Бывших любовниц не бывает

Марина Серова, 2014

Частный детектив Татьяна Иванова расследует дело о гибели мелкого предпринимателя Никиты Говорова, сгоревшего в собственном гараже. Первым кандидатом на роль подозреваемой в убийстве является вдова – Светлана Говорова. Мать Никиты с яростью обвиняет в смерти сына невестку, но можно ли верить словам свекрови, для которой Светлана долгие годы была врагом номер один? Иванову многое смущает в этой лежащей на поверхности версии. Долгий опыт работы частным детективом подсказывает ей – не все так просто и очевидно в этом крайне запутанном деле…

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

* * *

Глава 1

Я ехала к своей подруге, Ленке-француженке, в приподнятом настроении. Буквально час назад она позвонила мне и предложила встретиться. Так как мы давно не виделись и я в данный конкретный момент пребывала в блаженном и вполне заслуженном бездействии, я согласилась. Почему бы и нет? Все лучше, чем еще один вечер скучать дома перед «ящиком».

Моя бежевая «девятка» повернула в Ленкин двор. Я припарковалась возле солидного черного «мерса» и вышла из машины. Подругу я заметила сразу: она стояла во дворе с какой-то теткой и, казалось, внимательно слушала ее, а та что-то возмущенно говорила, держа в одной руке дамскую сумку, а в другой — носовой платок, время от времени вытирая им глаза. Я неторопливо направилась к ним.

–…Так ведь они же ничего не делают, гады! Нет, Лен, ты только подумай: человека убили, и не просто убили — живьем сожгли! Где это видано — такое изуверство?! Его же в закрытом гробу хоронили, ну, ты помнишь, я говорила… И что? А ничего! Убийца, вон, — сволочь, мразь! — ходит как ни в чем не бывало, даже глаз не прячет. А они мне говорят: «Извините, нет доказательств!» Я им говорю: что значит — нет?! Ищите! На то вы и милиция… Или как там их теперь?.. Полиция, черт бы их побрал! Все привыкнуть не могу…

Женщина в очередной раз вытерла глаза платком. Ленка сочувственно кивала, на ее лице застыло скорбное выражение. В этот момент я подошла к ним и, извинившись перед женщиной, поздоровалась с подругой.

— А, Тань, привет…

Но Ленкина собеседница не дала нам поговорить. Не обращая на меня никакого внимания, она снова заговорила, схватив мою подругу за локоть:

— Так как же мне теперь жить, скажи мне?! Если полиция так и не найдет доказательства, — а она их точно не найдет, зачем им! — мне что, самосуд над ней устроить? Сжечь ее живьем, как она моего сыночка сожгла…

Женщина заплакала навзрыд. Я посчитала своим долгом вмешаться.

— Вот этого точно не надо! — сказала я твердо, но с участием в голосе, и посмотрела на подругу, ища у нее поддержки.

Ленка кивнула:

— Да, Вероника Станиславовна, вы уж сами, того… Ведь самосуд — дело наказуемое, вас посадить могут!

— Посадить? А что же мне тогда делать? Простить?! Как? Как забыть, Лен?! Она ведь и наследство теперь получит… Разве это справедливо?! Нет, виданное ли дело, люди добрые, — убила мужа да еще и при богатстве осталась! А ведь это он все заработал, сыночек мой! А эта тварь восемь лет дома сидела, пальцем о палец не ударила!

— Вам надо нанять частного сыщика! — нашлась вдруг Ленка и удивленно посмотрела на меня, должно быть, поразившись своей находчивости.

— Частного сыщика? Да где же его взять? — растерянно пожала плечами соседка и безнадежно махнула рукой. — Знакомых у меня нет, а незнакомым я не особо доверяю.

— Да вот же он — перед вами! Вернее, она…

Ленка указала на меня рукой.

Женщина всхлипнула и подняла на меня красные от слез глаза:

— Это правда? Вы — сыщик?

Я кивнула. Вероника Станиславовна по инерции всхлипнула вновь, нервно потеребила платочек. Лена поспешила представить нас друг другу:

— Моя подруга — детектив, юрист по образованию, между прочим, в прокуратуре работала. Она стольким людям помогла! И как раз в таких вот ситуациях, как у вас, — разрекламировала меня Ленка.

— И мне сможете помочь? — спросила женщина.

Я пожала плечами:

— Не знаю, но попробовать можно.

— А что для этого нужно?

— Для начала нам надо где-нибудь уединиться, чтобы вы могли мне рассказать все по порядку и с подробностями, а уж я решу, как вам помочь. Только… — я замялась, выдержала многозначительную паузу, — …мои услуги, извините, не бескорыстны. Это моя работа…

— Вы насчет денег? — женщина торопливо кивнула. — Это не проблема, не беспокойтесь, деньги у меня есть! Я ведь работаю, да и сынок мне частенько подкидывал, он ведь у меня предпринимателем был, не бедствовал. Да-а… А я его деньги почти не тратила, все откладывала… видимо, теперь и пригодятся…

Женщина снова всхлипнула, Ленка торопливо взяла ее за локоть и повела в подъезд.

— Идемте, Вероника Станиславовна, что ж мы на улице-то?.. Вон, прохожие смотрят… Мы дома обо всем поговорим…

Втроем мы вошли в прохладный полумрак подъезда, и Вероника Станиславовна достала ключи от своей квартиры. Вскоре мы сидели в уютной гостиной за столом из дуба, на котором хозяйка разложила семейные фотографии. Я тайком рассматривала женщину. Ей было за пятьдесят, точнее я не могла бы сказать, хотя смерть сына, конечно же, сказалась на ее лице: оно было бледным, под глазами виднелись синие круги. Женщина явно состарилась за последнее время. Грустные серые глаза, пепельные, явно крашеные волосы, собранные в аккуратный пучок, небольшие золотые сережки в маленьких ушах, синяя кофточка темного оттенка, строгая черная юбка — таков был портрет моей новой клиентки. Вероника Станиславовна взяла со стола одну из фотографий, протянула мне. Ее руки, с тонкими пальцами, с покрытыми светлым лаком ногтями, немного дрожали.

— Это вот Никитушка в школе, — сказала хозяйка грустным голосом, — в десятом классе. Он тогда ходил в кружок математики… Господи! Как у нее только рука поднялась?! Ведь он кормил ее!..

Женщина всхлипнула, но быстро взяла себя в руки.

— А это он в институте, — она протянула мне другую фотографию, — со своей первой девушкой, Катей. Хорошая была девушка, училась на курс ниже… Почему они расстались? Не помню… А это Никитушка в день получения диплома, видите, какое у него счастливое лицо? Он едва не вышел на «красный», совсем чуть-чуть не дотянул. Но не огорчился, сказал, что это неважно, главное — знания у него есть… Господи! Как только его угораздило жениться на этой твари?! Какие девушки за ним бегали! Одна была его начальницей, это когда он после института в одной фирме работал… Она ему названивала, а он, дурачок, выбрал эту гадину, эту подлую тварь!..

Вероника Станиславовна вновь всхлипнула, потянулась за платочком. Ленка посмотрела на меня вопросительно, как бы спрашивая: что делать? Я незаметно махнула рукой: мол, пусть выплачется. Так и случилось: через минуту хозяйка квартиры немного успокоилась и продолжила рассказ:

— А это он с Олесей… Как ее фамилия? Помню, такая странная, не то Рудых, не то Рыжих… Они даже жили года два в гражданском браке. Я, конечно, была против: что это еще за мода такая — гражданский брак?! Ни тебе свадьбы, ни печати в паспорте! Родственники и знакомые спрашивают: ну, как, ваш-то женился? И что я могла им ответить? То ли женился, то ли нет… По-моему, это просто распущенность. А девки-то пошли — стыдоба! Пришла к парню — и живет себе. Ни жена, ни невеста — сожительница! Нет, в наше время такого безобразия не было!

— А почему они расстались? — спросила я, рассматривая фото молодого человека.

Он был довольно симпатичным. Здесь, на этой фотографии, ему было лет двадцать — двадцать два. Высокий брюнет с открытым взглядом, в обтягивающих узкие бедра джинсах. Плечи достаточно широкие, одет со вкусом… Ничего мальчик, девчонкам такие нравятся. Рядом с ним, прижавшись к его боку и театрально выставив вперед одну ножку, стояла высокая блондинка… да, по всему видно — искусственная. Смазливая мордочка, а в общем-то, так, ничего особенного. Взгляд заносчивый, но глаза — не умные, а какие-то хитрые, что ли…

— Почему расстались — это отдельная история, — сказала устало Вероника Станиславовна, — а я уж и рада была, что они тогда не расписаны были! Выгнал Никитушка эту нахалку — и дело с концом!

— Так за что выгнал? — не унималась я, сама не зная, почему прицепилась к этой Олесе.

— За то, что она ему изменила, Никитушка мне сам рассказывал. Не могу, говорит, простить ее. И выгнал… А ведь два года вместе прожили!

— И она вот так и ушла?

— Ушла?! Да вы что?! Скажете тоже… «Ушла»! Увели ее, причем со скандалом.

— Что вы говорите?! И кто же скандалил?

— Так она и скандалила, Олеся эта. На весь подъезд! Уходить, видите ли, не хотела. Кричала: «Люблю! Не бросай меня, Никита! Я без тебя жить не смогу, с балкона брошусь!..» И ведь правда, рвалась к балкону, дурища. Пришлось даже милицию вызывать, они ее связали…

— Ничего себе!

— Да, Танечка, эта Олеся такой психованной оказалась, такой дурой! Никитушка месяц после этого случая в себя приходил, так переживал… Она ведь тогда кричала на весь подъезд: «Ты еще пожалеешь! Я тебе такое устрою! Тебе не жить!..»

— Ого!

— Ой, а я-то как тогда переживала! Едва с инфарктом не слегла.

— И чем дело кончилось?

— Ей тогда мелкое хулиганство оформили, оштрафовали да и отпустили. Что еще можно с такими припадочными сделать? А меня соседи еще долго расспрашивали, вот и подруга ваша в курсе… А потом, когда Никитушка стал с другой девушкой встречаться, Олеся их подкарауливала и скандалы учиняла прямо на улице. Они и расстались, Никита и его новая девушка… Я уж тревожилась о том, что эта психическая не даст ему жизни, да зря, не этого надо было бояться. Со Светкой, тварью этой, все намного хуже вышло…

— А что у них было со Светкой?

— К тому времени, когда Никитушка с ней встречаться начал, Олеся, эта придурочная, успокоилась или уехала куда-то. Черт ее знает, только в его жизни она больше не появлялась.

— Может, руки на себя наложила с горя? — несмело предположила Лена.

Вероника Станиславовна посмотрела на нее, как на психически ненормальную Олесю.

— Такие на себя рук не накладывают! — безапелляционно заявила она. — Такие другим жизнь отравляют. А Светка эта не только отравила жизнь моему сыну, она забрала ее!

— Так вы все-таки думаете, что это сделала Света? — спросила я.

— А кто же еще?! Она, подлая тварь, она, гадина! И к гадалке не ходить…

— А за что?

— Так ведь ясно, за что: избавиться хотела от мужа.

— Но он же ее кормил-поил?

— А она сама хотела бизнесом управлять!

— Сама?

— Ну да. Просила даже Никитушку ее управляющей поставить в его кафе. А он — ни в какую. Какой, говорил, из тебя управляющий?! Ты все дело мне развалишь, ты же не смыслишь в бизнесе!

— А она?

— Обижалась. Никитушка мне сам рассказывал, говорит, мама, из Светы такой же управляющий, как из меня — папа римский. Не шарит ведь ни в общепите, ни в бизнесе, так куда лезет?! Она у нас физик по образованию.

— А Света что?

— Ничего. Дулась на Никитушку.

— А он?

— А он ей говорил: сиди, мол, дома, твое дело — бизнесмену хороший уход обеспечивать. Чтобы я пришел с работы, а дома — чистота, порядок, уют. Чтобы щами вкусно пахло, и чтобы жена-красавица встречала меня — причесанная, отдохнувшая, свежая, а не замученная на работе.

— А Света любила все это? Ну, наводить чистоту и готовить?

— Куда там! Терпеть не могла, белоручка. А готовила так вообще из рук вон плохо, я удивляюсь, как только она не отравила моего сыночка?! Никитушка ее даже на курсы посылал.

— Какие?

— Кулинарные. Он в газете вычитал, одна фирма организовала их для жен предпринимателей, там, говорят, учили дам всякие деликатесы готовить, ну и обычную еду тоже. И еще посылала я ее на курсы кройки-шитья.

— Света шьет?

— Она?! Да она пуговицу пришить не может. И вообще, у нее руки не из того места растут. Как только Никитушку угораздило жениться на этой неряхе-неумехе?!

— Внешностью взяла, — со знанием дела кивнула Лена.

— Да, да, как говорится, не делом, а телом… А это они в Германии, в прошлом году ездили…

Вероника Станиславовна положила передо мной очередную фотографию. На меня смотрела счастливая, казалось бы, пара — молодой мужчина и молодая женщина на фоне какого-то старинного замка в готическом стиле. Здесь Никите было лет тридцать, его супруге — примерно столько же. Светлана была приятной на вид особой, не очень высокой, но стройной и одетой изысканно. Она оказалась шатенкой — копна золотистых волос обрамляла ее белокожее лицо с большими зелеными глазами. Нежный румянец покрывал скулы, носик был кокетливо вздернут, а пухлые губы тронула почти джокондовская улыбка.

— А детей, говорите, у них нет?

— Нет, — поджала губы хозяйка. — Эта безрукая ему даже ребенка не родила — за восемь лет-то лет совместной жизни!

Ого! Это они столько прожили?

— А-а… извините, причина? — спросила я.

— А это имеет какое-то значение? — удивилась женщина.

— Разумеется, нет, — поспешила я ее успокоить, — просто у меня был случай в практике, когда муж был бесплоден и не давал жене развода, а ей очень хотелось ребенка…

— И что? — заинтересовалась Вероника Станиславовна.

— Ничего. Она его убила.

— Боже мой! Из-за этого?! — женщина горестно покачала головой. — Куда катится мир!.. Нет, Никитушка мой не был бесплодным, я это точно знаю, потому что одна девушка… была от него беременна. Но это было давно.

— Не та ли самая Олеся? — предположила я.

— А вы догадливы, — женщина впервые за время нашей беседы посмотрела на меня долгим внимательным взглядом.

— Профессия обязывает… Так, говорите, они ссорились?

— О! Еще как! Эта дрянь требовала к себе внимания, много внимания, а Никита, сами понимаете, целыми днями пропадал в своих кафе. Но это же естественно! Бизнес требует много времени, это вам не работа на дядю, когда пришел домой, лег на диван и забыл, что там и как на службе… Пусть, мол, у хозяина голова болит за свое дело. Когда у Никитушки было одно кафе, это еще ничего, оно было давно «раскручено», и он хоть ночевать домой приходил, а вот когда он второе открыл… Тут уж — извините! — чуть ли не по двадцать часов в нем пропадал, не всегда получалось дома заночевать. Ну, Светка, гадина, на нем и отыгрывалась! Уж чего только сыночек мой от нее не наслушался! И на семью-то ему наплевать (это она-то — семья?!), и бабу-то он, такоя-сякой, завел… Все требовала, чтобы он раньше приходил, в дорогие рестораны ее водил ужинать или, там, в ночной клуб, или на концерты, ей же не терпелось наряды свои продемонстрировать! А когда ему было по клубам ходить, скажите мне? Если он в двенадцать ночи домой придет, с ног, бедняжка, валится от усталости, до ночного ли клуба ему?! А эта ничего понимать не хотела, эгоистка! Свинья! Как только таких земля носит?!.

— Значит, в клубы и другие увеселительные заведения, я так понимаю, Света ходила одна? — предположила я.

— С подругами или друзьями, — уточнила Вероника Станиславовна. — Никитушка мой вообще такой отдых не одобрял, считал его пустой тратой времени. Он любил делом заниматься, он у меня такой серьезный был, такой целеустремленный!

Последние слова женщина произнесла с нескрываемой гордостью за сына.

— Так если ваш сын ругался с женой… — начала было я, но хозяйка меня перебила.

— Это не он с ней, это она с ним ругалась, — уточнила Вероника Станиславовна и поднесла к глазам платочек.

— Пусть так, — согласилась я, — но, если даже они и ругались, это еще не значит, что она его убила.

— Почему?

— Нет мотива, извините. Неприязненные отношения — это еще не мотив. Сколько жен недовольны своими мужьями, но не убивают их.

— Нет мотива?! — возмутилась Вероника Станиславовна. — А два кафе — это не мотив?! Вы знаете, какой с них доход? А-а… А их квартира — «трешка» в центре, между прочим, шикарная, с евроремонтом, — это не мотив?! А машина Никиты — «Лексус», а его счет в банке?.. Я уж не говорю о двух гаражах, это так, мелочь. Теперь она — владелица всего этого, а главное — теперь она управляет его бизнесом, как и хотела. Ведь что после смерти Никитушки выяснилось? Что он сделал ее совладелицей своего бизнеса, да! Это ей такой подарок был — на свадьбу… Видели бы вы, как гордо она теперь ездит в его машине! А с каким видом заходит в кафе! Как же, хозяйка! Единственная хозяйка… Всех работников заставила называть себя по имени-отчеству. А кто на все это заработал, я вас спрашиваю? И на квартиру, и на машину, и на все остальное? И это, по-вашему, не мотив?!.

Женщина даже покраснела от возмущения. Я подумала всего минуту, прикинула, что здесь можно сделать.

— Ну, что ж, пожалуй, я возьмусь за ваше дело, — сказала я, — моя ставка — 200 долларов в день. Вас это устроит?

— Да, конечно, я же сказала, с этим у меня проблем нет. Сыночек баловал меня, давал мне деньги, хотя я всегда была против… Ну зачем они мне? У меня зарплата есть, я няней работаю в хорошем доме. Тогда он стал покупать мне всякую домашнюю технику: кофемолку, печь СВЧ, стиральную машину, посудомоечную… А на последний мой день рождения подарил вон то чудо, — женщина кивнула на довольно-таки большой телевизор с жидкокристаллическим экраном, стоявший у окна. — А куда мне было девать свои деньги? Я их и откладывала… Если бы он знал, на что они теперь мне пригодятся!..

— У меня еще вопрос, — сказала я, — как именно погиб ваш сын? Я понимаю, что вам очень больно, но…

— Да, конечно, я готова, — кивнула она, — для дела я готова вспомнить все с самого начала… В тот день он, как обычно, приехал домой поздно. Примерно в двенадцатом часу. Поставил машину в гараж…

— Простите, гараж далеко от его дома?

— Нет, минут пять-семь ходьбы. Там довольно большой гаражный бокс, и гаражи в основном подземные. Но его — на земле, их там немного, кажется, около двадцати. И еще строят рядом новые… Никитушка поставил машину в гараж, и в этот момент дверь заперли снаружи.

— Как именно?

— Подперли доской, подставив ее под ручку двери. Он оказался в ловушке. А потом, как следователь сказал, скорее всего, плеснули в вентиляционную трубу бензин и бросили зажженную ветошь или что-то типа того. Сами понимаете, что такое гараж — там же все в масле и бензине, все мгновенно и вспыхнуло… Разве он мог потушить огонь?! Сгорел, сгорел мой сыночек, бедный мой! Хотя и успел «спасателей» вызвать, но приехали они уже поздно…

Женщина зарыдала в голос. Мы с Ленкой сидели молча и не знали, что делать. Как можно утешить человека в такой ситуации? Но вскоре она перестала плакать, вытерла слезы и продолжила охрипшим голосом:

— Вот так я и осиротела на старости лет. Старенький «Форд» тогда тоже сгорел, а его «Лексус» в другом гараже стоял, он уцелел. Никита этот автомобиль берег: он совсем новый… Следователь меня вызвал, сказал, что уголовное дело они завели, вот только с подозреваемыми, мол, туго. Я говорю: как же туго, а жена? Я точно знаю, Светка его убила, тварь! Ну, может, не сама, да, скорее всего, не своими руками, но заказала, я уверена, она! А следователь мне говорит: кому заказала? Кому конкретно? Вы, говорит, знаете? Фамилию исполнителя можете назвать? А я отвечаю: откуда же я знаю?! Вы, говорю, полиция, вы его и ищите! А он: мол, если бы она мужа заказала, так сняла бы деньги со счета, и немалые, а за последние полгода ни она, ни ее муж со своего счета крупных сумм не снимали, он, видите ли, это проверил. И то, снимал-то всегда Никитушка. А за такую мелочовку, как пятьдесят тысяч «деревянными», говорит следователь, ни один уважающий себя киллер работать не будет. Вот на том, Танечка, все и кончилось. Получается, нет у них доказательств против моей снохи. Но я-то знаю, сердцем материнским чувствую: она это! Злыдня эта моего сыночка убила! Чтоб ей сгинуть, твари! И поэтому я прошу вас, нет, заклинаю: докажите, что это она! Помогите наказать преступницу, не дайте ей спокойно жить, пусть ее постигнет кара за то, что она сотворила! Возмездие должно свершиться! Пусть она сгниет в тюрьме! А я никаких денег на это не пожалею, надо будет — займу!

Когда я вышла от Вероники Станиславовны, в моем кошельке лежал аванс в виде нескольких купюр приличного достоинства. Таким образом, как это уже часто случалось, нежданно-негаданно у меня появилось новое дело. Я бы, конечно, была не прочь отдохнуть пару-тройку деньков после окончания предыдущего расследования, но, раз уж так вышло, не отказываться же от нового клиента!.. Жалко только, с Леной нам в тот день так и не удалось пообщаться. С Вероникой Станиславовной мы проговорили довольно долго, а когда, закончив беседу, вышли вдвоем в подъезд, подруга извинилась, сказала, что у нее есть неотложное дело, и ушла к себе. А я, естественно, поехала домой: мне предстояло составить договор об оказании услуг частного сыщика и все хорошенько обдумать за чашечкой кофе.

Я ехала в машине и прокручивала в голове разговор с моей новой знакомой, Говоровой Вероникой Станиславовной. Итак, у нее погиб сын… Да, прямо скажем, жуткая смерть — такого и врагу не пожелаешь! Сгореть в собственном гараже… Интересно, был у него хоть малейший шанс? Мог ли он хоть как-то выбраться? Скажем, выломать дверь гаража? Хотя о чем это я? Не было у него никакого шанса, ни малейшего! Если снаружи подпереть дверь доской, изнутри ее никакая сила не откроет, проверено! Значит, действовали наверняка и, скорее всего, не спонтанно, а с расчетом…

Дома я первым делом сварила кофе, достала из пачки сигаретку и уселась со всем этим добром в кресло. Итак, на чем мы остановились, Татьяна Александровна? А, да… Действовали с расчетом… А клиентка-то моя права: женушке смерть парня выгоднее всего. Если они ругались, — а это мне еще предстоит установить, а то свекрови любят порой кое-что и приукрасить, — то, стало быть, имеет место такое чувство, как неприязнь. Я встала с дивана и достала из сумки фотографии, которые — с разрешения хозяйки, разумеется, — захватила с собой. Так-так, вот она, Светка — вкусная конфетка. Я принялась заново изучать внешность нашей подозреваемой.

Да, девушка явно не средних способностей, по всему видно. Это вам не Олеся, крашеная блондинка, заносчивая, вздорная и недалекая в смысле интеллекта. У той на лице полкило косметики, а во взгляде — заносчивость и пустота. Нет, Света — девушка с умом, вон у нее какие интересные глаза! Взгляд сосредоточенный, стрижка короткая, практически мужская, косметики — минимум. Правильно, настоящая женская красота не в длине ресниц, согнувшихся под тяжестью туши… в другую сторону. Света у нас шатенка. У нее правильные черты лица, а глаза, как я уже говорила, зеленые, почти как у меня. Губы чуть тронуты помадой светлого тона. Что там говорила про нее Вероника Станиславовна? До знакомства с Никитой Света закончила педагогический вуз и работала преподавателем физики в каком-то техникуме. После свадьбы муж настоял, чтобы она ушла с работы. Она подчинилась, но неохотно…

Я отпила еще немного кофе, смакуя его терпкий вкус. А вот я не люблю, когда мужья настаивают на том, чтобы жена уходила с работы и сидела дома. Вот что хотите со мной делайте, а это как-то неправильно, что ли. Да, именно так. Теряется принцип равноправия. По опыту знаю: женщины в таких семьях, как правило, несчастливы. Они превращаются в эдаких домашних клуш, перестают следить за собой, постепенно опускаются… Нет, не в том смысле, что начинают пить, хотя я и такие примеры знаю, а просто становятся лишними для общества. Вот, точно, хорошее слово — лишние, не нужные никому, кроме своих мужей-эгоистов, которые заперли их в четырех стенах, да еще и ждут, что им будут за это благодарны!

И в таком случае я Свету прекрасно понимаю: имея диплом педагога, отпахав пять лет за него в институте, она теперь сидит с этим дипломом дома и только и делает, что драит полы да варит щи. Жуть! И кому все это надо, кроме ее драгоценного супруга?! И неважно, что по документам она — соучредитель кафе, фактически Света — домохозяйка, только и всего. Но не убивать же из-за этого собственного мужа!

Я поставила пустую чашку на тумбочку и закурила. Значит, так. Первым делом мне надо встретиться со Светой. Раз она — наш главный подозреваемый и для нее смерть супруга была выгоднее всего (хотя это еще не факт!), начать надо именно с нее. Не посмотрев на эту мамзель, я не смогу судить о ней объективно. И еще: надо бы поговорить со следаком, ведущим это дело. Ну, это для нас как раз не проблема, в этом мне поможет Андрюша Мельников, мой друг и бывший одногруппник по юридическому институту. Он у нас работает в «органах», помогает мне всегда и всем, чем может, и я, разумеется, плачу ему той же монетой.

Я взяла телефон и набрала его номер.

— Андрюша! Привет, дорогой! А это я, Танюша…

— Привет. Чем порадуешь?

— У меня новое дело, — похвалилась я тоном маленькой девочки, которую угостили конфеткой.

— Кто бы сомневался! Услуги частных сыщиков в последнее время, я вижу, пользуются спросом.

— Завидуешь?

— Радуюсь за тебя.

— А-а… В таком случае, радостный ты мой, скажи: знаешь, что мне от тебя в данный момент нужно?

— А вот представь себе, знаю! Раздобыть какие-нибудь сведения, полезные для твоего дела, — в голосе моего друга слышалась усмешка. — Ну, что, мать, угадал?

— Боже мой, Андрюша! Ты действительно угадал! — делано восхитилась я. — Какой ум! Какой талант предвидения! Какие незаурядные дедуктивные способности!

— Ну, хватит, хватит, перехвалишь! Еще задохнусь от гордости. Так чем тебе помочь-то?

— Нужно узнать, Андрюшечка, всего-то-навсего, кто ведет дело по факту гибели предпринимателя Говорова Никиты Александровича, — уже спокойным тоном объяснила я. — Ну, и, по возможности, свести меня с этим следователем.

— Подожди… Говоров… Говоров… А, это тот, сгоревший недели две тому назад в своем гараже?

— Не сгорел, Андрюшечка, не сгорел, — тут же поправила я моего друга, — его сожгли!

— Да, я что-то слышал, читал сводки… Тебе повезло, мать: дело у нас, в нашем отделе.

— Я так и подумала: территориально оно должно было попасть именно к вам. Так что, со следаком познакомишь?

— Мать, разве можно тебе отказать?

— Нельзя, Андрюшечка, никак нельзя! Даже не думай отказывать мне.

— Хорошо, я разузнаю, кому отдали дело, и перезвоню тебе.

— Сын мой! Ты принял верное решение! Истинно глаголю: труды твои не пропадут даром!

— Все дурачишься, мать? Конечно, тебе там весело: у тебя расследование на счету всего одно, и то оплачивается — будь здоров! А мне вот начальство только что новое дело сосватало, восьмое по очереди! Сижу, понимаешь, копаюсь…

— Смотри там, совсем не закопайся! Ты еще нам нужен.

— Да уж постараюсь.

— Вот-вот, старайся, сын мой, очень старайся!

— Ладно, мать, давай, а то мне тут некогда, правда…

— Жду звонка!

Я положила трубку. Скоро Андрей перезвонит мне и скажет, кто ведет дело Говорова, а я пока что могу и отдохнуть, все равно обдумывать мне сейчас особо нечего: сведений маловато. Я отправилась в кухню перекусить остатками вчерашнего супа…

Он перезвонил часа через полтора и сказал, что дело Никиты ведет следователь Ложкин, и при этом добавил сочувственно, что мне вообще-то не повезло.

— Почему? — сразу насторожилась я.

— Потому что старший лейтенант Ложкин Вадим Вадимович… как бы это помягче сказать? Не проявляет в делах особого рвения. Вот.

— О-о-о… — безрадостно протянула я, — кажется, мне действительно не повезло. Хотя, подожди, почему не повезло-то? Как раз очень даже повезло!

— Да? — с сомнением в голосе спросил Андрюша. — И в чем же?

— А вот в том и повезло: ваш старший лейтенант Ложкин не проявляет в делах особого рвения, а я — возьму и проявлю! И найду настоящего преступника.

— Но наше начальство вряд ли оценит твои заслуги, — предупредил мой друг. — Во всяком случае, в звании тебя точно не повысят и премию не выпишут!

— Ну, насчет звания… я уж как-нибудь переживу, будь уверен, а вот премия… Да нужна она мне, ваша премия! Думаешь, мне не хватает на проездной?

— Почему именно на проездной? — удивился Мельников.

— А что еще можно купить на вашу премию? Ну, разве что в «Пирожковую» сходить. Один раз…

— Да-а… — печально подтвердил мой друг, — у нас даже бесплатный проезд в общественном транспорте отменили…

— Бедные вы, бедные! — вздохнула я, выражая сочувствие моему другу. — Кстати, ты договорился с этим Ложкиным о рандеву со мной?

— А ты в этом сомневалась?

— Ну что ты, Андрюшечка! В тебе — никогда!

Я искренне поблагодарила Мельникова, запомнила номер мобильного старшего лейтенанта Ложкина и положила трубку. Вот прямо сейчас и поговорю с этим нерадивым следователем, зачем время тянуть?

Нерадивый следователь имел приятный голос и несколько ленивую манеру речи:

— Слу-ушаю вас…

— Здравствуйте. Я — частный детектив Татьяна Иванова. Мой друг Андрей Мельников…

— Да-а, он говорил мне, я в ку-урсе.

— Скажите, Вадим Вадимович, когда вам будет удобнее встретиться со мной?

— Ну-у… где-то через час я закончу свои дела-а, и вы можете подъехать.

— А… номер вашего кабинета?

— Триста тридцать девятый.

Он отключился. Я посмотрела на часы: без двух минут пять. Значит, мне пора собираться, пока еще дотащишься по этим «пробкам»…

В Андрюшином отделении меня знали: мне не раз приходилось бывать здесь, и дежурный встретил меня как старую знакомую. Да и задерживать меня на «вертушке» было бесполезно: все равно я позвоню на мобильный Мельникову, тот перезвонит этому молодому симпатичному лейтенанту и даст команду пропустить меня.

Я зашагала по ярко освещенному коридору третьего этажа.

Кабинет Ложкина располагался неподалеку от лестницы. Я постучала в дверь и услышала ленивое: «Войди-ите».

Он сидел за большим письменным столом и неторопливо щелкал по «клаве» компьютера. Подняв на меня глаза, старший лейтенант удивленно вскинул брови. Он был молод, я бы сказала, что ему не больше лет, чем мне, — двадцать семь, от силы. Обаяние так и светилось на его лице: Ложкин был приятным на вид молодым человеком, похожим на артиста Егора Бероева.

— А Мельников не сказал, что его знакомая — до о-одури красивая девушка. Вот гад!

Я немного опешила: приветствие подобного рода я слышала впервые.

— Боже, какая фигу-ура, — да вы просто модель!.. Прошу вас…

Хозяин кабинета указал мне на стул напротив его стола. Я прошла к стулу и опустилась на него.

— Андрей сказал… — начала было я, но Ложкин бесцеремонно перебил меня:

— Да бог с ним, с вашим Андреем! Вам говорили, что у вас поразительные глаза? Такой необыкновенный зеленый цвет!

Вот еще! Нет, то есть мне, конечно, говорили о моих глазах и фигуре, комплиментов выслушать мне пришлось на своем веку немало (и, скажу без ложной скромности, было за что), но этот крендель, сидевший передо мной и нагло пялившийся на меня, был мне до чертиков неприятен. Такого бесцеремонного нахала я давно не встречала, тем более в органах. А его манера говорить, растягивая слова, вообще выводила меня из себя. Теперь я понимала, что значили слова Мельникова, что мне вообще-то не повезло. Но я постаралась взять себя в руки, в конце концов, от этого субъекта кое-что зависело в моей работе.

— Вадим Вадимович, — начала было я, но Ложкин снова перебил меня:

— Ну-у, что вы, Танечка! Что ж вы так официа-ально: «Вади-им Вади-имович…» Предлагаю называть друг друга просто по имени и говорить друг другу «ты». А? Как тебе?

Прыткий малый! Вот прямо так с наскока берет быка за рога. Ну-ну…

— Вадим… — Я откашлялась, показывая, что мне вообще-то неудобно называть его просто по имени, что официоз был бы в данном случае более уместен, — вы… ты ведешь дело предпринимателя Говорова…

— Это того, которого сожгли в собственном гараже? — Ложкин рассмеялся.

Я даже растерялась: ничего себе! Что смешного в том, что человека сожгли заживо?! Чему ж тут радоваться?!

— А что, это было так весело? — не удержалась я от сарказма.

— Да мамаша его меня просто задолбала: докажите, говорит, что это сделала моя сноха, и все тут! Вот вынь да положь ей доказательства! Ну, свекрови! Нет, не зря их свекровями называют: столько крови из человека выпить способны, гадюки!..

Интересно, откуда тебе-то это известно, подумала я. Или у тебя самого есть свекровь? А вслух сказала:

— А что, с доказательствами против снохи туго?

— Да она в то время в ночном клубе отрывалась, я все проверил. С ней друзья были — две пары, то есть четыре человека, кроме нее. И еще: они не очень-то тихо себя вели, выпили лишнего, пошумели немного… Короче, официант их тоже запомнил… Да и потом, Тань, давай откровенно: разве могла тридцатидвухлетняя телка подпереть дверь гаража доской, а потом залезть на крышу и налить в вентиляционную трубу бензин? Да, а потом еще и надо было взять какую-нибудь тряпку, намочить ее в том же бензине и бросить — зажженную! — туда же!

Я сделала вид, что слово «телка» меня не покоробило. Но с доводами Ложкина я была готова согласиться. Действительно, проделать все это женщине было бы довольно-таки проблематично, хотя кто знает! В моей практике случалось всякое.

— А другие версии? — спросила я.

— Проверяем… — уклончиво ответил следователь и вновь воззрился на меня.

— Так были у Говорова другие враги? — не унималась я, не обращая внимания на его бесцеремонные взгляды. — Все-таки он — предприниматель… конкуренты и все такое…

— Проверяем, — напомнил мне Ложкин. — Но врагов у пострадавшего, по-моему, не было.

Вот как?! Не было врагов? Странно, подумала я, сейчас такое время, что даже у какой-нибудь болтливой старушки на лавочке есть свои враги: «промыла» она кому-нибудь из соседей косточки — и вот тебе, пожалуйста! А тут — предприниматель! Я с сомнением посмотрела на хозяина кабинета.

— А что ты делаешь сегодня вечером? — неожиданно спросил он, пытаясь обольстить меня своей «бероевской» улыбкой.

Ни фига себе поворот! Я прямо опешила от такой детской непосредственности следователя.

— Вообще-то, сейчас уже вечер, — попробовала отшутиться я, — время-то — седьмой час.

— А что ты будешь делать после того, как уйдешь отсюда? — продолжал пытать меня Ложкин.

Вот прицепился!

— После того как я отсюда уйду, я заявлюсь домой, сварю кофе и «буду думать мои мысли», как говорится в одном анекдоте, — сказала я, и это было чистейшей правдой, мне даже выдумывать ничего не пришлось.

— О! Ты любишь кофе! — обрадовался мой собеседник. — Хочешь, сходим куда-нибудь, попьем кофейку?

Первым моим желанием было отказать этому наглецу, причем в самой категоричной форме. Я даже открыла было рот, но тут меня осенило: если я сейчас скажу ему «нет», позже мне очень трудно будет наладить с ним контакт. Нет, Ложкина «посылать» нельзя: без сведений, которые у него имеются, мне будет весьма сложно вести собственное расследование. А потом ведь можно не просто сходить в кафе: можно пойти в заведение покойного супруга Светланы Говоровой и заодно посмотреть, как она управляется без мужа со своим бизнесом. Как говорится, совместить приятное с полезным.

Я так и сказала Вадиму. Он выслушал меня и улыбнулся шире прежнего:

— А чё? Давай совместим…

Через пять минут мы уже ехали в моей «девяточке» в одно из заведений новоявленной бизнесвумен.

В зале было много народу, все столики оказались заняты, и мы подошли к барной стойке. Сидя на высоких никелированных стульях, мы потягивали коктейли: я — безалкогольный, Вадим — какую-то экзотическую тропиканскую смесь с небольшим количеством градусов. Играла приятная музыка в стиле блюз, и я решила воспользоваться моментом и выудить из бармена какую-нибудь полезную информацию.

— А у вас миленькое заведеньице, — сказала я, улыбнувшись молодому человеку в белоснежной рубашке с короткими рукавами. На его груди красовался бейджик с именем «Валерий».

Симпатичный бармен улыбнулся в ответ белозубой улыбкой:

— Мне тоже здесь нравится.

— И коктейли у вас вкусные.

— Спасибо.

— Сразу видно, у вас хороший хозяин, — продолжала я разведку.

— Хозяйка, — уточнил бармен Валерий, протирая стаканы для коктейля безукоризненно чистой салфеткой.

— М-м! И как вам ваша хозяйка? Ладите?

— А что?

— Да так, ничего, — пожала я плечами. — У меня подруга в одном кафе официанткой работает, так она говорила, что, пока у них был хозяин-мужчина, работать было вообще невозможно: к девчонкам он постоянно клеился, а зарплату зажимал. А вот когда он продал кафе и хозяйкой стала женщина, все пошло́ наоборот: и девчонок больше никто не трогал, и зарплата выросла.

— Ну, у нас такого не было, — живо отреагировал Валерий с гордостью в голосе, — у нас порядок всегда был, и при хозяине, и при хозяйке. И Никита хорошо дела вел, и Светлана Юрьевна… тоже молодец.

Я заметила, что после отчества — «Юрьевна» — бармен как-то запнулся.

— Это здорово, когда все хорошо. А почему хозяин-то от дел отошел? — спросила я как можно более небрежно, поигрывая розовой соломинкой в бокале.

— «Отошел»! — невесело усмехнулся молодой человек. — Отошел, да только не от дел. В мир иной он отошел, вот так-то!

— Боже мой! — округлила я глаза, играя «под дурочку». — Это он… помер, что ли?!

— Можно сказать и так…

В этот момент к стойке подошли двое молодых людей, и разговор пришлось прервать. Подошедшие заказали коктейли. Вадим повернулся и осмотрел зал.

— Вон столик освободился, — кивнул он куда-то в угол. — Тань, пойдем, закажем кофе и пирожные. Мы ведь сюда пришли именно попить кофейку.

Вскоре мы сидели за столиком почти в самом углу зала. Официантка приняла наш заказ и исчезла, а я решила возобновить прерванный в кабинете старшего лейтенанта разговор на тему: «Кто мог убить Никиту Говорова?» Я высказала предположение, что в этом деле все ясно как божий день: его смерть выгоднее всего вдовушке. Вадим кивнул, причем как-то так… интересно, почти как дрессированная лошадь в цирке:

— Да-а, да-а, не спорю, ей это выгодно, как никому другому, но доказательств против нее, увы, нет! Не было у нее больших бабок, своих бабок, она ведь не работала, полностью зависела от мужа, так что нанять она никого не могла. А та мелочовка, что муж давал ей на продукты… Но это же несерьезно. И поверь, Танюша, я проверил это о-очень тщательно.

— Но тогда, может, у него все же были другие враги или конкуренты?

— Я тебя умоляю! Ну какие у Говорова враги? Он был спокойным безобидным парнем, наш погибший: мы опросили его соседей и знакомых, и все в один голос твердят…

— А конкуренты? — не унималась я. — Может, здесь рядом есть другие кафешки, которым мешали его заведения? Ты это проверил?

Ложкин лениво зевнул:

— Танечка, ты, скорее всего, не в курсе, но сейчас не те времена, когда конкуренты убирают друг друга. Такие вопросы уже давно решаются цивилизованно.

— Да? Как именно?

— Предприятия-конкуренты просто-напросто вы-ку-па-ют-ся. За деньги! Ферштейн?

Старший лейтенант посмотрел на меня снисходительно: мол, эх ты, деревня! Но я не сдавалась.

— Подожди, Вадим. Сам посуди: купить кафе — это не то же самое, что купить гараж там или даже машину. Это каких денег стоит! Вот эта кафешка, например, как я думаю, стоит порядка десяти миллионов.

— Сколько? — Ложкин лениво хмыкнул. — Что-то ты загнула. Десять «лимонов»!

— А сколько, по-твоему?

— Ну, может… пять? — неуверенно предположил он, подумав с минуту. — И то — вопрос.

Тут уж хмыкнула я. Правда, про себя. Как-то не очень давно я листала одну газетенку с объявлениями о продаже объектов бизнеса. Что-то не попалось мне там ни одно заведение общепита за пять миллионов! Но спорить я не собиралась, в конце концов, может, я действительно просто не видела такого объявления, а оно вполне могло иметь место. Не в том суть.

— Ладно, — согласилась я, — может, оно и пять «лимонов» всего стоит, это кафе. Но скажи мне, Вадим, кто может вот так запросто вынуть такую сумму — прийти сюда и выложить ее на стол? На, мол, хозяин, забери, только уступи твою забегаловку, нам она приглянулась.

— В мире бизнеса, Танюша, и не такое случается. Люди и десять, и двадцать «лимонов» кидают шутя, да и гораздо больше! Это мы с тобой — люди, далекие от подобных вещей…

— Подожди, Вадим, — перебила я его в нетерпении, — речь не о том! Я хочу сказать, что, может, и были такие люди, имеющие возможность купить бизнес Говорова, но вот соглашался ли он продать его? Может, ему очень нравилось, что у него такие милые кафешки, приносящие неплохой доход, а? Смотри, сколько здесь людей! И все что-то жуют, и что-то пьют, и — платят, платят… А в Никитины карманы текли доходы. Зачем же ему продавать курицу, несущую золотые яйца?

В этот момент официантка принесла наш заказ и, пожелав приятного аппетита, удалилась.

— У погибшего, как ни странно, не было проблем с конкурентами, — выдал Вадим, пригубив чашечку кофе.

— Но тогда кто же убил его? — чуть не закричала я.

— Скорее всего, хулиганы…

Хулиганы?! Я посмотрела на старшего лейтенанта с недоумением. Он что, шутит? Вообще-то, нет, на Петросяна он мало похож.

— Ты хочешь сказать, что в тот день, вернее, уже ночью, мимо гаражей просто шли какие-то подростки, которым совершенно нечем было заняться, и они — именно от нечего делать, из хулиганских, так сказать, побуждений — взяли да и подожгли гараж?

— Да, именно это я и хочу сказать.

Я смотрела в спокойные, ясные, чистые глаза старшего лейтенанта — и не верила своим ушам.

— Что, удивляешься? — усмехнулся он. — А вот у нас недавно был почти такой же случай…

Он начал что-то рассказывать мне о каких-то хулиганах-наркоманах, убивших прохожего ни за что ни про что. Просто они от полноты чувств пнули ногой щенка, а нехороший дяденька взял да и сделал им замечание. Как же можно было стерпеть такое?! Чувство благородного негодования захлестнуло умы подростков, и что бы вы думали? Они забили дядечку ногами. До смерти. Самому старшему из них было всего шестнадцать лет… Жуть, согласилась я. Вот так и подумаешь в другой раз, делать ли замечания распоясавшимся хулиганам? Но у нас-то несколько иной случай все же. Говоров не делал никому никаких замечаний, он вообще не вступал ни с кем в конфликт, а просто так взять да и поджечь гараж, да нет, не просто гараж — человека в гараже… Нет, что-то не верится мне, что это сделали обыкновенные хулиганы. Но мой собеседник был неумолим, он с упорством продолжал доказывать мне случайность этого преступления.

— Хорошо, — я сделала вид, что согласилась с его доводами, — допустим, это сделали простые хулиганы. Ты ищешь их?

— А ты как думала?! Ищем, разумеется…

Тут мне в голову пришла светлая мысль:

— Ну, отпечатки-то на двери гаража, надеюсь, обнаружили?

Следователь посмотрел на меня долгим изучающим взглядом.

— Не наде-е-ейся, — ответил наконец мой оппонент, до крайности растянув слово «надейся», отчего меня даже покоробило. — Никаких отпечатков! Замок, дверь — все чистое.

Я усмехнулась:

— И ты еще будешь меня уверять, что это «обыкновенные хулиганы»?

Вадим удивленно вскинул брови.

— Если действительно это сделали хулиганы, — объяснила я, — то, согласись, взбесились они спонтанно и никаких перчаток с собой на дело не должны были брать. Тогда у вас должны быть отпечатки их пальчиков, а таковых нет!

— А они их стерли! — заверил меня следователь.

— Ты это своими глазами видел? Что написано в заключении эксперта? Есть на ручке двери ворсинки ткани?

Вадим задумчиво пожевал губами:

— Ка-ажется, не-ет…

— Значит, никто ничего не стирал. Преступник был в резиновых перчатках.

— Ты это сама видела? — съехидничал мой оппонент.

— Считай, что так и было. А вообще, если хочешь, могу поспорить.

— На что?

— Если окажется, что на двери нет ворсинок ткани, ты даешь мне почитать материалы дела. Ну, как?

Ложкин снова пожевал губами, откусил кусочек пирожного.

— Надо подумать, — ответил он несколько недовольным тоном.