Кого ты видишь? Я жертва. Книга вторая

Марина Зилотина, 2022

Привычная реальность. Наши дни. Лишь медиумы видят скрытую картину – мир сверхъестественных существ с его конфликтом Тьмы и Света, где все решают аномальные способности и выбор каждого адепта.Лука Гордон – резидент с «двойным гражданством» живет под маской бизнесмена и социопата. Наполовину монстр, наполовину человек – он замуровал демона в себе и практически смирился с судьбой вампира, но встречая свою человеческую половину, получает шанс обрести себя и силу.Камилла Бриг не знает ни о духовном измерении, ни о монстрах в человеческом обличии, но трагедия в недавнем прошлом делает ее желанной жертвой для демонов и их адептов.Гордон не исключение. Только связь между ними сильнее, чем физическое притяжение, одержимость и даже здравый смысл.Способен ли хищник защитить ее от всех, но больше – от себя, если для выживания ему необходимо поглотить свою человеческую часть?Вторая книга серии, читается как самостоятельное произведение.

Глава 2. Компенсация

Золотая осень подобно мне, сдала позиции, посчитавшись с гордостью, сбросила нарядные одежды и предалась дождливому забвению. Сыро. Неуютно. Холодно. У меня нет никакой необходимости выбираться из теплой постели. Все отключилось. Даже слетела прошивка смартфона. Три бессонных ночи. Перед рассветом — полузабытье. Иррациональное видение.

Яркая безветренная ночь. Бегу. Опять бегу. Несусь по безлюдным улочкам города мастеров и узнаю в них Пизу. Я в Италии. Выскакиваю на Площадь чудес, тяжело дышу, но оставляю за собой Кафедральный собор, Баптистерий, Пизанскую башню. Бегу на север. На Кладбище Кампо-Санто. Влетаю в некрополь и застываю статуей. Под сводами арочной галереи играет кольцами удав необычного голубоватого окраса. Нет, не играет — готовится атаковать.

— Уходи!

Словно удовлетворяя требование, змея теряет к жертве интерес, вытягивается вдоль глухих аркад. Вхожу под свод. Шаг, два, еще немного. Чудовище не двигается. Жмусь к стене и пробираюсь к арке, почти добираюсь до внутреннего дворика, цепляюсь взглядом за купол часовни…

Атака.

Успеваю вскинуть руки, и челюсти смыкаются.

Шок следует не на укус, а на его отсутствие. Кисть покоится в пасти гигантской анаконды. Я не ощущаю ни боли, ни клыков, только скользкий холод. Змея возвышается, чего-то ждет. Решаюсь посмотреть на монстра, поднимаю взгляд и впечатываюсь в неоновую синеву — глаза Гордона…

Тело отреагировало рефлекторно. В лицо ударил «его» узнаваемый бальзамический древесный аромат, и напуганным кроликом я уже озиралась в центре комнаты. Недолго. Трое суток личных инквизиций и голодания сказались общим истощением. Тяжело осела на пол. Снизу донесся взволнованный голос:

— Девочка? Я слышала, ты встала?

Я с трудом справилась с поясом шелкового кимоно, распахнула дверь. Теплый аромат меда, корицы и поджаренных орехов удивил.

«Мамина пахлава. Родителей достал мой сплин», — я брала приступом каждую ступень, пока меня не вывел из прострации желудочный спазм. Мама суетилась на кухне и не скрывала ликования. Я только обозрела меню на холодильнике и заподозрила неладное:

— Ты сегодня дома? — Скрывая тремор, дрожащими руками налила грейпфрутовый сок, уселась на высокий стул и, придерживаясь образа беспечной девицы, потянулась за аппетитной румяной корочкой. — Есть повод?

— Детка, тебя ждет заслуженная компенсация грязевых ванн и болотных испытаний… — мама напевала романс из их совместного с отцом репертуара, а я покрывалась пунцовыми рваными пятнами от предчувствия. Тамара Львовна отвлеклась от плиты и просияла. — Ванечка летит вечерним рейсом!

— О! — Преодолевая внезапный приступ гипоксии, я молилась, чтобы не подавиться орехом. — Чудесно! Я помогу с праздничным столом.

— Продумай сервировку и порадуй жениха аперитивами, — мама распорядилась уже в спину.

Борясь с острой дыхательной недостаточностью, я пыталась привести в порядок растрепанные уже не волосы, а мысли. После такого саботажа мне требовалось время для восстановления, чтобы хотя бы типично выглядеть и не вызывать подозрений у родителей. Неуместный визит Ивана Княжина со всеми возможными последствиями грозил вообще сорвать и без того нестабильную психику.

Звонок со второго телефона напугал:

— Иван?! — Растерянная сирена причитала, вымещая на косах всю безысходность. — Как все не вовремя! Я одна! Гордона нет… — я осеклась и застыла с расческой в волосах, напоминая крашеную афганскую борзую с репейниками в свалявшейся шерсти. Пока ошарашенно оценивала свою подсознательную зависимость от Гордона, бестактный Иван продолжал добиваться видеосвязи.

Машинально обернулась к зеркалу:

— Ого! Вот это пугало! Ах ты, имиджмейкер! Своей гормональной патологией ты основательно меня деморализовал! — я заходилась в хохоте, а достоинство уже реабилитировалось к жизни. Ему на помощь стремилась независимость. — «Я умираю без тебя». Да у парня выраженный некроз мозговых клеток! — Я так смеялась над собственной наивностью, что дошла до икоты. — «Никакого телесного контакта!» Ой, больно-ой! И это у меня-то навязчивый страх прикосновений? — Запив водой истеричную икоту, со звенящей трезвостью вынесла вердикт. — Я не сломалась без Марка. И Гордон — не повод.

Экс-отмороженная леди открыла окна и устроила глобальный сквозняк в эркере. Пронизывающий ветер каплями дождя остужал лицо. Я вдыхала свежий влажный воздух, выдворяя запах Гордона из комнаты, памяти и телефона.

Погода совсем зациклилась на мокрой теме. Конкуренцию ливням составляли, разве что, порывы ветра. Но матушкино меню для отъявленного чревоугодника вынудило навестить двухэтажный супермаркет. В ушах наушники, громкость на максимуме. Ни консультантов, ни покупателей. Изучая этикетки на благородных винах, я потянулась за шотландским виски и… вздрогнула.

Несмотря на бледность, пугающее выражение лица и мутные глаза, застывший напротив молодой человек не был лишен респектабельности.

— Стас! — Я избавилась от наушников. — Рада тебя видеть. Как твои дела?

Напряженный сосед по поселку хмуро кивнул. Я не видела его с того самого инцидента и страшно неловко себя чувствовала. О прежних непосредственных отношениях можно было не вспоминать. Выступая номинальным приятелем, Стас Шульгин до этого никогда не позволял себе подобных пьяных сцен. Участие Гордона в этой неприятной истории делало наши отношения еще более натянутыми.

Не ошиблась. Опуская формальное приветствие, от меня потребовали:

— Ты без своего конвоя?

— Пожалуй, мне пора. Рада, что у тебя все хорошо, — я уже разворачивалась, но меня остановили самым бесцеремонным образом:

— Так ты одна?! И у тебя праздник? А я помогу! — Стас преобразился. Глаза заблестели, на гипсовое лицо наползла широкая улыбка. Пока я проявляла чудеса сообразительности и косилась на его корзинку, меня уже подхватили под руку. Мой легкий плащ распахнулся, Стас застыл с открытым ртом. Алкогольного душка я не уловила, но нездоровый огонек в его глазах заставил насторожиться. Подтверждая мои опасения, Шульгин наклонился и прошептал елейным голосом. — Теперь-то я тебя не упущу. Едем, волшебница. Я на колесах.

Сосед выхватил из моих рук тележку, сложил в нее свою практически пустую корзину и уже правил к кассам. В его действиях сквозило отчаянное сумасшествие. Учитывая неблагополучный опыт отношений, обострять ситуацию не имело смысла. Я постаралась придать голосу добродушный оттенок:

— Нет. Извини, Стас. Я не могу. Мне, правда, жаль…

Он резко остановился и сбросил услужливую маску кавалера.

— Знаю, сеньорита принимает меня за перепившего шута. Но я хочу реабилитироваться. Удели мне хотя бы полчаса. Мы должны поговорить. Это важно.

— О чем?

— О твоем вампире.

Эмоции я подавила, но от щемящей боли в сердце пульс зачастил. Не стала спорить. Несмотря на бурю внутри, голос звучал хладнокровно:

— Стас, как твое здоровье?

— Здоровье?! — он закатил глаза, злорадно расхохотался. — Отчаянная сеньорита с юга! Даже намека нет на суеверный страх!

Мы стояли в длинной очереди. Шульгин не умолкал с помпезными комплиментами, раздевающими взглядами и самое отвратительное, придвигался ко мне все ближе. Тележка уже перестала справляться с функцией барьера между мною и экзальтированным поклонником. Прятаться за инвентарь было унизительно. Внутри поднималось жуткое негодование на контуженого пажа. Нервоз достиг своего пика, когда на телефон пришло анонимное сообщение — «Домой!»

Шульгин внезапно ощетинился:

— Кто? Он? Преподобный за тобой следит?

— Родители волнуются, — сохраняя невозмутимый тон, соврала и продумывала пути для отступления. Парень преградил дорогу:

— Едем. Скорее. От него подальше.

— Я никуда. И ни с кем. Не собираюсь.

Шульгин уперто наступал, а я топтала носки туфель грузной дамы в нелепой расшитой шляпке, пока не вздрогнула от следующего сигнала — «Такси у входа. Беги!»

Шульгин взбеленился еще больше, но на этот раз отпрянул:

— Кто?

— Такси ждет у входа.

— Отпусти. Ты едешь со мной, — развернул к себе, грубо схватил за локоть. Свирепея, я прошипела в блаженные глаза спятившего соседа:

— Держи дистанцию. Мы не друзья.

— Какая темпераментная! А с ним ты тоже так царапалась? Теперь понятно, почему до сих пор жива. Преподобный растягивает удовольствие. Ты же восхитительная, сводящая с ума. И я хочу вкусить тебяа-а… — Шульгин разошелся и начал проявлять признаки агрессии. Я уже освобождалась от злосчастной тележки, а он бесцеремонно обхватил меня за талию и притянул к себе. — У меня мало времени. — Я брыкалась, но была абсолютно обездвижена в его хватке. Покупатели и охрана предпочли нас не замечать. Стас шипел над ухом. — Ты ничего не понимаешь. Считаешь, я тебя ломаю. Наоборот. Спасаю жизнь. Ценой своей. Я рискую. Ради тебя рискую. Он убьет меня. Как убил других. Ты должна мне верить.

— Прекрати. — Мы застряли в самой узкой части прохода между двумя длинными прилавками кассы. Он выхватил несколько упаковок презервативов из стойки, бросил в тележку, распаляясь с еще большим жаром:

— Забывчивая южная звезда. Он не способен ни на что. Только жрать и убивать. И ты опять умрешь. Я видел. А я буду ублажать. Я не убийца. Мы уедем далеко. На острова. Он не найдет тебя. И сдохнет… — Я застыла с открытым ртом. По коже побежали мурашки. Его лицо все приближалось. — Камиллаа-а… Я смогу тебя спасти. Ты станешь моей греческой богиней. Изнываю по тебе. Выбери меня…

В ладони зашелся телефон. Наваждение разрушено. Вывернувшись из-под руки сумасшедшего Шульгина, я решительно оттолкнула от себя тележку, выбежала на крыльцо и… влетела в распахнутую дверцу желтого Volkswagen Polo под шашками.

— Сударыня, уже минут пятнадцать, как вас жду.

Нервы не выдержали стрессового накала. Меня трясло:

— Ч-что? Вы, вероятно, меня с кем-то спутали?

— Не-а. Я за вами. — Машина тут же тронулась. Меня окатило стойким перегаром. Я зажала нос, рассматривая водителя. Виртуозно совершая маневр между прибывающими автомобилями, он увидел мое напуганное выражение лица и виновато пожал плечами. — Прежний клиент. Он только вышел. Уж извините.

Не вникая в смысл, я заметила на стоянке Honda CR-V Шульгина. Стас рванул было за мной, но тут же с перекошенным лицом попятился обратно в супермаркет.

Подъезжая к дому, я никак не могла выдумать причину своего фола, в отчаянии посмотрела на телефон и выдохнула. Звонок:

— Возвращайся, детка, скользкие дороги. Жди медведя. Боюсь только, рейс задержат из-за непогоды. Я уже в магазине. Что мама наказала? — Отец ждал гостя с воодушевлением. Проглотив обреченность, я отчиталась деревянным голосом.

Стол был накрыт. Разнообразное меню, деликатесные закуски, сервировка, свечи, музыка, укомплектованный бар под разнообразные коктейли, млеющие в предвкушении родители, и сама виновница — роскошная пантера: с натянутой вымученной улыбкой, на пороге истерики и обморочного состояния.

— Детка, ты побледнела. — родители заметили мою напряженность.

— Голова немного беспокоит. Переволновалась перед встречей, — я бессовестно слукавила перед отцом и тут же получила срочную замену игрока. Взвинченная сирена удалилась к себе, закрыла дверь на ключ и бросилась на кровать.

В голове нарастал шум, грозящий перейти в адскую боль. Память проигрывала обрывки параноидальных воплей Шульгина, циничные оскорбления Гордона, фрагменты безумных зомби в клубе, похотливые взгляды бомжей, визг раненой собаки, эпизодами — истекающие кровью лапы Ли и корчащийся в рвоте Стас на гостевой парковке. Но лейтмотивом — последняя ночь с Марком. Стеклянные глаза, истошные крики и его перерезанные вены. Сознание выхватило постаревших за одну ночь родителей…

Под рукой вибрация. «Телефон?» — трясущимися руками проверила номер и радовалась, что не заработала инфаркт.

— Звездочка, погода — мрак! Как ты здесь дышишь? — На другом конце уже балагурил беззаботный Вантуз Княжин. — Но я компенсирую издержки — на этот раз заберу с собой любимую подругу. Я заслужил с тобою месяц.

— Месяц?! Ох. Опасаюсь аллергии, — отбиваясь безобидными издевками, я только успевала переваривать шокирующую информацию, щедро приправленную колоритными шутками южного медведя. Иван басил без остановки:

— С профилактикой моей непереносимости ты опоздала. Я бронировал билеты. Так что не обессудь, закидывайся антигистаминами. Улетаем через день. — Самобытная детина чем-то закусила, мне удалось вставить коротенькое слово:

— Подожди. А сам ты где? — Формальная часть препирательств была закончена. Я еле выдержала беззаботный тон. Насмеявшись, Иван перешел к делу:

— Спускайся. Я на кухне.

— Ты уже приехал?! — Вскочила на ноги, пытаясь сориентироваться в полной темноте закрытых наглухо жалюзи. Непосредственное чудо выразительно икнуло:

— Привет от пахлавы Тамары Львовны. Кароч. Самолет. Такси. Я оперативно.

— Оперативность — твое второе имя. Раз занял комнату для гостей с видом на холодильник, теперь займи ванную. Отдохни. — Я старалась выиграть время.

— Ванную? Не думал. Но как же заманчиво звучит… — Иван впадал в блаженную иллюзию. — Ванна с пеной, всю ночь у жаркого камина, твои горячие…

— Иван?! — В моем опасном состоянии не хватало только Ивана с его романтическими фантазиями. — Отправишься немедленно в аэропорт! — я закашлялась. Княжин снисходительно хохотнул:

— Твои горячие аперитивы. Брейк, звездочка. Я только приехал. О костылях пока не узнавал. Будь милосердной к ик… жениху. Выходи скорее, у меня глюк-ик-и… — икающий медведь басил, а я стояла у зеркала и критично оценивала свою спину, открытую нескромным вырезом платья. Сексапильный внешний вид в сочетании с глазами на мокром месте могли произвести неизгладимое впечатление на истосковавшегося гостя. «Второе экзальтированное чудо, но на этот раз, при полной боевой экипировке НАЗа за один только вечер?! Да я не переживу».

— Дыши ровно, Княжин! Сиди на месте! — отрезала. Телефон полетел в подушки. Печальные мысли притаились за мигренью и отступили до ночных кошмаров. Я судорожно соображала над сменой образа. Необходим был компромисс, чтобы не задеть чувств взыскательной Тамары Львовны и не контузить Ваню. Уставилась на эксклюзивный гардероб и вздрогнула от стука в дверь:

— И где ты? Молнию заело? Уже идуу-у… — он притворно заголосил под дверью, и мое терпение стало стремительно сдавать позиции. Я представила блаженных родителей, грядущие свадебные перспективы и зарычала:

— Иди, пожуй чего, только не двигайся! — Получив газетой по носу, колоритный жених ретировался к пищеблоку, но продолжал отвлекать от напряженных и безуспешных поисков звонками. Я была похожа на прилавок бутика модной одежды в зените сезонной распродажи. Самообладание было подорвано. Заваленная лучшими экземплярами гардероба, нащупала вопящий телефон под грудой вещей, и, не дожидаясь подколов, принялась отчитывать энтузиаста в камуфляже:

— Фальстарт, Княжин! Уймись! И дай мне, если не одеться, то хотя бы отдышаться. — Вместо взрыва хохота мне продемонстрировали громкое учащенное пыхтение. Эта издевательская имитация загнанного зверя оказалась последней каплей. — Если ты не прекратишь эти домогательства, то не получишь от меня ни то, что месяц! Несчастные два дня! Ты обещал «любить-беречь-заботиться», а не рассматривать перспективы моей насильственной смерти. И не смей злоупотреблять доверием моих родителей, размахивая нашими билетами. Даже если они и предоставили тебе такой удобный случай и оставили нас наедине…

Моя отповедь захлебнулась в нечеловеческом раскатистом рычании:

— Уубью урр-ро-да!

Пораженная, я сбросила звонок и обреченно взглянула на неизвестный номер:

— Гордон?! Я оказала себе неоценимую услугу. Компромат от первого лица. — Отчаянно пытаясь выбраться из плачевного положения, затравленная сирена сидела на краешке кровати и боялась посмотреть на выключенный телефон: «Что? Ну что же я ему скажу?» Голова раскалывалась, желудок свело тошнотворным спазмом, руки било мелкой дрожью. Взгляд упал в зеркало. В памяти восстало утреннее приведение и слова его ваятеля: «Я — мужчина…».

Я вернула образу достойный вид и безразлично включила телефон.

Звонок раздался через три секунды:

— Девочка…

— Чем обязана, господин Гордон?

— Больше не могу. Я умираюу-у…

— Какая очаровательная привычка! Но попахивает извращением. Ты всех так девушек пугаешь? Драматический экстрим, для остроты ощущений? Или же только для доверчивой меня приготовил свой криминальный образ?

Меня перебил осипший баритон:

— Помоги, родная…

— С реанимацией ты не по адресу. Как и с гормональной дисфункцией, тоже. Обратись с проблемами к специалисту. Или воспользуйся традиционным методом — найди очередную пассию и умирай в ее присутствии, — учтивым тоном я проговаривала каждое слово, пока меня не оглушило:

— Черт тебя дери! Я должен быть у тебя. Сейчас же! Не противься!

— В моем «дерьме» ты не участвуешь, «родной». — я оборвала грубые пьяные ругательства и равнодушно сбросила звонок, но спокойствие было лишь видимым. Замирая от потрясения, сердце бунтовало против репрессий в адрес своего кумира. Я кусала губы, немилосердно закидывая вещи обратно в нишу. — Нет! Ты не будешь размазней! Тебя предали, надругались над доверием. А ты все такая же мечтательная дура? Он — варвар! Признай же наконец!

На глаза навернулись слезы пережитого унижения. Я схватила надрывающийся телефон, гнев вылился в три коротких слова:

— Я. Существую. Параллельно.

Гордон взял себя в руки и удивил лаконичной речью, лишенной эмоций:

— Неприемлемо. С кем ты?

— Ты — не единственный мужчина с острой формой высокого либидо.

— Представь нас. Я буду вести себя… п-прилично. — Хрипловатый голос приобрел металлические ноты диктатора. Мои слезы высохли.

— Представить тебя?! В качестве кого?

— Друга.

— Ты уволен.

Задохнулся. Уже через помехи связи я услышала зуммер и оглушительный звон разлетающегося вдребезги стекла. Несколько минут гнетущей неизвестности, и моя гордость испустила дух. Я испуганно вцепилась в телефон:

— Где ты?

Ответил не сразу. Сердце откликнулось знакомой болью на дрожащий шепот:

— Убей меня. Сама. Своей руко… — Связь оборвалась вместе с сердцем.

Как в тумане, незамеченной я преодолела лестничный пролет. Ваня и родители были заняты увлекательной демонстрацией морских презентов к отцовскому юбилею. На столешнице возвышался внушительный осетр. Громила задабривал отца печенью и балыком катрана, матушку — живыми устрицами. Меня ожидало ассорти ракообразных. Однако сам юбиляр, хотя и был признателен, но рьяно охранял мой покой. Я рассеянно наблюдала семейную идиллию и холодела.

Где-то на бульваре прорезался почти мотоциклетный рев незнакомого движка. Я интуитивно сорвалась. Скинула на ступенях туфли на высоченном каблуке, на носочках прошмыгнула мимо кухни, приоткрыла дверь и в изумлении застыла на пороге: «Как он попал за закрытые ворота?» На меня летела хищная ракета. Голодный взгляд на жертве, невероятная скорость, минимум движений, секунда до столкновения… Хватка на моем безвольном теле.

— Гордон? — Растворяясь в темноте влажного тумана, дом исчезал из виду. Лика галопировала следом. Не замедляясь, похититель скомандовал: «Вперед!» Калитка распахнулась. Ли беспрекословно запрыгнула в открытый багажник безобразно забрызганного грязью внедорожника, меня пристегнули ремнем безопасности к переднему сидению. Я еще изучала карбоновую сложную приборную панель, мужской интерьер в военном стиле, а тяжелая махина уже разогналась до ста и едва не снесла шлагбаум. Глаза заслезились от паров спирта, разлитого по салону.

— Что происходит?

— Не сейчас, Любовь моя. — Он гнал в неизвестном направлении.

Сосредоточенно дыша, я поджимала колени к подбородку, пытаясь натянуть на бедра подол своего коктейльного футляра, слишком миниатюрного, даже для «черного маленького платья». К мраморной статуе обращаться больше не рисковала. Ли являла собой аналогичное изваяние. В плотном тумане внезапно выросли бетонные колоссы. Автомобиль остро осадили тормоза.

— Ли, место! — Властный рык. Я в руках Гордона.

Портик, балюстрада, сводчатая арка на уровне трех метров от земли. «Да где мы вообще?» — светлые очертания размывались в темноте. Под ноги спланировала его куртка. Варварски расправляясь с пуговицами, хищник раздевался дальше:

— Моя! — он сорвал с себя рубаху, и я всхлипнула, попятилась, умоляюще прикрываясь руками. Мгновенно среагировал. — Что ты, воробушек? Не бойся меня.

Гордон заботливо укутывал меня в свою рубашку и боялся сделать лишнее движение. Перегар и пот перебивали его запах. Дремучая щетина. Такого Гордона я видела впервые. Зрелище жуткое. Я давно потеряла надежду понять смысл его слов, но его состояние, даже через испуг, не оставило меня равнодушной:

— Что с тобой? — Зубы еще стучали, а пальцы уже запутались во влажных волнах. Я старалась заглянуть в его глаза, но не могла.

— Не гони. Не могу сопротивляться. — Кающийся грешник медленно оседал на бетонные плиты, беспомощно уклоняясь от моих рук. — Не смотри. Нельзя.

Меня колотило крупной дрожью. Я поймала его лицо в ладони: «Лука?»

— Я вырождаюсь. Погибаю без тебя. — он поднял веки, и я с трудом устояла на ногах: «Не верю. Не могу!» Чужие, мертвые глаза слепорожденного в обугленных глазницах. Он взмолился. — Ну, пожалуйста, не надо! Не смотри!

Изможденная гипсовая маска истукана выскользнула из моих рук. Сердце вынесло приговор для оскорбленной гордости: «Кто я такая, чтобы судить его?» Я прозревала, а Гордон свидетельствовал против себя, не поднимая головы:

— Ты боялась меня. Я видел — искала повод. И я дал тебе уйти. Сам подтолкнул. Любовь моя. Я виноват. Прости-и… — Мой вид давно был далек от совершенства: в помятом платье, необутая, растрепанная, обескураженная. Он уткнулся лбом в мои бедра и ревел. — Сгораю без тебя. Не уходи. Не уходи-и!

Я набрала в грудь воздуха, и меня окончательно деморализовало.

«Ох! Его язык! Да что же с ним такое? — он вылизывал мои колени под ажурными чулками с какой-то слепой, животной ненасытностью. — Да откуда ж эта обездоленность одичавшей псины?»

— Люк? — я звала, но он меня не слышал.

— Маленькая моя, беззащитная. Всех вырежу. Каждого подвешу за муды! — грязно сквернословя, маньяк со всеми признаками абстиненции дошел до моих лодыжек и совсем распластался на полу. Гора несокрушимых мускулов без разумной составляющей. — Аа… Только слово. Скажи мне слово… Вытащи меня…

Осипший баритон сломался. Начинался пароксизм. Я судорожно соображала. На ум приходил только клинический гипноз: «Слово?! Какое же кодовое слово?» Когда он начал задыхаться, моя рациональность отказала. Выкрикнула интуитивно:

— Ты — мой! — Его язык застыл на моей правой щиколотке. С трепетом дотянулась до поникших, обнаженных плеч и приласкала. — Слышишь? Мой.

Невменяемый зверь дернулся в конвульсии и оказался на коленях:

— Умру, но не отдам тебя! — Свирепый рык эхом отразился от сводов арки. «Угадала?!» — я взяла драгоценное лицо в ладони и, отвлекая себя от нервного срыва, продолжила возвращать человеческие черты буйному душевнобольному:

— Не надо умирать. Живи. Я здесь. Твоя. — едва касаясь, я целовала сомкнутые наглухо веки, античный лоб, напряженные надбровья, переносицу, серебристые виски, заросшие щетиной, скулы и шептала. — Вернись ко мне. Открой глаза.

Он ухватился за мысль, но воевал с ветряными мельницами:

— Хищник усмирен. Я обуздал свой гнев. Теперь могу находиться рядом и не навредить. И я про… — Я поглаживала его брови и дышала: «Говори, говори со мной». Под закрытыми веками шла борьба. Глаза горели. Ресницы трепетали. Мышцы век непрерывно сокращались. Хриплый баритон еще доказывал, срываясь до рычания. — Нет, не прошу. Не заслужил. Ты, ты позволь остаться рядом. Просто, быть. Вне статуса, без причин, не нарушая твоих принципов. Только… твоей тенью.

— Не тенью. У тебя другая категория. — я сделала акцент, и он распахнул ясные глаза. Синие королевские сапфиры без всякого намека на безумие мерцали в свете Луны и говорили о здравости ума. Вопросительный взгляд хищника сосредоточился на мне: «Другая категория?»

Я позволила себе маленькую месть, наблюдая его легкую контузию:

— Разочарован?

— Да. Нет. Мм… Стоп! Ты возвращаешь мне легальный доступ?! — Гордон уже демонстрировал чудеса твердой памяти. — А ведь я… так и не знаю свою категорию.

«Кто я?» — в глаза хищника вернулось потустороннее голубоватое свечение. Смиряясь с этой странностью, я приоткрыла завесу своего святая святых:

— Мой седовласый Херувим.

Его лицо исказила страдальческая гримаса. Горько усмехнулся:

— Я — падший.

У меня начинался откат. Дрожащими пальцами я прикоснулась к его губам:

— Это уже неважно.

— Уже? Неважно?! — он совсем охрип и перестал дышать.

— Ты существуешь. И кем бы ни был, должен знать. — Силы истощились. Чтобы не оказаться на полу в обмороке, обняла его за шею. — Я люблю тебя.

— Любишь?! — Реакция оказалась непредсказуемой. Среди мрачного мертвого пантеона восстал античный бог. Я — на его руках высоко под потолком. Он удерживал меня одной рукой, другую поместил под голову, крепко прижал к себе, благоговейно прильнул ко лбу губами и… взвыл. Горько, глубоко, из сердца. Тучи закрыли единственный источник света. Вибрация его голоса, кромешная темнота и мое подвешенное состояние совершено дезориентировали. Когда под сводами осталось только эхо его гулкого пульса, я прошептала:

— Любимый, и что это за реквием?

Исполин расхохотался:

— По себе. — Со светлой грустью продышал мне в губы. — Плач души.

На бедре, под кружевной резинкой опомнился мой телефон. Гордон ревниво прищурился, а я оживала под фанатичным радиоактивным взглядом, уговаривала себя: «Это просто спазм глазных сосудов», и чувствовала прилив сил:

— Извини. Я должна ответить.

— Звездочка? Ты где? Пахлава закончилась, а тебя все нет. — Княжин до сих пор икал. Я приглушила ладонью источник не прошедшего цензуру, непереводимого рычания и мягко ответила в предельно лаконичной форме:

— Жди. Уже иду.

— Кто это? — Ощетинившийся хищник следил за каждым моим вздохом.

— Мне надо возвращаться. — Я надеялась, он помнил о нашем разговоре, но Гордон глухо выругался и только крепче сомкнул и без того тесные объятия: «Не отдам!» Я запаниковала, но вслух твердо приказала. — Люк? Без. Вариантов.

— Кто он? Которого из Княжиных ты отпевала по телефону?

— Я знаю одного. Ивана. Он мой… — запнулась, и меня нелюбезно оборвали:

— Жених, — хищник с трудом сглотнул и ядовито прошипел, — фиктивный.

Сердце пребывало в тотальной эйфории, когда с самой счастливой улыбкой я появилась в столовой перед щедро сервированным столом. Повисла пауза. Отец вздохнул. Мама рассеянно крутила в пальцах гроздь черной «Изабеллы». Княжин громко сглотнул вместо приветствия. Я приостыла, вспомнив о нескромном обаянии, нашедшем невинную жертву, и смущенно спрятала за стулом еще влажные колени. Не сдержалась. Залилась смехом на глазах у изумленной публики.

— Ты из параллельной Вселенной? — Вопрос мамы был справедливым. Я вовсе не походила на прошлое загримированное приведение. Теперь я дышала и смеялась. Сухие, скучные сценарии были заброшены. Я больше не утомляла себя академической игрой. Я с удовольствием импровизировала. Меня уже распирало озорство. Брови взлетели с намеком на двусмысленность:

— Я должна была подготовиться перед приятной встречей. — Картинно протягивая руки навстречу старому другу, комедийная актриса уже дефилировала к застывшему медведю. Не дошла. Меня заграбастали в объятия, клюнули носом в висок и не отпустили. Я прочистила горло. — Ваня?

Камуфляжный «милитарист» был труднее всех: не мигал, не издавал ни звука, и похоже, был претендентом на искусственную вентиляцию легких. «Ну, уж нет! Дышите, мой хороший. Такой чести удостоился только Гордон, и то не без последствий!» Пришлось брать инициативу в свои руки:

— Ну, Ваня, наконец-то!

Громила с трудом очнулся, отстранился и вспомнил о неуклюжей пародии на светские манеры:

— Вау! Круто выглядишь! — склонился над моей протянутой рукой. В другой моей руке, заметно перетягивая центр тяжести, уже покоился увесистый букет пожарно-красных роз. «Репрессии мне гарантированы», — позиция млеющих родителей крайне настораживала. Зарывшись носом в розы, я незаметно указала Ване в сторону экзальтированных Бригов. Естественно, на оперативную реакцию и не надеялась. Иван стойко придерживался амплуа медведя-тугодума и не выпадал из образа. Я почти отчаялась, ожидая, пока этот ретранслятор начнет прием. Через четверть часа после уничтожения половины закусок под аперитивы Княжин откликнулся. В своей манере.

— Ээ… Может, в рестик сходим, ну, типа, потусим?

— Ой, что ты, мой хороший! Такой богатый стол. Я для тебя старалась. — Коварная кокетка уже хлебосольно нагружала огромную тарелку растерянного гостя.

— Но детка, стол подождет. — матушка попыталась вернуть свидание в правильное русло, но восторженная сирена не унималась:

— Ванюша, дорогой, а я приготовила для тебя бесподобные коктейли. Под стать моему оригинальному предложению… — я прыснула, вспоминая инициатора столь многообещающей перспективы нашего «романтического свидания» и сразила присутствующих уже не только умопомрачительной внешностью и гостеприимством, но и пошатнувшимся рассудком. — Устроим домашний игорный дом!

В этот вечер отец был лоялен к моим причудам. Видимо, коктейли давали мне определенные преимущества. Тамара Львовна страдала головной болью, прибывая в полном смятении чувств по поводу безрассудств ее доченьки. Но в одном Бриги были солидарны. Такого телефонного обвала они не могли припомнить за всю мою жизнь: звонки, мессенджеры. Пришлось отключить звук на телефоне.

— О, извините! Это срочно. — Я выглядела слишком интригующе. Блеск в глазах, закушенные губы, голос, срывающийся на томный шепот и дежурные фразы, диссонирующие с тайным смыслом. На виду у подозрительных родителей я не смогла бы сохранять бесстрастный вид. Поэтому в целях своей же безопасности, покидала обозреваемую позицию, чтобы отдаться чувствам.

— Любовь моя, ты не скучаешь? Чем вы занимаетесь? — Гордон искренне беспокоился, снедаемый чувством вины за то, что испортил мне вечер.

— Шахматами. — тоном, подтверждающим причастность к заговору, двадцать третий раз я отчитывалась перед своим опекуном о состоянии текущих дел.

— Иван держится?

— Запивает свое горе коктейлями из виски, джина и абсента.

Официальная часть была исчерпана, и трезвость покидала чат.

— Сгораю без тебя. Я. Не могу. Дышать… — Зависший на телефоне ревнивый зверь с надсадным рыком склонял симптомы своей ломки. — Еле сдерживаюсь, чтобы не сорваться. Не выкрасть тебя из дома. Черт! Убеди! Успокой меня! Сейчас…

— Любимый. — я задыхалась от переполнявших меня эмоций. Он требовал:

— Скажи еще. Еще! Мне мало. Хочу услышать снова…

Я пребывала не в лучшем состоянии, являя собой классический пример медиума на сеансе автоматического письма в состоянии транса:

— Люблю тебя, люблю… — Рука по памяти выводила его глаза угольным карандашом на тонированной бумаге. Когда я очертила его губы, мой диктатор уже тяжело дышал:

— Да что же это? Черт! Ты заставляешь хищника делать противоестественные вещи — делить тебя с другим. Я требую компенсации. Скажи, что ты принадлежишь мне!

— Только тебе, любимый… — Щеки пылали, я чудом уловила шаги за дверью. — Дорогой собственник, я вас покидаю. Гости обеспокоены моим отсутствием.

Услышав его досадливое стон-проклятие-рычание, я не смогла сдержать смущенного смешка, чем и навлекла на себя справедливые Ванины подозрения:

— Хм, принцесса цирка, я тебя не узнаю! Не могу поверить, что ты так лучишься из-за моего приезда. Ты подсела на наркотики? Бриги поэтому меня срочно выцепили? Или… ты всегда такая… — Ореховые глаза придирчиво следили за моими ювелирными движениями, пока я наливала в стакан воду из хрустального кувшина. Я насупилась. Иван вдруг восхищенно выдохнул. — Такая ослепительная! — Я вздрогнула. Ваня тоскливо уставился на проливной дождь, меняя тему. — Ну и что за клоунада? Почему мы остались у Бригов на виду?

Иван избавил меня от необходимости придумывать изящное алиби. Я посмотрела в окно и поежилась:

— Ненавижу дождь, слякоть, сырость.

— Так мы же возвращаемся! Я все устроил. Бриги мне доверяют. Я позабочусь о тебе. — Княжин развернулся с таким воодушевлением, что абсолютно не соответствовало его неуклюжему образу. Я виновато покачала головой, очень сожалея о его печали. Ну, разве, его душевное спокойствие было в моей власти, если мое сердце реанимировал другой герой? «Я ведь честно не давала тебе авансов. За исключением этого случайного маскарада», — с грустью взглянула в окно и захлебнулась водой. Не я одна рассматривала себя в отражении мокрого стекла. — Ну, я попытался. — Пока я откашливалась, Иван примирительно заметал следы. — Завтра тоже будет дождь. Чем займемся? Будем играть в карты?

Я абсолютно не представляла себя в обществе Ивана промозглым вечером в полинялом флегматичном городе. Вовсе не дождь был этому причиной:

— А почему бы и нет? — прищурилась и бросила Ивану вызов. — Покер?

— Чего?! Нет, ты серьезно? Я-то так, вбросил… — От подозрительности он встал ко мне в анфас и, чтобы убедиться либо в своем заблуждении, либо удостовериться в моем окончательном помешательстве, осторожно прощупывал почву. — Тогда контрпредложение. Что ты думаешь насчет еще одного игрока?

Видя в его глазах азартный блеск, я вздохнула с облегчением:

— Ваня? Неужели ты, наконец-то, встретил девушку? Порадовал! Я, лично — «за», но не посчитают ли мои родители себя законченными анахронизмами, став свидетелями наших свободных отношений? Тем более, накануне твоего отъезда.

Медведь проглотил пилюлю, насмешливо скривился и почесал затылок:

— Я о своем кузене. Он давно хочет быть представлен лично. — Бестактная детина еще и усмехнулась своим мыслям. — А не пасти тебя. Кароч, решил палиться.

— Ты хочешь привести в мой дом осведомителя, который собирал на меня досье? Чтобы представить его лично? Ты вообще, что ли, идиот? — Я повела себя форменной неврастеничкой, склонной к немотивированной агрессии.

Иван икнул уже не от переедания, а от испуга:

— Не-е… не подумал.

— Это твое кредо. Простодушие, граничащее с бестактностью. Да я лучше болота обследовать пойду без репеллентов, чем принимать у себя этого маньяка!

— О чем вы спорите? — Привлеченная моими децибелами, под аркой появилась матушка. Вид этой особы свидетельствовал о ее категоричной позиции заинтересованного адвоката Ивана Княжина. Медведь уже спешил отчитаться перед своей покровительницей:

— Мы не спорим. Просто обсуждаем планы на завтра. Покер в домашнем кругу.

— А по какому поводу мы такие недовольные? — Я отметила слишком выраженный энтузиазм в ее голосе, но с угрюмыми пояснениями не успела. Мой недалекий приятель уже виновато шаркал ножкой циклопического размера:

— Ну, я хотел предложить еще одного игрока — моего кузена. — Такой неосмотрительный шаг перед гостеприимной матушкой был противопоказанным:

— О! Будем рады познакомиться с будущим двоюродным деверем! Непременно. Непременно ждем! — строго глядя в мою сторону, мама сказала, как отрезала. Я стоически перенесла все время, пока Тамара Львовна мило ворковала с гостем. Она скрылась из виду, и злопамятная фурия фыркнула:

— У меня тоже будет для тебя контрпредложение или, точнее, контрудар!

На такой романтической ноте с легким оттенком надвигающейся вендетты и закончилось наше конфетно-букетное свидание. Стараясь не усугублять и без того натянутые отношения, Ванька отказался останавливаться в комнате для гостей, сославшись на недовольных соскучившихся родственников. Не дожидаясь, пока от дома отъедет такси, я бросилась к себе в комнату, закрыла дверь на ключ и тут же выдохлась. Безысходность подступила к горлу беззвучными рыданиями. Я присела на край кровати, скинула туфли и дернулась от телефонной трели.

— Что с тобой?

Как я мечтала спрятаться под крыло своего дракона, оплакивая ущемление личной свободы… Соблазн был велик, но я не стала рисковать здоровьем Княжина.

— Все в порядке, милый. — С эмоциями я не справилась и, доставая из шкафа плечики с практичным кожаным костюмом, нечаянно выронила телефон. Подняла и вздрогнула от категоричного приказа:

— Открой окно. — «Окно?» — рассеянно подошла к окну, повернула ручку, и… меня снес вихрь. В себя приходила в хищных тисках: «Как это вообще возможно?» Изумление отошло на задний план. Мой сталкер сузил сапфировые глаза и потребовал холодным тоном. — Что произошло?

Я уткнулась в его грудь, пряча слезы:

— У меня завтра еще один незваный гость. На этот раз — персона нон грата.

— Кто?

— Кузен Ивана.

— Не доедет. — хищник отрезал, словно тесаком. Я постаралась не паниковать:

— Он приглашен официально. — Гордон рыкнул: «Кем?» Я вздохнула. — Мамой.

— Ах ты сучара… — Мышцы напряглись под джемпером. Я чуть не задохнулась в стальных объятиях, но хищник тут же ослабил хватку, снова пряча меня в теплом гнездышке из голубого мериноса. Разделять с Гордоном перспективы возмездия я не собиралась. Однако этот мужчина уже выстроил свою стратегию: подавил гнев и сосредоточился. — Доверь это мне. Я сам справлюсь.

— Ты?! Люк, нет… — я отстранилась от его груди, и за дверью полились настойчивые нравоучительные сентенции:

— Вы с Ванечкой поссорились? Понимаю, ты мечтала побыть с ним наедине. Но ревновать его к друзьям, а тем более к братьям, недальновидно… — дипломатично не нарушая моего уединения, тоном детского психолога Тамара Львовна продолжала увещевать непутевую невесту. — У Ивана нет братьев. Его кузен будет заявлен шафером на свадьбе. Рассматривай завтрашний вечер как возможность произвести впечатление достойной партии.

Через пару минут матушка уже стучала в дверь, а я промокала стыдливую испарину. Исчезая за органзой, усмехающийся плут бросал вполголоса:

— Жду в машине. Поторопись! Иначе я заберу тебя с вещами. Или без них. — Я только зажмурилась, представив, как он спрыгнул со второго этажа и, не веря, сорвалась к окну: «Это его паркур?!» Через кирпичную высокую ограду легко перемахнула тень. До меня донесся хриплый баритон. — Мм… Берегись. Я голодный!

Мы остановились под тем же куполом, оказавшимся холлом недостроенного особняка, по размерам похожего на замок. Тот факт, что сейчас дом был частично освещен, не делал его привлекательнее.

Оценивая эти зловещие декорации, я невольно передернула плечами:

— Люк, а что мы тут делаем?

— Выгуливаем собак. — Снова в образе обольстительного негодяя, дурачась, Гордон опроверг подозрения о его специфичной романтике и уклончиво пояснил. — В поселке ведутся срочные работы. По охранному периметру. Не будем отвлекать.

Конец ознакомительного фрагмента.