, в желании всё-таки попасть в заветную теньгу таак сильно натягивал свою тетиву, что ломал лук под радостный хохот окружающих, которым, честно говоря, уже поднадоело это однообразие. Предпоследним стрелял Коккальдаш, у него был, естественно, здоровенный лук. Он пять минут топтался, вставая в как можно более выгодную позицию, потом напыжился, надулся и начал натягивать тетиву. На этот раз я всей душой болел за него и желал ему славной победы и прекрасной невесты… но мои ожидания не оправдались, бедняга Коккальдаш перестарался, лук хрустнул и распался на две половины… мальчишки залились хохотом и опозоренный злой батыр, швырнув остатки лука на землю, убежал за юрты плакать..

Настала моя очередь..я чувствовал себя полным идиотом, когда в дурацкой шапочке с крохотным луком вышел на позицию… очевидно так же считали и зрители… смех стал громче, народ привставал со своих мест, чтобы лучше меня разглядеть.

Я упрямо оттопырил губу, что ж, вынесем этот позор до конца, мести помёт всю оставшуюся жизнь я тоже не хочу. Последний раз я стрелял из лука… не помню точно… лет, наверное, двадцать назад… я кое-как приставил стрелу, натянул тетиву и стрельнул, чтобы уж наверняка не попасть в цель — вверх.

Стрела резко ушла под облака с неожиданной для неё скоростью.. Из-под облаков раздалось пронзительное обиженное кряканье и оттуда спикировала жирная утка со стрелой в попе, она на бреющем полёте протянула ровно тысячу шагов и рухнула на ветку с теньгой, сбив монетку…

— Хой! Какое мастерство! — зацокали языком аксакалы, покачивая в восхищении головами. Победа бесспорно присуждается Алпамыш-батыру, истинному пахлавану!

— Я с досадой кинул лук и тоже побежал за юрты плакать…

— Не плачь, Константин, — утешал меня добрый конь, — кто ж знал, что ведьма так ловко всё подстроит, но впереди ведь ещё борьба на майдане, там ты точно не победишь ни одного батыра!

— Я приподнял голову и улыбнулся, утерев слёзы.

— Конечно не победишь, — ласково продолжил конь, — тебя размажут как масло по бутерброду… смертоубийство в национальной борьбе приветствуется..

Я снова уронил голову и горючие слёзы закапали на песок.

— Ну не плачь, — я пошутил, — лизнул меня в щёку Байчибар, — твоя красотка невеста не даст тебе погибнуть… если только она не любит отбивные…

— Как мне повезло с помощником! — взъярился я наконец, — чтоб тебя вши заели, Байчибар, прекрати надо мной издеваться!

Конь замолчал, и мы побрели в сторону нашей юрты. Навстречу нам ехал на коне молодой джигит богатырской комплекции. Был он, по-моему, даже больше чем Коккальдаш. Проезжий витязь пригляделся внимательно к нам, спрыгнул с коня и обратился ко мне нараспев:

— Из каких ты мест красавец бек-батыр?

— Я?!! — переспросил я и обернулся в поисках другого батыра, но на дороге кроме меня и Байчибара никого не было.

— Из какого ты алмаза сотворен? — продолжал батыр, продолжая меня разглядывать.

Я нахмурился, — это что ещё за педик к нам прицепился?

— Неужели ты рождён от земных людей? — удивлялся богатырь, обходя меня, я же старался на всякий случай не поворачиваться к нему задом и пятился.

— Такого храбреца я вижу в первый раз. Чтоб с крохотным луком он шёл на майдан, — расхваливал меня незнакомый джигит, — где ты родился, где рос?

— В Питере, на Гороховой улице, — буркнул я и попытался прошмыгнуть мимо, но Байчибар с интересом наблюдал за великаном и никуда явно уходить не собирался. Пришлось и мне встать рядом.

— А я простой чабан, — развёл руками батыр, — имя моё Караджан. Ты, наверное, прославленный Алпамыш? Я тебя самого никогда раньше не видел, но вчера мне приснились во сне все твои родственники и долго со мной беседовали, теперь я друг тебе!

Караджан распахнул богатырские объятья и сгрёб меня в охапку, у меня только кости захрустели, когда он разжал руки, я рухнул на землю со стоном.

— Что с тобой, Алпамыш-джан, — обеспокоено спросил батыр.

— Это он в детстве падучей болезнью страдал, подтолкнул меня вверх Байчибар, — иногда приступы случаются.

— У тебя и конь говорящий, истинный тулпар, — снова восхитился Караджан, — ты позволишь мне присоединиться к вам?

— Да, — ответил быстро за меня конь, прежде чем я успел открыть рот, — он даже позволит тебе выступить завтра вместо него на майдане и подтвердить этим свою дружбу!

— Правда?!! — радостно-удивлённо воскликнули мы с Караджаном в один голос.

— Правда! — ответил нам обоим конь, шепнув мне, — хорошо колдует твоя милая Барчин-ай, видать предпочитает свежатину…

На следующий день начались приготовления к самому последнему состязанию — к борьбе. Все зрители взялись за руки и расселись на земле вокруг майдана. Девяносто батыров, претендовавших на руку Барчин-ай, уселись в ряд по одну сторону, Караджан по другую. Середину круга оставили свободной — получился просторный майдан для борьбы.

Караджан встал со своего места, разделся и надел специальную одежду для борьбы: матерчатый национальный халат с мягким поясом.

— Эта борьба называется Кураш, — шептал мне Байчибар, — во время борьбы разрешается делать захваты за пояс и подставлять подножки, цель — бросить противника на спину.

— Всего-то? — удивился я, — каким-таким смертоубийством ты меня пугал?

— Сейчас поглядишь, — сказал конь и уставился на майдан.

Первым противником Караджана стал батыр Кошкулак. Несмотря на то, что оба богатыря поражали могучим телосложением, мой друг возвышался над соперником как гора.

— Я подниму тебя и стукну оземь так, что зарою в землю, — взревел Кошкулак и бросился на Караджана. Но тот мгновенно перехватил его за кушак, поднял над головой, тряхнул хорошенько и грохнул на землю с такой силой, что майдан содрогнулся. Батыр, похоже, испустил дух, во всяком случае, его быстренько отволокли в сторонку.

Я потрясённо охнул. Если бы не Караджан, то после первого же боя вот так отволокли бы за ноги и меня!

Следующего соперника небеса также не обделили силой: он заревел словно медведь, так, что всех окружающих бросило в дрожь, и кинулся на Караджана. Ну этот точно его победит, со страхом, но и одновременно с тайной надеждой подумал я. Но Караджан обхватил батыра и сжал. Я вспомнил, как мой дружбан может обниматься и не позавидовал несчастному батыру. Караджан маленько потискал калмыка, потом обхватил поперёк и швырнул его через голову на землю, по-моему, он уже напрасно тратил силу, потому что калмык давно был готов. После на майдан вышел громадный пахлаван размеров с пять батыров, перепоясанный, наверное, сотней конских поводьев. Караджан подбежал, пригнувшись, к сопернику, легонько приподнял в два раза большего, чем он соперника, раскрутил и размахнувшись кинул в небо… Я открыл от удивления рот! Пахлаван с гулким шлепком грохнулся рядом с Караджаном и его тоже отволокли к помятым сородичам.

— Что я буду по-одному с вами возиться, — крикнул Караджан, — выходите все!

На майдан выбежали все батыры и начался колбасный цех!! Борцы летели во все стороны, сбивая зрителей, кто-то с вывернутой ногой, кто-то с рукой, у кого выбита челюсть, у кого сломан нос: в стороне от майдана уже нагромоздилась целая куча покалеченных батыров.

Наконец остался один Коккальдаш, он разделся по пояс, надел кушак и встал против Караджана, он был ужасно сердит и злобно рычал. Среди всех батыров он один мог сравниться с моим заместителем. Противники схватились за пояса и начали гнуть друг дружку и шлёпать что есть силы друг друга по бокам. Топтались таким образом они очень долго, но потом Караджан в первый раз за всё состязание разъярился по-настоящему… он вдруг оторвал Коккальдаша от земли и швырнул его в небеса… полчаса мы все, задрав кверху головы ждали, когда батыр приземлится….

— Он отправился прямиком к праотцам, — наконец, вынес вердикт старший из аксакалов. — В состязании победил Караджан! А это значит, что Ай-Барчин достаётся Алпамышу!

— ООО!!! Взволнованно завопили зрители и повскакивали со своих мест. Старейшина поднял руку и угомонил сородичей, знаком показав махрамам проводить меня к юрте моей заслуженно добытой невесты. Два дюжих махрама почтительно встали по обе стороны от меня. Я лихорадочно соображал, что же мне теперь делать и как выкрутиться, как вдруг с окраины майдана раздался громовой голос:

— ОЙ БОЙ!

Все дружно повернулись к здоровому деревянному столбу, конец которого венчала вырезанная голова волка с высунутым языком.

— Что ты хочешь сказать нам, волк, отец, — почтительно склонил голову старейшина.

— ОЙ БОЙ! — повторил истукан, — горе вам, родичи, плачьте стар и млад, тяжёлый вам нанесён удар, цвет батырства зачах в этот чёрный день!..

Все согласно взвыли, особенно старались поколоченные батыры.

— Гордая Ай-Барчин смеётся в своей белой юрте, не станет она женой вашего сородича, так пусть не станет и женой Алпамыша! Подожжём её юрту!!!

— Еее, подожжем!!! — заревели батыры и первыми, ковыляя, бросились бежать к становищу.

— Сваливаем, Константин, кончай глазеть, — пробрался ко мне Байчибар и стал быстро-быстро подталкивать меня мордой в спину, выбираясь из толпы.

— Ты слышал? — кричал я ему, пытаясь обернуться, — деревянный волк заговорил!!!

— В русских сказках есть Иван-дурак, — пробормотал конь, хватая меня за шиворот и закидывая на спину, — а ты Костян-дурак… Это я говорил, а не волк!!!

Я даже не обиделся на него за дурака, до чего я был счастлив, только крепче обхватил шею, потому что коняшко набирала разбег.

Но как ни быстро бежал мой конь, ему не удалось оторваться от Караджана, который трусил что есть силы за нами на своей лошадёнке. Так вдвоем мы и доскакали до большого оврага у окраины кочевья.

— Рыба моя, — сказал запыхавшийся Байчибар Караджану, — а ты что за нами увязался?

— Куда Алпамыш, туда и я, — улыбнулся богатырь, — он ведь теперь брат мне!

— Конь только вздохнул и пробормотал себе под нос что-то вроде того, что ещё один дурак на его шею.

Уже темнело, со стороны кочевья раздавались пронзительные женские визги.

Я поёжился, не хотелось, чтобы из-за меня пострадала женщина, пусть даже такая мерзопакостная, как моя обманщица-невеста.

— За жёнушку можешь не волноваться, — как будто прочитал мои мысли Байчибар, — она им не по зубам, думаю, что горе-батырам достанется серъёзнее, чем от Караджана.

В подтверждении этому раздался громкий женский хохот, и вдалеке что-то взорвалось. После этого стало на удивление тихо.

— Замечательно, — оглядел я своего названого брата и Байчибара, — и что мы будем делать дальше? Ждать, пока ведьма отыщет наш след, сожрёт меня с потрохами и начнёт устанавливать у вас свои порядки?

— Нет, — поморщился Байчибар, — этого мы, конечно, не допустим.

Караджан, хотя ничего и не понял, но на всякий случай кивнул и достал меч.

— Мы будем искать способ как можно быстрее отправить тебя домой, — добавил Байчибар, — а то надоел ты мне, зануда!

— И с чего мы начнём?

— А начнём мы с того, что посетим одну гламурную пещерку неподалёку отсюда, там живёт мой давний знакомец — шаман…