Солонго. Том 3

Марина Новицкая (2023)

В третьем томе Солонго, следуя учению Бадмажуная, правит племенем. Любовь и разные перипетии сподвигают ее на принятие серьезных и нестандартных решений.

Глава 1

— Возьми малыша, Хоргонзул, Я сама выйду встречать его.

Девочка бережно взяла ребенка, от натуги и старания поджав и без того тонкие губы.

Впервые после почти целого года отец решил посетить мое кочевье. Я не хотела их встречи с Куандыком, помятуя настороженное отношения отца к нему. Куандык прискакал, как только узнал, что близятся роды. Он страстно желал первым взять на руки ребенка, по всем приметам и гаданиям должен был родиться сын. Он был уверен, что родится именно мальчик, так и произошло. Прошло семь дней с момента рождения сына. Мне не хотелось думать о том, поладит ли отец с любимым, сейчас мне была больше важна поддержка и любовь Куандыка. Он страстно желал ребенка, был нетерпелив и очень тревожился. Рядом не было Баэрты, но с караваном пришел Хасан, он и принял ребенка. Роды были легкими и какими-то радостными. Я чувствовала присутствие Куандыка, он ждал рядом с входом в ба-ня и я, услышав первый крик ребенка, услышала и радостный восклик любимого, эхом отозвавшийся в моем сердце. Входить было нельзя, но он буквально ворвался внутрь, отстранив девушку, помагавшую Хасану, который торопливо накрыл меня покрывалом. Куандык опустился передо мной на колени, схватив в ладони мое лицо и с жадностью глядя в мои глаза, преклонил свою голову мне на грудь, я прижала его к своему сердцу. Такое сильное счастье, щемящее и томительное казалось разверзло мое сердце и сияло вокруг. Я глубоко вздохнула, любимый оторвался от меня:

— Милая моя! Как я счастлив! Ты родила мне сына! У меня теперь есть сын! — он встал и торопливо направился к Хасану, тот молча передал младенца отцу. В глазах Куандыка стояли слезы. Мальчик заворочался и закряхтел. Я улыбалась. Куандык прикоснулся к головке ребенка и глубоко вдохнул его запах. Он принес мне мальчика и положил рядом.

— Посмотри, какой он красивый! И большой такой! Богатырем будет. Я его всему научу, он будет великим!

К нам подошел Хасан:

— Тебе нужно уйти, Куандык, я должен еще кое-что сделать, не следует мужчине быть здесь. Я позову тебя позже.

— Иди, милый! Скажи всем, что я родила сына. Поделись нашей радостью, — сказала я.

Куандык нехотя вышел.

— Вот и твой четвертый ребенок, Солонго, — улыбаясь сказал Хасан, — все хорошо. Сейчас тебе нужно приложить его к груди. Мальчик хорош, здоров и правда красив. Видишь, какое ровное у него тело? Значит произошел из любви. Она и есть то главное, без чего невозможно родить здоровых и умных детей. Он взял все лучшее от тебя и Куандыка. Да и связывает вас вместе Учение Бадмажуная, ты уже была беременна, значит мальчик тоже получил необходимые зерна Знания. Но и препятствий у него в жизни будет много… Но это ничего, он справится, — пристально глядя на ребенка, сказал Хасан. Я позже погадаю и посмотрю по звездам. А пока что тебе нужно отдыхать. Сейчас мы все закончим и уберем, а ты оставайся в ба-ня еще два дня, выходить нельзя. На площади нужно готовить ритуал и делать его семь дней, твоему отцу немедленно отправят весть. Мы же уже завтра выйдем в путь. Базар был хорош, твои кузнецы преуспели и ты молодец, до конца руководила, да и нас хорошо приняла. Все купцы довольны.

Мальчик немного пососал грудь, смешно причмокивая губами и заснул, меня тоже стало клонить ко сну, видя это, Хасан, тихо отдавая распоряжения девушке, собирал инструменты и тихо вышел. Я забылась счастливым крепким сном.

На третий день я вышла из ба-ня и неся на руках ребенка, направилась на площадь, где все эти дни шли ритуалы. Я проследовала на свое место и расположилась рядом с Алтарем. Сегодня, на третий день после рождения, отец ребенка даст ему имя. Это было очень важно. Обычно много думать было нельзя, посмотрев на ребенка, он всегда знал, какое имя подойдет ему. После необходимых приготовлений, ребенок, который должен был быть передан матерью отцу, завернутый в свадебное покрывало, чистый и накормленный. Отец прикасается губами ко лбу ребенка, вдыхает запах его головы, смотрит в его личико и дает имя, повторяя его пять раз, поворачивая во все стороны света и потом поднимая на руках к небу, так он представляет своего ребенка всем Охранителям и Духам местности и времени. Потом все делают много призываний и просьб защищать ребенка и помогать ему всю его жизнь. Это красивое действие длилось много времени и часто мать, не отошедшая еще от родов и ребенок, еще слишком слабый, не оставались долго, всем действием руководил местный шаман и отец ребенка. Все остальные члены семьи, братья и сестры должны были присутствовать до конца.

Я не хотела использовать наше с Тарханом свадебное покрывало, Айзере быстро расшила купленное у купцов большое покрывало, тонкое и мягкое из особой шерсти тонкорунных коз, оно и так уже было красивым, украшенное длинными кистями, неявным орнаментом, она дополнительно вышила его и получилось очень, невероятно красиво. Увидев его, я очень удивилась. Всего за несколько дней сделать такую работу! Я передала мальчика Куандыку и стала напротив, как и было положено. Он взял его, прижался губами к его лбу, прикрыв глаза, вдохнул его запах и назвал его:

Алп. Алп. Алп, Алп, ААААлп! — крикнул он, высоко подняв ребенка и крикнув в небо.

Имя было странным, оно удивило меня, оно было древним, кыргызским и очень редким, означало оно, что его носитель велик, умен и богат.

Побыв немного на площади, я забрала у Куандыка ребенка и пошла в юрту, там уже все подготовили для ребенка. Маха, повзрослевшая и уже почти расцветшая девушка, вместе с Айзере поставили люльку, нанесли воды, все было чисто и воздух был свеж. В эти дни я попросила девушек ночевать в гостевой юрте до приезда отца, мне хотелось быть с любимым и наслаждаться с ним счастьем, даря радость и любовь друг другу. Все эти дни Куандык окружал меня заботой, подарил мне много разных, порой казавшимися бесполезными подарков, которые он все набрал, не скупясь, у купцов, посетив базар. Большое количество различных шалей, пиалы, какие-то блюда, сережки, ожерелья и халаты, грудой лежали на моем топчане, разобрать их не было сил, время от времени я брала из этого вороха какую-нибудь шаль и примеряла. Куандык все время восторженно говорил, что мне она очень к лицу и что я самая красивая, меня забавляло это и так я развлекалась. Он каждый раз хотел благодарности. Близость была невозможна, но и без этого нам было очень хорошо вдвоем.

Дни пролетели быстро и вот уже волнительный момент встречи отца наступил. Я привела себя в порядок, повязала красивый пояс и надела серьги. Кольцо, подарок Бадмажуная я не снимала никогда, периодически мыла его в проточной речной воде и оно начинало нестерпимо сверкать распространяя разноцветные световые брызги. Если я была сильно возбуждена, или опечалена, или же не могла найти ответ на какой-нибудь вопрос, я пристально и долго смотрела на него, про себя призывая Бадмажуная так, как он учил нас. И всегда мгла рассеивалась. Ум мой становился спокоен и непоколебим. Так и сейчас, я сильно поддалась волнению, ведь наше расставание с отцом, когда я покидала стан после Учения Бадмажуная, было окрашено чувством сожаления. Отец сокрушался, что не сложилось так, как он хотел. Очир долго разговаривал с ним и со своим отцом, убеждая их, что следовать за Бадмажунаем — это самое важное в его жизни. Они отпустили его, но все же все то, чего хотел отец для меня, облегчить мою жизнь, сделать меня счастливой женой такого достойного мужчины, сына его друга, через это породниться с ним и создать связь с племенем отца Очира, всем этим планам не суждено было сбыться. К счастью за всем этим стоял Бадмажунай и отец, свято доверившись ему, тому, кто владеет совершенной Истиной, отпустил меня и Очира. С тех пор миновало восемь лун, по прибытию в свое кочевье, почти сразу, я поняла, что жду ребенка, сообщила об этом Куандыку и чуть позже отцу, он какое-то время не отвечал мне, но вскоре я получила от него сдержанное, но теплое письмо. И вот, едва встретив первый караван на весеннем кочевье, я разродилась мальчиком. И отец уже на подъезде в кочевье. Какой будет наша встреча? Ведь и Куандык встретится с ним. Любимый явно волновался, хотя внешне и казался спокойным, но я хорошо изучила его и слегка натянутая улыбка выдавала это, да еще и некоторое напряжение, которое я уловила в нижней части лица, подбородок упрямо выступал вперед, так было, когда он слышал что-то неприятное, или вдруг проявлял упрямство. Отец, с большим шелковым знаменем в руках быстро скакал на своем прекрасном грациозном коне. Знамя означало, что его визит не только визит отца, но и Главы Племени Оюун Хагана. Его приезд был задуман, как официальный. Я сразу уловила это и это значило, что прием его тоже должен быть таким. Я взяла у Хоргонзул малыша, подозвала всех своих детей, Сказала Бакыту чтобы готовились официально встретить Оюун Хагана со всеми почестями. На площадь быстро стали собираться люди, За отцом на небольшом расстоянии следовали всадники, группа составляла семь человек. Это насторожило меня. Все это значило, что он везет какие-то вести. Но раздумывать об этом времени не было и я сосредоточилась на приеме Великого Оюун Хагана, мы выстроились в ряд, Маха крутилась на месте и видно было, что хотела улизнуть. Я прикрикнула на нее:

— Маха! Стой спокойно! Почему ты вертишься?!

— Потому что я не успела собраться и толком не оделась, — капризно надув губы, сказала девушка.

— Что, не все драгоценности надела на себя?

— Я даже ожерелье не смогла себе подобрать! А отец должен видеть свою дочь самой красивой! Мы все — женщины его семьи! Все должны это видеть и знать!

— Не время сейчас бегать в юрту! Успокой свой ум!

Девушка неохотно затихла. Лицо ее было недовольно. Всадники приближались. Вдруг я увидела, что на гостевую юрту не взгромоздили флаг. Он был там до отъезда купцов, но потом поднялся ветер и его сняли. Это было сильным нарушением. Я подозвала Бакыта и взволнованно указала ему на это. Он хлопнул себя по бокам, выругался и куда-то умчался. До въезда отца в кочевье флаг уже реял над станом. Я передала новорожденного сына Куандыку, это был знак того, что мальчик продлит его род и принадлежит ему. Въехав в кочевье, отец спешился и отдал поводья одному из встречающих, подошел ко мне, я склонилась в низком почтительном поклоне, он взял ребенка из рук Куандыка, едва глянув на него. Я поздоровалась:

— Приветствую тебя, Великий Оюун Хаган, мой отец! Добро пожаловать в кочевье!

— Привет тебе, дочь! Получив весть о рождении внука, я поспешил к тебе. Славный малыш! Есть ли уже имя у мальчика?

— Да, отец. Куандык дал ему имя, мальчик продолжил его род… Его зовут Алп…

Отец помолчал, потом вздохнул и обратил свой взор на Куандыка. Тот стоял, спокойно глядя ему в глаза.

— Ну что ж… Алп… редкое имя… Но оно подходит ребенку, — и хлопнув по плечу Куандыка, слегка улыбнулся. Повернувшись к застывшим в поклоне Махе, Хоргонзул и Мэргэну с Тумэном, подошел ко всем и обнял всех по очереди. Все проследовали в гостевую юрту, там все уже было готово к встрече важных гостей, мы все расселись, отец указал место рядом с собой Куандыку, по другую руку села я, остальные расположились рядом, по обе стороны. Яства подавала Айзере и Мохлико. Она упросила меня быть помощницей при встрече отца. Вся разодевшись и вылив на себя изрядную долю душистого масла, она вся сгорала от нетерпения. Женщина очень робела, вся трепеща. Один раз, чуть не уронив блюдо с сыром рядом с отцом, она стушевалась еще больше и расстроилась. Отец стал успокаивать ее и какое-то время все внимание было устремлено на нее. Айзере, напротив, скользила своей легкой походкой, одета была очень скромно, стараясь остаться неприметной. На ней была, как всегда белоснежная рубашка, темно-синие шелковые шаровары и кафтан, черный с синими узорами. В ушах были подаренные Сию серьги. Лицо, казавшееся еще более светлым от контраста темных густых бровей и ресниц и ярких губ, было обрамлено туго повязанной шалью, под которой прятались роскошные толстые косы. Я подумала, что то, что Куандык сидит рядом с отцом, означает, что отец принял его. Хоть и был он демонстративно вежлив и холоден и разговор сначала был натянут, но по мере того, как были съедены первые лепешки, утолен голод и мужчины выпили изрядную дозу кумыса, отец расслабился, речь его стала более неторопливой, из нее исчезла металлическая интонация, он стал часто улыбаться и даже шутить с Махой и Хоргонзул, сказав, что девочки недостаточно разрядились, видно, что у них закончились серьги и ожерелья, поэтому он привез всем подарки. Всем детям, а также мне в знак рождения драгоценного внука. Ему принесли объемистый мешок и он занялся вручения подарков. Маха и Хоргонзул взвизгнули при виде разных драгоценностей. Отец купался во внимании и любви внуков и на какое-то время стал таким, каким мы его всегда помнили, добрым, простым и отзывчивым. Куандык с интересом наблюдал за ним. Мне достался красивый дорогой шелковый халат и нижняя рубашка со специально распахивающимся для кормящих матерей воротом. Отец сказал, что пробудет в нашем кочевье целых семь дней, что у него есть дела, которые он позже обсудит со мной и Бакытом. Я удивленно подняла брови, целых семь дней?! Куандык назначил свой отъезд уже на завтра. Значит они так и не узнают друг друга лучше… Мне хотелось, чтобы отец понял, что Куандык достоин меня, что он умный, смелый и благородный… Но отец, как будто специально не обращал на него внимания и ни разу не обратился к нему. Наконец он повернулся и спросил:

— Жив ли твой дед, досточтимый Сию?

— Да, Оюун Хаган, с ним все в порядке. Он здоров. Владеет своим умом и у него хорошая память.

— Я ничего не знаю о тебе, парень. Пора бы и рассказать нам всем о твоей семье. Что за кочевье у вас? Где оно расположено и чем промышляете. А то ведь твой сын и мой внук тоже и родившая его женщина — моя дочь. А я не хочу чтобы она связала жизнь с первым встречным, — отец откинулся на подушки и пытливо посмотрел на Куандыка.

Все замолчали.

— Понимаю тебя, Оюун Хаган. Действительно, у нас не было времени познакомиться. Я кыргыз. Мое кочевье находится на северо-западе, недалеко от торгового пути. Мой отец правил небольшим Племенем, из которого я родом. В юности я с маленьким братом покинул его. Меня приютило небольшое бедное племя, находится оно южнее горной гряды, там сухая довольно скудная земля. Когда я стал взрослым, я возглавил это Племя. Сейчас оно стало сильным и значительно увеличилось.

— Ты кыргыз, верно? — уточнил отец.

— Да, кыргыз.

— Как же могло получиться, что дед твой китаец?

— Он не родной мне, я зову его дедом, потому что он многому научил меня, как обычно делает дед. Передал мне много знаний и своей мудрости. Я благодарен ему и забочусь о нем. Он стар, тело его дряхло, но ум могуч. Много лет тому назад он брел с караваном рабов, я с отрядом отбил их и потом освободил его. А он не хотел. Меня тогда многое удивляло, но теперь я знаю, что он считался рабом, но внутри он был самый свободный, эту свободу ему дал его ум, знания и мудрость. Для моего деда нет невозможного. Это он хотел посетить Учение и я сопровождал его. Благодаря ему моя жизнь так изменилась.

— Я вижу, что ты уже зрелый мужчина. Почему до сих пор не взял жену?

— Я занимался другим. Учился быть хорошим воином. Мне было не до женщин.

— Молодой мужчина не может жить без женщин. Они являются украшением и усладой. Разве никто из твоих спутниц не родил тебе детей?

Наступило молчание. Я видела, что Куандык смутился и искал ответ. У меня не было ревности, или желания узнать, кем были его спутницы, мне было достаточно того, что мне рассказал о себе любимый. Отец все же был подозрителен. Он испытующе смотрел на Куандыка, я видела, что он изучает его.

— Нет. У меня нет детей… А спутницы… да… были и спутницы. Но никто не раскрыл моего сердца. Твоя дочь, Солонго, навсегда подчинила мой ум. Она самая дорогая в моей жизни драгоценность. Я хочу сделать ее счастливой. Она продлила мой род, родила чудесного мальчика, она единственная в моей жизни.

— Конечно, все это так и есть. Она драгоценность, которой не каждый достоин. Она красива, здорова, умна и образованна. Она моя дочь. Все, что ты мне сказал, сказал искренне, но если все так, разве не хочешь ты взять ее женой? У ребенка должна быть защита Рода. Его нужно накрывать свадебным, а ни каким-то другим, покрывалом. Разве для тебя не важны обычаи предков? Моя дочь — Глава Племени. Если она не будет чтить заветы, то никто не будет соблюдать их.

— Да, конечно, я хочу ее взять женой. Но я не могу привести сюда все Племя. И не могу бросить его. На кого я оставлю людей? Скот? Меня там никто не заменит, Оюун Хаган.

Отец налил себе полную пиалу кумыса и залпом выпил.

— Нет никаких причин чтобы лишить моего внука Защиты Рода. Завтра я наброшу на вас свадебное покрывало. Готовьтесь. А потом решишь, что тебе делать. Ты уже зрелый муж. В свадебном покрывале заключается суть устоев. Оно несет его в себе. Это не просто символ. Так мы сохраняем важность Рода для наших потомков. Ритуал будет такой, каким подобает моей дочери, — отец сделал жест рукой, что разговор закончен.

Мы встали и поклонились, он поманил меня рукой и приподнявшись, еще раз посмотрел в лицо моего ребенка, убрал легкие темные волоски с его лба и с нежностью сказал:

— Алп, внук, дед твой будет твоим покровителем. Пока я жив, с тобой ничего не случится! — и прижался губами к маленькой ручке ребенка.

Мы молча пришли в юрту, я старалась осмыслить происходящее, все было очень неожиданно. Я видела, что Куандык тоже поражен таким поворотом событий. По мере осознавания такого важного жеста отца, я поняла, что он принял Куандыка, как моего мужа, как часть его семьи. Хотя и понимала, что любимый никак не проявил себя. Ни как муж, ни как отец, ни как воин и Глава Племени. Все это еще было впереди. Отец просто принял нашу любовь и выбор, но не согласился позволить быть нашим отношениям мимолетными и не имеющими никакого статуса. Еще раз я поразилась его мудрости. Он многое видел и знал наперед. Ведь если бы он не решил набросить на нас покрывало, то наш сын так и рос бы сыном Главы Племени Куандыка и вдовы, случайно встретившейся на его пути, а так, статус семьи соблюден. Это был самый дорогой его подарок. А мы с Куандыком обходили эту тему. Я бы никогда не согласилась оставить Племя и он тоже. Мы обнялись, между нашими сердцами был малыш, он крепко спал, причмокивая во сне, так мы напитывали его нашей любовью. Вот оказывается, счастье неиссякаемо и оно может быть таким сокрушительно сильным, таким сверкающе-ярким и чистым, как камень в подаренном мне перстне Бадмажуная. Слова были не нужны, мы легли спать и проснувшись еще до рассвета, я покормила ребенка и стала собираться. Надела новую, предназначенную для кормящих рубашку и новый красивый дорогой халат, подарок отца, переплела косы, вплетая в них специальные ленты, расшитые бусинами, Куандык пошел за водой на реку и вернулся с мокрыми волосами и свежим умытым лицом, улыбнулся мне, оделся и мы приготовились к ритуалу. Я решила, что свадебным будет покрывало, подаренное и расшитое для меня Айзере. Пришли все дети и Маха. Почему-то мне не хотелось видеть Мохлико и я тихо сказала Махе чтобы они с Хоргонзул и Айзере сделали все сами. На нас за четыре конца должны были набросить покрывало члены наших семей. Но никого из семьи Куандыка не было и тогда, посовещавшись, мы решили, что за один конец возьмет покрывало отец, за второй конец Маха, как самая старшая женщина в семье, а за остальные два конца Бакыт и Айзере. Когда все собрались, отец достал привезенные с собой ваджру и колокольчик и начал ритуал. Уже к полудню на нас набросили свадебное покрывало и я стала женой Куандыка. В полумраке покрывала он прижал к своей груди мою голову и биение наших сердец обрело единый ритм.

Вечером на площади был устроен пир для всех Охранителей Степи и нашего рода, мы призвали Бадмажуная и я явно почувствовала его присутствие, в атмосфере царили радость и любовь. Все пели и танцевали, все затянулось допоздна, огонь в очаге на площади, запах поднесенного дыма и пенного пива, хмельные громкие разговоры и смех, я была рада, что всем было хорошо этим чудесным весенним вечером.

На следующее утро, на заре Куандык покинул кочевье. Мы расстались с легкостью, не было тоски расставания и тревоги. Я вдруг ощутила насколько важен был этот ритуал, все восприятие наших отношений сильно изменилось, а казалось бы, такой простой жест… И тут прямо в моем уме прозвучал неповторимый, глубокий голос Бадмажуная:

“Все в твоем уме, Солонго, и счастье, и радость, и горе”.

Я вернулась к ребенку, залюбовалась маленьким, еще сморщенным личиком и подумала, что с рождением этого сына мое материнство я чувствую по-другому. Раньше рождение детей воспринималось мной, как выполнение моего долга, долга каждой женщины, продолжить род мужа, в который я вошла и стала его частью, а сейчас рождение сына было радостью, счастьем от того, что это продолжение не только рода моего любимого мужчины, но и меня, это плод нашей любви. И от этого было еще радостней.

Вскоре в юрту пришел отец. Я встала и бросилась ему навстречу:

— Отец, отец, благодарю тебя! Ты сделал мне большой подарок! Набросил на нас свадебное покрывало, а я ведь даже не мечтала об этом…

— Что ты, дочь, я просто выполнил свой долг, долг отца. Я несу ответственность за тебя и за всех моих детей и внуков. Я взял на себя эти обязательства. Что может быть важнее счастья своих детей, внуков, людей, вверивших мне свою жизнь? Мое решение было верным. Я не хочу чтобы ты прожила весь свой век вдовой, ты можешь дать счастье мужчине. Мне пришлось принять твой выбор. Не скрою, я бы хотел видеть с тобой рядом другого мужчину, Куандык мне чужой, я знаю о нем очень мало, а опираться на мнение женщин нельзя. Ум их не всегда бывает ясен. Ну, дело сделано, — улыбнулся он, подходя к младенцу и с нежностью глядя на него, — теперь поздно говорить об этом. Понаблюдаю еще за твоим Куандыком… — поворачиваясь ко мне, продолжил отец, — А знаешь, Маланья опять ждет малыша. К весне родит…

— Ух ты ж! Не успел еще подрасти малыш, как опять беременна! Какая сильная женщина!

— Да, дочь… чем больше детей мне рожает она, тем более властной и непреклонной становится… Где та нежная сговорчивая женщина?… Я помню ее другой… терпеливой… ласковой… а теперь она заправляет не только в нашей юрте… Когда только успевает… Сейчас начинает подумывать о том чтобы найти для Махи достойного мужа… Самый дорогой гость для нее теперь Парсук. Вот и на этот раз, как только караван придет в стан, так сразу и примется обсуждать с ним. Повезло ей, что я в отъезде.

— Да, он всегда вился вокруг Махи, один раз, несколько лет назад даже кольцо ей подарил с дорогим прозрачным камнем. Я тогда вернула ему подарок, мне не понравилось такое пристальное внимание к ней, но на этот раз уследить будет сложно, ведь я занята ребенком, да и разные вопросы с купцами нужно обсуждать…Я даже была более спокойна, когда она была увлечена Елбарсом. Но после поездки в твое кочевье и общением с матерью, она вдруг стала еще более заносчива и строптива. Но много читает и учится. Аккуратно все записывает, посмотришь ее рукописи и понимаешь, что писал их человек очень точный, ответственный. Все, что она делает, делает очень хорошо, красиво поет, а уж как вышивает! Хорошая будет жена, но за простого человека ее замуж не выдать. Она не любит тяжелую работу, хоть и умеет с детства многое. Маланья научила ее. А как красива стала! Иногда даже страшно становится, глядя в ее, как небо, чистые глаза. А прозрачная гладкая кожа! Просто загляденье!

— Да, она даже краше, чем мать.

— А ты кого-нибудь приметил для нее?

— Нет, дочь… я еще рядом с ней никого не вижу. Смотрел звезды, они говорят, что она уедет далеко. Вот, поэтому и беспокоюсь, что Парсук ее заприметил. Ведь если в незнакомое Племя угодит, то если что, то и помочь не сможем. Пока письма от нее дойдут, может быть поздно…

— А как там Тодтолгой?

— Мальчик хорош, умен, красив, я сам занимаюсь им чтобы он увеличил свою силу, ведь он мужчина, воин, даже если и следует Учению. Приходится наверстывать. Он многого не умеет, отстал от сверстников. Но старательный и упорный, быстро все схватывает. Хотел взять его с собой, но потом подумал, что он поддерживает мать, ведь уехал почти на поллуны…

— Отец, ты построил Субарганы?

— В Красных Землях я не занимался этим, а на летнее придем и увидим, как они перенесли зиму. Ведь мы почти закончили и тот, что на площади и тот, который воздвигли на месте ба-ня.

— Маланья переживала, да?

— Переживала, но это неважно. Мне пришлось тяжело с ней, ни в какую не хотела принять выбор Бадмажуная. Долго плакала, сказывалась больной, подключила Маху, обе просили оставить ее у нас, мол Маланья хворает, а дочь помощница, но я выстоял. Маланья задумала молчать, не говорила со мной, пока не родила, а как родился мальчик, так я сразу подарил ей дорогие украшения и много монет, которые она так любит и собирает и она утихла. А ба-ня раскинул чуть дальше, где река делает поворот, там, в излучине еще и лучше. Как будто всегда там и была. Маланья о старом месте больше и не вспоминает.

— Отец, ты хотел о чем-то поговорить со мной и с Бакытом?

— Да, дочь. Разговор пойдет об участившихся набегах вражеских племен с востока. Это воинственные банды с запада, хозяйничали в королевстве Труша, стараются добраться и до нас. Хочу чтобы вы все предусмотрели и были готовы. Ко всему прочему в ваших горах можно добывать железную руду и на нее стали охотиться юго-восточные народы. Те, что раньше не приходили к нам, пустыня не давала. А сейчас они нашли перевал, так вот, вам нужно забрать эту часть гор, которая не принадлежала никому. Нам и самим нужна эта руда. Я хочу в эти дни сам подняться в горы и осмотреть все. Будем добывать. Объединим усилия, отберем работников, завтра не откладывая и отправлюсь. Потом выставим дозоры и сильные отряды. Я узнал, что уже скоро они попытаются захватить землю. А потом здесь с Бакытом все осмотрю, насколько твой отряд готов, хватит ли оружия. В общем, дочка, дел много… Ох, был бы с тобой рядом Очир, и горя бы не было, и я был бы спокоен, и с его Племенем бы породнились… Но ты выбрала трудный путь… Что ж, придется искать решения, — он поднялся и вышел.

Уже ближе к вечеру пришла Айзере и сказала, что Бакыт попросил накрыть ужин в моей юрте потому что отец придет вместе с ним и им нужно что-то обсуждать со мной. И что помогать вызвалась Мохлико, и вопросительно посмотрела на меня, ожидая ответа. Я поморщилась, мне совсем не хотелось видеть в моей юрте чужую мне женщину, к тому же рядом был малыш, это делало меня более чувствительной. Я категорически отказалась, сказав, что нас будет только трое, поэтому Айзере более, чем достаточно. Она улыбнулась и ведя неспешный разговор, мы стали готовить и накрывать чистую красивую скатерть. Айзере много читала, она освоила и наш язык Великой степи, а также язык Оргьен и не забыла свой родной, персидский. Обычно они предавались этому занятию вместе с Махой, с упоением рассуждая на разные темы и обсуждая прочитанные рукописи, которые они всегда покупали на базаре. Они стали подругами несмотря на некоторую разницу в возрасте. У них были общие интересы, обе они любили рукоделие, терпеливо вышивая. Айзере научила Маху петь и она подпевала, хоть и не таким красивым и чистым, но приятным голосом. Сейчас отец не позвал Маху, что говорило о том, что никто посторонний, даже его дочь, не должны слушать наш разговор. Но Айзере он оставил. Видимо скромность девушки внушала ему доверие. Как только отец с Бакытом пришли, я удобно устроилась на топчане, Айзере, тихо напевая, качала люльку, в которой мирно спал маленький Алп. Она старалась оставаться незаметной. Огонь светильника отбрасывал причудливые дрожащие тени, мы вели свой разговор, отец был серьезен, мы с Бакытом слушали, стараясь не пропустить ни слова:

— Предупреждаю вас об опасностях, словно тучи, собирающиеся на горизонте, о том, что Племя ваше выросло и вы нуждаетесь в богатствах, которые есть прямо здесь, у вас под ногами, нужно использовать щедрость вашей земли, но делать так, чтобы не навредить никому, с умом использовать руду и производить оружие только и исключительно для защиты, вы можете увеличить силу вашего Племени и важность его в Великой Степи. Время действовать пришло. Я буду рядом, помогу и поддержу… Эх, Солого, Солонго… И так нелегкий путь Вождя ты сама усложнила… А я хотел переложить часть ноши на плечи Очира… Ну ладно… чего уж об этом, — и махнул рукой, — Бакыт теперь все свое время уделяй усилению и тренировке отряда, он должен быть мобильный и уметь хорошо стрелять. Испытали ли вы и довели до ума ту юрту, которую Тархан поставил на колеса. И луки, пускающие стрелы, словно молнии? Они сильно пригодятся вскоре, нужно поставить их на позиции на границе кочевья на горе, а также занять все пещеры, свезти туда все запасы стрел и орудий. Завтра выйдем в горы. Заночуем в пещерах, потом разведаем месторождения руды, осмотрим всю местность. Возьмите знамя, мы закрепим его там, указав тем самым, что земля теперь ваша и оставим там дозор. Наступают тяжелые времена, дочь. Мы слишком долго жили мирно, мать Степь дала родиться многим мальчикам. Теперь мы готовы… Ритуалы начинайте делать уже завтра. Скажи Тугаю, что непрерывно нужно делать подношения Духам Местности и Защитникам Племени. Призывайте Бадмажуная. У нас есть большая Удача, его поддержка. Все, кто призывает его, избежит бесславного конца. Помните об этом и о том, что нужно соблюдать все Принципы Учения, которые он передал нам. И никакого сомнения и страха быть не должно! Ни у кого!

Во время всего этого разговора Айзере сидела тихо, слышно было только тихий скрип от покачивания люльки. Как только мужчины разошлись, она сказала:

— Солонго, неужели и нас коснется война? Мне казалось, что никто и никогда не посмеет напасть на наши Племена. Ведь все знают насколько сильно Племя Оюун Хагана и твое. Ведь они как два крыла большой птицы, занимают так много Великой Степи…

— Да, Айзере, все может случиться. Отец так просто бы не приехал, вероятно он точно знает планы разбойников. Нам нужно выполнять все, что скажет отец и взывать к Зеленой Таре чтобы уберегла нас от войны и смертей.

— Я полностью доверяю твоему отцу и Бакыту. Твой отец непревзойденный военачальник, он не только Вождь. Я видела, как он обучает юношей.

— Знаешь, когда я была маленькая и наша мать умерла, отец ушел с ламами в Оргьен на учения Бадмажуная, а до этого он был простым воином. Его ценили и уважали в отряде, он всегда был очень смелым и он не хотел быть Вождем, но звезды раскрыли ламе и старому Вождю, что у него Путь Главы, что он очень в этом преуспеет и много сделает для Племени и для всей Великой Степи. В душе он так и остался воином и всегда много значения придает своему воинскому отряду.

— Да, звезды сказали правду, — задумчиво произнесла Айзере.

— Нужно приготовить и собрать еду в дорогу отцу.

— Я займусь этим, Солонго, все сделаю и для него и для его отряда.

— Если хочешь, позови Мохлико…

— Нет, Солонго мне не нужна ее помощь…

Айзере встала и, тихо двигаясь по юрте чтобы не потревожить ребенка, занялась приготовлением таких лепешек, какие умела делать только она, а я легла спать.

На рассвете я проснулась от запаха лепешек и чая. Айзере не спала всю ночь и сильно преуспела в приготовлении лепешек, целая гора возвышалась на скатерти. Она очень старалась. Завернув все и связав узлом в той же скатерти, она понесла достаточно тяжелую ношу в гостевую юрту. В проеме показался отец. Его подтянутая фигура и свежее лицо не имела следов сна, он был уже готов к выезду. Увидев хрупкую фигуру девушки, он поспешно вышел и взял из ее рук тяжелый узел, оставив ей только небольшой мешок с сушеным мясом и соленым сыром, они вошли в юрту и я вернулась к малышу, было время кормления.

После отъезда Куандыка и моего отца в горы, Маха, Айзере и дети вернулись в мою юрту и в ней стало многолюдно и шумно. Иногда мне хотелось побыть одной, посидеть в тишине и я уединялась в свою малую юрту с рукописями. Здесь я могла подумать обо всем, мне никто не мешал и эти драгоценные часы я очень ценила, все время мысленно благодаря Тархана за такое удобное изобретение. Ведь малая юрта было моим и только моим сакральным местом. Никто не мог зайти в нее без разрешения. Здесь я позволяла себе мечтать о Куандыке, о том, какой бы была наша с ним совместная жизнь, ведь теперь он мой муж, отец нашего ребенка, единственного его наследника и я так счастлива от этого. В ребенке я угадывала черты любимого, даже такой маленький мальчик уже проявлял свой характер, он был требовательным, довольно упрямым и очень крепким. Два моих первенца тоже имели сильный характер, мальчишки часто дрались и их всегда разнимала Хоргонзул на правах старшей, она не стеснялась награждать тумаками одного и второго. Но мальчишки любили ее, она смогла внушить им каким-то непостижимым образом, что она красавица и они гордились сестрой. Наблюдая как растут мои дети, я угадывала в них все больше черт Тархана и его семьи и стала понимать почему дети продолжают род отца. Именно поэтому. Да, конечно, их родила я, я их мать, но большую часть они все же унаследовали от отца. А Алп, будет ли он также сильно похож на Куандыка?

На исходе третьего дня в кочевье вернулись отец, Бакыт и двое всадников, остальные пятеро, прибывших с отцом, остались на горе и еще пять всадников, воинов нашего кочевья тоже остались нести дозор у установленного знамени. Отец был доволен, они что-то долго обсуждали с Бакытом, потом отец попросил принести лист рисовой бумаги и нарисовал карту, где отметил наши дозоры, пещеры и расположение рудников. Велел собрать всех мужчин чтобы набрать работников, которые будут добывать руду. Он не хотел откладывать добычу, ведь сезон короткий, отец не любил попусту тратить время и долго собираться, поэтому решено было уже этой весной начать разработки в указанных местах.

За день до отъезда мы с ним сидели и разговаривали в моей юрте, он просматривал записи, которые вела Маха. Отложив их, он задумался, рассеянно глядя на тханку Зеленой Тары, висевшей над алтарем.

— Знаешь, дочь, что я подумал…

Я вопросительно посмотрела на него:

— Что, отец?

А не забрать ли у тебя мальчишек?… А то без отца женщина не сможет их вырастить… они должны быть смелыми, не бояться боли и уметь постоять за себя и в будущем стать защитниками. А ты? Что ты можешь им дать? Носы вытирать, да кормить… Я вон видел, что Тумэн до сих пор грудь просит… А ты даешь… невозможно мужчине, отцу, видеть такое… А ведь задатки у мальчишек хорошие, правильные, вон, я видел, как мутузят друг друга… молодцы же! — с теплотой и удовлетворением сказал отец, — а ты толком и наказать не можешь! Им нужна строгость и дисциплина.

— Отец, да ты что?! — опешила я, — они еще слишком малы! Тумэну только три года! А Мэргэну и пяти еще нет!

— Дочь, даже некому их на коня посадить! Бакыту некогда, все заняты своими делами и семьями. А тебе лишь бы перечить отцу! Где твое почтение и послушание?! — начал сердиться он.

— Отец, прошу тебя, пусть подрастут! Да и вам там сейчас не до них! Кто будет ими заниматься? Ты? Или Маланья? У нее своих детей хватает!

— Почему Маланья? Ты права, у меня нет времени, но есть Тодтолгой. Он и Займется племянниками.

— Хорошо, отец, — изменила я тон, зная, что так ничего не добьешься и решила сделать так, как делали окружающие его женщины, применить хитрость, — я согласна. Твое слово — закон. Но давай вернемся к этому весной. Маланье сейчас тяжело, а Тодтолгой занят. Ты сказал, что ему нужно догнать сверстников, и я, заглядывая кротко ему в глаза, потерлась щекой о его руку.

— Да, тут ты права, дочь… Наверное и правда, дождемся весны. Не будем торопиться… и ты будешь спокойнее. А у нас мальчишкам будет лучше, там и семья Тархана присмотрит, все же это дети из их рода… Да! Пусть будет по-твоему.

— Спасибо, отец, — кинулась я горячо благодарить его.

Отец отмахнулся, но я видела, что моя покорность и сговорчивость приятна ему.

Закончив дела, он встал и потянулся:

— Солонго, накрывайте на стол, я голоден.

Я позвола Айзере, озадачила Хоргонзул, Маха привычно занималась детьми, последнее время она была задумчива будто что-то зрело в ее уме, Айзере, как всегда скромная и тихая, старалась остаться незаметной, но ее яркая красота и природная грация сияли, будто освещая юрту. Когда мы все расселись вокруг скатерти, она осталась стоять чтобы вовремя пополнить пиалы, или подать топленое масло к лепешкам. Отец, заметив это, посмотрел на нее и сказал:

— Айзере, почему не садишься с нами? Мои дочери и я не нуждаемся в прислуге. Мы и сами себе нальем и положим все, что хотим. И дочери мои должны быть просты и приветливы, — строго посмотрел при этом на Маху.

Айзере поклонилась и присела с краю. Отец взял блюдо, положил на него самые вкусные и большие куски и протянул Айзере. Девушка смутилась, легкий румянец залил ее щеки, отец налил чаю в пиалу и опять протянул ей. Это было непривычно и говорило о наивысшем уважении к ней, ведь обычно ухаживать и подкладывать еду за столом было дело женщин.

— Айзере, я помню, как ты была почтительна со старым Сию. Ты, как никто здесь, заслуживаешь внимания и уважения.

— Я просто делала, что могу, мне было не сложно это. А уважения заслуживают те, которые делают то, что для них очень трудно, — ответила отцу Айзере.

— А знаешь ли ты, почему одно и то же дело может быть для одних легким, а для других тяжелой ношей? Знаешь отчего это зависит?

— От чего?

— Все зависит от состояния ума. Если оно напряжено и ум создает такие мысли, что все очень трудно, то это и будет именно так, как думает человек, а если ум радостный и расслабленный, то все будет легко и просто.

Айзере подняла на отца блестящие черные глаза, он смотрел на нее, улыбаясь. Взгляд длился всего миг, но я заметила, как еще больше смутилась Айзере, а в глазах отца промелькнуло какое-то настойчивое выражение, которого я никогда не замечала у него. Обычно Айзере не была особенно робкой, мы привыкли к ней, она уже давно расслабилась и оказалась веселой и интересной, она была мечтательна и спокойна. Один раз я услышала, как она поет красивую песню на своем родном языке, песня была мелодична и красива. Я спросила о чем она, Айзере улыбнулась и сказала, что сама сочинила ее. Она обладала способностью складывать слова на особый ритмический лад. Я знала, что есть такие мудрецы, которые владеют тайной написания таких текстов, слушая их на базаре и не понимая о чем они, меня завораживал их ритм и мне казались они магическими заклинаниями. Этим секретом владела Айзере нигда специально не обучаясь. Сейчас девушка выглядела непривычно робко и мне захотелось как-то разрядить обстановку. Я сказала:

— Айзере, спой нам, отец никогда не слышал как ты поешь. Принеси свой инструмент.

Айзере заколебалась, но Маха вскочила и, захлопав в ладоши, подхватила:

— Да, конечно, Айзере, хочешь, я подпою тебе? Мы выучили одну красивую песню, — обратилась она к отцу, — Айзере научила меня петь! Я теперь тоже знаю ее песни! Есть даже такие, которые она сочинила сама. Но, отец, они на персидском языке.

— Я уже сгораю от нетерпения, — улыбнулся отец.

Айзере встала и сняла со стены свой ситар. Она присела на топчан, тронула струны, прислушиваясь к их звукам, прикрыла глаза, ресницы ее дрогнули и она запела своим удивительным высоким и сильным вибрирующим голосом. В определенный момент ей стала вторить Маха. Дуэт был прекрасен. Голос Махи был теплый, бархатный и глуховатый, он как бы служил обрамлением сильному и чистому голосу Айзере. Я много раз слышала ее пение и каждый раз она затрагивала самые потаенные струны моей души, иногда слезы непроизвольно лились из глаз. Отец, сначала слушавший девушек, в какой-то момент закрыл глаза, откинулся на подушки и погрузился в только ему ведомые переживания. А Айзере все вела нас в какие-то неизведанные дали, вместе с ее голосом мы то взмывали ввысь, словно птицы, то опускались в туманную прохладную лощину у горной реки, все это было таким явным, таким прекрасным, что когда песня закончилась, мы все еще какое-то время так и сидели молча, даже дети затихли, слушая девушек.

— Ну что же, девушки, — немного погодя сказал отец, — я благодарен вам за прекрасный вечер, за вкусную еду и несравненную песню. Благодарю тебя, Айзере, — обратившись уже только к ней, сказал он.

Айзере низко поклонилась, потупив взгляд.

— Уже поздно, завтра последний день я буду гостить у вас. У меня еще много дел, — поднимаясь сказал он.

Мы все поднялись и склонились в поклоне.

Наутро Айзере решила пойти на реку мыть свои белоснежные рубашки. Она уже долго жила у нас, но привычкам своим не изменяла, на ее родине белоснежная рубашка означала внутреннюю чистоту. Айзере следовала своему Учению, рассуждая иногда вслух о схожести Учения Бадмажуная и Заратустры. Слушая ее, многое мне становилось понятным, она могла просто и красиво излагать свои мысли. Я взяла Алпа, остальные дети с утра ушли с Махой, Хоргонзул и другими детьми на небольшой водопад, находившийся неподалеку, оттуда доносились визги и крики. Стояли знойные дни, весна была на исходе и земля уже раскалилась. Мы прошли к небольшому песчаному пляжу, обрамленному зарослями камышей, там были и смастеренные мостки чтобы удобнее было набирать воду. Я села на песок, держа на руках малыша, Айзере прошла и устроилась на мостках, развязав узел, в котором она принесла свои рубашки. С собой у нее был шершавый камень, соль и какая-то трава, измельченная в порошок вместе с пылью от синих камней. Разговаривая о всяких каждодневных пустяках, она намочила рубашки и стала натирать их порошком, положила их полежать на солнце. Беря их по очереди и натирая камнем ворот и рукава, она была очень увлечена. Легкий ветерок шевелил волосы на головке ребенка, я приложила его к груди, мне было очень хорошо и спокойно, сквозь ресницы я наблюдала за старательной Айзере, солнце, попадая на них, превращалось в длинные нити света разных цветов, ощущение от кормления усиливало состояние покоя. Немного поодаль показалась фигура отца, рядом с ним был Бакыт, за ним Елбарс, красивый и возмужавший юноша, и еще кузнец, они что-то увлеченно обсуждали, отец рисовал какой-то палочкой на песке, показывая кузнецу. Вдруг я услышала всплеск воды и вскрик Айзере, она, полоская рубашку, не удержалась и упала в воду. Я знала, что девушка боится воды и не умеет плавать. В этом месте вода была глубока, в этом году река еще не обмелела, течение подхватило ее, она беспомощно взмахнула руками и ее вдруг накрыло с головой, дыхание мое остановилось. В это время вдруг отец поднял голову и первый понял, что произошло. В два прыжка оказался в воде и быстро и ловко настиг Айзере схватив за косы и приподняв ее голову над водой, сопротивляясь течению, поплыл к берегу. Скоро он уже выносил девушку из воды. Положив ее на песок, перевернул на живот и положив на свое колено так, чтобы голова свисала, несколько раз хлопнул по спине, изо рта и носа вытекла струйка воды, она закашлялась, отец перевернул ее на спину, поддерживая голову, Айзере открыла глаза. Она была бледна и сильно испугана, намокшая одежда облепила ее тело, от воды жилет распахнулся, нижняя белоснежная рубашка намокла и стала прозрачной, сквозь тонкую ткань просвечивала округлая грудь с сжавшимися от холодной воды выпуклыми сосками. Отец окинул взглядом девушку и бережно прикрыл ее грудь.

Ну все, все, красавица, опасность миновала. Давай я донесу тебя до юрты, — не дожидаясь ответа, легко поднял ее и понес. Я была настолько ошарашена происходящим, что не сразу поняла, как все это произошло. Отец на ходу бросил остальным:

— Оставайтесь здесь, не стоит привлекать внимание, все хорошо, я сейчас вернусь.

Какое-то время я оставалась на берегу, приходя в себя, потом взяла ребенка и пошла домой. Уже почти подойдя к юрте, я вдруг вспомнила, что на берегу остались все рубашки Айзере. А что, если их смоет водой? Как же она останется без своих белоснежных рубашек? И я решила вернуться, ведь сейчас Айзере в безопасности, а доставить еще одно огорчение подруге я не хотела. Я вернулась и стала собирать мокрые рубашки и раскладывать их на берегу, потом мы придем вместе и она помоет их.

Из юрты не доносилось ни звука. Я приоткрыла полог и увидела, что боком ко мне стоял отец, к нему прильнула Айзере, глаза их были закрыты, он пальцем провел по ее щеке, тронул приоткрытые пылающие губы, вдруг подхватил ее на руки и понес в мою малую юрту! Как?! Что он делает?! Вопросы вихрем пронеслись в моем уме, я хотела ворваться, потом меня захлестнуло негодование, что он пошел в мою юрту! Никто не смел входить туда без моего разрешения! Потом вдруг волной прокатилась и сжала горло ревность. К кому?! То ли я ревновала к отцу Айзере, то ли отца… Но ведь когда я видела его с Маланьей, я была потрясена, но рада… А сейчас?! Мой ум отказывался видеть отца в этой роли, мне казалось, что он делает что-то постыдное, совершает почти преступление на моих глазах! Да еще и в моей юрте! Так он оказывается бывает и таким! У него же есть Маланья! Какой ужас! Я вошла в юрту и приземлилась на топчан, положила рядом сына и закрыла лицо руками не в силах совладать с собой. Так я сидела очень долго, мне казалось, что прошла целая вечность, когда из моей юрты вошел отец, он, не глянув на меня, молча прошел мимо. Айзере не показывалась. Пойти ли мне туда и отхлестать по щекам?! Или ждать здесь? А что она мне скажет? Или может промолчит? Вскоре шумной толпой вернулись дети, они прослышали о том, что случилось с Айзере и хотели знать все подробности. Я сидела, тупо уставившись в одну точку и молчала, потом они разозлили меня и я, прикрикнув на них, отвернулась к стене и накрывшись шалью забылась тяжелым сном.

К вечеру небо затянуло тучами. Я проспала до самого заката и меня разбудили раскаты грома и плач Алпа. Все дети, вероятно устав от плесканий в водопаде, уже спали. Вокруг было темно, я поднялась и с помощью специальной палки с железным крюком задернула верхний проем закрепив его веревками. Зажгла светильник. У алтаря сидела Айзере. Глаза ее таинственно поблескивали в свете мерцающего огня. Она подняла на меня полные страсти глаза:

— Ты все знаешь, правда, Солонго? — шепотом сказала она.

Я подошла к ней и села рядом:

— Да, знаю…

Я не понимаю, как все это произошло, но меня так тянуло к нему, я не смогла сопротивляться. Понимаешь? Это какая-то непреодолимая сила. Как только он спас меня и нес на руках, я прижалась к нему и поняла, что меня больше нет… Я растворилась в нем… без остатка. Его ум — это мой ум, его душа — это моя душа. Он моя жизнь… Он сегодня мне это показал.

— Но ты же знаешь, что он не может взять тебя женой. Вернее, может, но Маланья никогда не позволит… да и для тебя жить с ней в одной юрте нельзя…

— А знаешь, для меня это все неважно… мне все равно. Для меня ничего, кроме него, не важно…

— Как же ты собираешься жить, Айзере? У нас не принято иметь наложниц. Не дозволено. Только к вдовам можно входить, а ты ведь девушка. Отец нарушил устои предков, а что может быть важнее? Если он нарушил, то и другим можно.

Айзере вздохнула.

— Да, нарушил. Он это понимает. И я это знаю.

— Я должна наказать тебя. Если ты девушка и имела близость, то я должна или отдать тебя какому-нибудь вдовцу, или второй женой какому-то нашему соплеменнику, ты же знаешь, что эти вопросы решаю я… или… выгнать тебя из племени… Но я не хочу… что ты наделала, Айзере?!

Айзере молчала. Потом подняла на меня взгляд и сказала:

— Солонго, на то твоя воля. Я приму любое наказание. Но ничьей женой я не буду.

— Я подумаю до завтра, Айзере.

Крупные капли барабанили по юрте, ветер рвал полог, завязанный веревкой. Я испытывала разные чувства. Мне казалось, что отец и Айзере предали устои предков, что они попрали все наши законы, что отец поддался минутной слабости, я осуждала его, то вдруг колючая ненависть к Айзере терзала мое сердце, под утро я наконец заснула.

Утром в юрту пришел отец. Вскоре он должен был уехать, но перед этим хотел поговорить со мной. Я сухо встретила его, холодно взглянув и жестом пригласила в малую юрту. Со вчерашнего дня я не заходила туда, пространство казалось мне нарушенным и оскверненным. Войдя, я потянула носом, там пахло ароматным маслом Айзере и чем-то волнующим. Пространство перестало быть только моим. Отец присел на топчан, я постояла некоторое время и взяв подушку, села напротив.

— Дочь, вчера случилось то, о чем ты уже знаешь, — твердо и уверенно начал отец, — я познал Айзере. Не скрою, эта девушка влекла меня уже давно, я гнал от себя эти мысли и сдерживал желание, но вчера этому суждено было случиться. Я не прошу тебя понять меня, это сделать непросто, но ты должна знать, что все, что произошло между нами — это не сиюминутная, захватившая нас страсть из-за которой я потерял голову. Это то чувство, которое живет из жизни в жизнь, встреча, которой невозможно избежать. Я знал о ней, но все обстоятельства моей жизни таковы, что я не хотел усложнять их, надеялся, что бешено мчавшаяся на меня колесница кармических событий промчится мимо, но нет… так не бывает.

— Отец, как ты смог? Ведь Айзере девушка, какой будет теперь ее жизнь? А Маланья?

— Все сложится наилучшим образом, дочь. Я никогда не оставлю Айзере.

— Ты хочешь взять ее второй женой?

— Да, хочу, хотя статус жены — это не самое главное в этом случае.

— Позволит ли Маланья? Ты хочешь увезти ее с собой? Сможет ли она жить с ней в одной юрте и делить один топчан?

— Конечно не позволит. Да я и не хочу. Зачем подвергать этим страданиям их обеих?

— Тогда зачем брать Айзере женой?

— Потому что у нас нельзя иметь наложниц. Она станет моей женой при первой возможности. Подготовь свадебное покрывало, я скоро приеду и ты набросишь его на нас. Это важно и для Айзере, так она будет спокойнее и под моей защитой. Она моя женщина, Солонго. Никто не посмеет причинить ей вред. А кто попробует, будет иметь дело со мной.

— Скажешь ли ты об этом Маланье?

— Конечно, я скрывать не стану. Об этом ей все равно станет известно. Но хочу дать ей родить, хотя и понимаю, что при том, что здесь находится Маха и они с Айзере дружат, это вряд ли станет возможным. Посмотрим по обстоятельствам. Я сейчас уеду, береги ее, я поручаю ее тебе.

— Отец! Но ты нарушил устои! — не выдержала я, — что скажут люди?! Ты сам всегда говорил, что наши законы, устои предков — это то, на чем все и держится, а сейчас сам попрал!

— Дочь, да, это так. Но не все можно измерить в жизни только одними устоями. Есть разные обстоятельства, иногда они сильно отличаются от нашего представления, от наших идей, желаний и планов. Так бывает… И надо действовать исходя из этого. Вот, смотри, например, я хотел тебя выдать за Очира и казалось бы все складывалось, как нельзя более удачно. Я знал, что парень нравился тебе, но он не проявился, когда ты была девушкой. Жизнь и ее события возникают и развиваются по спирали. Сейчас вы опять могли бы быть вместе, но вмешался Куандык, все планы разрушились. Но ты счастлива. А это главное, даже если все люди мира тебя захотели бы остеречь от этого и рассказали бы о нем что-то плохое. Даже если бы это была правда, свой выбор ты уже сделала и я уважаю его. Я просто хотел чтобы жизнь и твоя, и твоего сына была под защитой Рода, поэтому немедленно набросил на вас свадебное покрывало. Вспомни, я и Маланью сделал женой потому что так она имеет все права и статус моей жены.

— Но я помню, что ты обещал ей не брать вторую жену. Что будет, если она об этом узнает.

— А что может быть? Ничего нового… Она устроит мне скандал и будет требовать, угрожать и плакать, потом скажется больной, потом будет проситься на родину и скажет, что уедет и заберет детей… Да, я обещал, это правда. Но повторю еще раз, не все можно запланировать и предусмотреть. Сейчас же наилучшим решением будет взять Айзере женой. И я это сделаю. Моя с ней любовь должна быть защищена Законом Великой Степи.

— Ты хочешь оставить Айзере здесь? Ведь страшно подумать, как она будет жить в твоем кочевье!

— Да, она останется здесь. Сейчас пока в твоей юрте, а потом, после того, как ритуал будет совершен, я раскину другую. Приезжать я теперь буду чаще. У меня много дел с добычей руды и присоединению земли. Новую землю нужно будет всегда контролировать и пустить весть по Степи о том, что эта территория теперь относится к твоему Племени. А теперь я хочу проститься с Айзере. А ты подумай о том, что я сказал тебе, — отец первый поднялся и направился к выходу. Попрощавшись с Махой и по очереди взяв на руки внуков, последним прижал к сердцу маленького Алпа и вышел, за ним выскользнула Айзере. Я выглянула из юрты. Отец направился к берегу, за ним шла Айзере, он остановился и что-то сказал ей, обернувшись. Она догнала его и он подал ей руку, когда они спускались на берег.

Не успела я вернуться в юрту и заняться своими делами, как полог отворился и запыхавшись вбежала Мохлико. Я удивленно подняла брови, что ей нужно?

Она торопливо поклонилась и взволнованно сказала:

— Солонго, приветствую тебя! Я всю ночь готовила еду для Оюун Хагана. Пусть возьмет горячие лепешки в дорогу! Я везде искала его, в гостевой юрте его нет, его спутники сказали, что он пошел к тебе! Пусть примет от меня, — говорила она, глотая слова и одновременно оглядывая юрту. Не увидев отца, а только меня и Маху с детьми, она вопросительно посмотрела на меня. Где мне найти его?

— Привет тебе, Мохлико! Пусть утро твое будет добрым! — начала я, стараясь собраться с мыслями чтобы ответить ей, мне не хотелось, чтобы она нашла отца на берегу в обществе Айзере, — ты можешь оставить все здесь, я передам, — немного высокомерно и холодно сказала я.

— Нет, я сама отнесу ему, — вдруг заартачилась Мохлико.

— Мохлико, Оюун Хаган занят и не велел его беспокоить!

Ничего не подозревающая Маха удивленно подняла брови и посмотрела на меня. Краем глаза я видела это, но сделала вид, что не заметила. Я встала и подошла к Мохлико, протянув руку за узелком. Она спрятала его за спину.

— В чем дело?! Мохлико, ты можешь оставить все здесь, — повторила я, начиная злиться.

— Ну… я… я хочу сама отдать ему… — дрожащим голосом расстроенно сказала она, — я подожду…

— Тебе придется долго ждать. Я не знаю, когда он будет свободен.

В разговор неожиданно вмешалась Маха:

— Солонго, я могу пойти с Мохлико и поискать отца. А заодно прощусь с ним еще раз.

— Маха, — повелительно сказала я, — это ни к чему, оставайся с детьми. Когда отец освободится, он появится на площади, там будет его оседланный конь.

Маха обиженно закусила губу и, резко повернувшись, села на топчан. Мохлико вышла, унеся узел с едой. Наступила тишина. Вдруг Хоргонзул сказала:

— Ниса мне сказала, что ее мама часто плачет и повторяет имя деда. Стонет во сне и зовет: “ Оюун Хаган, Оюун Хаган!” Ниса сказала, что мать хочет просить взять ее с собой.

— С собой? Куда? — не поняла я

— Уехать с ним, в кочевье.

— Зачем? Разве им плохо здесь?

— В кочевье дедушки лучше. Мне там тоже больше нравится.

— Почему это?

— Там есть мои дедушка с бабушкой и новые братья и сестры, которых родила Маланья. Они такие хорошенькие!

— Они не братья и сестры тебе, они твои дяди и тети. Братья у тебя Мэргэн, Тумэн и Алп.

— Там есть Тодтолгой еще, — всплеснув руками и смешно закатив глаза, сказала дочь, бабушка мне сказала, что я стану его женой.

— Чтооо?! — так и подскочила я, — что за глупости!

— А бабушка сказала, что лучшего мужа и не придумать мне. Что я как раз подрасту и сразу стану его невестой.

Маха, услышав это, заливисто рассмеялась:

— Мала ты еще, Хоргонзул о женихах думать, встретишь парня, влюбишься, еще столько лет пройдет! Мне вон, уже шестнадцать, а отец все медлит, мужа не ищет. Хорошо, что мама подыскивает, а то и до старости досидеть можно!

— И кого же имеет на примете твоя мать? — спросила я. Все эти дела, которые за спиной отца делала Маланья, знала Маха. Хоть Маланья и не умела писать, но умудрялась с купцами, или гонцами передавать вести дочери.

— А отец-то знает, что твоя мать ищет для тебя мужа?

— Да ему и дела нет. Вон, сейчас приезжал, парой слов со мной только и перебросился. Все только и хочет чтобы я училась. А я хочу замуж! Некоторые девочки уже и в пятнадцать женами становятся. Если осенью женой не стать, то еще год ждать придется.

— Да почему тебе не терпится, Маха?! — воскликнула я.

— Потому что тогда мной командовать никто не будет.

— Муж, муж будет командовать. А не будешь слушаться, может даже и наказывать, — сказала я.

— Мне мама хорошего мужа подберет. Он будет сам меня слушать, а не командовать. Мама сказала, что замуж надо вовремя выходить и не прозевать момент, а то красота пройдет и потом будет сложнее.

— Вот. Бабушка сказала, что я красавица, значит мне тоже уже скоро замуж пора, да, Маха?

— Тебе рано еще. Ты еще и не девушка.

Хоргонзул побежала и вернулась, наспех надев тяжелую налобную повязку, подарок бабки. Повязка была громоздкой, такие носили девушки перед свадьбой. Она была расшита сверкающими бусинами, свисающими на самые глаза.

— А так? Бабушка подарила и сказала, что повязка для взрослых.

— Отдай сейчас же повязку! — рассердилась на дочь я. Лучше вон, читать и писать учись! И лепешки готовить!

— А бабушка сказала, что нельзя девушкам ум засорять грамотой. Нужно думать о женихах и свою красоту увеличивать, — приглаживая и без того жидкие волосы, — сказала дочь.

— Да что вы все, потеряли свой ум?! А ну быстро наводите порядок в юрте! Чтобы когда я вернулась, весь войлок был вытрясен, чтобы ни пылинки и чтобы тесто было! Ясно?! — подхватив Алпа, буквально выбежала я из юрты.

Отец уже был на площади и разговаривал с Бакытом, отдавая последние распоряжения. Одна нога уже была в стремени, он был готов вскочить на коня и умчаться. Недалеко показалась фигура Мохлико. Женщина была взволнована, она подбежала к отцу и суетливо стала пытаться вручить ему узел с едой.

— О, Великий Оюун Хаган! Я Мохлико, ты помнишь меня?

— Мохлико? — растеряно переспросил отец, — что ты хотела, женщина? Я тороплюсь.

— Прими от меня лепешки, я их испекла для тебя…

Отец уже вскочил на коня, она схватилась за уздцы, отец наклонился и взял из ее рук узел, обернулся и передал одному из всадников и не оборачиваясь поскакал во главе отряда.

Мохлико стояла и смотрела ему вслед, руки ее бессильно повисли, ее постоянно печальный вид раздражал меня. Конечно, я понимала, что в ее жизни случилось большое горе, что она познала и одиночество, была и в рабстве, но сейчас уже давно все это осталось в прошлом. Пора было начинать новую жизнь, но она, казалось, не хотела, упиваясь своим горем и погружаясь все больше на дно воспоминаний и ужасов прошлого. В юрту идти не хотелось и я решила пройтись по кочевью, посмотреть все ли в порядке. Проходя мимо спуска к реке, увидела одинокую фигуру Айзере, она что-то тихо напевая, занималась оставленными накануне рубашками, решив все же помыть их, но уже не заходя на мостки. Я подошла и села туда, где еще вчера кормила сына и наблюдала за ней сквозь ресницы. Девушка услышала мои шаги. После разговора с отцом мой гнев рассеялся, как утренний туман, мое отношение к ней стало прежним, к нему лишь примешивалось какое-то сложное чувство, которое мне трудно было осознать, я не могла представить ее женщиной моего отца… его женой, теперь она была не просто Айзере, но и любимая Оюун Хагана.

— Отец уехал… — сказала ей я.

— Да… уехал…

— Ты знаешь, что он возьмет тебя женой? — спросила я, — он сказал мне сегодня, что так он решил…Ты будешь его второй женой…

— Да, он сказал мне об этом сегодня, — покраснев сказала Айзере.

— Обычно так не бывает… У нас в Великой Степи не бывает. Согласие должна дать его первая жена… Маланья.

— Я знаю.

— Но отец сказал, что он так решил. И так будет. Поэтому мне нужно подготовить для вас свадебное покрывало. Он скоро приедет. Думаю, что еще до ухода на летнее кочевье он будет здесь. Теперь он будет бывать здесь часто.

Айзере молчала, натирая порошком рубашку, на которой я увидела небольшое пятно крови, заметив мой взгляд, она смутилась и старательно встряхнула намокшую ткань.

— Айзере, я переживаю. За отца и за тебя. Я знаю Маланью. Разразится гроза!

— Я не просила Оюуна быть моим мужем, Солонго, мне все равно жена я для него, или нет.

Я засмеялась:

— Айзере, у нас ты или девушка, или жена, или вдова. Больше никак не бывает. Иначе будет наказание и я должна тебя выгнать из племени. Отец предотвратил это. Сразу сказал, что возьмет тебя женой. Тогда никто ничего сделать не сможет. Даже Маланья. Кроме Маланьи я старшая женщина в семье, я набрасывала на них покрывало… И сейчас я даю свое согласие… — твердо сказала я, — я хочу чтобы и мой отец, и ты, были счастливы. Я говорила утром с отцом и поняла, что для него очень важно это. Он ради вашей любви попрал Устои и идет против Маланьи. Но я его дочь, он главный для меня. А значит и его жизнь для меня очень важна.

— Благодарю тебя, Солонго! — склонив голову сказала девушка. Ты была великодушна со мной и тогда, когда Тархан привез меня сюда, и сейчас.

— Отец хочет чтобы ты была под защитой наших законов. Я поддерживаю его как Глава Племени и как дочь. Только я хочу попросить тебя пока что не говорить Махе. Все же Маланья ее мать… Пока что я займусь вашим покрывалом, пока Алп совсем мал, на него уходит мало времени, я смогу за короткий срок сделать его.

— Как интересно получается, — улыбнулась Айзере, — сначала я набрасывала на тебя покрывало, потом ты на меня. Никогда не думала, что случится так, что я буду женой Оюун Хагана.

— Да, это явилось неожиданностью и для меня. Отец сказал, что его давно влекло к тебе, но он старался сдержаться. Но это сильная связь из ваших прошлых жизней и устоять невозможно.

— Да, меня будто унесло бурным потоком. Я никогда не испытывала такого. Знаешь, мой ум был так далеко, я просто не смогла противостоять желанию близости с Оюуном. Мне было все равно, что будет дальше. Я будто умерла и возродилась вновь. Я даже не могу описать, что я чувствую к нему. У меня нет таких слов… Я вот сейчас говорю тебе все это, но понимаю, что таких слов еще не придумали. Между нам случилась музыка, чистая, светлая и захватывающая. Она заставила меня звучать, все во мне пело. Как я могла бы променять это на спокойствие и приличия? У меня никогда не сможет быть другого мужчины, Оюун знает и чувствует меня лучше, чем я сама. Понимаю, что нам придется нелегко. Маланья будет бороться.

Я знаю своего отца, он не допустит чтобы тебя кто-то потревожил, он сам разберется с ней.