Заточённый ангел

Марина Кравцова, 2023

Анри – сын владельца известной парфюмерной фирмы. Но он – нелюбимый ребенок в семье, и даже подвергается травле.Несколько необычных знакомств многое меняют. Юноша обретает странную способность – видеть события давнего прошлого. А еще – встречается в кафе с официанткой, удивительно похожей на ангела с его любимой мистической картины.Но отныне судьба влюбленной пары – в руках мстителей, готовых на все, чтобы уничтожить семью Анри.

Глава 17

С каждым шагом Грете становилось все легче. Она видела в синем сиянии, источаемом призраком, отца Жака, пытающегося подняться с пола, и прижавшегося спиной к стене Анри — он неотрывно глядел на полупрозрачную Женевьеву де Лоне, которая застыла прямо перед ним.

«Это ведь не живая душа женщины… — подумалось девушке. — Если верить в то, во что верит Анри, невинно убиенная сейчас у Господа. Скорее — память этого дома. Она материализовалась и воплотилась в образе Женевьевы… Значит, помог сам дом? Как же это странно…»

Это были скользящие, какие-то нездешние и не слишком-то нужные сейчас мысли. Но Грета поняла, что уже не ощущает цветочного запаха, ради которого и притащила сегодня сюда Анри. Старый дом стряхнул чужую магию, наводящую на его посетителей морок. Прогнал тех, кто пришел сюда со злом. И помогла ему в этом она, Грета Беккер, потомок волшебного лесного народа. Добавила чуточку своей колдовской силы… Ее собственная магия доброй не была. Не была и злой. Эльфы, фейри, сиды, духи стихий только в позднейших произведениях искусства превратились в прекрасных и чаще всего благородных и благодушных созданий. Народ рассказывал иное. Существа своенравные, то радушные, то бессмысленно жестокие, то веселые и легкие, а порой наводящие жуткий страх… как сама природа. Она восхищает, завораживает и щедро одаряет, но может разъяриться и уничтожить в один миг…

«Спасибо…» — мысленно поблагодарила Грета печальный дом, видевший куда больше жестокости и преступлений, чем можно было себе представить…

Призрак неторопливо растворился в воздухе, оставляя после себя голубоватые искры, но вскоре и те исчезли. Помещение первого этажа вновь наполнилось слабым ночным светом. Грета перестала ощущать себя застрявшей между сном и явью, снова стала обычной девчонкой. Она подбежала к отцу Жаку и подрагивающими пальцами попыталась развязать веревки, стягивающие его руки за спиной.

Анри, повернув голову, несколько мгновений наблюдал за ними, потом оторвался от стены и подошел ближе.

— Грета! У меня перочинный нож в правом кармане брюк. В правом — с моей стороны. Мне левой рукой неудобно…

Грета бросила встревоженный взгляд на его плечо и кивнула. Ища карман в полумраке, она, внезапно взволновавшись, смущенно провела ладонью по бедру Анри, ощущая его тепло сквозь тонкую брючную ткань. Достала наконец нож, высвободила лезвие. Выпалила вдруг:

— Почему ты не попытался использовать нож как оружие?

— Я о нем забыл. Отец Жак… вы как?

Грета быстро освободила руки священника, и тот принялся усердно растирать запястья.

— Я нормально, Анри. А вот ты — нет.

— Вы сердитесь?

— Не могу я на тебя сердиться. Пойдемте, ребята. Не уверен, что сюда кто-то вернется после такого представления, но лучше не задерживаться.

— Это магия дома, — в голосе девушке послышалось странное упрямство, она словно хотела кому-то что-то доказать. — И это я ее вызвала!

— Женевьева… — прошептал Анри.

— Да. Потому что для этих стен она — самое сильное воспоминание.

— Не понимаю. Но… это правда сделала ты?

— Конечно. Хотя и не знала, что появится призрак.

— Тогда спасибо тебе огромное!

Они вышли на пустынное пространство перед мистическим зданием, поросшее крапивой и кустарниками. Бузина, боярышник, плющ, опутывающий чахлые тонкие клены… Машина Анри стояла на другой улице.

— Дай мне ключи, — попросил отец Жак. — Стой, они в кармане? Тогда я сам достану. Вот так… Садись на заднее сиденье, я поведу.

Парень не возражал. Он не мог шевельнуть правой рукой и кусал губы. Грета села рядом с отцом Жаком.

— Куда мы едем? — спросил Анри.

— Сначала в круглосуточную аптеку, она тут совсем рядом. Потом в травмпункт. А там поглядим.

— Хорошо… — он кивнул, и когда машина рванулась с места, задал другой вопрос: — Что за чашу они у вас требовали? Собрались присвоить себе драгоценный потир из нашей церкви?

— Нет, тут другое, — сдержанно ответил кюре, и Анри почувствовал невольную обиду. Духовник ему не доверяет? Но тут же подумалось, что отец Жак не хочет, скорее, говорить при Грете, которую видит впервые в жизни. Это догадка подтвердилась, когда подъехали к аптеке.

— Грета, пожалуйста, купите для Анри хорошее обезболивающее, — вежливо попросил священник, и когда девушка вышла из машины, обернулся к юноше.

— Это скверная история, — сказал он.

— Вы заявите в полицию?

— Не вижу смысла.

— Кого-то подозреваете?

— Я не подозреваю, мой мальчик, я знаю. За всем этим стоит твой отец.

Анри замолчал. Еще несколько дней назад он бы решил, что это какая-то ошибка. Месье Мишель, конечно, тот еще тип… властный, нетерпимый, самовлюбленный. Но похищение, насилие — настоящий криминал, и причем тут парфюмер Делоне? Вот только теперь он уже не сомневался, что отец Жак прав.

— Мне Луиза прислала сегодня ночью сообщение, — тихо заговорил священник. — Попросила встретиться на вокзале с одной монахиней из обители урсулинок, взять у нее серебряную чашу и спрятать понадежнее…

Монастырь святой Урсулы, восстановленный после революционных разрушений, находился в том же департаменте, что и городок Сен-Мишель. Добраться до него можно было на пригородном поезде. Анри и сам не раз посещал эту обитель, а уж его-то мать вообще хорошо там знали.

— Я сделал как просили и хотел спрятать чашу в моей старой квартире, о которой мало кто знает… понимал, что это не лучшее решение. Но ничего другого в голову тогда не приходило. Вскоре заметил слежку. Я тебе рассказывал, что в юности собирался стать полицейским? В общем, ненадолго удалось оторваться, и на одной из крошечных безлюдных улочек я выбросил чашу в кусты.

— А потом вас схватили?

— Да.

— И вы знаете, что это за чаша?

— Догадываюсь.

— Но все же собирались рассказать им правду?

— Неужели бы я стал смотреть, как тебя мучают прихвостни твоего беспринципного отца, Анри? Я бы еще и не то сделал…

— Да, ведь я родной ваш сын! — вырвалось у юноши.

— Почему ты так решил?

Отец Жак задал этот вопрос спокойным мягким тоном, без тени волнения или смущения. В вопросе уже сам по себе был ответ. Анри вновь прикусил губу, но не от боли. Не понимал, радоваться ему или грустить. Хотя… ведь его духовник, когда захочет, может отлично владеть собой.

Появилась Грета и протянула юноше таблетку и бутылочку с водой.

— Спасибо!

— Не за что…

Голос всегда веселой девушки сейчас звучал так грустно, что парню стало ее жаль.

— Грета, — тихо спросил он, когда она вновь уселась на переднее сиденье, — ты ведь от меня что-то скрываешь?

— Что-то скрываю.

— А может быть, расскажешь?

— Да, расскажите все, Грета, — все тем же мягким своим голосом попросил вдруг отец Жак. — Я же вижу у вас символ «Каттлеи» на запястье.

Наступила тишина. Машина выехала на оживленную улицу, и приглушенный шум ночного городка достигал слуха Анри. Его мутило от боли в вывихнутом плече, а в душе нарастало возмущение.

— Что за «Каттлея»? — не выдержал он. — Хоть вы-то, мои друзья, перестанете наконец кидаться загадками? Грета… что происходит? Что вчера хотел сказать Поль? Какое имя назвать?

— Лю-Каркуль, — отрывисто бросила мрачная Грета.

— Погоди… Это огромный такой дракон с большущей раковиной моллюска на спине. Рот у него — весь в щупальцах, они вытягиваются на огромные расстояния, хватают людей, и дракон заглатывает их целиком. Парни любили пугать слишком бойких подруг, что Лю-Каркуль утащит их в свою пещеру. Это же гасконский фольклор.

— Да, Анри, ты прекрасно разбираешься в фольклоре. А теперь представь, каким должен быть человек — родом из Гаскони, кстати, — которого наградили этим прозвищем! Он и правда заглатывает своих жертв… и спокойно ждет, пока переварятся. Я не хотела лгать тебе, честно. Просто я очень его боюсь.

— Грета, — тихо проговорил отец Жак, и его голос наконец-то дрогнул. — Лю-Каркуль умер пять лет назад.

Девушка пристально посмотрела на священника огромными блестящими глазами и грустно покачала головой.

— Такие люди не умирают.