2
Рита
Я вышла из общаги. Светило яркое солнце. Сентябрь выдался теплым. Листья вовсю пестрели яркими красками. Подстать природе была и моя одежда. Оранжевая блузка и бардовая юбка с кругами.
До начала занятий времени оставалось много, поэтому я не спешила, наслаждалась прекрасной погодой и по ходу разглядывала здание университета. Построенное в стиле конструктивизма, оно отличалось монолитной величественностью. Стена со стороны общаги имела скучный вид: серая, со множеством окон. А вот противоположная выглядела совершенно по-другому. Она являлась парадной и просматривалась с дороги. Архитектор сделал всю стену стеклянной. Проходя по длинной дорожке, каждый мог видеть, что происходит внутри. Студенты как тараканы выползали из аудиторий и разбегались, кто куда. Среди хаотичных беготни лишь преподаватели в строгих костюмах шли размеренным шагом.
Университет соединялся подземным переходом с тёмно-коричневым зданием. Его построили для студентов-айтишников. Также здесь находилась столовая. Строение выбивалось из общей серо-белой палитры. Складывалось впечатление, что у архитектора не осталось ни сил, ни фантазии довести до ума здание, и его построили на скорую руку. Чтобы здание не портило вид, вокруг него высадили деревья, которые скрывали его за буйными красками листьев.
Через несколько минут я оказалась в университете. Внутри веяло уютом. Вдоль стеклянной стены по всему коридору росло множество цветов. Среди разнообразия растений я знала только монстеру. Когда я училась в школе, она стояла в классе и занимала целый угол. Название растения полностью соответствовало внешнему виду. Оно действительно походило на монстра. Её огромные листья, испещренные дырами, наводили ужас на меня. Мне всегда казалось, что это растение — дом для гигантских гусениц. Иначе откуда на листьях такие дыры.
Студенты прозвали это место «оранжереей». В зарослях растений прятались высокие столики, где уединялись отдохнуть, болтать и выпить кофе.
Миновав просторный коридор, я поднялась на второй этаж и вошла в аудиторию. Вся группа была в сборе. Я проследовала к единственному свободному месту рядом с Лерой, тихой блондинке. С первого дня занятий мы всегда оказывались вместе на последних партах.
Эдуард Петрович настраивал проектор. Все его коллеги преклонного возраста плохо управлялись с техникой и всегда прибегали к помощи студентов. Он же делал все сам. Прозвенел звонок. Эдуард Петрович демонстративно откашлялся, призывая аудиторию к порядку. Но разговоры не смолкли, а лишь перешли на другую частоту. Преподавателя это не смутило. Он, как человек уверенный в своих силах, невозмутимо начал семинар, объявляя тему: «Оскар Уальд „Портрет Дориана Грея“». Прежде чем приступить к изучению произведения, он не преминул рассказать немного об авторе. Вскользь упомянул о его необычной любви, о тюремных мучениях во имя неё. И этого хватило, чтобы аудитория обратилась в одно сплошное ухо.
Этот роман я прочитала два года назад. Он не входил в учебную программу. Сначала меня увлекла неординарная личность автора. Я была уверена, его книги такие необычные, как он сам. Так и получилось. Я была в восторге от Генри. Его жизненной мудрости. Как тонко он подмечал детали, исследовал человеческую натуру. Чего только стоит его изречение: «Я люблю слушать сплетни о других, а сплетни обо мне меня не интересуют. В них нет прелести новизны»1.
Наконец, на экране появились первые строчки. Тут же потянулись руки отличников, которые занимали первые парты. Как только начали переводить (конечно, не без помощи преподавателя) признание в любви Сибил, все оживилась ещё больше. Даже отстающие подняли свои головы и с интересом слушали перевод.
Я всё это уже знала, поэтому я наблюдала за преподавателем. До какой стадии экстаза он доведёт своих подопечных. Следующим отрывком стал жестокий ответ Дориана. Все включились в перевод.
Я не принимала участие. Заметив это, Эдуард Петрович вовлек и меня. Он удивился, когда услышал перевод без запинки. Наверно, он думал, что за последними партами сидят не только отстающие. Отличники зашептали впереди. Кажется, в моем лице они увидели конкурента.
За мной отвечала Лера. Она также хорошо перевела свой отрывок. Или от нерешительности, или из-за чувства превосходства над всеми, она никогда не поднимала руки. А отвечала только тогда, когда её спрашивали. Она не выпендривалась. И этим она мне нравилась. Симпатия возникла с первого дня. Она, как и я, искренне любила английский. С собой она носила книги в оригинале. Когда ей становилось совсем скучно, она вытаскивала и начинала читать прямо на занятии.
С остальными одногруппниками я не пыталась наладить контакт. Я воспринимала их как подростков, главной проблемой которых были прыщи на лице. Я чувствовала себя взрослой. Со шрамами и рубцами на душе. Жизнь преподала мне жестокий урок. И показала каким жестоким бывает человек. Никто из аудитории не испытывал того, что мне пришлось испытать.
И вот в аудитории поднялся гул. Накал страстей и эмоций достиг предела с отрывком самоубийства Сибил. Все бурно осуждали Дориана. Но тут прозвенел звонок на перемену.
— Мы не успели с вами рассмотреть отношение главного героя и Бэзила. Думаю, это вы изучите сами.
Браво. Вот оказывается, где был апогей… Заинтригованные студенты заторопились в библиотеку.
Попрощавшись с Лерой, я вышла коридор. Там меня ждала Вика.
— Почему ты не в общаге? Твои пары разве не закончились полтора часа назад?
— Я не могу открыть дверь. Я потеряла ключи, — Вика развела руками.
— Посмотри хорошенько в сумке, — среди тонны всякой всячины в Викиной сумке может затеряться что угодно.
— Я уже перетряхнула её. Если не веришь, посмотри сама, — Вика протянула сумку и пошла по коридору.
В отличие от моего тяжёлого рюкзака, набитого книгами, её сумка казалась невесомой. Самый большой предмет в ней — тетрадь со сменными блоками. Остальное место занимала косметика. На дне сумки вместе с миниатюрными духами, тенями, пилкой, круглыми серёжками лежала ручка и телефон. Помада, тушь и пудра оказались самыми значимым вещами, потому что Вика хранила их в боковом кармане.
Пока я копалась, Вика успела дойти до лестницы и остановиться. Когда я сравнялась с ней, она, не отрываясь, смотрела вниз.
— Отвлекись. То, что я тебе покажу, будет поинтересней пропавших ключей.
Я проследила за взглядом Вики. Она смотрела в сторону «оранжереи». За одним из столиков стояли два парня и о чём-то разговаривали.
— Тот что в светлом — мой Жан, — гордо произнесла Вика и расплылась в улыбке. — Правда красавчик?!
— Он что, француз? — удивилась я.
— Нет. Его мама увлекалась Францией. Вот и сына назвала на французский манер, — Вика не отводила с него глаз, а потом схватила меня за локоть и потащила к ним.
— Мы тут проходили мимо, заметили вас. И решили присоединиться.
Мне стало неловко. Она прекрасно видела, что парни заняты разговором. И бесцеремонно вмешалась. Жан тоже смутился. Второй — всем своим видом показал, что не рад нашему появлению. Он раздражённо опустил кепку на глаза. Но Вика сделала вид, что не заметила этого.
— Познакомьтесь, это Рита — моя лучшая подруга, соседка по комнате и талантливый переводчик, — представила она.
— Тогда тебе у нас будет скучно, — мягкий голос сразу расположил к себе. — Я Жан, а это мой друг и одногруппник Марк.
Я не знаю, что связывало этих двух парней, но они были совершенно разными. Жан — худой интеллигент с искренней улыбкой, мягкими манера, притягивал к себе. Марк же вызывал отторжение. В отличие от Жана, чистенького и приглаженного, Марк выглядел сильно помятым, потрепанным. Футболка на широком плече была порвана. Хотя кепка и была надвинута низко, она не скрыла щетину и жутчайший запах перегара. Мне стоило больших усилий не зажать нос. Как в таком виде, и тем более состоянии он посмел прийти в универ?
— Так и есть. Но мне нравится сам университет и, — немного подумав, — атмосфера свободы. Когда нет оков, ты обретаешь крылья. И твой выбор становится ясным. Ты начинаешь жить уверенней.
— Мнимая свобода. Нам дали много свобод. Но все они должны подчиняться законам. Хочешь курить — кури, но только не в общественных местах, не на пляже, ни в коем случае рядом с ребенком, ни на балконе — всегда найдется сосед, который скажет тебе по этому поводу пару ласковых… — выдыхая произнёс Жан. Он говорил как завязавший курильщик. Но представить Жана с сигаретой я не могла. — Тоже самое и с универом. У тебя нет выбора.
— Hobson’s choice2?
— Именно.
Я взглянула на Марка, который открыл бутылку и жадно начал пить воду. Похоже ночь у него выдалась весёлая.
— Но я могу не ходить на занятия, не делать домашние задания, не писать курсовые. И пусть меня отчислят. Этим выбором я никому не причиню вреда.
— Ошибаешься. Ты навредишь в первую очередь себе, заключив личность за социальную решетку. Ты лишишь родителей обеспеченной старости. Государство будет вынуждено тащить тебя, вместо того, чтобы получить выгоду от твоего бизнеса в виде налогов.
— Вы такие скучные, — не выдержала Вика. Ей не хватало внимания. — Представляю, до чего вы дойдёте. Лучше быть динозавром и жевать листья. Ведь тогда не было государства, а значит людей. А если бы они и были, то метеорит не оставил никому шансов.
Мы втроём рассмеялись. Марк закрыл глаза и потёр виски. Наш смех причинил физическую боль. Он вдруг резко поднял подбородок и заорал.
— Вы заткнетесь или нет?
И тут я увидела его красные глаза, которые также доказывали тот факт, что он ведёт разгульную ночную жизнь. Они метали молнии. Он переводил взгляд то на Вику, то на меня.
Такое хамство я не могла стерпеть:
— Она болит не от нас, а от беспробудного пьянства.
Марк метнул в мою сторону испепеляющий взгляд и в бешенстве смял пустую пластиковую бутылку.
— Что, на правду нечего ответить? — я сделала шаг вперёд. Он принял это за вызов. В мгновение он оказался в опасной близости. Если бы не вмешался Жан, то я не знаю, чем бы закончилось наше знакомство.
— Вы извините Марка. Просто он сегодня не в духе, — Жан оправдывал Марка. — Ему уже пора уходить.
Слова Жана, казалось, возымели действие, и Марк отступил, но не сводил с меня теперь уже пристальных глаз.
— С тобой позже поговорим, — процедил Марк и скрылся за углом маленькой кафешки. Это прозвучало пугающе.
Я не поняла, к кому относилась угроза: Жану за вмешательство или мне за дерзость? Я не боялась Марка. Такие парни как он, которые могут и подкараулить, и избить (я была в этом уверена), мне противны.
— Ты же видела его состояние, — Жан вступился за друга.
— Это не оправдание. Каждый должен контролировать свои эмоции и язык, — парировала Вика.
Я больше не хотела слышать об этом человеке. Слишком много чести для придурка, испортившего мне настроение. Хорошо, что у меня были ещё пары. Я попрощалась с ребятами, которые продолжали спорить, и поспешила на занятия.
