Древние Славяне. Соль. Книга первая. Крещение

Марина Хробот

В глухой славянской деревне Явидово идёт привычная жизнь. Люди занимаются домашним хозяйством, растят детей, почитают Древних Богов, влюбляются, женятся и хотят быть счастливыми. Но наступил XI век. По Руси идёт волна Крещения. Население городов и деревень сопротивляется новой вере, а она насаждается Огнём и Мечом. И скоро непонятная для населения новая Вера приходит в ближайший город Сукромлю, что сказывается на каждом жителе. Молоденькая охотница со странным, для того времени, именем Василиса мечтает о свадьбе с княжичем Милояром. Жители деревни Явидово о достойной встрече главного праздника зимы – Масленицы. Дядя Василисы о коне. Тётя Болеслава и её соседки о скорых лёгких родах. А вот Ведунья мечтает о спокойствии для себя и пяти деревнях вокруг. Но не всегда наши мечты исполняются, именно так, как нам хотелось бы.

Деревня Явидово. Любаша

Луна светила вполовину, облака постоянно наплывали на неё и на звёзды. Скоро небо заволокло и начал сыпаться сверкающий мелкий снежок.

Люба шла по наитию, чувствуя под ногами утоптанную дорогу, замечая сбоку валуны сугробов и дома, с редкими тусклыми оконцами из тех, что ещё не были задвинуты досочкой-ставней на ночь.

Неожиданно ноги в лаптях разъехались в том месте, где днём разболтались соседушки с вёдрами на коромыслах, и вода накапала скользкую лужу, став теперь наледью. Любаша упала навзничь, платок сбился назад, тулуп и юбки задрались, и она ощутила голой попой холод льда. Но главного, она не отпустила, прижав руки к груди — свёрток с ещё не застывшим мясом и уворованные кишки не выпали на дорогу.

Встав только с третьего раза, скользя и опираясь на сугробный вал, Любаша нащупала проход к дому. Боясь снова поскользнуться, она обняла чур^[26] медведя в воротах, вырезанный её супругом Ратибором. Отдышавшись, пошла к крыльцу, щурясь от налипающих на ресницы снежинок и стараясь не наткнуться во дворе на детские санки.

Ночной мороз пробирался под юбку и за шиворот. Большой живот захолодел у пупка, и ребёнок недовольно толкнулся. Руки, так и не согревшиеся в рукавицах, скрючились, вспомнив ледяную воду.

Любаша тяжело забралась на крыльцо, толкнулась в первую дверь, в сени, и тут же плотно прикрыла её за собой, сохраняя тепло. Из овчарни послышался звук переступаемых копытец и вздох-фырканье козы. На ощупь пройдя тёмные сени и, открыв утеплённую мехом дверь, Любаша ввалилась в комнату.

Тяжелый воздух, надышанный мужем, детьми, свекровью, дедом и зайцами, показался родным и вкусным.

Одетый сразу в три рубахи Ратибор сидел у пустого стола, резал блюдо узором — завёрнутыми знаками солнца, волнами реки и облаками неба. Остающиеся щепки сметал к краю стола, для печи. Подсвечивали ему для работы сразу пять лучин со светца, смастерённого им из цельного деревца, с вырезанными змеями и цветами по стволу.

— Принесла чего? — Голодный взгляд свекрови, не перестающей прясть, был таким просящим, что у Любаши защипало в носу, и потекли слёзы сочувствия.

— Принесла, принесла мама. — Кладя свёртки с мясом и солониной на стол, она, вытерев рукавицей нос, подождала, пока свекровь отставит прялку, слезет с лавки и развернёт рогожку. Дождавшись счастливого вздоха, она вытащила из рукава третий свёрток. — Потроха отмытые. За хвылыночку^[27] зажарятся.

И только после этого Любаша стала раздеваться.

Вешая тулуп и платки у двери, она рассказывала о событиях вечера. И об оленёнке, и о том, как его свежевали, и как в жертву принесли аж целую миску крови. Призналась в том, сколько уворовала кишок — больше, чем надавали. И, напоследок, прислонив ладони к боку тёплой коптящей в крышу печи, сообщила главное:

— Княжич подарил Василисе сапоги. Красные, с вышивкой. Две пары!

— Ого, — поразился Ратибор и отложил нож в готовое блюдо. — А за что подарил? Неужто наконец-то завалил Василису?

— Сапоги — это что? — Не поняла свекровь.

— Обувка это. Дорогая. Ты, мама, её никогда не видела и хрен когда поносишь. А я, когда ходил в поход за солью третьего года… — Начал объяснять Ратибор, но Любаша его перебила:

— И Васька подарила сапоги сёстрам! Берегини мои, как же я устала и руки отваливаются. Вода поначалу была тёплая, а скоро заледенела.

Не слушая невестку, старая Ясыня раскрутила второй свёрток. Вид парного мяса её обрадовал.

— Сейчас буду жарить и варить. Уже заполночь… — прислушавшись к внутреннему отсчёту времени, она убедительно закончила. — Уже можно!

— Вари, мамка, — согласился Ратибор. — Сегодня дрова колол, чуть не упал от слабости и мёрзну всё время. — Запахнув на шее старую шерстяную рубаху, он перевязал плотнее кожаный пояс. — Мужик на одной пареной репе, да мороженых яблоках всю зиму не выдюжит. — И тут он вскинул голову. — А чем расплачиваться Любаша? Домослава-то хрен задаром что даст, я ж её с детства знаю, сестра всё-таки двоюродная. Дров Домослава просила заготовить?

— Дров у них, Ратиборушка, на три лета хватит. Отработала я работой. — Она показала красные, сморщенные руки. — Говорю же, поморозилась, вода ледяная, кишки мыла. — Вы варите, а я спать. Сытая я, угостили беличьим варевом. Так вкусно было, еле ложку отложила, чуть не откусила краюшек.

Подойдя к мужу, Любаша обняла его голову, поправила шерстяную плетёную полоску на лбу, держащую волосы. Взяв руку супруги, Ратибор поцеловал её в холодную ладонь.

Свекровь нарезала куски солонины, положила на пшенную лепёшку и протянула сыну.

— Ешь, Ратиборушка, с утра пойдём на реку лёд рубить для ледника, он пустой теперь, проветривается, силушка тебе пригодится.

Устало сев на спальную лавку, Любаша сонно развязывала онучи.

— Добытчица наша! — Растроганная Ясыня, подошла ближе к невестке и помогла ей снять через голову уличную рубаху. — Спи, дорогая. А я подсуечусь, сготовлю. Детки наши, как счастливы будут и дед.

— Мама, — засыпая, Любаша завернулась в общее с мужем одеяло. — Да они всю седмицу голодные, особенно Кислень, он же старше, сразу на запах вскочат, а Мотя до утра не проснётся, маленький ещё. Зайчонка не подъели?

Даже зная, что невестка отвернулась от света к стене, Ясыня всё равно сдержала лицо и строго заявила:

— Терпели, на тебя надеялись. К нам жена Торчи заскочила, предупредила, куда ты пошла, про оленя рассказала…

Из-за занавески в дедовом углу, через старческий кашель донеслось:

— Хрен бы мы у Моти зайчонка отобрали, он его весь день за пазухой таскал, не отнимать же.

Примечания

26

Чуры — вырезанные из дерева или камня изображения древних богов.

27

Хвылына — Минута, мгновение. Украинский, древне славянский.