Аномалии среди нас. Я рейдер. Книга четвёртая
Если для кого-то любовь – это расстройство психики, то для Гордона – однозначно, дар. Он остро понимает значение своей половины, когда свободный от демонического плена, сталкивается с самым жестоким врагом – собственным характером. Уже никакая одержимость не может оправдать того психопата, которым он является. Его произвол разрушает их обоих и подвергает Камиллу демонической агрессии.Сможет ли хищник вступить в своё призвание и защитить её, если их связь разорвана, и он для Камиллы лишь аномальный кредитор?Содержит нецензурную брань.
Оглавление
- Глава 1. Перспективы
- Глава 2. Аут
- Глава 3. Господин Гордон
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Аномалии среди нас. Я рейдер. Книга четвёртая предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Глава 2. Аут
Аромат плантационного бразильского кофе настойчиво завоёвывал атриум пустой резиденции Гордонов. Колоритный гость неприступного особняка и его прелестная невеста возвратились вчера на юг. Параллельно их отъезду медики уведомили нас об отсрочке своего визита. Но наш разговор с Гордоном так и не состоялся.
Солнечный блик заиграл на белоснежной кафельной стене, коснулся подоконника и, подразнив, скользнул в окно, увлекая панорамой раскисшего от первого снега сада. Я поёжилась. Яблони застыли восковыми фигурами. Ветер гонит тучи. Солнце скупо проглядывает сквозь решето низких облаков. А перед глазами возник другой сад Гордонов. Прошлой ночью. Стенающий под резким циклоном с севера. Заледеневший, неприветливый, грозящий скорбными корявыми силуэтами на пронизывающем ветру. Я справилась с судорогой озноба и вернулась к приготовлению завтрака, но развеять мрачные воспоминания мне не удалось…
Вчерашний вечер имел все перспективы стать одним из чудесных романтических переживаний. Учитывая предстоящий серьёзный разговор и его непрогнозируемое течение, я постаралась продумать все детали и со всем усердием взялась за устроение ужина для моего гурмана. Четвероногая поклонница этого решения следила за каждым моим движением, орошая слюнями пол в радиусе метра. Сервировка была закончена. Блюда готовы. Пришлось проявить милость к бедному животному и отправить развеивать, застрявшие в носу, запахи во дворик. Но ненастная погода не вызывала интереса даже у собаки. Гордон задерживался. Спасаясь от колючего ветра, я уже была готова юркнуть в тёплую атмосферу, пропитанную соблазнительными ароматами и благовониями… Шаг, и я застыла на пороге. Беспричинное волнение едва не сбило с ног и толкало за ограду. Беглый осмотр сада не дал никакого результата. За голыми кустами сгущался мрак морозного вечера и только усиливал тревогу. Закрыла собаку дома. Калитка, пустые парковка и бульвар. Пересекла засыпающий посёлок, нырнула под шлагбаум и выбежала на дорогу.
Далеко от фонарей, под порывами вьюжного ветра замер чёрный Nissan Patrol. Ни фар, ни габаритов. С оборвавшимся сердцем подошла к машине. За рулём лежала статуя. Трясущимися руками попыталась открыть дверцу — заблокировано. Постучала в стекло — Гордон даже не шелохнулся. Уже паникуя, набрала его номер телефона. Гудок и… Он отчитался, не поднимая головы:
— Любовь моя, срочные дела. В командировке. Не приеду. — Механически. Как оператор. В глазах зарябило. Справляясь с панической атакой, вдохнула полной грудью, огляделась. Промозглые сумерки. Пустая второстепенная дорога среди леса. Неестественная тишина. Где-то в чаще подступающих деревьев зарождался странный рокот: «Двигается сюда…». Яркий стриммер молнии. Шквальный порыв, и я оказалась в воронке истлевающих опавших листьев — липких, острых, цепляющихся за лицо, волосы, одежду… «Словно это рой неизвестных науке гадких тварей, а не мёртвая листва», — сбросила оцепенение, встала перед лобовым стеклом и, уже задыхаясь в отчётливом зловонии, приказала в телефон:
— Подними глаза! — Растирая переносицу, истукан начал приходить в себя. Удар молнии. Небо раскололо пополам. И вдруг очертания его фигуры стали проваливаться сквозь пространство. Исчезли кисти на штурвале, правая рука, ухо. Шею рассекла светящаяся проточина. Брешь ширилась. Его образ истлевал. Я уже различала через него подголовники заднего сидения и даже кусты колючей ежевики на обочине. «Я видела такое! — перед глазами воскресала, преданная земле этим утром, урна и герой моего горячечного бреда. — Пляж. Гога. Дежавю». По лесу прокатился рокот, и меня придавило инфернальным низким многоголосьем: «Все их смерти будут на твоих, твоих, твоих руках…».
Мой отчаянный рык был последним перед приступом ледяной истерики:
— Посмотри на меня, Гордон! Немедленно!
Грянул гром. Ветер взметнул растрепавшиеся волосы. Гордон рассеянно поднял голову. Момент просветления, и он поменялся в лице, снова обретая целостность и плотность. Через мгновение я была закована в жёсткие материальные объятия и рыдала в его грудь: «Это иллюзия. Бред. Только моя проекция». Губы онемели, тело сотрясала дрожь. Словно, рассматривая кадры старой выцветшей фотоплёнки, перед глазами проплывали события неопределённого временного отрезка: «Воющая Лика. Распахнутая дверь. Стакан воды в трясущихся руках. Вопрошающие мольбы, оставленные без ответов. Растекающееся тепло по телу. Жар рук. И его запах как спасение».
Я проснулась среди ночи от навязчивого шума. Замёрзшие градины неотступно атакуют крышу. Моя кровать, без него уже необъятная. Я одна. И, судя по выстуженной постели, довольно давно. Надеясь застать виновника моего озноба на кухне или с ноутбуком в гостиной, на цыпочках спустилась в холл. Света нет. Только горят дрова в камине. Тёмная гостиная наполнена зловещими звуками. По стенам — безумная шаманская пляска ядовито-морковных бликов. Лика ютится у порога. Ни в доме, ни на улице никаких признаков его присутствия — ни вещи, ни машины. Его телефон отключён. В полном замешательстве отправилась в кухню за водой, включила подсветку, поставила на столешницу стакан и… чуть не выронила кувшин из рук: «Вернул ключи от дома? Он с ними не расставался с Камелота, цеплялся за них всё время моего бойкота. Даже когда я уезжала в аэропорт, они находились у него. И тут…», — посыл был очевидным, чтобы казаться совпадением.
Я стояла посреди пустого дома. Всё так же сервирован стол, нетронутый ужин, оплавленные догоревшие свечи и его ключи в руках. Стала оседать на пол и уже через гул в ушах различила шорох шин перед закрытыми воротами.
А вот дальше воспоминания были стёрты. Ни о ночи, ни о том, как попала в дом Гордона — я ничего не помнила, кроме одной фразы: «Верни меня обратно…».
Вспышка света, и мои неспокойные размышления прервали его объятия.
— Сейчас ты должна быть подо мной. А моя добродетельная, чуть свет, на кухне. — Ещё сонный, он появился за спиной прямо из кровати. Обнажённый.
— Я воспитана в лучших семейных традициях. Сначала накормить мужчину.
— Мм? Принимается. Я жутко голоден. — На грудь легли горячие ладони. Удав лизнул мою шею от седьмого позвонка до самого Атланта9 и вызвал у жертвы прилив мурашек… спорного происхождения. Я затрепетала. И вовсе не от языка и рук, бесцеремонно гуляющих по телу, а от его перемещений: «Раньше он сознательно не прибегал к материализации10, потому, что это его энергетически истощало. По крайней мере, ограничивался «скоростной» формацией11. А потом был вынужден «питаться». К чему же мне готовиться?». Мысли начали путаться, когда над ухом зашептал хрипловатый баритон. — Хочу тебя. Сгораю от нетерпения… — Объятия стали каменными. Он вжался в мои бёдра. В поясницу упёрся внушительный колосс. Меня атаковало судорожное дыхание. — Моё наваждение. Пощади меня. — Не откликнуться на провокацию было невозможно. Отдаваясь, я уже себе не принадлежала, оказавшись во власти пробудившегося Доминанта. — Ах, да. Завтрак? Пусть будет завтрак. Я разложу тебя прямо на столе.
Близость с ненасытным хищником была нескончаемой чувственной феерией. Но на этот раз он удивил меня чрезвычайным «голодом». Завтрак откладывался до лучших времён, пока неутомимый Гордон не согласился на короткий кофе-брейк.
Мы сидели за стерильным столом в безликой белой кухне, где контрастом выступала только хромированная бытовая техника. Всё в доме Гордонов отличалось функциональностью. А рациональное дизайн-решение окончательно завершали образ хирургической операционной. Холодный свет с бестеневыми светильниками и светодиодными лампами. Полы и стены под матовой керамической плиткой. Любой предмет интерьера строго соответствовал своим назначению и целям, подчинялся заведённому стандарту и служил удобству хозяина, но не красоте, и даже не эстетике. «Ещё бы кушетку, ширму, ростомер. И перевязочная», — в моём творческом восприятии такая скупость в художественных средствах вызывала улыбку. Даже его комната, решённая в негативном ключе — матовый чёрный графически подчёркнутый стальным, — была вовсе не протестом, а скорее, тёмной сенсорной комнатой психологической разгрузки12 для взрывоопасного субъекта. «Не уютное семейное гнездо, а необжитой, продуваемый госпиталь», — воспитание в монохромной строгой среде, безусловно, создало некоторые предпосылки в формировании характера отпрыска Гордонов. Известными непреклонностью и бескомпромиссностью хищник, отчасти, был обязан этим, ослепительно белым и категорично голым, холодным кафельным стенам.
Моё же окружение всегда изобиловало южным колоритом: игра контрастов, динамичность образов — одной из причин моей лабильности послужило именно это обстоятельство. Я легко манипулировала эмоциями, подстраиваясь под различные ситуации в их вариативности. Когда я взяла на себя обязанности декоратора, мне удалось урезонить пристрастие матушки к барокко. Но до пятнадцати лет нас с Марком окружало традиционное стремление к величию и пышности, которое преследовало одну цель — комфорт и уют окружающей среды.
Однако профессиональная деформация самоотверженно преданных работе медиков не обошла даже их сад: ни цветка, ни декоративного кустарника, ни пряной травки — такой же голый, с бритыми «под ноль» газонами, чистый и утилитарный.
«Гордоны уже лет пятнадцать живут отдельно. А их сын из ревнителя отеческих канонов вырос до законодателя», — улыбаясь своим выводам, я оторвала взгляд от окна и, обратив внимание на остывшую творожную запеканку, привычно отделила десятую часть от кусочка и оставила нетронутой. О, ну а хищник был голодным! Со своим завтраком, сочетающим в себе живописное оформление, питательную ценность красного мяса и достойные вкусовые качества, он быстро справился и, сострадательно покосившись на мой несчастный диетический продукт, который составлял пару питьевому йогурту, недовольно покачал головой:
— Любовь моя, ты нужна мне вся и сразу. Здесь. Мы же не блюстители морали. — Изучая влажными губами моё запястье, искуситель намеренно доводил меня до отключающего возбуждения и лишал всякой решимости в намеченных планах. Но, несмотря на туман в голове, мне всё же, удалось собраться с мыслями:
— Дело не в морали, а в принципе. Никаких супругов де-факто вплоть до церемонии. Бриги ожидают от меня правильных поступков. И я не стану ещё одним их разочарованием. — Я вовремя успела вернуть чашку кофе на блюдце. Иначе моё платье не смогла бы реанимировать ни одна химчистка. Хищник бросился ко мне.
— Я же сойду с ума! Нет. Смирись со своим диктатором. — Не оставляя мне пространства для манёвра, Гордон подхватил меня на руки и взлетел по лестнице. — Я тебе не то что традиционных пару месяцев, я не позволю ни дня твоей независимости! — Меня уже бросали на необъятную кровать. — Ты моя. Сейчас!
— Хищник снова проголодался? — Я рискнула отшутиться, но мои попытки не нашли должного отклика у обеспокоенного собственника.
— Безумно проголодался! — рыкнул он, срывая с себя рубаху.
Я восхищалась его совершенной наготой, но во мне проснулось любопытство:
— А почему ты обнажённый в момент мутации13?
— Для деморализации, — он хихикнул и призывно закусил мочку моего уха. Лёгкий жест плечом, как неуловимый оттенок моего настроения, и отшутиться ему не удалось. — Всё в этом мире вращается вокруг влияния и гениталий. Форма отражает содержание или назначение. В моём случае — «Соблазнять и убивать». — Настроение мгновенно поменялось. На меня взирали лукавые глаза довольного хищника, в которых отражалось нескрываемое превосходство. — Но в перевоплощении я могу сохранить и физическое тело. В состоянии мутации меня вообще не существует для реальности. Материя не важна. — Его движения, как и голос, были тягучими и медленными, но по вздутым, перенасыщенным адреналином венам и готовым взорваться тестостероном мускулам, я поняла, что хищник боролся с желанием снова растерзать одежду на строптивой жертве. «Даже не думай! — мой укоризненный взгляд только раззадоривал озорника, но внутри всё холодело. — Соблазнять и убивать — призвание? Господи! Ведь я совсем его не знаю».
— А бесы? Тоже… голые?
— О, им-то стесняться нечего. Они бесполые.
— Разжалованные после падения? Мундиры изъедены до дыр, эполеты истлели, позолота стёрлась, ржа и моль побили всё достоинство. Осталась только вонь, — я выдала на одном дыхании. Люк отвлёкся от моих трусиков и оценил:
— Оригинальная версия. Надо будет у них поинтересоваться.
«Что?!» — я сосредоточилась на размеренном дыхании и вернулась к теме:
— Но ведь это осталось в прошлой одержимой жизни? А сейчас? Ты изменился? Стал невидимым? — Я предположила наугад. — Или заросшим шерстью?
Плут уже зажевал мои кружевные стринги и старался не смеяться в голос:
— Я высокоорганизованное эволюционировавшее животное. Но не оборотень.
— А есть оборотни?! — Я запнулась. И вдруг он мутировал. Внезапно, страшно, в вихре, увеличиваясь в габаритах, надо мной навис Атлант и закрыл рот поцелуем:
— Шш… Есть только я. Твой бог. — Я приняла эту аномалию со смешанными чувствами, но тут же пропустила удар сердца. Он тихо попросил. — Пожалуйста, прими меня таким. Возьми. Всего возьми… — В моих ладонях был налитой, горячий жезл. Каменный фаллос, внушающий священный трепет. — Накорми своё чудовище.
Приятно вымотанная душевно и физически, я анализировала динамику наших отношений и убеждалась, что его чувственный беспредел грозил мне отключением на ещё одну неделю. Но Гордон бойкотировал мои планы — все, кроме тех, что отвечали его целям. Для хищника в любом вопросе имелось только две позиции: своя и… огневая14. Незаметно переводя на себя управление моей жизнью, Гордон продолжал настаивать на немедленной свадьбе…
— Я решил. Мы распишемся. Тайно. И ты будешь спать со мной законно. — Его циничный прагматизм, как побочный продукт прошлой одержимости, резал по ушам. Но Гордона не волновали никакие нормы: ни этики, ни морали, ни приличий. Только нормы живого, действующего, реализующего права собственности. Я схватилась за виски, борясь с мерзким чувством. А мой монополист всё вещал. — А публичную свадьбу с выездной регистрацией сделаем, как будешь готова.
— Люк? Зачем всё делать впопыхах, тайно, на коленке? — Но Гордон классически уходил от ответа, виртуозно переводя стрелки и меняя тему:
— Почему же ты упрямишься, Любовь моя? Я составлю брачный договор. Бриги одобрят. Он условный. Я бизнесмен. Это обычная юридическая гигиена. Чтобы обезопасить тебя от неожиданностей. — «Неожиданности? Уже похоже на настоящую причину», — пока я подыгрывала ему ироничной улыбкой, мой куратор занимался программированием сознания строптивой жертвы. — У тебя будут все мои средства, недвижимость, бизнес, имя… Даже этот дом для граффити. Чтобы в случае… неблагоприятном случае тебе не пришлось оспаривать с Гордонами твои права. — «Я поняла бы с наследниками. Но с его родителями?! Это уже не о разводе, а о завещании!» — возможно, влюблённая дурочка не обратила бы внимания на его нечаянную оговорку, свято веря в авантюризм будущего мужа. Но гений Гордона имел аномальную природу. Я осторожно развивала тему, усыпляя бдительность увлёкшегося комбинатора:
— Разве я выхожу замуж за твой инвестиционный портфель?
— Да. Я хочу, чтобы он остался у тебя… — Он осёкся, и пульс подскочил: «Что?!». А главный подозреваемый чихнул и засмеялся. — Мм… был! Был у тебя.
— А теперь попробуй ещё раз. Но только правду. — Но на все прямые вопросы у моего стратега вдруг обнаруживалась «аллергия». Неясного патогенеза, от которой помогали единственные «антигистамины» — постельного характера. После подобной «терапии» я уже полчаса лежала в пенной ванне, восстанавливая вовсе не самочувствие, а утраченный самоконтроль и личные границы. Занятый рабочим видеосовещанием, хищник милостиво предоставил мне час свободного персонального пространства.
Я машинально оценивала новый ремонт его ванной, пока не наткнулась на приоткрытый шкаф, поддела ногой дверцу и резко села: «Встроенный сейф? Для медикаментов?! В спешке или по неосторожности оставленный открытым…», — меня поразило и содержание, и масштабы: малый операционный набор с хирургическим инструментарием, шприцы, перевязочный материал, анестетики, антисептики и угрожающее количество разнообразных отключающих транквилизаторов, нейролептиков и депрессантов. «Он ими завтракает? — пена стекала на пол, а я обозревала склад сильнодействующих препаратов из класса психоактивных лекарственных веществ с седативным, гипнотическим и антиконвульсивным15 эффектами. Когда взгляд упал на использованные шприцы и смятые пустые блистерные упаковки из его запрещённого психотропного арсенала в мусорной корзине, я малодушно успокаивала себя единственной мыслью. — Слава Богу, без банка крови. И наркотиков. Пока. Но прекурсоры16 здесь». Мои подозрения множились, признаки становились всё очевиднее: «От чего же ты бежишь? Что ты в себе глушишь? Боже, только не снова!». Имея драматический опыт в прошлом, интуиция пугала тревожными предчувствиями. Даже несмотря на претензии безраздельного «правообладания», я достоверно определяла его прогрессирующую отчуждённость. На фоне чего осада темпераментного Гордона выглядела просто нелогичной. Неосторожный шаг из ванной, и меня снова поймали:
— Чёрт, да что ж такое? Готов тебя сожрать. Мм… Всё! Назначим дату! И у тебя ещё останется возможность выйти замуж во вменяемом состоянии. — Поглядывая через моё плечо, Гордон нервничал, пряча тревогу за воображаемыми угрозами и озорной усмешкой. Я фыркнула, разрушая его давление. Но плут не позволил мне сосредоточиться на главной проблеме и, избегая разоблачающих вопросов, перевёл наше общение в горизонтальную плоскость и на его собственнические интересы. — Пока я не опустился до архаического права, превратившись в неандертальца, и не дискредитировал твою непорочную репутацию, выкрав из дома, поторопись.
«Поторопись?!» — слово, и у меня появились и без того веские причины для честного диалога. Оказавшись в постели под ним, я недоверчиво упёрлась в его грудь ладонями, и Гордон принял за линию поведения вторую сторону принципа «кнута и пряника». Жертва наваждения уже переживала приступ вожделения и не могла оторваться от мужественного торса:
— Ну, Любовь моя, давай оценим преимущества… — Пока хищник рокотал от удовольствия, а мои пальцы, губы и язык детально изучали «декларируемые» им преимущества, я продиралась сквозь пелену подозрительно навязчивого физического притяжения: «Что-то у Гордона стало слишком много полномочий. Придётся идти на радикальные меры». Внутренне готовясь к предстоящей «благой вести» для своего голодного неандертальца, я так и не определилась с седативным средством. Но его неосторожные манипуляции придали мне решимости:
— Дата? Хорошо. Шесть месяцев. — Я знала, что последствия его реакции могут быть непредсказуемо разрушительными, но меня оглушило до потери слуха:
— Полгода?! — Гордон взревел разъярённым львом. Читая по его губам проклятия, я оценила состояние возлюбленного и пришла к объективному выводу: «Да можно наугад брать что-то из его аптечки и подливать в утренний пустырник17!». Укорив себя за неуместный сарказм, я прочистила горло:
— Мне остался последний курс. Через четыре месяца госэкзамены, диплом в июне. Хочу сосредоточиться… — Закончить прошение не успела. Гордон взорвался:
— Июнь?! Да это восемь месяцев! Учёба — не причина для отсрочки. Ты смело пожертвовала ею, когда улетала в Евро-о… — Гордон замер на полуслове. Миг, и он сорвался с кровати. — Стоп! Это ты так дипломатично отказываешь мне?!
Возмущение Гордона стремительно перетекало в фазу неуправляемой параноидальной горячки. Глаза полыхали синим пламенем. Анализируя его опасную близость к стеклянным панелям, я попыталась вернуть разговор в мирное русло:
— Я прошу о паузе.
— Пауза?! — Монстр сглотнул, хрустнул шейными позвонками и, возвратив голову в естественное физиологическое положение, преодолел мутацию. Слух вернулся. Но его деспотичный императив стоил мне приступа гипоксии. — Одевайся! Едем в ЗАГС. Документы у меня. Я сказал — немедленно! Или могу воспользоваться старыми приёмами. Тогда твоё участие вообще не потребуется. Выбирай.
Температура в комнате резко упала. Фонтанируя «неизречёнными» бранными словами разгневанный хозяин вспышками формаций вымораживал и без того выстуженное пространство. А я куталась в холодное влажное полотенце и содрогалась от перспектив бесправного существования: «Смиряться под твою крепкую руку — разве это моя судьба? А дальше что? Газлайтинг18?». Демо-версия выглядела убедительно. Гордон, не глядя, кидал вещи в мою сторону и возмущался:
— Да что там регистрация! Расценивай эту формальность, как мою уступку твоей пуританской ограниченности, твоим дурацким принципам — «Всё должно быть официально». Может, тебе ещё и моя фамилия не нравится? Бриги мечтали выдать тебя замуж. За кого — было не принципиально. А сейчас леди жива, здорова и свободна. И проявляет редкую разборчивость? — На этом смирение наследницы Бриг себя исчерпало: «Это намёк на мой должок?!». Но не его упрёк, рассчитанный на мою совестливость, оказался неожиданностью. Ссылаясь на свою жертву за мою свободу от вины, которая послужила началом моего ментального выздоровления, бывший бесноватый умышленно не упомянул мой скромный вклад в его духовный статус. Я не стала мстить за себя, а предоставила хищнику возможность самому огребать последствия своего безумия. Но его слова оказались роковой ошибкой:
— Нет, был бы уродом, нищим или одержимым. Да предложи я съехаться — любая бы побежала, не раздумывая! Ещё сама бы заплатила, чтобы греть постель. Да мне по социальному статусу положены содержанки и любовницы. Нет, ты избегаешь любой огласки! Переехать ко мне отказываешься. Девочка, в каком веке ты живёшь? Что у тебя за тараканы? Современные девушки совершенно не испытывают никаких неудобств от гражданских отношений. Это давно уже перестало относиться к разряду компромата и скандальной репутации. Потрахались и разбежались. Никаких предубеждений. Это норма. Для всех, кроме тебя! В чём дело? — Ветхая натура собственника проступала прогнившим скелетом беспринципных требований. Моя честь обесценивалась, сердце схватывалось льдом, поднималась поруганная независимость:
— В чём дело? Ну, возможно, у заявленных тобой особ просто выбор не велик? В отличие от моего множества альтернатив. А твои несчастные девицы, видимо, те прошлые скандальные любовницы, посчитались достоинством и честью. Вот и не вправе диктовать свои условия тем, кто их домогается и склоняет к сожительству.
Гордон захлебнулся яростью, но пропустил компрометирующую часть:
— Значит, мой секс для тебя сожительство?! — Буйный психопат уже предстал брезгливым циником. — Исчислен, взвешен19 и оказался недостаточно хорош для искушённой жрицы? Так вот причина! Ты и Ивана так дисквалифицировала? Неделя испытательного срока, и на выход? И у тебя снова появился выбор…
Его абсурдный, откровенно пошлый вывод усугубил ситуацию. Моя гордость поднимала знамя против собственнического террора.
— Выбор есть всегда. Я знаю себе цену. Я не наложница и не твоя собственность. И не вступаю в отношения под давлением потерь, выгоды и обстоятельств. — Я одевалась под хищным взглядом чудовища и с каждым движением только надёжнее отстраивалась в своей суверенности. У окна в три погибели уже громоздился четырёхметровый истукан. Я получила шанс познакомить парня с полной версией своей позиции. — Меня не интересуют ни нормы, ни приличия, ни современные взгляды на мораль. Мне важна только моя система ценностей, которую ты бессовестно разносишь уже второй год. А что взамен? Опять твои тайны и деспотизм, прикрытые мужской гордыней. Проблемы с самообладанием? Или с честностью? Можешь приступать к поискам новых пассий, более уступчивых, непритязательных и современных. Я в этом не участвую. Аут!
Я вскочила с кровати и решительно направилась к выходу. В метре от двери на меня напал разгневанный хищник. Меня швырнуло обратно на кровать.
— А с чего ты вдруг решила, что я позволю тебе выбирать? — Он рычал надо мной, испепеляя ультрамариновыми софитами. Голос срывался на металлический скрежет. — Ты принадлежишь мне. Ты — моя половина. Ты часть меня. Я твой бог. Я!
«Да здесь психиатрическая vip-палата для шизофреника с идиолатрией20?!» — я не собиралась изображать поруганное достоинство, поёживаясь под яростным взглядом рассерженного Херувима. Открыто глядя в его дикие глаза, я потребовала ответа на вопрос, который послужил причиной этих бредовых дебатов:
— Что с тобой происходит?
— Что? — Сбой в его мутации. Растерянный Гордон отпрянул, перевоплотился человеком. Мгновение. И он замер у окна: на гипсовом лице — маска сноба, руки скрещены, брови сдвинуты. Глаза прищурены в циничной усмешке. Он закрылся.
— Что ты скрываешь? Я чувствую. Вижу. Знаю! Милый, не молчи! — Я уже металась, заглядывая в холодные глаза. Гордон играл желваками, но оставался непреклонным. — Что было с тобой в пятницу? А перед отъездом Княжина? В аэропорту? И наконец, сегодня ночью? Что всё это означает?
— Устал.
— Каждый день провалы в моей памяти! Что ты подчищаешь за собой? Они вернулись?! — Меня трясло. Но Гордон ушёл в глухую оборону:
— Не знаю, о чём ты. — Надменный рокот осадил несостоятельные просьбы о взаимной откровенности. Я присела на краешек кровати и попыталась воззвать к его логике:
— Когда я улетала, ты просил меня о доверии. Будь справедливым. Ты настаиваешь на нашем браке. С какой целью? Я не желаю быть ни любовницей, ни вещью. Если хочешь иметь меня своей женой, будь добр — стань сначала честным.
Он резко огрызнулся:
— То, что со мной происходит — тебя не касается.
— П-происходит?! — Я задохнулась и, заикаясь, уже оседала на колени перед непримиримым истуканом. — Поговори со мной, любимый. Страдаешь ты — страдаем оба. Мы нужны друг другу. Мы команда. Да, у нас разные зоны ответственности. Но мы партнёры. — Демонстративно высмеивая меня прищуром бесстыжих глаз, он нашёл за изголовьем кровати бутылку коньяка и запил мои наивные надежды на равноправие в паре. Остро осознавая пропасть между нами, я ещё просила, посчитавшись гордостью. — Не поступай по своему произволу. Мы погибнем врозь.
Разъярённый визави разнёс бутылкой гранитный подоконник и оглушил:
— Тема закрыта!
«Это он после укачивающего коктейля транквилизаторов с алкоголем21 такой гиперактивный?! Какой же ты без психотропных? Слава Богу, осколки не долетели, но… — я сосредотачивалась на дыхании, а критичный разум дословно воспроизводил опасения Ивана. — …это серьёзная заявка на домашнее насилие. А ведь он уже не одержимый». С горечью обозревая разбитый камень, залитый алкогольным стеклянным крошевом, и трещины на стекле высокого стрельчатого окна, я поднялась с колен с уже принятым решением:
— Мы прошли через чудовищные испытания, а я до сих пор не заслуживаю твоего доверия. Кто я для тебя, любимый? У тебя могут быть тайны от любовницы, сестры. Даже матери. Но не жены. Раз ты заявляешь, что мы «одно целое» — ты противоречишь самому себе. А «царство, разделившееся само в себе — падёт»22. Наш брак — не фарс. Это — утопия. Он обречён. — Выудив телефон из вороха смятой постели, я выскочила за массивную дубовую дверь, и уже спиной поймала усмешку:
— Значит, меня ты поставила на паузу. И теперь свободна для альтернатив?
— Ты23 сказал. — Физически ощутив, как хищник напрягся, я устало вздохнула, отбросила глупые выпады, обернулась и посмотрела в чужие глаза рептилии. — Я люблю тебя. Ничего не требую. Ничем не обяжу. Пусть будет так, как хочешь ты. Но без доверия нам не войти в одну судьбу. Пауза, Гордон, нужна тебе.
С тихим щелчком дверь вернулась в проём. «Мне бы сейчас одну из его волшебных24 таблеток под язык от панической атаки…», — на негнущихся ногах я сбегала по лестнице и разговаривала с диспетчером такси, собираясь ехать сразу в институт. Жак потягивался и, раболепно прижимая уши, трусил за мной через весь атриум. Я обулась, подхватила клатч с ключами, плащ, взялась за дверную ручку, и… по нервам ударил страшный грохот. Хруст ломаемой древесины. Звон битого стекла. Треск пробиваемой стены. И рык раненого мутанта:
— Остановись!
Жак шарахнулся в сторону. Сердце оборвалось. Словно в режиме замедленной съёмки, я разворачивалась и с нарастающим ужасом следила за приближением торнадо. На галерее третьего этажа появился Он. Немигающие глаза на бледном лице. Мгновение страшной трансформации. Голодный оскал… И гневное шипение чудовища заглушило низким инфразвуковым гудением. В доме сработала сигнализация. Полдень резко помрачнел. Высокие оконные пролёты затянули тучи. На атриум опустилась сумрачная тень. Монстр принюхался…
И сиганул через балюстраду. А в нос ударило знакомое зловоние. Дыхание перехватило, ноги стали ватными, тело — непослушным. На меня летела хищная ракета и, постепенно теряя плотность, перевоплощалась в полыхающий фантом.
— Замри! — Морозный вихрь, как глоток чистого воздуха и рык. — Смотри только на меня. — Я пропала для реальности. Вокруг вибрировало защитное поле. А пространство атриума рассекал плазмоид и, не подчиняясь физическим законам, выжигал собой оживший мрак. Затхлый воздух становился вязким, как гнилой кисель. Глаза слезились. Горло сковало в рвотных спазмах. А я боялась потерять из вида плазменный фантом. Лазерные лучи его формаций резали пространство, запечатывая энергетической паутиной дом, осаждаемый визжащими тенями.
«Тех, кто с нами, больше25! Больше них!» — подсознание руководило онемевшими губами, но глаза горели от потрясения. Сгустки мрака были повсюду — змеились по полу, уплотнялись, формируясь в единую материю. Передо мной выросла стена из бесформенных теней. Режущий свистящий звук. Вспышка озарила атриум, и в центре разверзся ад. Воронка аномалии. В Камелоте ситуация была обратной. Сейчас же из разрыва в наш мир рвались мириады тварей, нацеленные на единственную движущуюся мишень. Вырываясь из блокады, хищник уводил их от меня. Мгновения растянулись в непроходимую трясину временной дыры. Облепляя со всех сторон, безымянная орда замедляла его манёвры, пока полностью не поглотила светящийся фантом. Вдруг он перестал сопротивляться и, собирая на себя всю мерзость, завис на рваном краю искрящей аномалии. А меня припечатало к полу потусторонним многоголосым скрежетом:
— Смотри! Ещё один. Жертвует собой…
Грудь сковало холодом. Воздух кончился. Через хаос, минуя разум, напрямую в дух ввинтился его не терпящий возражений рык:
— Я задержу их. Беги! — «Боже! Люк, нет!». Миг, и он нырнул в прожорливое нутро, увлекая за собой всю инфернальную эскаладу. Разрыв с чавкающим утробным звуком свернулся и исчез. Ядовитые испарения вытеснил ледяной озон. В доме стало тихо. Не выл даже Жак. Расшатанные нервы не выдержали давления:
— Люк! Люу-уук! — Оглушённая, я отстранённо соображала, что это я — одна, мечусь по холлу, там, где ещё мгновение назад была брешь в пространстве.
Мои вопли прервал тот же режущий низкочастотный гул. Пытаясь определить источник, я попятилась, пока не вжалась спиной в дверь. Пространство в центре пошло светящимися неоновыми трещинами. Материя физического мира разошлась как холстина. И там, где от некогда висящей многоярусной пятиметровой люстры-водопада остался только обрывок стального троса, в разломе родился монстр.
«Мой», — я выдохнула и, медленно съезжая вниз, уже воспринимала происходящее под футуристическим26 углом.
Зацепившись за трос, хищник раскачивался под самым сводом. Сгустки оплавленной субстанции скатывались по нему гадкими склизкими потёками, пролетали пятнадцать метров вниз и, корчась на полу, растворялись в воздухе с шипением раскалённого металла. Аномалия закрылась. Мрак рассеялся. Инфернальное затмение прошло, словно было результатом стрессовой инсомнии27.
«Люк!», — не слыша ни звука от меня, он безошибочно нашёл цель и вдруг обессиленно сорвался с высоты. Меня оглушило грохотом. Он разнёс стеклянный стол, кожаный диван, смёл вазы с фруктами, цветы, глянцевые журналы, пролетел через весь атриум и, мгновенно перевоплощаясь человеком, вскочил на ноги и подхватил меня с пола.
— Вытащи меня! Верни себе! — Ободранные плечи, руки, торс, порез на скуле и глаза. Таких глаз я ещё не видела. В них — боль и невысказанные тайны. — Скажи: «Моя!». Ещё моя. Пожалуйста. Прошу. У меня нет больше времени.
С трепетом касаясь окровавленных плеч, я целовала всё, до чего могла дотянуться в тесных оковах и впадала в неконтролируемую истерику:
— Твоя. Твоя, любимый. Я с тобой… — Теряя равновесие, он покачнулся. И его кровоподтёки на лице и окровавленная нагота стоили мне обморока. «Их кровь на твоих руках…», — вслед за рассудком, я стала соскальзывать к его ногам. — Всё, что захочешь. Сегодня. Пусть будет сегодня. Я буду, кем угодно. Ни одного условия, ни вопроса, ни упрёка. Только не так. Не это. Умоляю, пощади…
Я так рыдала, что срывала голос. В ушах уже стоял шум бушующего леса, буря в Камелоте, и перед глазами один и тот же эпизод: «Его относит на скользкую водонапорную башню. Падение подобно взрыву. И щебень как картечь…». Всё. Сознание зациклилось и отключилось.
Оглавление
- Глава 1. Перспективы
- Глава 2. Аут
- Глава 3. Господин Гордон
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Аномалии среди нас. Я рейдер. Книга четвёртая предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Примечания
10
Здесь — перемещение в пространстве, осуществляется через духовный мир — окна аномалии, сопровождается вспышками аномалий. Возможно только в состоянии мутации.
11
Здесь — состояние изменения плотности материи, способность двигаться с огромной скоростью в нашем измерении — измерении физического мира без необходимости перевоплощения.
12
Специально организованная среда для снижения различных видов утомления, для расслабления, коррекции, реабилитации и стабилизации псхиоэмоционального состояния.
13
Здесь — превращение в монстра. Так же трансмутация — изменение физического тела из одного состояния в другое, при возможности обратного обращения.
14
Участок местности или водного пространства, занятый, специально подготовленный или выбранный для размещения на нём огневого средства с целью максимального повышения эффективности огневого воздействия на противника в наступлении и обороне.
15
Противосудорожные препараты, которые предотвращают или снижают тяжесть припадков (конвульсий) при различных типах эпилепсии.
16
Вещества, участвующие в реакции, приводящей к образованию целевого вещества; используемые при изготовлении наркотических средств и психотропных веществ. Например, Перманганат калия, Фенилуксусная кислота, Эфедрин, Ацетон…
18
Манипулятивное поведение с целью заставить человека сомневаться в адекватности своего восприятия реальности.
19
Здесь — человек оказался бесполезен, не оправдал ожидания. Перефраз — Ветхий завет, Дан. 5:26-28 — …исчислил Бог царство твоё и положил конец ему… Ты взвешен на весах и найден очень лёгким…
21
Здесь — сочетания алкоголя с транквилизаторами усиливает их действие — отключает всякую тревожность, но имеет побочные эффекты и может в любой момент закончиться трагически.
22
Евангелие от Луки 11:17 — …всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет, и дом, разделившийся сам в себе, падёт.
23
Здесь — ты сам реализуешь свои слова. Это ответ предателю. Дословно — Матфея 26:25 — При сём и Иуда, предающий Его, сказал: не я ли, Равви? Иисус говорит ему: ты сказал.
24
Здесь — таблетка феназепама — один из лучших из доступных транквилизаторов. Отличный противотревожный эффект.
