Женщина, которая поэт

Марина Крутова

«Актриса»Что для меня Поэзия? Игра!Великое актёрское искусство.Не думая о завтра и вчера,Писать о счастье, даже если грустно.И плакать, и рыдать, когда смешно.И потакать фантазии капризам…Поэзия – такое же кино,А поэтесса – та ещё актриса!

НАСЛЕДСТВО

Антоновка

Антоновку с ветвей снимал сосед,

Стремянкой небо подперев умело.

И осень на его ладонях зрела,

И он был этой зрелостью согрет.

И становился будто бы здоров,

Вдыхая запах кислый и бодрящий.

И тяжесть яблок наполняла ящик

И душу наполняла до краёв.

Но жизнь сама снимает урожай.

Кому легко нести такую ношу?

…И дом был снегом густо запорошен,

И было деда по-соседски жаль.

И прелый запах яблоневых строк,

Лежащих без движенья на соломе,

Напоминал, что был хозяин в доме,

Но пережить антоновку не смог.

Наследство

Где-то там, где дома приникают к земле,

Где застывшее время ко всем безучастно,

Мне в наследство достался заросший участок

Да изба, прислонённая боком к ветле.

На облупленный шифер налипла листва,

Словно силясь прикрыть неухоженность дома.

И ветвей рукава, будто свыше ведомы,

Обнимают его по законам родства…

Опустевший давно — не приют, не очаг —

Доживает свой век по-крестьянски покорно…

Здесь, из этой земли, силу черпали корни,

Но о них облетевшие листья молчат…

Лебеда и полынь — старожилы глуши.

Сотню вёрст прошагай — тишина бездорожья…

Здесь наследство моё: не от бабушки — божье.

⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀А вокруг — ни души.

Женское ремесло

Снег занавесил простынями сад:

Хэбэшки белоснежные висят

И в детство тянут и зовут упрямо.

Там — тощая стиральная доска,

На зимней речке два гнилых мостка

И прорубь, где бельё полощет мама…

В воде холодной пальцы, словно лёд.

Отпустишь ткань на миг — и унесёт,

А мама шутит: «Для русалок платья!»

С ней рядом — таз, бельё горой лежит…

Не каждый с ним управится мужик.

Вот только это — женское занятье…

Потом в саду от неба до земли

Белеют парусами корабли —

Морозом укрощённые скитальцы.

Так было раньше… И почти везде:

Бельё купали в ледяной воде

И мучились всю жизнь от боли в пальцах.

Течением те годы унесло…

Быть женщиной — простое ремесло?

Поймёт не каждый этот подвиг тяжкий.

…А мама рядом. И её рука,

Как в детстве, исцеляюще легка…

И я целую красные костяшки.

Мой город

Тверской весны угрюмый вид

Напомнит старого бродягу:

В грязи, потрёпан и небрит,

Окурком старой ТЭЦ дымит,

В кармане сжав Лазури* флягу.

На коже — сыпь дорожных ям,

И вены вздуты половодьем…

А по нахмуренным бровям

Трамвай ползёт ко всем чертям

И на Советской в ноль уходит…

На Комсомольской каждый год

Нарыв вскрывается подкожный.

Но вновь бродяга просто ждёт,

Пока беда сама пройдёт,

Прижав асфальта подорожник…

Оставив почести другим

И старых крыш понурив плечи,

Мой город слишком человечен…

И оттого до слёз любим.

*Лазурь — небольшая река в черте города Тверь, правый приток Тьмаки. В настоящее время река в результате хозяйственной деятельности человека превращена в цепь прудов.

«Словно старый пропойца, нашедший спирт…»

Словно старый пропойца, нашедший спирт,

Поле жадно глотает внезапный дождь,

Тянет пальцы травы, не скрывая дрожь,

И, напившись, с блаженной улыбкой спит.

Краснощёкий закат ―закадычный друг ―

На него бросит вечера смятый плед.

Обронив из кармана пятóк монет,

Не заметит, как звёзды блеснут вокруг.

Будет долго курить за одной одну,

Выдыхая туман, потемнев лицом…

И в душе называя себя глупцом,

Будет пить допьяна, чтоб залить вину.

Утром, бледен, встревожен и нездоров,

Похмелится росой и не будет знать,

Через сколько ему повезёт опять

Отрешиться от мыслей и спать без снов.

Подземка

Подземка, словно крот, почти слепа —

В знакомых норах день за днём змеится…

В столичных недрах — хмурая толпа

С привычным безразличием на лицах.

Наушники, мобильный и планшет —

И можно под землёй всю жизнь скитаться,

Заполнив шумом пустоту в душе

И прозябая в переходах станций.

Подземный мир в тиски зажмёт людей,

Но теснота не заменяет близость.

Легко забыть в привычной суете:

Чтоб ближе стать — не требуется виза.

Провинциалка — улыбнусь толпе!

Но мир отпрянет, как от прокажённой.

И покажусь Дюймовочкой себе,

Которую кроту отдали в жёны.

Земной

Дождливый день дрожит на проводах,

Бежит вода по тротуарным руслам…

Ты в городе, до боли захолустном,

Встречаешь осень с жизнью не в ладах.

Промозглый ветер северных широт

Приносит запах соли и свободы.

В тебе живёт моряк седобородый,

Но якорь спит на дне твоих свобод.

Уходят вдаль чужие корабли —

Здесь сухопутным некуда стремиться.

А ты в своей распахнутой темнице

Живёшь, заняв клочок сырой земли.

Над городом плывёт солёный дым…

Но ты, однажды выбравшись на сушу,

Не сможешь эволюцию нарушить

И навсегда останешься земным.

Билет

Острый месяц на исходе лета

Косит перезрелых звёзд колосья.

И, слегка поскрипывая осью,

Медленно вращается планета.

По ночной распахнутой дороге

Катятся созвездий вереницы…

Если людям есть куда стремиться,

Значит, кто-то будет ждать в итоге?

Верстовыми звёздными столбами

Млечный тракт расчерчен и размечен.

Но когда платить за вёрсты нечем,

На Земле становимся рабами.

И живём, старея постепенно.

И планету тянем, как телегу…

А ведь жизнь даётся человеку

С проездным билетом по Вселенной.

Скрипач

Худой скрипач — не молод и не стар —

Одетый в тонкий плащ не по погоде,

На грязный пол в подземном переходе

Положит рваный кожаный футляр.

Возьмёт смычок покорная рука,

Как будто по чужой — великой — воле.

И зазвучат прошедшие века,

Уложенные гением в триоли.

И лёгким мановением смычка

Подземный мир перелистнёт столетья.

И кажется, что девушку в берете

На танец пригласит студент в очках…

Но людям дела нет до скрипача,

Наполнившего светом город хмурый.

И только ангел с правого плеча

Слетит в футляр потрёпанной купюрой.

Угол

Каждому нужен угол.

Место под солнцем. Дом.

В обществе пёстрых кукол

Веришь в него с трудом.

Чувствуешь — слишком лживый

Нынче пошёл народ:

Куклы хотят наживы.

Или же — кукловод?

Кто верховодит ими?

Кто назначает путь?

Все мы погрязли в гриме…

Сможем ли продохнуть?

Люди иной закваски —

Редкие типажи…

Где-то внутри, под маской,

Хочется просто жить:

Лишь отыскать бы где-то

Угол, обитель, кров…

Только кругла планета —

Нет у неё углов.

«Сентябрит за окном кареглазая девочка Осень…»

Сентябрит за окном кареглазая девочка Осень:

Золотые браслеты висят на запястьях ветвей

И звенят на ветру, на листву непохожие вовсе,

Наполняя дыхание ветра тоскою своей.

Только в платье льняном с каждым днём всё заметней прорехи —

Их пытается сшить по ночам белой ниткой звезда…

Осень смотрит устало на тёмные, мутные реки,

В них бросая монетки, чтоб снова вернуться сюда.

И опять сентябрит, и дождит, и слегка лихорадит,

И горит на кострах, словно ведьма в былые века…

Бесприютной душе затеряться легко в листопаде,

Пряча боль под зонтом и в объятиях дождевика.

Предрассветный туман нежно кутает Осени плечи,

Поклоняясь, как раб, сумасбродной своей госпоже…

Но, богатства раздав, ей платить за иллюзии нечем,

И прорехи души не зашить даже звёздам уже.

Караван

Собаки лают… Караван

Идёт по выбранной дороге.

Всё в этом шуме — сплетни, склоки —

Измелют жизни жернова.

Но каждый встречный пустобрёх

Находит повод, чтобы снова

Изречь своё собачье слово,

Застав погонщика врасплох.

Ведь шавке повод только дай:

Ещё заливистее брешет.

Но шум укоров и насмешек

Для каравана — просто лай.

И всех дворняжек голоса

Его с пути свернуть не смогут…

И молча смотрит на дорогу

Созвездие Большого Пса.

«Светлого храма высокие своды…»

Светлого храма высокие своды,

Ладана запах, дрожащие свечи…

Здесь забываешь, откуда и кто ты,

Здесь понимаешь, кто истинно вечен.

Старых икон милосердные лица

Смотрят на душу — чисты, непредвзяты.

Им доверяешь и хочешь молиться,

Даже не зная слова и обряды.

Шёпот мирской различим еле-еле,

Губы молитву слагают чуть слышно…

Выйдешь из храма и станешь светлее,

Зная, что в сердце остался Всевышний.

Закрой глаза

Стальным дождём пронизан майский день,

Продрогший ветер стонет одичало…

Закрой глаза… И ощути сначала,

Как дышит закипевшая сирень.

Закрой глаза… И трепетной рукой

Твоих волос коснётся белый ветер.

А Млечный Путь сияющих соцветий

Под ноги ляжет звёздною рекой.

Закрой глаза, остановись, замри:

Поверь, в тебе живёт бескрайний космос.

И если ты его услышишь голос,

Он скажет: «Счастье у тебя внутри».

Дворник

Осень стремится в объятия трепетных душ —

Хочет занять хоть немного тепла у людей.

И провожает глазами распахнутых луж

Тех, кто себя потерял в перекрестье дождей:

Тех, кто продрог в ожидании искренних чувств,

Тех, кто сумел на душе натянуть удила…

Город, как будто гнездо, обездолен и пуст;

Осени вновь не хватило людского тепла…

Дворник в потёртой фуфайке всю жизнь напролёт,

Шаркая тихо, метёт предрассветную мглу…

Осень его осторожно под руку возьмёт,

Чтоб прикоснуться к такому простому теплу.

Дождик уныло стучит по озябшей листве.

Ветер гуляет среди облетевших аллей…

Дворник, наверное, с истинным Богом в родстве —

Листья сгребает в охапки, чтоб стало теплей.

Без жалости

Крадётся зима, будто кошка, бесшумно,

В пушистые лапы убрав коготочки.

Снежинки ложатся накидкой ажурной,

И город искрится пушной оторочкой.

Ноябрь, словно серый трусливый мышонок,

Пугливо притих и не знает, где скрыться.

И смотрит на кошку, как заворожённый.

А кошка глядит на него, словно львица…

Финал этой сцены решает погода:

Сегодня охота была никудышной.

Но кошка диковинной снежной породы

Сумеет к нему подобраться неслышно…

И жалко мышонка. Но кошка, по сути,

Виновна лишь в том, что не чувствует жалость.

Как часто мы, люди, кого-нибудь судим

За то, что другим от рожденья досталось.

Подлунный мир

Что знает о луне подлунный мир?

Сегодня ночью мышь обгрызла сыр,

Испортив идеальную окружность.

Но на земле раздастся: «Так и нужно —

Побольше дыр!»

Намедни с неба рухнула звезда.

А ей бы жить и жить веков до ста!

Но, взбороздив ночного неба пашню,

Она исчезла…

⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀Скажут: «День вчерашний!»

И нет следа.

Ночное небо пусто и черно…

Забытый звёздный принц ушёл давно

Туда, где люди за других в ответе.

Закрылась книга.

⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀Кто-то скажет: «Ветер.

Закрой окно!»

Соловьиный плач

Я слышала сегодня соловья…

Он ноты рассыпáл, как будто бусинки.

И отзвуки мелодии, звеня,

Катились над рекой в потоке музыки.

Он прилетел туда, где много лет

Возлюбленной насвистывал признания…

Но зарослей прибрежных больше нет:

Всё срублено. Зачем? Ответ не знаю я.

Остался голый берег без кустов,

И негде прятать гнёзда — делать нечего!

Но соловей — один — запеть готов:

Пронзительно, волнующе, доверчиво…

Свои мечты он посвятил кому?..

…Тот соловьиный плач звучал по прошлому.

Он пел, казалось, детству моему

И лучику ольхи, сквозь грязь проросшему.

«Спасибо, лес, за каждый дар…»

Спасибо, лес, за каждый дар,

Такой желанный и манящий:

Лисичек ласковый пожар

И подберёзовую чащу…

Спасибо, лес, за тишину

И чистоту в душе усталой…

В твоих объятьях отдохнув,

Она светлей и лучше стала.

Спасибо, лес, за каждый звук —

Звенящий голос птиц незримых…

За то, что ты мне стал как друг —

Надёжный и необходимый.

Спасибо за листвы вуаль,

Сквозь ветви — небо голубое.

За то, что времени не жаль.

За счастье — быть самой собою!..

«Дороги ведут куда-то…»

Дороги ведут куда-то…

Куда? Отыщи ответ!

Туда, где ладонь заката

Несёт уходящий свет.

Туда, где шмелиным басом

Полуденный дышит зной,

Где кóмпасом и компáсом

Указан твой путь земной.

Дороги ведут сквозь годы,

Сквозь толщу прошедших дней,

В соседские огороды,

Где сливы всегда вкусней.

Туда, где крапива жжётся,

На коже огнём горя,

Где в чистой воде колодца

Полощет бельё заря…

Дороги ведут из дома,

Но снова спешат вернуть

Туда, где такой знакомый

Из детства проложен путь:

Там сладостью манят сливы,

Прохладой ― листва ракит…

Там вечный огонь крапивы

На сердце твоём горит.

«Я возвращаюсь в старый сад…»

Я возвращаюсь в старый сад,

Где яблок сморщенные лица

С кривых ветвей в глаза глядят —

Не откреститься.

В них столько яблочной тоски,

Что скоро уксусом забродят.

Они не кислы, но горьки

В своём исходе.

Прижмусь щекой к сухой коре,

К морщинам грубым и глубоким,

Как будто в яблоне-сестре

Мои истоки.

В траву, как в вечность, упадёт

Ньютонов шар, как детства символ.

Но я поднять запретный плод

Уже не в силах.