Не верь, не бойся, отпусти!

Марина Крамер, 2015

Адвокат Варвара Жигульская с огромным трудом смирилась с тем, что у ее мужа, знаменитого композитора и дирижера Святослава Лемешинского, внезапно обнаружился внебрачный сын Макар. Хоть она и не препятствовала встречам отца и сына, но впускать мальчика в свой мир не собиралась. И вполне возможно, такая странная двойная жизнь продолжалась бы и дальше, если бы не дело о коттеджном поселке «Снежинка», которым занималась Варвара. Чтобы добраться через нее до наследников владельца поселка Потемкина – его вдовы и дочери, – бандиты, желающие заполучить «Снежинку», не погнушались похитить Макара. И это событие в корне изменило жизнь не только Варвары… Продолжение романа Марины Крамер «Я не ангел».

Глава 1

Сюрпризы субботнего утра

Будите меня, только если придут плохие новости; а если хорошие — ни в коем случае…

Наполеон I Бонапарт

Ненавижу телефоны. Вот честно: с одной стороны, это, конечно, полезное изобретение, но с другой — чаще всего именно телефон приносит неприятные новости. Даже в субботу, даже в такое прекрасное солнечное — на удивление — апрельское утро в Москве.

Я лежала в постели и наслаждалась первым робким птичьим пением за окном, теплым лучом солнца, пробившим штору на окне, запахом свежего кофе, доносившимся из кухни, — и тут… Тут зазвонил этот поганый мобильник, и голос подруги Аннушки ворвался в мой такой уютный и тихий утренний мир:

— Варька! Варька, кошмар!

— Не ори, — попросила я, морщась, как будто Аннушка могла это увидеть. — Что случилось?

— Бабушка… бабушка моя в больнице!

О, господи… Аннушкиной бабушке исполнилось восемьдесят семь, однако она была еще довольно бодрая, не нуждалась в уходе и каждую субботу ходила в театр без сопровождающих.

— Что с ней?

— Ты не поверишь — под машину попала! — Аннушка была близка к истерике, это явно слышалось в ее голосе.

— Так, сначала успокойся. Слезами ты никому не поможешь. Давай по порядку.

— Она с утра на рынок пошла — ну, вот скажи, какой, к черту, рынок в восемь утра?! Нет — творога свежего ей захотелось! Ну, на переходе ее машина и смела — идиот какой-то летел на красный, — всхлипнула подруга, — скрылся моментально, она, разумеется, ничего не помнит — ни марки машины, ни даже цвета. Удивительно, как ухитрилась отделаться переломом голени и сотрясением мозга, просто не понимаю!

— Она где?

— В Склифе. — В голосе подруги послышались чуть пренебрежительные нотки — успешный юрист из крупнейшей газовой компании не могла себе представить, что каким-то образом ее бабушка окажется в больнице с простыми смертными. — Хочу сегодня поехать, попробовать в более приличное место перевести, папе позвонила уже, он какие-то связи мидовские поднимает. Поможешь?

Не скажу, что просьба, больше походившая на утверждение, здорово меня взбодрила, но Аннушка — моя единственная подруга, и я не могла ее бросить.

— Конечно, — со вздохом согласилась я, — только мне нужно собраться — я еще в постели.

— Ой, прости, — спохватилась она, — я совсем забегалась, даже не сообразила, что утро еще. Тетки в истерике, от них никакого толку, все на мне…

— Да ладно… Заедешь к нам? Светик, кажется, блины печет, — принюхавшись, предложила я, и Аннушка радостно согласилась:

— Заеду. Ну, вот почему одним все — и муж с утренними блинами в том числе, а другим, как мне, — только попавшая под машину бабушка?

Я положила трубку — эту же речь Аннушка повторит после того, как позавтракает вместе с нами. Всю мою супружескую жизнь, а это не такой уж маленький срок, подруга боготворила моего мужа и отчаянно завидовала, хотя попыток привлечь к себе его внимание никогда не совершала. И дело было даже не в том, что Аннушка не могла разрушить нашей дружбы — как раз через это она легко перешагнула бы, — а в том, что Светик не замечал других женщин. Ну, во всяком случае, раньше я так и думала… Пока не узнала, что на стороне у моего супруга растет семилетний сын, которого родила его концертный директор. Это был настоящий шок, после которого я ушла из дома и почти месяц не находила в себе сил увидеться с мужем и хотя бы просто поговорить. И до сих пор я не смирилась с этим фактом, хотя и вернулась домой. Мальчик, оставшийся после неожиданной гибели матери один, теперь жил с бабушкой, а Светик в выходные навещал его. И я была очень благодарна мужу за то, что он не пытался привести сына в нашу жизнь. Я уже никогда не смогу иметь детей — последствия бурного любовного романа в юности — и давно смирилась с этим, так что ничего менять не собиралась. К счастью, Светик настолько любил меня, что не стал идти против. Я знаю, что даже моя родная мать считает меня чудовищем — так и сказала в телефонном разговоре, мол, ты не женщина, а монстр какой-то. Можно подумать, что сама — образец примерной матери! А я не могу заставить себя смотреть на чужого мальчика и знать, что муж обманывал меня. Я и так смирилась с его существованием, даже настояла на том, чтобы Светик общался с ним и делал это открыто. Но требовать от меня любви к этому ребенку — просто жестоко.

— Варенька, кто-то звонил?

Светик появился на пороге спальни, вытирая руки фартуком вместо полотенца — ну, к этому пора бы уже привыкнуть, хотя я до сих пор впадаю в бешенство, когда вижу подобное.

— Да, Аннушка. Сейчас заедет. Представляешь, Алевтина Петровна под машину попала, — сообщила я, вставая.

— Ох ты…

— Да, сходила за творожком. Мы сейчас поедем в Склиф, Аннушка хочет ее оттуда забирать, отца попросила поднять связи.

Светик присел на край кровати, наблюдая за тем, как я ищу в гардеробной, что бы надеть.

— Мне кажется, зря она это затеяла. В Склифе нормальные врачи, зачем будоражить пожилую женщину?

— Это не мое дело. Хочет перевести — пусть. Меня позвали для моральной поддержки, и я ее окажу. Больше ничего не требуется, советов тоже не просили.

Светик кивнул, по-прежнему не отводя от меня взгляда.

— Что? — Мне почему-то стало не по себе.

— Варя, ты сейчас говоришь правду?

Я застыла, задержав руку на вешалке с трикотажной майкой, и с удивлением переспросила:

— Ты серьезно?

— Вполне. Ты точно собираешься куда-то с Аннушкой?

— Светик, она сейчас приедет завтракать и нахваливать твои блины, спроси у нее, — разозлившись, ответила я и сдернула майку с вешалки. — И вообще — с чего вдруг?

— Не начинай. Если бы не было повода, я бы не задавал таких унизительных для меня вопросов.

Светик поднялся и вышел из комнаты, оставив меня в полном недоумении.

Вот уже четыре месяца, как о моей последней связи ни слуху ни духу. Кирилл Мельников, мой первый мужчина, мой вернувшийся спустя много лет любовник, снова исчез. Он пропал — а Светик начал что-то подозревать. И сделал это, как обычно, только когда все давно закончилось. Я никогда не была верной женой, но Светик начинал чуять неладное только в тот момент, когда связь обрывалась. Как сейчас.

Пока я плескалась в душе, явилась Аннушка. Я застала ее сидящей в кухне за столом, перед ней на тарелке дымились блины, рядом были аккуратно расставлены блюдца с вареньем, сметаной и сгущенным молоком, а Светик то и дело подкидывал горячий блинчик со сковороды.

— О, наконец-то! Я думала, что ты утонула, — облизывая палец, сообщила подруга. — Блины потрясающие.

— Не сомневаюсь, — буркнула я, усаживаясь напротив.

— А ты чего это не в настроении? — поинтересовалась она, аккуратно обмакивая блинчик в варенье. — Вроде по телефону нормальная была.

— Я и сейчас нормальная.

Светик, явно чувствовавший вину за беспочвенные подозрения, выложил мне в тарелку три блина, подвинул ближе сметану — сладких я не ела:

— Пока не остыли… — И в голосе столько вины, надо же…

— Светик, ты гений, — доедая, сообщила Аннушка. — Вот правильно говорят — талантливый человек во всем талантлив. Даже в блинах.

— Ой, да брось, — отмахнулся муж, садясь за стол рядом со мной, — великий талант нужен, чтобы блины испечь!

— Ну, что-то Варька не особенно разбежалась.

— Она создана для другого, — спокойно ответил Светик, — она — прекрасный адвокат, успешно себя реализует там, где ей интересно, и я считаю, что этого вполне достаточно.

Ого… что-то новое. Никогда прежде мой супруг не ставил мои профессиональные достижения так высоко, чтоб аж на первое место. Определенно, ревность творит со Светиком что-то невообразимое.

Расправившись с блинами, я встала и хотела убрать со стола, но муж перехватил мою руку, потянувшуюся к Аннушкиной тарелке:

— Не беспокойся, Варенька, я сам все уберу, вам же ехать нужно, — и поцеловал запястье.

Аннушка многозначительно хмыкнула, но тут же поймала мой предостерегающий взгляд и умолкла, хотя явно настроилась сказать что-то ядовитое. Я же прижалась на мгновение щекой к макушке мужа, потом потрепала его волосы:

— Спасибо за блинчики, дорогой, это было вкусно. Ты сегодня поедешь? — я не произнесла слова «к сыну», но мы оба отлично понимали, какую поездку и куда я имею в виду.

— Да, я обещал приехать, но постараюсь не задерживаться, хочу на ужин рыбу запечь, нужно еще на рынок зайти.

Вот это мне, если честно, было непонятно. Человек едет к сыну, которого, оказывается, так страстно хотел, а сам задним умом думает: рыбу купить, на рынок не опоздать. Как так можно… Нет бы — думать, как с ребенком время провести, куда сходить, о чем поговорить…

Аннушка старательно делала вид, что не слушает нашего диалога, копалась в телефоне, но я видела, что ее просто распирает от любопытства. Она так до сих пор и не смогла понять меня, не смогла осознать, почему я так спокойно приняла известие о внебрачном ребенке, почему не запретила Светику общаться с ним. Я не собиралась объяснять, потому, наверное, что и сама еще не до конца осознала. Мне некогда было слишком вникать в это…

— Ну что, едем? — спросила я, глядя на подругу, и та, сунув телефон в карман джинсов, встала:

— Эх, жалко покидать вашу гостеприимную кухню, но надо что-то решать с бабулей. Спасибо за завтрак, Светик.

— Заезжай почаще, — улыбнулся он.

— О, нет! Если почаще — я гардеробчик вынуждена буду сменить, — засмеялась Аннушка, выбираясь из-за стола.

Она непринужденно чмокнула Светика в щеку, как, собственно, делала всегда, с первого дня моего замужества — это был вполне себе сестринский поцелуй, и даже Светик считал, что это в порядке вещей.

Мы вышли на улицу, и я сразу нацепила очки — оказывается, пока мы завтракали, успело появиться довольно яркое солнце, и все вокруг сразу как-то оживилось и засветилось по-новому.

— Весна, между прочим, — отметила Аннушка, открывая машину. — Скорее бы уж, так слякоть эта надоела!

— И не говори…

Я немного задержалась, уцепившись пальцами за дверь, и вдруг почувствовала неприятный холодок, пробежавший по спине. Это ощущение заставило меня оглянуться, и тут же мне на глаза попалась старая, сильно битая «шестерка», которой — я могла поклясться — никогда прежде в нашем закрытом дворе я не видела. Ну, не ездят жильцы нашего комплекса на таких машинах, даже в шутку этого не делают. И почему-то с первой же секунды я уверовала в то, что эта машина принесет чудовищные неприятности.

Сев в Аннушкин «Рэйндж-Ровер», я захлопнула дверь и пристегнулась ремнем. Вяземская, краем глаза наблюдавшая за моими манипуляциями, удивленно спросила:

— Ты чего? Впервые вижу, чтобы ты ремень накидывала. Боишься, что ли?

В ее вопросе был определенный смысл — я побаивалась ездить с ней, потому что моя подруга, предпочитавшая джипы, совершенно при этом не чувствовала их габаритов, и на дороге частенько возникали казусы. Меня всегда удивляло, как это до сих пор Аннушка не попадала в серьезные аварии — разве что фары била регулярно. Но сегодня желание застегнуть ремень безопасности, увы, никак не было связано с водительскими навыками подруги. Меня не отпускало противное чувство, что по дороге с нами может что-то случиться, а потому я только процедила:

— На твоем месте я бы тоже не пренебрегала этой вещью. — И Аннушка, к моему удивлению, послушалась.

Время для поездки мы выбрали, конечно, не самое удачное. Хоть и суббота, а в первой половине дня всегда пробки. Но парадом командовала не я, поэтому молча сидела на пассажирском сиденье, испытывая острое желание закурить. После новогодних праздников я решила снова избавиться от пагубной привычки, но то и дело срывалась. Как говорится, бросить курить легко, сама сто раз бросала. Но иногда обстоятельства вынуждали хвататься за сигарету, чтобы не разбить что-нибудь, например. Последний арбитраж сильно вымотал меня, Светик даже настаивал на том, чтобы я взяла небольшой отпуск и уехала куда-нибудь. Но я не могла бросить дела, которых в конторе внезапно накопилось довольно много, и мои сотрудники вынуждены были подолгу пропадать в офисе, готовя документы для очередного суда. Конечно, в таких условиях я не считала возможным позволить себе отдых. Да и моя клиентка Анастасия Потемкина, вдова владельца жилого комплекса «Снежинка», по-прежнему находилась в бегах, пользуясь гостеприимством и защитой криминального авторитета Туза. Мы довольно часто созванивались с ней, и Анастасия тревожилась о состоянии здоровья своего пасынка Юрия. Старший сын Игоря Потемкина Александр умер при весьма туманных обстоятельствах в закрытой клинике для алкоголиков как раз в новогодние праздники, и Туз помог нам организовать похороны. Теперь наследников немалого состояния Потемкина осталось трое — вдова Анастасия, младший сын Юрий и десятилетняя дочь от второго брака Алена. И только от меня зависело, доберутся ли охотники за наследством до вдовы и ее дочери. Во всем этом деле меня смущали две вещи. Первая — возникший вдруг на пути мой собственный дядя, скоропостижно уехавший на Кипр. И вторая — незримое присутствие некоего человека по кличке Анвальт, адвоката Игоря Потемкина, которого никто никогда не видел. Этот человек-невидимка смущал меня сильнее, чем сбежавший дядюшка. То, что дядя Витя бескорыстно любит деньги и не упускает момента приумножить, так сказать, коллекцию, новостью не являлось, как, собственно, и его интерес к акциям «Снежинки». Но то, что операция по захвату велась с явно криминальным мотивом, настораживало. И еще этот Анвальт… У меня было ощущение, что он знает обо мне все, способен предугадать некоторые мои действия, а я в ответ ничего не могу противопоставить, потому что просто не знаю, кто он.

Резкий удар отбросил меня вперед, но ремень тут же вернул тело в исходное положение, а в лицо раскрылась вонючая резиновая подушка безопасности, едва не прикончившая меня. Я закашлялась, зашарила рукой в поисках защелки ремня. Рядом материлась Аннушка, тоже пытавшаяся избавиться от спасших нас от удара головами пут.

— Это… что еще за… хрень? — выдавила я, когда мне удалось отстегнуться.

— В нас кто-то въехал, — мрачно констатировала подруга, открывая дверь.

Я тоже выбралась на улицу и обнаружила, что впереди стоит слегка развернутая синяя «Шкода», на правом переднем крыле которой красуются вмятина и длинные царапины. Бампер Аннушкиного джипа погнут, левая фара разбита — стеклом засыпано все возле левого переднего колеса. На первый взгляд все выглядит как обычная авария. Но что-то мне подсказало, что сейчас мы станем жертвами авторазвода. Однако гости с юга, медленно выбиравшиеся из «Шкоды», понятия не имели, с кем связались, потому что в красном джипе сидели не просто «телки», а два весьма неплохих юриста.

— Ты что, коза слепая, не видишь, куда едешь? — заголосил водитель, приближаясь к Аннушке, искавшей в телефоне какой-то номер.

— Так, спокойно, — я встала между подругой и горячим парнем, — не нервничаем. Сейчас сотрудников ДПС вызовем и будем разбираться, кто чего не видел.

— Что тут видеть? Что видеть? Вы нас подрезали! — напирал он.

— Я не была бы так категорична, — спокойно проговорила я. — Сейчас видеорегистратор снимем и все посмотрим.

— Какой регистратор? — чуть остыл водитель, а я мысленно возблагодарила Анну, которая после моих слов мгновенно заблокировала двери машины. Не думаю, что эти ребята рискнут колотить стекла джипа на глазах у проезжающих, чтобы достать злосчастную вещицу, так некстати поломавшую им всю схему.

— Обыкновенный регистратор. — Вот не думала, что такой старый развод все еще действует, — я краем глаза заметила, как из остановившейся неподалеку машины к нам приближаются трое крепких парней, бритых наголо, и почему-то мне стало спокойно — вряд ли они идут на помощь этим двум мужикам. Судя по битам в руках, вовсе нет… — А сейчас на вашем месте я бы села в тачку и быстро смоталась отсюда, пока чего не вышло.

Водитель, бросив взгляд мне за спину, тоже оценил ситуацию как невыигрышную, выматерился и быстро побежал к «Шкоде», на ходу пригласив приятеля присоединяться. Мимо нас пронеслись трое с битами, но расстояние было чуть длиннее, чем они могли преодолеть за короткое время, потому несчастной «Шкоде» досталась только брошенная в заднее стекло бита. Аннушка, открыв рот, наблюдала за происходящим и, кажется, вообще перестала понимать, что творится. Бритые парни подошли к нам и, поздоровавшись, предложили помощь, от которой мы, поблагодарив, отказались — джип был на ходу, до Склифа мы как-нибудь доберемся, а потом уж Аннушка решит, что делать.

Сев в машину, мы закурили, чтобы немного успокоиться.

— Ну, ты даешь, Варька, — выдохнула Вяземская, выпуская облако дыма, — я чуть лужу не сделала, когда водитель на меня полетел, а ты как скала…

— Ань, ну, это же просто — на регистраторе видно будет, что они нас подрезали, рассчитывая на то, что две бабы испугаются и отвалят денег столько, сколько попросят. Но схема-то лоховская, я сто раз про такое слышала. Они просто не увидели, что у нас регистратор стоит, иначе не связались бы, скорее всего.

— Я испугалась, аж дар речи потеряла… а что за мужики были? Ну, те, с битами?

— А я знаю? Может, скинхеды какие — ты рожи-то их видела? Но все равно спасибо мужикам, помогли.

— Да уж… — Аннушка выбросила сигарету и посмотрела на трясущиеся руки: — Варь, может, ты за руль, а? Не могу, нервы совсем…

Я только вздохнула. Водить джип я не любила, как, собственно, и принадлежавший мужу «Мерседес», предпочитала маленький юркий «Смарт», но сейчас выбора не было.

— Пересаживайся.

Мы поменялись местами и снова направились к больнице. Я очень рассчитывала, что сегодня больше ничего не произойдет, хотя особой уверенности в этом не было. Что-то подсказывало, что и авария эта — далеко не случайность, хотя тут я могла и ошибиться. Красный дорогой джип и блондинка за рулем вполне могли привлечь внимание охотников за легкими деньгами, и за этим вряд ли стояло что-то еще. Но события последних четырех месяцев моей жизни заставляли каждую мелочь рассматривать со всех сторон буквально под микроскопом. Мне не особенно хотелось погибнуть, не дожив даже до сорока, особенно теперь, когда у меня имелась весомая цель.

Я очень хотела построить для Светика театр — его собственный, не принадлежащий никому, кроме него. Он, дирижер с мировым именем и неплохой композитор, должен был жить так, как того заслуживает, и заниматься только тем, что ему интересно, а не решать проблемы с арендой и прочие мелочи. И я обязана обеспечить ему такую жизнь, обязана хоть как-то отплатить ему за его отношение ко мне, за то, что сумел стать мне настоящим другом и поддержкой.

— Варька, ну паркуйся ты уже! — донесся до меня голос Аннушки, и я поняла, что, задумавшись о своем, на каком-то автопилоте доехала до Склифа и теперь бесцельно кружу по парковке. — Кошмар, как зомби! — пожаловалась подруга, когда я наконец припарковала машину на свободное место. — Я с тобой разговариваю, а ты молчишь и вообще не реагируешь.

— Ань, ты извини, меня эта авария прямо из колеи выбила, — соврала я, чтобы не объяснять истинную причину своего «зомбеобразного» состояния.

Однако Аннушка, похоже, не особенно в это поверила, если учесть то, как я вела себя на месте аварии. Но это ее проблемы, мне они неинтересны.

— Со мной пойдешь? — спросила она, выбираясь из машины, и я кивнула:

— Пойду.

— Отлично, — обрадовалась подруга, — поддержка мне не помешает. Ой, погоди, телефон… — Она начала копаться в сумке, где разрывался телефон.

Звонил ее отец, успевший уже договориться в мидовской больнице о том, что Алевтину Петровну примут на лечение туда. Нам теперь оставалось только организовать перевозку в Щелково, потому что этим Аннушкин папаша заниматься не захотел. Но это мы и без него организуем, дело нетрудное.

— Варь, ты мне только помоги, ладно? — попросила Аннушка, когда мы, получив пропуск на посещение, шли в травматологию. — Я же ее знаю, она сейчас упираться начнет, скажет — не поеду. А тебя послушает, всегда тебя считала сверхчеловеком.

— Сильно сомневаюсь, что ей в такой уж кайф лежать тут, а не в отдельной палате со всеми удобствами. Но если что — конечно, попробую поговорить.

Алевтина Петровна была дамой, избалованной удобствами, и я справедливо полагала, что местный колорит, никогда прежде ей неведомый, уже успел сильно повлиять на ее состояние. Так что вряд ли моя помощь Аннушке пригодится. Но я ошиблась.

Едва мы вошли, как лежащая на кровати у окна Алевтина Петровна категорически заявила:

— Если ты, Анна, собираешься говорить о переводе в Щелково, то даже рта не открывай. Я никуда не поеду, здесь прекрасный врач, и я ему доверяю.

— Ба-а-бушка, — плачущим голосом протянула Аннушка, усаживаясь с брезгливой миной на придвинутую ногой табуретку, — ну что ты как ребенок? Посмотри, какие здесь условия!

— Зато врач здесь отменный, — отрезала та, поправляя седую прядь волос, выбившуюся из высокой прически на аккуратную заклейку через весь лоб. — И потом — как ты повезешь меня с этой бандурой? — ее левая конечность лежала на приспособлении для скелетного вытяжения, внизу болтался прикрепленный груз, а сама нога, пронзенная в четырех местах металлическими спицами, выглядела просто устрашающе. — И голова у меня болит, между прочим.

Аннушка начала что-то горячо доказывать, но в этот момент дверь в палату открылась, и на пороге появился такой широкоплечий красавец в голубой хирургической робе и накрахмаленном белом халате, что даже у меня слегка сбилось дыхание. Переведя взгляд на Аннушку, я четко поняла, что никто ни в какое Щелково уже не поедет…

— Добрый день, — поздоровался вошедший, — я так понимаю, вы к Алевтине Петровне?

— Да-а, — с придыханием сказала Аннушка, хлопая тщательно накрашенными ресницами, — я ее внучка.

— А я — ее лечащий врач, зовут меня Сергей Андреевич. Готов ответить на любые вопросы.

Глядя на Аннушку, можно было подумать, что та вот-вот лишится чувств, но я-то хорошо знала свою подругу. Именно сейчас она была собранна, как никогда, и в ее белокурой головке уже созрел план по заманиванию очередного потенциального «кота» в ловушку. Наблюдать за этим мне совершенно не хотелось, видела подобное не раз, а потому я, буркнув извинения, вышла из палаты, справедливо решив подождать подругу в коридоре.

Усевшись на подоконник, так как не обнаружила более подходящего места, я приготовилась к долгому ожиданию. Аннушка не упустит случая пофлиртовать с красавцем доктором, пусть даже это будет происходить на глазах ее не совсем здоровой бабушки. Но, надо признать, молодой врач заслуживал внимания, чего уж…

Меня же почему-то занимали происшествия сегодняшнего дня — сперва странная машина во дворе, потом авария и появление незнакомых мужиков с битами. Ну, не бывает в жизни таких совпадений! Столько машин ехало мимо, и никому не пришло в голову остановиться, а эти… Да, это могли быть скинхеды, как я и объяснила Аннушке, но все-таки это маловероятно. Оставался еще один вариант, конечно… Вариант звался Анатолием Ивановичем Веревкиным, более известным как Туз. Тот самый Туз, что помог мне спрятать вдову Потемкина. Он отлично знал моего дядю и, кажется, не сомневался в том, что тот запросто может ради выгоды пренебречь родственными связями, а потому еще в новогодние праздники обещал, что за мной «присмотрят», как он тогда выразился. И скорее всего, сегодняшние бритоголовые граждане и были тем самым «присмотром», почему нет. Но тогда выходило, что они сопровождали нас от моего дома, а я ничего не заметила, и это плохо. Так можно прозевать не только охрану, но и чего похуже. Обычно чутье меня не подводило, а сегодня, видимо, я расслабилась. Так не пойдет.

Я пропустила момент, когда доктор покинул палату, зато увидела, как оттуда кошачьей походкой выплыла моя подруга, разрумянившаяся, как после мороза. Небрежно обмахиваясь листком бумаги, на котором, как я догадалась, был записан телефон врача, Аннушка приблизилась и томным голосом, словно все еще не вышла из роли роковой соблазнительницы, сказала:

— Все в порядке.

— Что ты имеешь в виду? Алевтину Петровну или медицинского мачо?

Аннушка обиженно поджала губы:

— Ну, Ва-арь! Ну, что я, даже пофлиртовать не могу? Я девушка свободная.

— Да кто ж спорит? И что он сказал?

Аннушка еще раз помахала листочком, аккуратно сложила его и убрала в сумочку:

— Завтра у меня свидание.

— Тьфу ты… Я про Алевтину Петровну спросила!

— А-а… ну, с ней все не так плохо, как могло быть. Сотрясение мозга, конечно, и перелом сложный… но прогноз вроде ничего, разве что с палочкой придется потом ходить.

— Ну, она не балерина. Главное, чтобы срослось хорошо. Но, чувствую, ты будешь держать процесс лечения под контролем, — не удержалась я, чтобы не съязвить, однако окрыленная предвкушением свидания Аннушка пропустила это мимо ушей.

— Может, поедем, посидим где-нибудь? — предложила она, когда мы вышли из здания и направились к стоянке.

— Как?! — Я приостановилась и сделала вид, что шокирована. — У тебя завтра свидание — и ты не собираешься провести остаток сегодняшнего дня в подготовке?! А как же ванна, маникюр, педикюр и разные прочие приятности? Как ты можешь тратить свое драгоценное время на посиделки со мной?

— Варька, прекрати, — попросила Аннушка, — ну, кто виноват, что у тебя дома не муж, а сказка, а у меня только кот Батон?

— Нашла чему завидовать.

У меня почему-то вдруг испортилось настроение при словах о том, что дома меня ждет муж. Никто меня там не ждал, наверняка Светик укатил к сыну и явится только поздно вечером. Но не объяснять же это Аннушке…

— Ладно, как хочешь, — обижено заявила она, поняв, что я никуда с ней не поеду. — Тогда подброшу тебя до Пятницкой, а там прогуляешься. Поеду в сервис, машину отдам — не ездить же с битой мордой.

— Разумно, — согласилась я, садясь в машину.