Обойти судьбу. Роман

Марина Зейтц

Героя этого романа, успешного художника-портретиста, начинают преследовать какие-то мелкие, но от того не менее досадные, неприятности. А тут еще странное предсказание, в которое и верить-то глупо. И, все же… Правильно выстроенный жизненный уклад дает трещину, а там и до катастрофы недалеко! И – можно ли «обойти судьбу»? У нее свои законы, которые нельзя нарушать.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Пальма-де-Майорка. Новая встреча с незнакомкой. Сплошное надувательство.

В тот год лето так и не снизошло до жителей града Петрова. Довольно теплый конец мая неожиданно увенчался заморозками. В июне было дождливо и промозгло, словно небо превратилось в старое дырявое одеяло, а земля — в прогнивший от сырости матрас. В промежутке между этими непривлекательными постельными атрибутами копошились отчаявшиеся люди. Зонтики царили в городе, как грибы в лесах — и те, и другие вызывались к жизни дождями. Дворовые кошки передвигались короткими перебежками, стараясь не попасть в лужу и, вопреки натуре, не обращали внимания на собак, прохожих и голубей. От сырости все стали пассивными.

Кот Барик, проживающий в Адмиральской даче, беспробудно спал на универсальном книжно-продуктовом шкафу, с незапамятных пор стоявшем на веранде. Это было знаком крайне неблагоприятных погодных изменений. Кот обернулся пушистым хвостом, выбрал самую высокую точку в присвоенном им пространстве и ожидал, как видно, всеобщего затопления.

— Лета не будет! — изрекла Оля, доставая кота со шкафа и отряхивая животное от пыли, чтоб убедиться, что оно еще живо. Барик утвердительно боднул хозяйку в подбородок и потрусил следом на кухню — наводнение неизбежно, но зачем же голодать!

Костя и Даша, изменив своей привычке посещения теплых стран осенью, когда там почти не ощущается знойное дыхание тропиков, отправились в поездку в неподходящее время, в июле. Очень уж захотелось солнца и теплого моря! Чего-то жаркого и даже знойного, питающего свободу, беззаботность и придающего острую негу ощущениям.

Всего этого оказалось в избытке, как только они сошли по трапу самолета. «Нега ощущений» не заставила себя ждать: яростное светило спикировало на головы, словно раскаленный кирпич. Даже за поручни автобуса браться было боязно… Потная работница турагентства, развозящая туристов по отелям, напоминала ошпаренную морскую свинку, когда, спрятав в белой тонкой шали красное лицо, все повторяла об опасности прямых солнечных лучей, округляя при этом глаза и робко высовывая нос наружу.

Днем в городе температура зашкаливала, улицы словно вымирали — наступала сиеста. Наши путешественники довольно быстро адаптировались и умело избегали тех самых прямых атакующих лучей, прячась в тени. В часы сиесты Константин рисовал старые дворики, струящийся плотный зной и оливковые деревья. Никто не мешал, не заглядывал через плечо…

Густые тени рождали в душе чувство умиротворения. Тот, кто умеет наслаждаться сиюминутной красотой, способен почувствовать внезапное счастье, похожее на резкий спуск с горки, когда внутри что-то отрывается — может, душа? Человек падает, а она не поспевает и ее можно ощутить — так азартно она летит следом!

Костя жару почти не замечал — располагался где-нибудь под навесом; опустив поля широкой шляпы, отпивал из запотевшей бутылочки холодную воду. Осматривался… Выбирал. Если не дергаться попусту, а сидеть вот так, неторопливо нанося мазок за мазком, неспешно думая о своем, то плавные движения кисти уносят куда-то далеко, время летит незаметно, процесс становится самодостаточным.

Так он блаженствовал часами, пока холст не начинал жить своей жизнью, привнесенной в него простым смешением красок. А Костя, вглядываясь, хорошо ли легла тень, наклонял голову набок и насвистывал что-то. Ну — вылитый Ван-Гог, или не Ван-Гог, а… скажем, Клод Моне. У них там тоже было жарко, а он как раз начал отпускать усы и бородку — так что сходство становилось несомненным.

Даша вставала очень рано. После ленивого пляжного времяпровождения, включавшего в себя утренний неопасный загар и купание в теплой, неестественно голубой водичке, она приходила в номер свежая и жаждущая объятий.

Костя просыпался и ждал, сидя на балконе, изредка поглядывая вниз — идет? Испанская любовь была такой же беззаботной и беспечной, как легкий южный ветерок: не остужает полуденного жара, но без него никак.

Потом парочка отправлялась на завтрак и дальше их пути расходились. Даша спала в номере под кондишеном, Костя шел рисовать. Жизнь текла курортно и расслабленно. К вечеру становилось прохладнее, если можно назвать прохладой то, что в Питере, наоборот, считается жарой: понятие тепла и холода очень относительны.

Здесь — это прохлада и можно отправляться обедать и осматривать достопримечательности. Костя забыл обо всем, вернее о том, что постоянно напоминало наподобие зубной боли, вроде и не острой, но неотвязной. Все ушло куда-то под действием южного солнца и теплого моря. Разумом Костя понимал, что проблемы никуда не делись, но здесь о них можно было не думать. Он был почти счастлив.

В тот день, как только схлынул зной, парочка вдоволь накушалась местной экзотики в одном из бесчисленных ресторанчиков и пошла осматривать замок Кастель-де-Бельвер, чьи мощные стены и башни можно было видеть практически из каждого уголка города Пальма де Майорка. Изящные арки и ажурные переходы давно волновали Костю как художника, кроме того, замок был уникален — нигде больше в мире не существует таких сооружений в готическом стиле, но при этом все элементы округлой формы. Как известно, готика подразумевает углы и, зачастую, острые.

И вот теперь Константин как завороженный смотрел на это архитектурное чудо, а Даша торопила поскорее посетить Башню Почета и на этом закончить культурную программу, чтобы отправится по магазинам. К башне вел мост с двумя арками. И надо же так случиться, что там, на мосту, он снова увидел ее — женщину с обнаженной спиной!

А ведь к этому времени Костя невежливо вытолкнул полуголую даму из своих воспоминаний, отнес к разряду «померещилось» и закопал на погосте случайностей.

Она появилась, как тень Командора — неотвратимо.

Женщина опять шла неторопливо, мелкими шажками, на ней была длинная юбка, которая придерживалась тонкой, почему-то не загорелой рукой.

Снова такое же положение корпуса — статичный полу-наклон, словно что-то не дает распрямиться… Спина женщины, рискованно открытая, была точно такой же как тогда — хотя здесь, на курорте, и не такие обнажения были оправданы.

И точно так же, как в поезде, Костя, как ни старался, не смог увидеть лицо, хотя это и понятно — женщина шла в башню, не оборачиваясь. И опять «знакомую незнакомку» вскоре скрыли другие спины, только тут преобладали не теплые кофты и куртки, а майки, топы и блузы.

Острое, как укол ножа, чувство, что он эту даму хорошо знает и вот-вот вспомнит, сменилось мигом пришедшим разумным объяснением: он же видел эту женщину в электричке, вот откуда это ощущение! И все же объяснение было малоубедительным: он не просто второй раз видит эту сильфиду: он с ней был хорошо знаком, она всплыла из давнего прошлого… вот-вот все вспомнится! Вот-вот!

У Константина даже во рту пересохло, и эта сухость упала в желудок тяжелым камнем. Откуда пассажирка электрички здесь, на Майорке?! В том же наряде, с той же наклоненной спиной? Не может такого быть… слишком неправдоподобно для совпадения.

Розыгрыш? Какая-то странная женщина надела бальное платье; по этой причине она и запомнилась — очень уж отличалась от остальной толпы в сумятице питерского поезда. Потом — какой-то дикий сон о том, что очень стоит вспомнить кто она. Важно это, видите ли, чрезвычайно важно. А вот вспомнить и не удалось, хотя крутится что-то в голове… Причем не то, чтобы человек конкретный… И — лицо! Где оно? Лица-то у незнакомки вроде и не было. Боже, какой бред!!!

А может, это просто возрастные изменения психики? Голые тети мерещатся. Возможно, даже тормозят электрички, пытаясь привлечь внимание. Въедливый фрейдист докопался бы до глубин подсознания, и спас бы от неминуемой психической болезни…

Вдруг Косте показалось, что солнце парит нещадно, воздух дрожит, все плывет. Так это мираж?! Солнечный удар. Не нужно было сидеть во дворе и так долго рисовать. Уфф… Показалось?!

Бедняга потер вспотевший лоб и оглянулся — куда бы присесть? Понятно, что в «почетную башню» он не пошел к радости Даши, которой надоели местные красоты. Нужно было успокоиться, подышать ровно, расслабить мышцы, посчитать до ста. Воздух, кстати, легко проникает в легкие, только его почему-то мало.

Да-да, это только померещилось! Нервы совсем никуда. Впечатлительная натура, чтоб ее. Неожиданно вспомнился Исаак Левитан: говорят, был крайне нервозен и даже психопатичен в обычной жизни, а ведь какие безмятежные пейзажи писал… Тут, как назло, угнездившийся с недавних пор внутри змееныш оживился:

«Неужели? — пропищал его въедливый голосок. — Мираж, говоришь? И никакой женщины нет?!»

М-да… Права тварь чешуйчатая. И что ему ответить? Есть женщина, есть, вернее — была. Померещилась или нет, но он видел даму отчетливо, все детали рассмотрел.

Интересно, а кто-нибудь еще ее видел?!

Но не спрашивать же об этом Дашку, которая вообще не смотрела в ту сторону — нетрудно догадаться, что скажет. В данный момент она радостно махала рукой каким-то явным соотечественникам, узнаваемым везде и всюду по яркой пляжной одежде с признаками романтического эротизма у женщин: все, как на страницах модного журнала. При милых дамах несколько непонятных особей унисекс — возможно, тоже дамы; еще на двоих «человецах» вообще какие-то скорбные обноски, у пары мужчин — небрежно-богемный стиль. Киношная тусовка.

Даша взмахнула прозрачным голубым рукавом в сторону Кости и затараторила:

— Познакомьтесь: это Константин! Да-да… художник. Очень известный. Я ведь вам говорила.

— А это — тот самый режиссер, ты помнишь, Костя? Ну как же? Очень, очень известный! Мы были на премьере… Эй! А что это ты тут на камнях расселся?

Костя вежливо улыбался, стараясь быть предельно любезным. Привстал, но тут же опустился обратно.

— Очень приятно! Нет-нет, спасибо. Я что-то устал сегодня… Жара, знаете ли. Да, я и тут работаю, пишу этюды. «Мы, люди искусства?» — да, разумеется. Ну, что вы, куда мы денемся? Творчество — это судьба.

Все глубокомысленно помолчали. «Унисексы» приобнялись — может и не «дамы» кто их знает, может, они разнополые? Или им все равно?

— Костик! Ты идешь с нами? — Дашка небрежно повела плечиком.

— А, нет… Я наверно перегрелся… Как-то неважно себя чувствую, даже не знаю… Пойду в отель! А ты, конечно, можешь…

Костя отстраненно посмотрел на предвкушавшую развлечения Дарью.

— Ну! Давай! Хоть оторвемся малость! А то — вообще… скука, башни какие-то, — Даша уже подпрыгивала на месте. — Споем!

— Что? Караоке? Ой, это точно — без меня! — Костя совершенно не переносил хоровых песнопений под картинки.

Несколько минут еще длился вроде бы непринужденный разговор, но и он иссяк. Костя понял — пора раскланиваться, что и сделал, произнеся необходимые фразы.

Шумная компания разместилась в две машины и умчалась. Курортный зной достиг своего апогея.

Вернувшись в номер, Костя выключил кондиционер — в помещении было достаточно прохладно и вышел на балкон, или, скорее, на небольшую теневую лоджию, где стоял столик и пара стульев. Глубокая тарелка была завалена креветочной шелухой, словно розовыми лепестками глубоководных цветов, от нее пахло йодом. Костя, не терпящий беспорядка, вынес мусор, вытер мраморный столик и расположился с чашкой свежесваренного кофе.

«Я, наверно, стал ископаемым глубоководным тритоном, не вижу прелести тусовок в модных компаниях» — такие мысли приходили в голову уже давно…

Эти туманные сравнения из области палеонтологии, в которой Костя тоже не очень разбирался, удивляли его самого.

Вечер был тих и безгранично доступен всем органам чувств. Пахло, звенело, обволакивало… Вокруг простирались курортные виды: белые кубики домов, синяя тесьма моря вдали. Костя заново, но уже как-то лениво, без прежних эмоций, перебирал в памяти события минувшего дня.

Стремительно темнело. Где-то загремела, загрохотала дискотека — так он мысленно назвал источник зажигательной танцевальной музыки. Возможно, как раз там и обрели немудреные радости утомленные солнцем киношники. Да и драйв им в руки, это же замечательно!

Ночной воздух был уже привычно теплым и каким-то густым… Как тогда, во сне. Костя вдохнул глубже, стараясь определить, чем пахнет. Белыми пряными цветами и жареной на углях бараниной? Крошащимися раковинами с подвяленной мякотью моллюска внутри или рыбьей чешуей, застрявшей в просоленных ячейках сетей? Чем-то южным, чужим и, в то же время, знакомым с детства. Так пахло со страниц теперь уже забытых книг…

Он не стал зажигать огня, расслабленно любовался полной луной.

Она царила в небесах, огромный желтый диск зависал над миром, придавая площади, на которой находился отель, какой-то потусторонний вид.

Когда светит солнце, его лучи всегда приближают и добавляют что-то: рождают теплые световые пятна, увеличивают объем предметов, насыщают воздух. Тепло обычно кажется выпуклее, ближе, роднее. А все тот же солнечный свет, но уже отраженный поверхностью луны, представляется удаленным, вогнутым, всасывающим в себя нашу жизненную энергию, безмолвно зовущим туда, за черту…

Но как же он привлекателен этой болезненной, страшной красой! Ночные тени подчеркивают замысловатые детали архитектуры: трепещущие листья, шевелящиеся крылья; кажется, что оживают резные статуи с пустыми глазами, тут и там мерещатся причудливые образы. То, что незаметно и абсолютно безвредно днем, резко и недоброжелательно проявляется ночью.

Константин взял было блокнотик, намереваясь зарисовать эту лунную мистерию, но передумал. Изнутри пришло ощущение беспокойства: не рисовать сейчас нужно, сидя на стуле и глядя на площадь с высоты второго этажа, а спуститься туда, ближе к запахам и сонным шорохам листьев финиковой пальмы, что росла во дворе…

Недавнее нездоровье полностью прошло, появились сила и бодрость. Он списал это на благотворное действие кофе… Говорят, хорошо помогает при перегреве: так и есть. Ему захотелось выйти на улицу, прогуляться — ночной город настойчиво звал его.

…Узкие улочки освещались тускло, если освещались вообще, больше света давала луна на открытых пространствах; он плохо знал город, а ночь делала местность и вовсе неузнаваемой. Зато какая восхитительная свежесть! Художник азартно огляделся — приключение, полное новизны. Вокруг никого, словно он один в незнакомом месте, даже грохочущих аккордов «дискотеки» тут не слышно. Мягкая, непривычная тишина, в которой, наверно, скрытно живут удивительные звуки…

Забрести бы куда-нибудь, блуждая в лабиринтах мощеных переулков, потом внезапно выйти на берег — скинуть одежду и поплавать… Провели столько времени у моря, так и не искупавшись ночью — непростительно. В воду! В нечто темное и загадочное. Не зря он сравнивал себя нынче с тритоном, наверно. Костя засмеялся.

А ну-ка! Не пойти ли вон туда: вроде с другого конца улицы доносится запах морской воды.

Вокруг гостиницы, расположенной на площади, было еще светло, но стоило свернуть в узкую улочку, как Костя окончательно почувствовал себя одиноким путником в затерянной стране. Это было приятно, потому как не страшно — ну какие тут могут быть опасности! Здесь, вокруг отелей все охраняется, все рассчитано на туристов, которых, кстати, почему-то не видно — спят, вероятно.

Да к тому же скоро рассветет, сразу станет понятно, куда забрел! Тут идти-то некуда, в любом случае к морю выйдешь — эти мысли успокаивали и настраивали на приключенческий лад.

Так он шел, представляя себя то средневековым странником, то сошедшим на берег пиратом; брел, не очень заботясь о направлении, рассматривал удивительные здания, ни одно из которых не было похоже на соседнее, и совершенно потерял направление, как вдруг…

Он увидел вывеску. И написано там было по-русски! Одинокий странник от неожиданности прикусил язык, а пират громко присвистнул — содержание мудреной надписи чуть было не заставило его споткнуться. Впрочем, к средневековью эта надпись имела весьма реальное отношение.

«Предсказательница будущего, магистр Белой и Черной магии», ниже — то, что он не совсем разобрал: непонятное имя, много каких-то загадочных титулов. Все это было окружено звездочками, лучиками и прочими магическими намеками на неоспоримость содержания вывески.

«Ведьма! Чего там, и не сомневайся!» — подсказал странник.

«Вешали мы таких на реях» — вздохнул пират.

«Опять какая-то чертовщина» — решил уже начавший привыкать к загадочным неожиданностям Константин.

Раньше он признавал только понятное и конкретное, поддающееся разумному объяснению. Как художник, хорошо разбирался в перспективе и теории света, знал, какие приемы помогают создать иллюзию, заставить зрителя увидеть то, что невозможно изобразить на плоском куске холста: например, объем. Или ощутить холод снега, жару пустыни, вкус лимона, наконец. Или — изобразить движение. Все это физика, оптика… да мало ли что еще! Точные науки. Но — никак не магия. «Магия это сплошное надувательство, а значит, ложь. А вот искусство, наоборот, отображает правду!» — Костя, и впрямь, так считал.

И вот теперь он стоял перед вывеской крайне сомнительного характера. События последнего месяца пошатнули веру в сплошное, без просветов, надувательство магии. Кто его знает… А, главное, ее — женщину эту, будь она неладна. Зачем она мерещится? Скорее всего, дамы вообще нет, мираж это, но почему-то ведь настойчиво появляется и, вроде как, она есть!

Кто-то ее откуда-то вырезал и поместил в его, Костино, окружающее пространство. Или в голову! Какая разница? Это сделал тот, кто от него чего-то хочет. И какая тут связь с письмами, с угрозами? Почему-то кажется, что связано морским узлом: раз уж все непонятное идет вместе, значит оно связано. А разобраться в этом может только тот, кто в этой «чертовщине» сам замешан. Специалист по магии.

Всегда приятно, если можно спихнуть досадливые вопросы тому, кому положено на них отвечать.

«Узнай свою судьбу!» — настойчиво призывала яркая вывеска над входом, вся в окружении космических объектов и прочих блескучих непонятностей.

«Наверно, сюда приезжает столько наших туристов, что даже предсказательницы успешно делают бизнес на русском!» — подумал Костя, разглядывая то ли рыбку, то ли полумесяц над входом.

— Ну-ка, ну-ка, — произнес он вслух, переводя взгляд вниз, на солидную, вполне внушающую доверие дверь, — раньше я спокойно прошел бы мимо… Посмеялся бы еще над простаками, которые во всю эту… он пропустил ядреное словечко… верят! А сейчас…

Он не успел договорить, как створка бесшумно отворилась.

Опа! Видимо, это было так специально задумано, чтобы привлечь сомневающихся клиентов. Стоило кому-нибудь задержаться перед дверью — она открывалась. И чудак шел туда самоходом, как баран. Бизнес — он везде бизнес, и магический тоже.

Клиент был готов узнать свою судьбу, поэтому, не раздумывая более, вошел в сумрак подъезда. Повеяло знакомым… как будто ждали именно его. Запах воскресил воспоминания, Алена покупала такое ароматическое масло, «лемонграсс». Странно? Да нет, здесь ведь много цитрусовых. Так что пока никакой магии. Не просвещенный в ботанике Костя не догадывался, что лемонграсс — многолетняя трава, которая пахнет как цитрус. Никакого волшебства в этом, конечно же, не было.

Узкая лестница вела на третий этаж. К сильному запаху цитрусовой травы добавился еще какой-то аромат и запах стал сложнее, Костя его определил так: кофе с корицей и еще какой-то специей, плюс все тот же лимон. В принципе, приятно.

На площадку выходила дверь, но не такая блестящая, как внизу, а совсем обычная, обитая мягким и темным. В Питере есть подобные старые дома и ступеньки лестниц там так же расшлепаны под напором множества подошв, и перила с деревянными щербатыми спинками похожи, и двери… Пыльная заброшенность этой лестницы, ее площадок и дверных блоков неожиданно напомнила детство.

…Родительская квартира на Петроградке, до «художки» нужно ехать четыре остановки на трамвае. За окном зима и маленький мальчик, съежившись на сиденье, трет замерзшим пальцем стекло, протирая там среди мелкой льдистой изморози круглый прозрачный глазок, чтобы видеть то, что происходит на улице…

Звуки и запахи детства шустрыми десантниками, призванными спасти заблудившегося в чужой стране мальчика и вернуть его домой, высадились на лестничной площадке далекого испанского городка. Костя вздохнул: спасение опоздало — ему нужно разобраться во всем самому. Да и дом у него теперь совсем в другом месте, не на Петроградке.

Дверь хранила таинственное молчание и сама, в отличие от входной, не отворялась.

Часто ли ходят сюда посетители? Может, есть какой-то другой, «черный» ход? Как на Ординарной… Костя, плененный ретро-видениями, вспомнил приемную зубного врача, отцовского друга и словно вновь ощутил ноющую боль где-то за щекой…

«Свои» проникали в квартиру врача, устроившего кабинет прямо у себя дома, через «черный» ход и чувствовали себя там очень уверенно. А он, хоть и был «своим», но трусил ужасно, вот как сейчас. Детские страхи, ей Богу. Судьбу узнать — не зуб удалить.

Константин потянул дверь, створка гостеприимно отворилась.

Внутри квартиры плавал полумрак, а запах опять поменялся — подсознательно ожидались какие-то медицинские ароматы, но они остались в далеком детстве. «Лемонграссы», встретившие его на входе, отошли на второй план, а вот кофе усилил позиции, запах отяжелел, переходя на низкие тона обволакивающей пряной экзотики.

«Дурманит! Это специально, чтобы мозги расслабились» — подумал Костя, будучи все же настороже против надувательства. Стало опять весело и азартно, как перед выходом из отеля на улицу. Это просто игра! Ему хотелось поскорее рассмотреть предсказательницу. Воображение художника уже рисовало ее: высокая, вся в черном. Суровая, строгая, загадочная — надо же на психику клиента воздействовать. Да, и обязательно много браслетов и колец!!! Может, кот еще на плече? Да нет, это уже баба Яга будет.

В конце сумрачного коридора светился голубоватым искусственным глазом маленький фонарь. Костя дошел до него — там виднелась дверь, ведущая, вероятнее всего, в кабинет предсказательницы. Так и оказалось.

Костя покашлял, вытер ноги о воображаемый коврик и постучал. Врываться без приглашения ему показалось неприличным, а, вернее всего, снова напала робость.

— Войдите! — прозвучало таким тоном, что опять вспомнился отцовский друг с бормашиной.

Костя буркнул: «Ну что ж!» и вошел.

Он легко разглядел человеческую фигуру, но не темную, а, как ни странно, светлую. Женщина сидела в кресле, находящемся на некотором возвышении, словно на сцене. В помещении, лишенном явного источника света, фигура казалась флуоресцирующей. Плотная серебристая ткань облегала ее силуэт. Длинные бесцветные волосы узкими прядями спускались вдоль лица, очень простого, не слишком молодого, с мелкими чертами. На голове покоилась узкая косынка, нечто среднее между цыганским платком и спортивной повязкой. На низеньком столике ютились свечки: разномастные и кособокие — как видно, часто используемые, но свет их был реденьким, намного слабее свечения, излучаемого одеждой предсказательницы. Их роль была скорее ароматической, с коей они прекрасно и даже избыточно, справлялись. От изобилия всяческих запахов Костино сознание незаметно склонялось в сторону веры в мистику, но разум продолжал трезво анализировать обстановку, пытаясь установить над ней контроль.

«Вероятно, где-то скрыт источник освещения, а ткань обладает высоким коэффициентом светоотражения!» — подумал восхищенный Костя. Но каков эффект… фигура словно висит в воздухе.

Ничего мрачного или зловещего в предсказательнице не было, впрочем, как и колец с браслетами на руках. Напротив, казалось, что магисторша довольно обыденна, всем своим неземным свечением излучает симпатию, а темнота, странная одежда и мелкие атрибуты колдовства, то и дело выхватываемые из полумрака осмелевшим взглядом посетителя, призваны лишь упростить ее сложный труд. Костя приободрился — ничего неприятного не предвиделось.

В помещении было тихо. Где-то за стенкой, возможно, в другой квартире, шумел пылесос, а, быть может, там что-то пилили. Скорее всего, да — потому что отпиленное с приглушенным грохотом упало и покатилось. Женщина посмотрела в сторону источника звука и поморщилась. Как видно, эти шумовые эффекты не входили в число магических приемов.

Зато рабочий кабинет предсказательницы, который уже без смущения снова оглядел Костя, был оформлен как надо: потолок и стены покрыты темно-зеленой тканью, почти черной, напоминающей фон старинных полотен. Складки ткани, подчеркивающие рисунок, похожий на мелкие трещинки-кракелюры усиливали сходство с картиной. Это давало возможность сконцентрировать внимание на переднем плане.

На поверхности столика, где чадили оплывающие свечки, обреталась стайка небольших керамических и стеклянных зверушек, такие, бывало, стояли в буфетах Костиного детства среди чашек и вазочек. Он обратил внимание на маленькую фарфоровую фигурку собачки, сидящей на задних лапах — передние сложены, а мордочка умильная, как у лисички. Эта порода, вроде, называется шпиц, он как-то видел такую, они опять в моде… Дамская собачка!

Женщина, словно угадав его мысли, произнесла:

— Это мне подарили недавно — одна клиентка, русская княгиня. Заядлая собачница, у нее таких, наверное, пять… или шесть! В смысле — живых. Лают, как заведенные. А статуэтка старинная, позапрошлый век!

Предсказательница указала на несколько кресел, соединенных вместе как в кинозале, приглашая присесть. Косте даже показалось, что на их спинках есть жестяные номера. Рассматривать было неудобно и он наскоро втиснулся посередине.