Эта проклятая смена

Марина Серова, 2024

Телохранитель Евгения Охотникова устраивается работать под прикрытием в детский лагерь «Лесной»: вожатой Марине Звягинцевой угрожает опасность. В лагере творится что-то ужасное. Еда в столовой оказывается отравленной, все перепуганы, дети утверждают, что видят привидений. Охотникова выслушивает легенду: лагерь построен на месте бывшего кладбища, и поэтому над ним висит проклятие, но здравый смысл помогает Жене взять ситуацию в свои руки и разобраться, что же на самом деле здесь происходит… Марина Серова – феномен современного отечественного детективного жанра. Выпускница юрфака МГУ, работала в Генеральной прокуратуре. Участвовала в боевых операциях и оперативных мероприятиях. Автор ряда остросюжетных повестей, суммарный тираж которых превышает двадцать миллионов экземпляров.

Глава 2

Чтобы пообщаться со Станиславом Николаевичем Рекушевым, мне пришлось отъехать на значительное расстояние от лагеря — связь ловила только возле дороги. Решила сразу позвонить ему — неизвестно, как часто Рекушев проверяет свою электронную почту, вполне вероятно, что у него просто нет возможности выходить в интернет, раз звонки и те доходят до «Лесного» с трудом.

Честно говоря, я не представляла, как разговаривать с директором лагеря в условиях постоянно прерывающегося сигнала — видимо, придется действовать спонтанно, заявиться в лагерь без всяких предупреждений и заявить, что собираюсь устраиваться на работу вожатой. Идея, конечно, не из лучших, но, на худой конец, сгодится…

Я все же набрала номер Рекушева, через несколько секунд трубку взяли. Как ни странно, помех я не услышала — видимо, у директора лагеря связь работала превосходно. Надо узнать, какой у него оператор, что позволяет спокойно пользоваться мобильным телефоном…

— Здравствуйте, я разговариваю со Станиславом Николаевичем Рекушевым? — уточнила я.

— Да, слушаю вас, — судя по голосу, директору лагеря было около сорока пяти — пятидесяти лет.

— Прошу прощения за беспокойство, меня зовут Евгения Охотникова, — представилась я. — Я — знакомая Марины Звягинцевой, она у вас вожатой работает. Помните такую?

— Естественно, — заявил Рекушев. — Я помню фамилии и имена всех вожатых лагеря.

— Замечательно! — я улыбнулась, зная, что улыбка — пусть даже и на другом конце провода — способна придать голосу дружелюбную интонацию, чтобы расположить собеседника. — Марина говорила, что в ее отряде требуется еще один вожатый, они с напарницей не справляются. У меня есть высшее педагогическое образование, к тому же я окончила факультет журналистики, хотела бы поработать у вас вожатой. Кстати, я слышала, что лагерь открылся недавно, наверняка вы не стали бы возражать против статьи, в которой я описала бы достоинства лагеря…

— Предложение, конечно, заманчивое, — задумчиво проговорил директор. — Но дело в том, что вожатые в каждом отряде у нас уже есть, бюджет уже рассчитан, нанимать еще одного человека в мои планы не входило…

— Я вас понимаю, но Марина Звягинцева очень просила вас через старшую вожатую нанять еще одного человека… К тому же за статью о лагере я с вас денег не возьму — это будет входить в стоимость оплаты труда вожатой.

Я очень надеялась на то, что директор не станет упорствовать и жадничать. Судя по словам Марины, положение в лагере сейчас не очень радостное — дети уезжают в Тарасов, родители, по всей видимости, недовольны. Хвалебные рецензии «Лесному» позарез нужны, иначе проект окажется провальным.

К счастью, я не ошиблась. Станислав Николаевич не стал долго раздумывать и ломаться.

— Статья — вещь полезная, — заметил Рекушев. — А когда вы собираетесь ее написать?

— Да как только приступлю к работе, — заявила я. — Тут же начну собирать материал, пишу я быстро. Но мне надо самой поработать какое-то время с детьми, узнать, чем они занимаются, какие в лагере условия, как организован досуг отдыхающих… Просто так придумывать я ничего не стану!

— Ладно, думаю, мы с вами сработаемся, — сдался Станислав Николаевич. — Вам удобно подъехать в лагерь «Лесной» завтра к девяти часам утра? Оформим вас, и займетесь своими прямыми обязанностями. Возьмите с собой документы — паспорт, ИНН, СНИЛС, диплом о высшем образовании — можно ксерокопию, трудовую книжку и справку об отсутствии судимости.

— Отлично! — воскликнула я. — Чем раньше приступлю к работе, тем лучше! Быстрее со статьей разберусь…

— Сегодня, увы, встретиться с вами у меня не получится — у меня дела в Тарасове, свободного времени не будет. Но завтра я буду в лагере «Лесной», в первом корпусе — он административный. Адрес лагеря знаете?

— Вроде да…

— Отправьте мне эсэмэской адрес вашей электронной почты, я пришлю вам список необходимых вещей, которые нужно взять с собой на смену, — продолжал Рекушев. — В Тарасов съездить до окончания смены у вас не получится, поэтому ответственно отнеситесь к сборам. Еще один момент: рейсовые автобусы к территории лагеря не приезжают, мы детей и персонал отвозим на своем транспорте, от остановки автобуса на дороге придется идти минут сорок, а то и больше. Поэтому к нам возможно добраться либо на своей машине, либо на такси.

— Я воспользуюсь своим автомобилем, — проговорила я.

— Замечательно, тогда я вам на почту вышлю карту, как до нас доехать. Навигатор ведь в машине есть?

— Естественно.

— Хорошо, где-то через час я свяжусь с вами по электронной почте. Отправляйте адрес.

И, не попрощавшись, директор повесил трубку. Я отправила ему эсэмэс-сообщение с указанием своей электронной почты, а потом набрала номер своего давнего знакомого из полиции. Костя, мой приятель, не раз выручал меня, когда срочно требовались поддельные документы для расследования.

Я попросила друга помочь мне и на этот раз. Костя сообщил, что диплом о высшем педагогическом образовании и удостоверение журналиста будут готовы уже сегодня, к восьми часам вечера я смогу подъехать за ними. Я поблагодарила приятеля и пообещала быть в назначенное мне время.

День только начинался, до вечера ждать было долго. Я стала раздумывать над дальнейшим планом действий. В принципе, можно не возвращаться в город, а осмотреть территорию лагеря более внимательно и понаблюдать за детьми и вожатыми. Но, подумав, я решила ехать в Тарасов. Если меня завтра возьмут на работу, возможности смотаться в город у меня может и не быть, а надо поговорить с пострадавшими детьми — с Кириллом Фоминым и Дашей Поляковой, они ведь уехали домой, в лагерь явно больше не вернутся.

Поэтому я открыла на своем телефоне базу данных, которая позволяла найти информацию о любом жителе Тарасова и области. Правда, сведения были сугубо биографического характера — где человек родился, кто его родители, адрес фактического проживания, возраст, место официальной работы, оконченные учебные заведения. Словом, в базе данных имелась лишь документированная информация о людях, никаких сведений касательно неофициального места работы, гражданского брака и прочих вещей. Даже мобильного телефона интересующего меня человека оттуда узнать невозможно по той простой причине, что сим-карту легко поменять, некоторые люди меняют номера мобильных несколько раз в год. Но я надеялась, что смогу узнать, где проживают Кирилл Фомин и Даша Полякова.

Первым я стала разыскивать пропавшего мальчика. Его случай показался мне более интересным, нежели банальное отравление Поляковой. Хотя банальное ли? Может, эти происшествия связаны между собой? Да я почти уверена, что связаны и — более того — имеют логическое объяснение.

Быть может, кто-то заманил Кирилла в лес? Кто-то из товарищей решил пошутить, например. Только что было потом? Как злоумышленник лишил Кирилла памяти — по словам Марины, Фомин ничего не помнил и очнулся лишь вечером. Или мальчишка лгал медсестре?

Куча вопросов, на которые у меня пока не было ответов. Поэтому я надеялась, что разговор с Кириллом поможет мне разобраться в ситуации, уж я-то смогу уговорить парня выложить все, что он знает.

В Тарасове проживало тридцать восемь Кириллов Фоминых, однако по возрасту подошел только один человек, тринадцатилетний мальчик, проживающий с родителями. Марина говорила, что в ее отряде дети от двенадцати до семнадцати лет, а в этот промежуток подходил лишь тринадцатилетний Кирилл, остальные тезки в данную категорию не вписывались.

Я просмотрела информацию о мальчике. Учился он в школе номер двадцать один Кировского района города Тарасова, окончил седьмой класс. С пятого класса Кирилл ходил в музыкальную школу, учился по классу фортепиано. Никаких других увлечений у мальчика не было. Что касается родителей Кирилла, отец — Николай Сергеевич Фомин — работал поваром в ресторане «Астория», мать — Наталия Васильевна Фомина, в девичестве — Сухарева — была учительницей в музыкальной школе, куда ходил Кирилл. Братьев и сестер у мальчика не было, других родственников — тоже. Судя по всему, Фомины вели тихую добропорядочную жизнь.

Адрес проживания Фоминых я выписала себе на бумажку. Кировский район, улица Зарубова, дом сто пятьдесят, квартира сорок.

Я надеялась, что застану Кирилла дома — где еще ему быть? Может, конечно, с друзьями гуляет, сейчас ведь лето, нет ни школы, ни уроков. А может, сидит у себя в комнате за компьютером — режется в стрелялки и прочие компьютерные игры…

В общем, я решила зря не терять время на размышления и поехала в Тарасов. Добралась до города за час с небольшим, правда, застряла в небольшой пробке в Кировском районе. К счастью, затор был небольшим, поэтому вскоре я припарковалась возле дома номер сто пятьдесят на улице Зарубова. Нашла нужный подъезд, набрала в домофон номер квартиры Фоминых.

Трубку взяли практически сразу, словно стояли в данный момент у порога. Я услышала тихий женский голос.

— Кто? — спросили меня.

— Здравствуйте, меня зовут Евгения Охотникова, я хотела бы поговорить с Кириллом Фоминым. Он ведь здесь проживает?

— Да, а по какому поводу вы хотите разговаривать с моим сыном? — насторожилась женщина.

— Я вожатая из лагеря «Лесной», — заявила я. — Кирилл отдыхал там, но с ним произошел неприятный случай, из-за чего мальчику пришлось вернуться… По этому поводу я бы и хотела побеседовать.

— Что ж, проходите, — голос Наталии Васильевны звучал жестко. — Мне и самой хотелось бы задать вам кое-какие вопросы.

Я поняла, что у матери Кирилла были претензии к лагерю, в частности — к его персоналу, но я надеялась, что женщина сможет рассказать мне, что произошло с ее сыном. Быть может, с ней мальчик был откровенен, не стал ничего скрывать? Я считала, что Кирилл рассказал не все медсестре и Марине с Региной, наверняка он о чем-то умолчал. Быть может, он кого-то боялся в лагере? Может, над ним издевались другие ребята из его отряда, и поэтому он и сбежал в лес? А потом сказал, что ничего не помнит и просто заблудился…

Я поднялась на четвертый этаж, где находилась квартира Фоминых. На пороге стояла худощавая женщина, на вид ей было около тридцати пяти — тридцати семи лет. Одета она была в легкий летний сарафан с цветочным узором, волосы ее были убраны в пучок на затылке. Я сразу обратила внимание на длинные тонкие пальцы женщины — такие руки могли быть у человека, который играет на музыкальных инструментах, например, на фортепиано. Думаю, мать Кирилла как раз преподавала игру на клавишных инструментах.

— Простите, что отвлекаю вас от важных дел, — проговорила я, проходя в квартиру Фоминых. — Но мне очень нужно поговорить с Кириллом, он ведь дома?

— Дома. — Я поняла, что Наталия Васильевна с трудом сдерживает ярость. — После вашего проклятого лагеря мой сын вообще не выходит на улицу! Он замкнулся в себе, практически не разговаривает, ничем не интересуется! У него и так были проблемы с социализацией, а после этой поездки все стало только хуже! Уж я этого так не оставлю — подам на вас в суд за причинение морального вреда моему ребенку!

— Наталия Васильевна, успокойтесь, я приехала, чтобы помочь вам! — воскликнула я. — Я не знала, что все так серьезно, хотела просто поговорить с вашим сыном и узнать у него, что произошло на самом деле. Вожатым и медсестре он толком ничего не рассказал… Быть может, с вами Кирилл разговаривал о случившемся?

— Я из него каждое слово клещами вынимала, — проговорила женщина. — Думаю, вы в курсе, что там у вас произошло, вы же в лагере работаете! Только, как я вижу, за детьми толком никто не следит, они предоставлены там сами себе, и после вашего лагеря мне приходится сына по психотерапевтам таскать! Только все без толку, никаких улучшений в состоянии Кирилла нет…

— Подождите, давайте все по порядку, — прервала я Наталию Васильевну. — После возвращения в Тарасов Кирилл вам что-то ведь рассказал? Почему он ушел со стоянки, кто его подговорил уйти?

— По-моему, это вам надо знать — вы ведь вожатая в лагере, где вы были, когда Кирилл потерялся? Почему вы не следили за детьми? Что вообще за отношение такое? Я про ваш лагерь таких отзывов напишу — никто туда ездить больше не станет!

— Меня не было в тот день, когда пропал Кирилл, — спокойно пояснила я. — Я собираюсь устроиться вожатой в тот отряд, в котором был ваш сын, но мне не нравится, что в лагере происходят какие-то непонятные вещи. Думаю, проблема здесь не только в вожатых, а в чем-то еще. Но чтобы разобраться в этом, мне необходимо узнать, что произошло с Кириллом в тот день, когда он пошел в поход.

— Я не знала, что вы не работали в лагере, думала, что вы и есть та вожатая, которая отвечала за моего сына, — немного смягчилась Наталия Васильевна. — Но я бы вам не советовала устраиваться в это место — сомневаюсь, что этот новый лагерь долго продержится. Думаю, его закроют, и я этому буду только рада!

— Возможно, — не стала отрицать я. — И все-таки могу ли я поговорить с Кириллом?

— Если он станет с вами общаться — говорите, — пожала плечами женщина. — Но я не уверена, что у вас что-то получится. Сын сейчас ни с кем не хочет разговаривать, он замкнулся в себе, не идет на контакт.

Однако я уговорила Наталию Васильевну проводить меня в комнату сына.

Мальчик лежал на кровати, в руках у него был не телефон или планшет, как я ожидала, а обычная бумажная книга. Удивительно в наши дни — представить ребенка, который по доброй воле читает что-то не с экрана телефона или компьютера, действительно сложно.

Но Кирилл уткнулся в страницы толстого приключенческого романа Александра Дюма, на меня он не обратил ни малейшего внимания.

Наталия Васильевна оставила нас наедине, вышла из комнаты, притворив за собой дверь. Кирилл даже не посмотрел в ее сторону.

Я стояла, некоторое время наблюдала за мальчиком. Глядя на него, я поняла, что Кирилл не читает книгу — его глаза неподвижно смотрели в одну точку, не бегали по странице, мальчик не переворачивал листы книжки. Он был совершенно безучастен и находился в каком-то другом мире, далеком и от современного, и от того, что описывался в книге, что была у Кирилла в руках.

Я подошла ближе и окликнула мальчика по имени. Наконец он заметил меня — отложил книгу в сторону и посмотрел на меня ничего не выражающим взглядом.

— Привет, — поздоровалась я. — Меня зовут Женя, можно с тобой поговорить?

Кирилл не ответил.

— Кирилл, ты меня слышишь? — спросила я.

Мальчик моргнул, потом заявил:

— Я не глухой, слышу, конечно. Я вас не знаю.

— Мне это известно, — улыбнулась я. — Мне о тебе рассказала Марина Звягинцева, помнишь ее? Она вожатая в отряде, в котором ты был, когда отдыхал в лагере «Лесной».

— Я не идиот, и с памятью у меня все в порядке, — буркнул Фомин. — Только не надо мне врать. Я знаю, что вы — еще одна психиатр, которую мать вызвала теперь уже на дом. Еще раз повторяю — я не псих и не сумасшедший, оставьте меня уже в покое! Надоели!

— Успокойся, я не врач и никакого отношения к психиатрии не имею, — проговорила я. — Сумасшедшим тебя не считаю, наоборот, мне очень нужна твоя помощь! Я пытаюсь разобраться, что происходит в лагере «Лесной». Твое исчезновение — не единственное странное происшествие, которое там случилось. Но что творится в лагере, мне непонятно, потому я и приехала к тебе домой.

— Вы — полицейская? — оживился Кирилл. — Серьезно?

— Можно сказать и так, — не стала отрицать я. — Так что, поможешь мне?

— А пистолет покажете? — не унимался мальчишка. — Он у вас ведь с собой? Только почему вы не в форме? Это маскировка такая?

— Вроде того, — кивнула я. — Оружие у меня есть, только показывать никому не имею права, таковы порядки. Ты только маме своей не рассказывай, ладно? Я сказала, что являюсь вожатой в лагере «Лесной», иначе она бы испугалась, что к ней домой полиция пожаловала…

Моя тактика сработала — Кирилл увидел, что я разговариваю с ним как со взрослым, более того, я дала мальчику возможность «раскусить» меня, что дало Кириллу почувствовать собственную значимость и важность. К тому же я обратилась к нему за помощью, а это еще один способ разговорить человека. Дети, в том числе и подростки, любят, когда взрослые просят их о чем-то, поэтому я была уверена, что Кирилл расскажет мне все, что помнит.

— Так что с тобой случилось в тот день, когда вы пошли в поход? — спросила я снова. — Что ты помнишь?

— Ну мы пошли с вожатыми из другого отряда — Егором и Алексеем, — начал Кирилл. — Вообще, их надо называть по имени-отчеству, но Егора и Алексея все так и зовут — по имени. Из нашего отряда пошли еще Сашка и Арсений, ну еще девчонки — Аня и Оля. Они вечно хихикали о чем-то, и вообще, я думаю, они какие-то глупые слишком. Хотя им обеим столько же лет, сколько и мне, только разговоры у них тупые до невозможности. Они, похоже, только о туфлях и платьях говорить могут, больше ни о чем. Я сперва вообще не понял, зачем они в поход потащились — ну не для них такие развлечения, как они комаров-то переживут? А потом услышал, о чем они говорят. Оказывается, эти две дурочки решили с Егором и Лешей замутить, вот и пошли в этот поход. Понятия не имею, как они собирались заинтересовать взрослых парней, с их-то куриными мозгами… В общем, ничего у них не вышло — так и шли вдвоем под ручку, хорошо, что не в туфлях на шпильках, они бы могли додуматься. Но Егор с Лешей на них внимания не обращали, точнее, смотрели за всеми, кто шел, но все ухищрения девчонок оказались напрасными. Мы шли достаточно долго и быстро, хотя останавливались часто, потому что с нами были дети из младших отрядов, и они уставали. Но, несмотря на это, мы добрались до конечной точки гораздо быстрее, чем нам говорили Леша с Егором вначале, поэтому так решили: сделать привал и перекусить. Мы все взяли с собой паек — нам выдали на завтраке. Леша с Егором стали показывать, как надо разводить костер, а Саша меня позвал посмотреть на речку. Там недалеко речка была, узкая очень, Саша, когда в кусты отходил, услышал шум и решил разведать. Мы отпросились у Егора с Лешей, они нам сказали возвращаться через десять минут, не задерживаться, иначе нас пойдут искать. Спросили, куда мы пойдем, мы сказали — к речке. Егор не хотел нас отпускать одних, мы уговаривали его, сказали, что сейчас вернемся, просто глянем издалека и все, а он нас не отпускал. С нами еще Арсений увязался. Потом Егора с Лешей кто-то отвлек, а мы сбежали втроем, так как вожатые слишком занудствовали. Саша показал нам речку, мы посмотрели и пошли назад. А потом мне показалось, что кто-то меня зовет. Я вроде сказал мальчишкам, что сейчас подойду, пошел на зов. Потом — как в тумане все, я пошел к реке, а реки там уже не было. Мне захотелось спать, я понимал, что надо вернуться, иначе мне такой нагоняй от Егора с Лешей будет, что мало не покажется. Но глаза закрывались, я сел под дерево и вроде как заснул. А потом, кажется, проснулся, но я не уверен. В лесу было очень темно, и какие-то люди в белых саванах, как призраки, ходили. Мне стало страшно, и я закрыл глаза, чтоб они исчезли. Очень боялся открывать глаза, чтоб их не увидеть снова, потому что, если б я на них еще раз посмотрел, они бы меня точно увидели! И забрали бы с собой! Еще они забрали Сашу с Арсением — я знал это, и мне было страшно, потому что Саша и Арсений теперь такие же, как и они, в белом. Наверно, меня и звали эти призраки, наверно, и Саша с Арсением их услышали и поэтому пропали. Я сидел с закрытыми глазами, а потом вдруг услышал голоса людей. Меня звали по имени, я понял, что это уже не призраки, а нормальные люди. Я открыл глаза, встал и побежал к ним навстречу. Я пытался рассказать им о призраках, но они меня не слышали, все повторяли, что у меня шок, и я, наверно, поэтому ничего не говорю. Но я же рассказывал им, понимаете? Видимо, они либо меня не слышали, либо посчитали, что я умом тронулся, хотя ничего такого со мной не было. Меня повели в лагерь, в медпункт, меня стала расспрашивать медсестра о том, что со мной случилось. Я понял, что, если стану ей о призраках рассказывать, она меня в дурдом отправит. Поэтому сказал, что не помню, что со мной произошло, как я в лесу один оказался. Но все равно все решили, что у меня не все дома, вот и отправили в Тарасов. Наверно, боялись, что я еще раз куда-нибудь уйду и забуду, что было… Мать как с цепи сорвалась — таскает меня по психологам и психиатрам, как будто я дурачок какой. Может, вы ей скажете, чтоб прекратила? Меня она не слушает и не слышит…

— Насколько мне известно, Наталия Васильевна считает, что ты замкнулся в себе и не хочешь ни с кем идти на контакт, — заметила я. — Почему ты с ней не разговариваешь?

— Да потому что это бесполезно! — воскликнул мальчик. — Мама думает, что со мной не все в порядке, потому что я не приглашаю домой толпы друзей, веду себя не так, как надо, и вообще, все я делаю не так, как должен! Но если мне не интересно общаться с другими людьми, почему я должен это делать? Мне нравится сидеть дома, я люблю читать книжки, а музыку терпеть не могу! Особенно пианино. Но она меня заставляет ходить в музыкалку, хотя меня тошнит от нот и вообще от всего! Я говорил и ей, и отцу, что мечтаю ходить на карате, но мать заявила, что я могу травмировать себе пальцы и не смогу играть. Честно говоря, я бы с великим удовольствием сломал бы себе несколько пальцев, а лучше — руку, чтобы она от меня отвязалась… Папа думает, что мама во всем права, он не пытается даже что-то сказать ей поперек, потому что она главная… А мои слова она воспринимает как капризы, ей наплевать на то, что я хочу делать, а что не хочу. Она считает меня маленьким, а мне вообще-то уже тринадцать лет! Если бы я рассказал матери про призраков, она бы точно меня в дурдом отправила! А отец вечно занят, он же повар, ему вообще не до меня.

— Скажи, ты раньше видел что-то подобное? — поинтересовалась я. — Призраков, про которых ты рассказываешь.

— Вы верите мне? — обрадовался Кирилл. — Я сразу понял, что вы нормальная, не то что мои родители… Нет, раньше я призраков не видел, они только в лесу были. Но в лагере и помимо них всякие странные вещи происходят. По-моему, там какая-то нечисть живет. Я не вру, честно! Я слышал, что по ночам там кто-то бродит и смеется. Но я не испугался, когда услышал, решил проверить, что там. Только когда я вышел из комнаты, они исчезли — как будто растворились в воздухе. Я сделал вид, что пошел в туалет, а сам все проверил, но никого не нашел. Наверно, они меня испугались… Или просто не хотели, чтобы я их увидел.

— Ты кому-нибудь рассказал про то, что слышал ночью? — спросила я.

Кирилл отрицательно покачал головой.

— Нет, мне бы никто не поверил. Я даже Сашке не рассказывал, хотя мы с ним подружились. Но Сашка бы точно сказал, что мне все приснилось, а я не хочу выглядеть ненормальным! В конце концов, на меня же они не напали — ну, эти привидения. Поэтому я подумал, что пусть лучше никто про них не знает.

— А в тот вечер, когда тебя нашли в лесу, ты видел Сашу и Арсения?

— Неа, меня сразу в медпункт повели, — сказал мальчик. — Мне кажется, их сперва призраки забрали с собой, а потом отпустили. Иначе вожатые бы рассказали, что потерялся не только я, а другие ребята из отряда тоже.

— А ты общался с Дашей Поляковой? — перевела я разговор на другую тему.

Кирилл пожал плечами.

— Так, не особо. Я с девчонками не дружу, они глупые. А Дашка еще и жадина!

— Почему ты так думаешь? — удивилась я.

— Да она кроила какая-то! — воскликнул мальчик. — Ни с кем никогда не делится, хотя ей родители с собой полно еды дали! И чипсы даже, которых ни у кого нет. Точнее, еда у нас из дома у всех была, но мы делились ею с другими ребятами. А Дашка спрятала свои шоколадки и чипсы, и потому, когда ни у кого ничего не осталось, ела втихую. Потому и отравилась — так ей и надо! Если бы она делилась с другими, то ей бы плохо не стало, а так — сама виновата!

— А что ела Даша, когда ей стало плохо? — спросила я.

— Да кто ее знает? — проговорил Кирилл. — Я не знаю, не общался с ней просто. Слышал, как девчонки из ее комнаты рассказывают, что Дашка — жадина и кроила, вот и все. Мне такие люди не нравятся, с ней и разговаривать не хочется. Вредная и противная! Она в столовой почти не ела, я видел, что она почти полные порции оставляет на тарелке. Марина, наша вожатая, переживала за нее — потому что Дашка не ест, спрашивала почему. А Полякова нос воротила и говорила, что невкусно и она такое есть не будет. Врала она все — еда была нормальная, никто, кроме Дашки, не жаловался!

— Кроме Даши, никто не травился? — уточнила я.

Кирилл отрицательно покачал головой.

— Нет, Полякова ж ни с кем своими запасами не делилась. Вот и получила по заслугам!

— А она призраков не видела?

— Не знаю, я не спрашивал… — растерялся мальчик. — Хотя Арсений говорил, что лагерь на самом деле проклят. Потому что на костях построен — он слышал, что Жанна Михайловна, повар в столовой, рассказывает своей напарнице Оле, что раньше тут было кладбище, а потом его снесли и сделали детский лагерь. Но по ночам мертвяки, которым не понравилось, что их могилы убрали, встают из своих гробов и ходят по лагерю, хотят забрать с собой живых. Я понял, что именно их и видел в лесу — наверно, они бы и меня забрали, если б меня не нашли. Хорошо, что меня в Тарасов отправили, больше я в этот лагерь ни за что не поеду!

— Эта Жанна Михайловна тоже видела призраков?

— Не знаю, мне ж Арсений рассказывал, что он слышал, — сказал Кирилл. — Может, и видела, но мне про это он ничего не говорил.

— А фамилию Жанны Михайловны знаешь?

— Нет…

Наш разговор прервала мать Кирилла — она вошла в комнату, вероятно, хотела проверить, как проходит наше общение.

Увидев Наталию Васильевну, мальчик сразу же замолчал и равнодушно покосился на меня. Я поняла, что он не хочет, чтобы мать слышала, о чем мы говорим.

— Вы побеседовали? — спросила женщина, внимательно посмотрев на сына. — Или Кирилл опять в молчанку играет? Он хоть что-нибудь вам сказал?

— Да, я узнала все, что хотела, — улыбнулась я и обратилась к мальчику: — Кирилл, спасибо тебе огромное! Ты мне очень помог!

— Надо же, — с недоверием покачала головой Наталья Васильевна. — Кирилл, а почему ты мне тогда ничего не рассказываешь? Притворяешься, что ли, что тебе плохо? Давай-ка, хватит валяться на кровати! Ты уже сколько времени музыкой не занимался, сейчас Евгения уйдет, и марш за инструмент!

— Но, мама, у меня же каникулы… — запротестовал несчастный ребенок. — Я не хочу…

— Хочу не хочу, а надо! — категорично заявила женщина. — Я прослежу за тобой, повторишь все произведения, которые мы проходили за год!

Я еще раз поблагодарила Кирилла и попрощалась с ним и его матерью. Вмешиваться в семейные разборки не стала — понятно, что мать попросту задавила парня своим авторитетом и навязывает ему свою волю, но тут уж ничего не поделаешь. Либо Кирилл сам рано или поздно взбунтуется, либо окончательно подчинится матери-тирану и будет делать то, что она требует, в ущерб своим собственным интересам.

Жалко парня, но пускай сами разбираются, в конце концов, лезть в чужую семью с нравоучениями — не моя работа, а прерогатива семейного психолога.

Покинув квартиру Фоминых, я села в машину и открыла базу данных на телефоне. Теперь надо бы проверить, как поживает Даша Полякова, отравившаяся в первые же дни своего пребывания в лагере.

Ей, как и Кириллу, было тринадцать лет, жила она на другом конце города — в Зареченском районе Тарасова. Даша училась в средней школе номер сорок три, находившейся рядом с ее домом, с шести лет занималась художественной гимнастикой. Старшая сестра Даши — Снежана — в этом году окончила школу и поступила в Тарасовский университет на факультет иностранных языков. Родители девочек — Поляковы Игорь Сергеевич и Зинаида Владимировна — работали экономистами.

Я узнала адрес Поляковых и направилась к ним в квартиру.

Я надеялась, что мне повезет, я застану Дашу дома. Судя по всему, последствия отравления уже должны были пройти, в больнице девочка вряд ли задержалась надолго. Хотя отравление, конечно, могло быть и тяжелым — кто знает, чем все закончилось…

Я прикинула, что родители Даши наверняка находятся на работе, но кто-то из дочерей мог находиться в квартире.

Нужный мне адрес я нашла быстро, благо сейчас существуют навигаторы, которые облегчают процесс ориентирования на местности.

Я позвонила в квартиру номер шестьдесят, дверь сразу открыли — даже не спросили, кто это. Поразительная беспечность, отметила я про себя. Впрочем, мне это только на руку — я поднялась на лифте на шестой этаж и вошла в открытую дверь.

— Ой, а вы к кому? — В дверях стояла худенькая девочка, которой на вид было не больше одиннадцати лет. Я поняла, что это, наверно, и есть Даша Полякова.

— Мне нужна Даша Полякова, — заявила я. — А ты почему не спрашиваешь, кто пришел? Вообще-то это опасно, мало ли кто мог зайти в дом!

— Да я подружку ждала, Олю, — пояснила девчушка. — А зачем вам я нужна? Я вас не знаю…

— Меня зовут Женя, я хочу с тобой поговорить по поводу твоего пребывания в лагере «Лесной», — пояснила я. — Тебе ведь пришлось оттуда уехать, не дожидаясь окончания смены, верно? Ты отравилась ведь?

— Ну да… — растерялась Даша. — Меня домой отправили поэтому…

— Можешь подробно рассказать, как это произошло? — спросила я. — Вспомни хорошенько, что ты ела, когда, от чего почувствовала себя плохо. Эта информация поможет сотрудникам лагеря в дальнейшем избежать подобных случаев, ведь если еда в столовой несвежая, отравиться могут и другие дети! Расскажешь?

— Да, но ничего такого особенного не было, — пожала плечами Даша. — Наверно, я за завтраком что-то не то съела. Может, каша была плохая…

— Да? — удивилась я. — А мне говорили, что ты не ела еду, которую вам давали. Что-то с собой привезла, верно?

— Нет, у меня ничего не было! — слишком быстро и слишком испуганно заговорила девочка. — Честно вам говорю! Да мне бы мама и не разрешила с собой что-либо брать, я же занимаюсь художественной гимнастикой! Поэтому и ем то, что позволяется, иначе меня выгонят!

— Сурово там у вас, — заметила я. — И что, многое запрещают?

— Ой, да почти все! — воскликнула Даша. — Мне нельзя шоколад, булочки, чипсы, газировку, мороженое, пирожное… Короче, все вкусное запрещено. Бутерброды тоже нельзя, мне мама покупает хлебцы — их можно, только немного.

— А что же ты ешь? — удивилась я. — Чем питаешься?

— Ну, мне можно кашу на воде, овощи, в первой половине дня — фрукты. Еще рыбу и мясо на пару, ну и все…

— Не обидно? Что другим можно, а тебе нельзя?

— Еще как! — воскликнула Даша. — Вот, Снежанке, сестре старшей, вообще везет! Ей можно все что хочешь — она же не гимнастка, родители ее не заставляют ничего такого делать! Ешь, что душе угодно — она чипсы любит, шоколад трескает, хотя мама ее просила не есть, когда я дома — мне же тоже хочется! Но Снежанка, по-моему, нарочно дразнится. Когда мамы с папой нет дома, она берет и при мне шоколад уплетает. Мне убить ее хочется! Терпеть не могу сестру, хорошо, что ее сейчас нет! Она на море уехала — родители ей подарок сделали, путевку купили, потому что она в университет поступила. А меня в лагерь отправили… Так Снежана с собой кучу еды набрала — там и шоколадки, и чипсы, и булки, и пирожные! Представляете? А мне ничего не разрешили!

У меня возникла догадка. Я осторожно спросила:

— А тебе не захотелось проучить сестру? Если она столько еды набрала, может, ты по справедливости что-то взяла у нее?

Даша округлила глаза, замотала головой, но по ее глазам я поняла, что попала в точку.

— Нет, я у нее ничего не брала! Честно! Клянусь! — затараторила девочка.

Я дружелюбно улыбнулась и проговорила:

— Даша, я тебя не собираюсь ругать или рассказывать о твоем поступке твоим родителям или сестре. Пойми, мне очень нужно знать правду — отравилась ты едой в столовой или своей собственной. От этого зависит, будут ли работать в лагере повара — те, которые были во время твоего пребывания в смене, или же их уволят за то, что пострадал ребенок. Понимаешь?

Даша молчала. Было видно, что девочка колеблется — сказать правду или скрыть?

Я еще раз повторила, что никому ничего не расскажу, и ни одна живая душа не узнает, брала ли Даша в лагерь с собой еду.

— Ну… Мне показалось, что Снежане и так слишком много, — наконец призналась она. — Вы бы видели, сколько она всего с собой в рюкзак запихала! Еще и насмехалась надо мной — мне-то ничего из этого нельзя! Демонстративно открыла пачку чипсов и ела их, зная, что родители не против… Она всегда надо мной издевается! Обзывает малявкой из-за того, что у меня режим дня, и вечером мне нельзя поздно ложиться, как ей, смеется, что у меня нет столько подруг, как у нее, что я неудачница, и моя художественная гимнастика — ерунда полная… Когда я проиграла соревнования, мама меня сильно ругала, а Снежана говорила, что я бездарь. Поэтому я и решила отомстить сестре! Стащила у нее половину ее запасов и переложила к себе в рюкзак. Спрятала, чтоб никто ничего не увидел, хотя мама не стала повторно мои вещи проверять — она же их сама сначала укладывала. А Снежанка бросила свой чемодан и в него не заглядывала. Я представляла, как она будет злиться, когда обнаружит, что у нее еды с собой нет. Если бы она стала маме жаловаться по телефону, я бы сказала, что это Снежана сама съела свои припасы и просто забыла. Она вообще ест, как слон, хотя по ней этого не видно. Хотела бы я, чтоб ее разнесло, тогда бы она не стала надо мной смеяться! А как назло, сестре на диетах не нужно сидеть, мама говорит, она в папу пошла, а я — в нее. Мама всю жизнь на диетах сидит, только ей ничего не помогает, меня из-за этого она и отдала в гимнастику, чтобы я была худая и всегда за весом следила. А я так не хочу, мне вообще плевать, толстая я или нет, хочу нормальную еду есть, как Снежана! Мне было очень обидно, поэтому я поехала в лагерь с этими чипсами и шоколадками. А они так аппетит отбивают, что вообще есть не хочется, тем более всякие полезные каши и супы, от которых меня тошнит. Только утром мне плохо стало — я, наверно, чипсами отравилась, потому что привкус от них стоял во рту. В столовой я ничего не ела! Даже сок, который нам раздавали, почти не пила — я про него забыла, у меня аж две коробочки в рюкзаке остались, я просто не люблю яблочный. Выпила в лагере только апельсиновый, он вкусный. Хотела яблочный оставить на потом, все равно пить захочется — выпью… Но меня в Тарасов отправили, и я эти соки в холодильник поставила, папа их выпил. Мама же против, чтобы я пакетированные соки пила, говорит, там полно пустых калорий… Надо было выпить, все равно мне ничего такого больше не достанется…

— То есть ты вообще не питалась в столовой? — уточнила я.

Даша отрицательно покачала головой.

— Нет, мне не хотелось. Я первые дни была так счастлива, что в кои-то веки могу поесть что-нибудь вкусное, что буквально объедалась чипсами и шоколадом. Специально рассчитала, чтобы мне на всю смену хватило — думала, буду понемногу есть, но остановиться было очень трудно. Хорошо еще, что в рюкзаке у меня еды не было, когда я в город вернулась — а то мама бы меня точно убила… А так — она и не знает, что я стащила у сестры «вредную» еду. Зато теперь мне приходится есть одни только бульоны, гадость редкостная, да эти проклятые каши, от которых меня тошнит. Но мама считает, что в столовой я все-таки неправильно питалась, потому и отравилась, хотя она сто раз узнавала меню в лагере, прежде чем меня туда отправить.

— А не знаешь, с сестрой все в порядке? — спросила я. — Наверняка она созванивается с тобой или родителями, не говорила ли Снежана про то, что чем-то отравилась?

— Нет, с сестрой как раз все замечательно, — с завистью вздохнула Даша. — Отдыхает себе на море, ест, что хочет, и не парится по поводу жизни… А мне тут сидеть, полезную гадость есть…

— А почему тебя не отправили в спортивный лагерь? — поинтересовалась я. — Ты же гимнастка, наверняка существуют лагеря для детей, которые занимаются художественной гимнастикой!

— Да, конечно, у нас в Тарасове их полно, — заметила Даша. — Только чтобы туда попасть бесплатно, надо выиграть в этом году в соревнованиях. А я ведь проиграла! Проигравших берут, но за деньги, а мама сказала, что это слишком дорого, они с отцом и так потратили кучу денег, чтобы отправить сестру на море. Поэтому мне выбрали не очень дорогой лагерь «Лесной», он ведь только открылся, и цены за путевку там не такие большие, как в других. Хотя я бы очень хотела на море поехать, как Снежана, но я море не заслужила — мне мама так сказала.

Слушая рассказ Даши, я подумала, что сегодня постоянно сталкиваюсь с неадекватным отношением к детям в семье. Кирилла против воли заставляют заниматься музыкой, хотя мальчишке это совсем не интересно, Дашу практически не кормят — неудивительно, что ребенок таскает еду у старшей сестры, которой разрешено практически все.

Просто поразительно, насколько родители умудряются искалечить психику своих детей, впору хоть ввести в систему обязательного образования просветительские курсы для будущих мам и пап. Хотя сомневаюсь, что это поможет, — каждый уверен в своей правоте и думает, что знает, как надо воспитывать детей.

Отбросив ненужные нравоучения, я задумалась.

Выходит, Даша отравилась едой, которую сама же и привезла в лагерь.

Я спросила девочку, не остались ли у нее обертки от шоколадок или чипсов, но, увы, Даша избавилась от всех улик, указывающих на ее причастность к исчезновению еды у старшей сестры. Если бы у меня была упаковка от чипсов, я бы первым делом посмотрела срок годности, а потом отправила бы фантик на экспертизу. К сожалению, Даша не смотрела на дату изготовления своих трофеев и даже не знала, в каком магазине Снежана покупала себе товары в дорогу.

— Кстати, а почему ты решила вытащить у сестры из рюкзака чипсы и шоколад? — поинтересовалась я. — Тебе родители наверняка дают карманные деньги, верно? Ты же могла и сама купить все, что захочешь?

— Не-а, мама бы узнала, — покачала головой Даша. — Один раз такое было. Я решила купить себе шоколад — молочный, который мне очень нравится, — пошла в магазин и там наткнулась на сестру. Она видела, что я покупаю шоколадку, и все маме рассказала. Я пыталась сказать, что это в подарок, но мама не поверила мне и сильно ругалась. С тех пор я боюсь, что опять так же попадусь — встречу в магазине сестру или вообще родителей. Каким-то образом все узнают, если я трачу деньги на запретные вещи, и мне потом сильно попадает.

— Да уж, у тебя прямо-таки концлагерь какой-то, — посочувствовала я.

Даша закивала, а потом довольно заявила:

— Но мы придумали с Олей, как можно есть пиццу. Оля тоже ходит со мной на художественную гимнастику, но ей родители не запрещают есть то, что она хочет. Я приглашаю Олю домой, мы вместе с ней едим пиццу, а если Снежанка или родители внезапно домой приходят, Оля говорит, что это она ела пиццу, и ей верят! А я делаю вид, что даже не хочу есть пиццу, просто Оля себе ее купила, потому что хочет есть, и спрашивать в гостях еду невежливо. Маме нравится Оля, поэтому она не возражает… Я и думала, что это Оля пришла, а оказалось — что вы…

— Ты не замечала что-нибудь странное в лагере? — задала я новый вопрос.

Даша удивленно посмотрела на меня.

— Странное? — переспросила она. — Например?

— Ну, шаги по ночам, что-то в этом роде, — пояснила я. — Кирилл, мальчик из твоего отряда, говорил, что что-то подобное слышал.

— Я ночью сплю очень крепко! — заявила Даша. — И не встаю в туалет даже, только утром. Поэтому я ничего не слышала… А что, там кто-то ходил ночью? Может, это вожатая проверяла, все ли спят?

— Не знаю, Кирилл утверждает, что видел призраков, — заметила я.

Даша скривила нос.

— Вот придурок! — воскликнула она. — Призраков не существует, это все знают! А если он в такое верит, значит, сам псих ненормальный! Вот Оля тоже говорит, что никаких привидений не бывает, это люди просто придумали, чтобы детей пугать! Но ведь мы с Олей уже взрослые, поэтому знаем, что их не бывает! Интересно, куда Оля запропастилась, она же обещала прийти…

Словно в подтверждение слов Даши раздался звонок в домофон. На этот раз девочка предусмотрительно спросила, кто это.

Я услышала звонкий детский голос — пришла подруга Даши. Я узнала все, что хотела, поэтому больше в квартире Поляковых мне было нечего делать.