В пучине гражданской войны. Карелы в поисках стратегий выживания. 1917–1922

Марина Витухновская-Кауппала, 2021

Книга посвящена событиям гражданской войны, развернувшимся на территории Российской Карелии. В 1918-1922 годах карельские регионы находились в фокусе противостояния различных военных и политических сил: здесь воевали отряды Красной армии и белого Северного правительства, подразделения Антанты и красных финнов, карельский отряд и финские добровольческие части. Значительное внимание уделяется роли молодого финского государства и группы финских активистов, инспирировавших три добровольческих похода в Карелию. В центре монографии – карельское крестьянство. Используя неизвестные российскому читателю материалы финских архивов, авторы анализируют политическую психологию карельского крестьянина, оказавшегося в центре ожесточённого военного противостояния, и показывают наиболее яркие проявления крестьянских стратегий. Читатель впервые получает возможность познакомиться с рапортами и воспоминаниями финских добровольцев, интервью и воспоминаниями карельских крестьян – участников событий – и финских политиков, материалами финского Генерального штаба и другими уникальными документами. В монографии уделяется особое внимание таким, всё ещё малоизученным проявлениям крестьянского активизма, как Карельский полк и Временный Комитет Беломорской Карелии, возглавлявший карельское квазигосударственное образование на северо-западе региона. Отдельные главы посвящены созданию Карельской Трудовой коммуны и Карельскому восстанию, ставшему последней попыткой создания независимого, небольшевистского карельского национального государства. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Глава 4

Олонецкая Карелия под властью Советов

4.1. После Октябрьского переворота

Первые советы появились в промышленных центрах Олонецкой и Архангельской губерний ещё весной и летом 1917 года^[183]. После Октябрьского переворота процесс пошёл семимильными шагами, и к марту 1918 года советская власть широко распространилась в населённых карелами уездах Олонецкой губернии. Носителями революционных идей стали здесь, как правило, демобилизованные, возвращавшиеся с фронтов солдаты и младшие офицеры^[184]. Распускались губернские и земские учреждения, которые повсеместно заменялись комиссариатами и советами. Уездные земские управы прекратили свою деятельность к лету 1918 года^[185]. В деревнях Олонецкой губернии на общих собраниях провозглашалось создание советов. При этом, как справедливо подчёркивает Сергей Яров, «многие крестьяне не воспринимали Советы как некие совершенно новые органы. Они оценивались ими, скорее, как преемники прежних структур власти»^[186]. Эту же точку зрения разделяет Людмила Новикова, которая отмечает, что обычные жители и низовые политические лидеры часто вообще не видели различий между советами, земствами и другими формами самоуправления^[187]. Это объясняет ту лёгкость, с которой многие крестьянские общества заменяли земства советами, как это произошло, например, в Повенецком уезде и Толвуйской волости, где земские собрания были просто переименованы в уездные и волостные советы^[188]. В Беломорской Карелии эти процессы проходили медленнее в связи с очень плохой инфраструктурой и труднодоступностью деревень.

Поначалу советы даже приветствовались крестьянами, так как они обещали дать и дали землю. На третьем Олонецком губернском съезде советов, проходившем в конце января — начале февраля 1918 года, была принята резолюция по земельному вопросу, согласно которой вся земля объявлялась общенародным достоянием, и только крестьянам присваивалось право перераспределения земель^[189]. С весны 1918 года в уездах и волостях начался уравнительный передел земли.

Однако решительные первые преобразования большевиков, проводимая ими политика жёсткого разделения общества на классы взорвали ситуацию. Как показывают современные исследователи, именно аграрная политика Советского государства, «сводившаяся к принуждению и нередко насилию над деревней», стала причиной массового крестьянского повстанчества, охватившего всю страну^[190].

4.2. Политика продовольственной диктатуры в карельских районах Олонецкой губернии

Роль детонатора, приведшего к социальному взрыву в российской деревне, сыграла политика продовольственной диктатуры, начатая советским правительством весной 1918 года. Напомним коротко её основные истоки и причины. Первая мировая война подкосила сельское хозяйство России, поэтому с 1915 года в стране проводилась политика фиксированных цен на хлеб для правительственных закупок, в 1916-м во многих губерниях была введена карточная система, а с начала 1917 года власти прибегли к политике хлебной развёрстки^[191]. Временное правительство законом от 25 марта 1917 года ввело хлебную монополию, и к осени 1917 года почти всю территорию Европейской России охватил продовольственный кризис. По справедливому замечанию В. В. Кондрашина, «голод превращался в реальный и всё более значимый фактор развития событий в стране в целом»^[192].

Следует отметить, что начиная с весны 1918 года все события в Карелии разворачивались на фоне угрозы наступления тотального голода. Летом 1917 года в России был плохой урожай, и, кроме того, земледельческие районы, кормившие ранее всю страну (Украина, Сибирь, юг России) были в руках противников советской власти^[193]. Председатель исполнительного комитета Олонецкого уездного совета М. Чубриев вспоминал, что уже с января 1918 года «продовольственный вопрос у нас с каждым днём всё больше ухудшался, с каждой волости слышались голоса, что надо принять какие-нибудь меры». В мае 1918 года «в Туломозерской волости на границе с Финляндией уже 2 ¹/₂ месяца питались овсяной мукой пополам с опилками и мхом»^[194].

Перед большевиками встала неотложная задача спасения населения страны (прежде всего промышленных центров) от тотального голода. Кондрашин отмечает, что введение продовольственной диктатуры было единственным возможным средством выхода из сложившейся ситуации. Он пишет: «Товарный голод, низкий урожай 1917 г., потеря ряда крупнейших зерновых районов страны вследствие гражданской войны и Брестского мира делали невозможными все остальные варианты»^[195]. 9 мая 1918 года вышел Декрет, подтверждающий государственную хлебную монополию (объявленную Временным комитетом Государственной думы) и воспрещающий частную хлебную торговлю. 13 мая 1918 года появился Декрет ВЦИК и Совета народных комиссаров (СНК) «О предоставлении народному комиссару продовольствия чрезвычайных полномочий по борьбе с деревенской буржуазией, укрывающей хлебные запасы и спекулирующей ими». Этим декретом были развязаны руки низовым советским органам, и логичным продолжением этой политики стало создание репрессивных органов, получивших карт-бланш на действия в деревне: комитетов бедноты и продотрядов.

Ключевым инструментом аграрной политики советской власти стали комбеды. 11 июня 1918 года ВЦИК принял «Декрет об организации и снабжении деревенской бедноты». Согласно декрету, местные советы учреждали волостные и сельские комитеты бедноты. Избирать и быть избранными в комитеты бедноты могли деревенские жители, «за исключением заведомых кулаков и богатеев». В задачи комбедов входило: учёт и распределение хлеба, предметов первой необходимости и сельскохозяйственных орудий, оказание содействия продовольственным органам в изъятии хлебных излишков у зажиточных крестьян, снабжение продовольствием городов и Красной армии^[196]. Проведение этого декрета в жизнь было сопряжено со значительными трудностями, и первоочередной задачей советского руководства явилось утверждение его на местах. В Карелии декрет обсуждался на IV (чрезвычайном) Съезде советов Олонецкой губернии, который проходил в Петрозаводске с 25 июня по 4 июля. Олонецкие советы были представлены 189 депутатами, из которых 62 были большевиками, 47 — левыми эсерами, а 80 — беспартийными^[197]. Несмотря на количественный перевес, большевики не сумели утвердить декрет советской власти, а принятая резолюция отвергала создание комбедов и продотрядов^[198]. Левые эсеры мотивировали свою позицию тем, что организация продотрядов и введение продовольственной диктатуры вызовет гражданскую войну между городом и деревней^[199].

Не прошло и двух дней с момента закрытия съезда, как события в Москве поставили левых эсеров в крайне невыгодное положение. 6 июля 1918 года в Москве и ряде других городов России произошёл левоэсеровский мятеж, направленный главным образом против Брестского мира. Мятеж был быстро подавлен, и судьба левых эсеров в местных органах власти была предрешена. В Петрозаводске в ночь с 10 на 11 июля красноармейцы разоружили левых эсеров, вынеся из их штаба по улице Екатерининской пулемёты, винтовки и патроны^[200]. А 16 июля в Петрозаводск поступила телеграмма от Наркома внутренних дел Г. И. Петровского, гласившая: «Немедленно устранить всех левых эсеров со всех руководящих постов, отделов управления и комиссии по борьбе с контрреволюцией как губернских, так и уездных советов, заменив их коммунистами»^[201].

Политическая оппозиция советской власти в Карелии оказалась разгромленной. Часть левых эсеров вступила в РКП(б), места остальных заняли коммунисты. Большевики получили руководящие посты как в центральных, так и в местных органах управления, что позволило им проводить в жизнь постановления советской власти. По данным М. И. Шумилова, на 1 апреля 1918 года из 2000 волостных советов большевики и сочувствующие им составляли 26 %, но уже в августе их представительство выросло до 61 %^[202]. Такая же тенденция наблюдалась и на выборах в Городской совет Петрозаводска. В апреле большевики получили 27 мест из 63, а на перевыборах в совет в конце года — 123 из 145^[203]. И это при том, что после Февральской революции большевиков насчитывались единицы^[204].

Несмотря на устранение основного политического оппонента — левых эсеров — организация комбедов проходила с трудом. Сказывалось отсутствие финансирования и инструкций, о чем свидетельствовали жалобы и просьбы сельских жителей^[205]. Зачастую комбеды оказывались неэффективными по той простой причине, что в их состав входили зажиточные крестьяне, тормозившие решения центральных властей по сбору и учёту хлеба. Такая ситуация сложилась в Ялгубе, жители которой неоднократно обращались к центральным властям с просьбой разобраться^[206]. В конечном итоге ялгубский комбед как «состоящий из кулаков» был реорганизован решением сверху^[207].

В сводке о деятельности волостных советов и волостных отделов внутренних дел за период с 1 августа по 15 сентября говорится об отдельных случаях вооружённого сопротивления властям. В одной из волостей была открыта стрельба по отряду Красной Армии, проводившему реквизицию хлеба^[208]. Зачастую комбеды действовали по своему усмотрению, налагая контрибуции и вводя чрезвычайные налоги на зажиточных односельчан. За укрывательство зерна также накладывались штрафы^[209]. Подобные денежные поступления были необходимы комбедам, поскольку финансирования со стороны центра не хватало.

Документы свидетельствуют о том, что в карельской деревне резко обострилось противостояние между более и менее зажиточными крестьянами. В Национальном архиве Финляндии хранятся воспоминания покидавших свои сёла крестьян, которые не могли вынести политики продовольственной диктатуры. Например, олонецкий крестьянин А. Алексеев, бежавший впоследствии в Финляндию, так писал о ситуации 1918 года: «[…] начался 1918 год. […] была наша судьба безнадёжна, потому как не было права сказать своё мнение, все вопросы [большевики] решали как сами считали нужным, никто не осмеливался ни слова сказать против […] Это был ужасный момент, который на протяжении многих поколений будет помниться, — как сладко мстили за каждые прежние обиды и за многие десятилетиями копившиеся дела, и насколько плохими были отношения между соседями, и ежедневно принимались новые и новые решения, и непонятно было, переживёшь ли этот день…»^[210]

В интервью карельского беженца из д. Пяльозеро А. Ольшина (Ольшайнена) читаем: «Революция пришла и грабежи. Тогда стали облагать сильно, [мы] платили и платили, пока не содрали всё. [Мы] противились большевикам. [Нас] угрожали посадить в тюрьму. Было собрание, на котором опять угрожали. […] Предстояло собрание — деньги отнимать. [Мы] сопротивлялись, не будем платить. Угрожали винтовкой…»^[211] Повествование Ольшина завершается рассказом о драке части деревенских с большевиками на собрании, о побеге нескольких человек в лес, а потом — в Финляндию. Путь Ольшина весьма показателен: поставленные в невыносимые условия более или менее зажиточные карельские крестьяне всё чаще стали обращаться в поисках помощи к Финляндии. В архиве Министерства иностранных дел Финляндии хранятся десятки обращений от жителей карельских деревень с просьбами о помощи.

Так, на собрании представителей Рыпушкальской и Неккульской волостей Олонецкого уезда, состоявшемся 23 июня 1918 года, на котором присутствовало 273 делегата от разных деревень, обсуждались многочисленные «бесчинства, учинённые и учиняемые представителями советской власти». Собрание единодушно постановило: «В виду того, что нынешнее Советское правительство не только не желает водворить в крае законный порядок, а на оборот само своим примером поощряет злоупотреблениям, устраивая грабежи при помощи содержимой им же Красной армии и арестования невинных граждан, а также и того, что давно желаемое мирное течение сельской жизни очевидно при нынешних условиях недостижимо, народное собрание единогласно постановило: обратиться с почтительнейшим прошением к Финляндскому Сенату об освобождении нас от ига советской власти и присоединении Олонецкого края к Финляндскому Королевству»^[212].

2 июня 1918 года в финском городе Суоярви прошло собрание представителей олонецких деревень в Финляндии, а точнее — карельских беженцев. Крестьяне жаловались на тяжёлое экономическое положение, высокие налоги, изъятие церковной литературы из школ и просили помощи у Финляндии^[213]. Они не доверяли англичанам, предполагая, что те присвоят природные ресурсы Карелии^[214]. Согласие финнов оказать помощь во многом определялось заявлением крестьян о небольшом представительстве красных в деревнях (около 10 %)^[215]. На собрании было также принято решение о тайном создании в городе Олонце белой гвардии, которую обещали снабдить оружием финны^[216].

Свои петиции и делегации в Финляндию направляли не только крестьяне. В июле 1918 года в Суоярви прибыли представители русских офицеров из Петрозаводска, которые также просили помощи у финнов. По словам делегатов, большинство офицеров выступит против большевиков, если получит поддержку из Финляндии. Принимавший офицеров представитель движения активистов и уполномоченный Генерального штаба в Сортавала Ю. Луккаринен известил об этом регента^[217] Пера Свинхувуда, однако реакции не последовало^[218].

События на юге Олонецкой губернии в июне-июле 1918 года современный финский историк Йоуко Вахтола определяет как «народное восстание» и совершенно справедливо отмечает, что Финляндия выбрала неправильное направление своей военной экспансии: отряды добровольцев в этот период следовало бы вывести из Беломорской Карелии (о походе финских добровольческих отрядов в Беломорскую Карелию пойдёт речь в следующей главе) и направить в Олонецкую. Тогда финны имели бы большие шансы на успех^[219]. Попытки Финляндии пробудить национальное движение в Беломорской Карелии были тщетными, в то время как из Олонца следовали «крики о помощи», которыми Финляндия не воспользовалась^[220].

4.3. Крестьянские восстания в Олонецкой Карелии

Политика продовольственной диктатуры и начавшиеся уже весной — летом 1918 года мобилизации в Красную армию стали причиной десятков крестьянских восстаний и выступлений по всей стране. Известный специалист по так называемому «зелёному движению» в период гражданской войны А. В. Посадский отмечает: «Деревня реагировала тем ожесточённее, чем более активно вторгался в её жизнь город. Хлебная монополия, а с лета 1918 г. уже и выборочные мобилизации положили начало крестьянскому сопротивлению. Первый массовый призыв в РККА осенью 1918 г. поднял масштабные крестьянские восстания, охватившие многие десятки уездов центральных губерний страны»^[221]. Карельские регионы отнюдь не стали исключением.

На 26 февраля 1919 года в Красную армию было призвано 8029 человек по Олонецкой губернии^[222]. В то же время зимой 1918–1919 годов в Ведлозерской, Поросозерской, Рыпушкальской и Сямозерской волостях произошел ряд крестьянских выступлений на почве мобилизаций. Восстание недовольных действиями советской власти в декабре 1918 года в Ведлозерской волости возглавили К. Трифонов, И. и М. Устиновы^[223]. Для его подавления из Олонца был послан вооружённый отряд во главе с Ф. Федуловым. В связи с восстанием Олонецкий уезд был переведен на осадное, а затем и на военное положение^[224]. По свидетельству командира Олонецкого батальона А. А. Троицкого, руководившего подавлением восстания, повстанцы «рассчитывали на поддержку Финляндии, но поторопились: тогда ещё финны не были готовы к наступлению на этот район»^[225].

Не дождавшись помощи из Финляндии, повстанцы были разгромлены^[226]. ЧК арестовала более 20 крестьян — активных участников восстания, из которых 8 человек были расстреляны, а скрывшиеся объявлены вне закона^[227].

По сообщению Поросозерского волсовета в Повенецкий уездисполком 2 декабря 1918 года 10 человек, среди которых были и должностные лица — председатель Поросозерского волостного отдела народного образования М. Потапов, председатель земельного комитета, его помощник и другие, — ограбили склад комиссариата, взяли оружие и отправились в Финляндию^[228]. Попытка выступления против мобилизации была предпринята и в деревне Тукса Рыпушкальской волости Олонецкого уезда^[229].

Протоколы Олонецкой уездной ЧК пестрят сообщениями о различных формах протестов против комбедов в ноябре-декабре 1918 года: так, крестьянин д. Утозеро Коткозерской волости Пётр Артемьев высказывал угрозы в адрес местного комитета деревенской бедноты, жители д. Нурмелицы Рыпушкальской волости Миронов и Карпин оскорбляли комиссара Мацнева, гражданин Тулосозера Коткозерской волости Иван Степанов угрожал комбеду и комиссару Чрезвычкома Савельеву, а крестьянин д. Новинки Рыпушкальской волости Пётр Симанов выступал против советской власти, высмеивал советские учреждения и оскорблял красноармейцев^[230].

В архиве УФСБ Карелии хранятся материалы об Олонецком восстании, вспыхнувшем в городе Олонце и волостях Олонецкого уезда 10–12 июня 1918 года^[231]. Толчком к восстанию стало введение единовременного налога. В Олонце в июне 1918 года левыми эсерами был созван съезд зажиточных крестьян, по пять человек от каждой волости, для раскладки налога. Собрались в зале, где обычно проводились театральные представления. Возбуждённые участники съезда обсуждали непосильные налоги и нехватку зерна (после изъятия хлеба оставалось лишь на один месяц), а также слухи об увеличении количества красноармейцев в уезде, — по мнению крестьян, красноармейцы потребляли и без того опасно малые запасы зерна. Разгорячённые дискуссией участники собрания обнаружили спрятавшихся за занавесом и выпивавших красноармейцев, начался скандал, раздались выстрелы, и участники собрания разъярились. Собрание быстро переросло в мятеж: крестьяне захватили склад с оружием, разоружили красноармейские отряды и арестовали членов уездного совета. Было создано организационное бюро, которое выдвинуло требования отмены налога и введения свободы торговли. Выступление было подавлено красноармейским отрядом под командованием И. В. Матвеева^[232]. Нельзя не отметить, что столкновения с красноармейцами по тому или иному поводу были одной из наиболее типичных причин крестьянских восстаний на всей территории России^[233].

В Национальном архиве Финляндии хранятся воспоминания участника Тивдийского восстания, причиной которого была принудительная мобилизация в Красную армию^[234]. Восстание в Тивдии в мае 1919 года совпало по времени с крупным крестьянским восстанием в русском Заонежье, причиной которого тоже послужила мобилизация мужчин ряда возрастов на Восточный фронт в апреле-мае 1919 года. Интересно, что восставшие жители Тивдии обратились за помощью к белой Северной армии^[235], отношения с которой, как и с Временным правительством Северной области, у беломорских карел были глубоко неприязненными (см. об этом далее). Это ещё раз подтверждает тот факт, что крестьяне готовы были прибегать к помощи самых различных военных и политических сил, в зависимости от конкретной стратегической ситуации.

Крестьянские волнения на почве мобилизаций в Красную армию зимой 1918–1919 годов в Карелии могут быть отнесены к так называемым «ноябрьско-декабрьским» восстаниям, которые явились первым массовым протестом крестьян против политики военного коммунизма. Кроме того, выступления в Поросозерской и Ведлозерской волостях хоть и оказались разрозненными и не связанными между собой, выявили одну тенденцию. Крестьянство, недовольное политикой советской власти, начинало обращать свои взоры на Финляндию. Если часть крестьян Беломорской Карелии по своим этническим и культурным признакам изначально тяготела к Финляндии, то для южных районов, где процент русского населения был достаточно высок, это, как правило, было не характерно. Возможно, примером для крестьян послужили действия жителей Ребольской волости, которые приняли решение присоединиться к Финляндии.

4.4. Присоединение Ребольской волости к Финляндии

В конце июля 1918 года Олонгубсовдеп получил телеграмму от Ребольского совдепа о приезде некоего Сариоса, начальника финляндской пограничной стражи, с предложением обсудить продовольственный вопрос, а также устройство народного дома в Реболах и политическое положение Карелии и Финляндии. Местные власти приняли решение отказать в этих переговорах^[236]. В действительности речь шла о прапорщике финской армии Вальде (Владимире) Сарио, бывшем в то время комендантом города Йоенсуу и командиром 3-го пограничного батальона. В годы Первой мировой войны Сарио занимался вербовкой и отправкой молодых людей в ряды егерей, а в 1918 году его деятельность была тесно связана с Российской Карелией.

Начиная с конца зимы 1918 года Сарио стал живо интересоваться возможностью присоединения Ребольской волости к Финляндии^[237]. Получив в этом вопросе поддержку лидеров Карельского просветительского общества А. Митрофанова и Т. Маннера, Восточно-Карельского комитета, регента Пера Эвида Свинхувуда и части Сената, Сарио совершил несколько поездок по волостям Повенецкого уезда с разведывательной миссией. По его наблюдениям, проблема присоединения Ребол к Финляндии упиралась в хлебный вопрос. А сами карелы выжидали, кто же предложит им лучшие условия — Англия, Россия или Финляндия. Соответственно, мнения крестьян разошлись: в Поросозерской волости были сильны позиции большевиков, население Мяндусельги было готово присоединиться к Финляндии, в Ругозере господствовали проанглийские настроения, а симпатии жителей Повенца оказались на стороне и Финляндии и России^[238].

Возможно, Сарио в своих рапортах давал слишком обобщённые характеристики позиций населения различных волостей — несомненно, в каждой волости картина была более пёстрой. И нельзя не согласиться с тем, что существовал значительный разброс мнений жителей Повенецкого уезда по вопросу о том, какой проект будущего для Карелии они бы предпочли.

Несмотря на противодействие властей, во многом по инициативе Сарио 2–3 августа 1918 года было созвано собрание жителей Ребольской волости, на котором были выработаны условия присоединения Ребол к Финляндии. Согласно решению собрания, Ребольская волость переходила под юрисдикцию Финляндии, но в экономическом отношении оставалась свободной. Земельный вопрос, по данным, приводимым в работах Мауно Яаскеляйнена и Йоуко Вахтолы, должен был решаться следующим образом: крестьяне получают пахотные земли и 40 % лесов; 40 % леса переходит в общее пользование и 20 % — финляндскому государству^[239]. Эти данные, однако, подверг сомнению Томи Расимус. По его мнению, передел был осуществлен по-иному: 40 % леса получают крестьяне; 25 % шло в общее пользование и 35 % — Финляндии^[240]. В архиве МИДа Финляндии сохранился документ, позволяющий считать данные Томи Расимуса более достоверными. 6 августа было проведено ещё одно собрание, закреплявшее пахотные земли за крестьянами и подтверждающее передел леса в отношении 40-20-40^[241].

В остальном по вопросу об условиях присоединения волости к Финляндии мнения исследователей сходятся. Финны брали на себя обязательство построить железную дорогу Лиекса — Реболы — мурманский путь, местные жители освобождались от воинской повинности на 30 лет, обучение должно было вестись на родном языке, также планировалось построить в Реболах среднюю школу^[242]. Правительство Финляндии должно было также выделить волости пять тонн семенного зерна, столько же муки и достаточную ссуду^[243].

По решению собрания жителей была составлена делегация, в которую входили П. Кюёттинен (глава), Ф. В. Нетсяйнен (Нечаев), Ф. И. Романайнен, Пааво и Пекка Хёттёнены и Я. Нестеринен. 10 августа делегация была принята Свинхувудом и правительством Финляндии, которые одобрили предложенные условия присоединения волости^[244]. Окончательное решение о переходе волости под юрисдикцию Финляндии было принято на собрании, проходившем 31 августа в Реболах, в котором приняли участие 182 человека, представлявших 22 деревни^[245]. Получив, таким образом, официальное признание своей власти, Финляндия поспешила направить в волость добровольческий отряд из 48 человек под командованием Сарио. Вскоре отряд был заменён регулярными частями, а Сарио занялся формированием в Реболах шюцкора и гражданскими вопросами^[246].

Как справедливо отмечает Йоуко Вахтола, решение жителей волости о присоединении к Финляндии было не столько инициировано ими самими, сколько навязано финнами^[247]. Важнейшей причиной, толкавшей жителей на этот шаг, являлась угроза голода, поскольку уездный центр — Повенец — не выделял волости хлеба. Как мы уже отмечали, ещё до революции Реболы имели тесные экономические связи с Финляндией. Свою роль, конечно, сыграли и агитация Карельского просветительского общества, и непопулярные меры советской власти в области аграрной политики. Географическое положение волости из-за отсутствия надёжных транспортных коммуникаций с российскими центрами предполагало ориентацию на Финляндию. Пролегавший через территорию волости старинный Каянский тракт (Петрозаводск — Святнаволок — Каяаани) в летнее время на большей части своего протяжения был доступен только для верховой езды. Ситуация изменилась в связи с постройкой в Финляндии железной дороги — сначала в 1894 году до Йоенсуу, а потом — в 1910 году — до финской Лиексы, находившейся в 40 верстах от русской границы^[248]. Таким образом, снабжение волости хлебом шло через Финляндию^[249].

Выгода этого присоединения была очевидна для обеих сторон. Жители Ребольской волости, численность которых достигала 2400 человек, получили до конца 1918 года несколько партий ржаной муки по 3, 5 и 10 тыс. кг, а также ряд денежных займов^[250].

Что касается Финляндии, то она этим территориальным расширением выиграла сразу в нескольких отношениях. Во-первых, был создан политический прецедент, по которому карельский народ (хотя бы в лице жителей одной волости) реализовал провозглашённое большевиками право на самоопределение^[251]. Во-вторых, пример ребольских крестьян являлся важнейшим социально-психологическим фактором для жителей соседних волостей, которые видели, что Финляндия на деле заботится о карелах. Факт снабжения волости хлебом был лучшей агитацией за присоединение к Финляндии. В-третьих, финны сумели создать плацдарм для будущего наступления в глубь Восточной Карелии, и, таким образом, Реболы оказались ценным приобретением в военно-стратегическом отношении. Наконец, Финляндия выиграла и в экономическом аспекте, получив в своё распоряжение 40 % лесов волости.

Присоединение волости к Финляндии произошло при почти полном бездействии советской власти. Основные силы красных были сосредоточены на мурманском направлении, поскольку главной задачей было не допустить продвижения англо-французских интервентов на юг^[252]. В Карелии линия фронта стабилизировалась по р. Онде и оставалась неизменной до февраля 1919 года. Руководство губернии было бессильно предпринять какие-либо действия по защите волости по причине её удалённости, отсутствия нормальных дорог и нехватки людей. В марте 1918 года пограничной охраны в Карелии не было как таковой^[253].

Несмотря на то, что 30 марта было создано Главное управление пограничной охраны, а 28 мая издан декрет об учреждении пограничной охраны, карельский участок российско-финляндской границы фактически оставался открытым^[254]. Старого корпуса пограничной охраны уже не было, а новые пограничные части находились в стадии становления^[255]. На совещании начальников районов 1-го округа пограничной охраны и Олонецкого, Финляндского и Чудского районов 11 ноября 1918 года отмечалась острая нужда в людском и конском составах, особенно применительно к Олонецкому району. В такой ситуации установление связи с заставами было невозможно^[256]. А. Н. Рупасов и А. Н. Чистиков подчёркивают, что пограничники могли контролировать только официальные пропускные пункты, расположенные главным образом на железных дорогах, и российско-финляндская граница была достаточно прозрачной^[257]. Таким образом, финны беспрепятственно совершали агитационные поездки, подвозили хлеб и, как в случае с Сарио, переходили границу с оружием.

Олонецкий губисполком, будучи осведомлённым о связях Ребольской волости с финнами, пытался прервать эти сношения, предложив Штабу пограничной охраны выставить в волости заставу. Однако начальник Олонецкого района пограничной охраны ответил отказом, мотивировав его нехваткой людей^[258]. Всё сказанное помогает понять, почему не было оказано никакого реального сопротивления вхождению Ребол в состав финляндского государства.

Примеру Ребольской волости пытались последовать и некоторые жители волости Поросозерской, также расположенной у границы с Финляндией и связанной с ней экономически. 5 декабря 1918 года шесть жителей Поросозера сформулировали условия присоединения волости к Финляндии, повторявшие условия Ребол^[259]. Они также адресовали своим односельчанам обращение с призывом защищать границы волости в случае наступления красных^[260]. Очевидно, в Финляндии знали о происходивших в волости событиях, и в начале января 1919 года финскими добровольцами была совершена попытка захватить Поросозеро. 7 января отряд олонецких карел и финских добровольцев вступил в Поросозеро^[261]. В этот же день было проведено собрание жителей деревни, на котором крестьяне высказались за присоединение к Финляндии и отмечали необходимость защиты от большевиков и снабжения продовольствием^[262]. Решение собрания не было выполнено, и экспедиция провалилась в том же месяце из-за сведений о приближении отряда большевиков^[263].

В отличие от Ребольской волости, решение о присоединении которой было поддержано на высшем уровне, а в волость были посланы регулярные части финской армии, попытка захватить Поросозеро носила авантюрный характер. В Генеральном штабе Финляндии отрицательно относились к захвату волости. В частности, ещё в декабре Генеральный штаб отправил военному министру докладную записку, в которой подвергал сомнению целесообразность этого территориального приобретения: «Присоединение Поросозера не даёт никаких тактических выгод Финляндии. Прежде чем заняться обороной Поросозера, необходимо официальное решение»^[264].

Попытка присоединения к Финляндии была предпринята и жителями Сямозерской волости. Под руководством выходца из Эссойлы (Сямозерская волость) П. Палосаари (И. Мартынова) на территории Финляндии в местечке Хаутаваара в декабре 1918 года состоялось собрание представителей Сямозерской волости и Финляндии. Решения, принятые на собрании, можно считать вполне типичными для подобного рода крестьянских сходок: здесь были просьбы о помощи и о защите от большевиков, и заявление о желании объединиться с Финляндией^[265]. Однако сам документ вызывает определенные сомнения. При том, что в нём звучит просьба, выраженная как бы от лица «всего карельского народа»^[266], в документе отсутствуют сведения хотя бы о количестве человек, принимавших участие в собрании и характере представительства от деревень волости^[267]. Решение этого собрания, как и собрания Поросозерской волости, не привели к вхождению этих территорий в состав Финляндии.

Примечания

183

История Карелии с древнейших времён до наших дней. С. 345–346.

184

Машезерский В. И. Победа Великого Октября и образование советской автономии Карелии. С. 29.

185

История Карелии с древнейших времён до наших дней. С. 365–368.

186

Яров С. В. Человек перед лицом власти. 1917-1920-е гг. М., 2014. С. 15.

187

Новикова Л. Г. Указ. соч. С. 193, 194.

188

Баданов В. Г. Земские учреждения Олонецкой губернии (1867–1918 гг.): самоуправление, хозяйство и культура. Петрозаводск, 2017. С. 356.

189

История Карелии с древнейших времён до наших дней. С. 374.

190

Кондрашин В. В. Крестьянство в России в Гражданской войне: к вопросу об истоках сталинизма. М., 2009. С. 333. О массовом крестьянском движении периода гражданской войны см. например: Френкин М. Трагедия крестьянских восстаний в России 1918–1921. Иерусалим, 1987; Осипова Т. В. Российское крестьянство в революции и гражданской войне; Алешкин П. Ф., Васильев Ю. А. Крестьянские восстания в России в 1918–1922 гг. От махновщины до антоновщины. М., 2012; Крестьянский фронт 1918–1922: сб. статей и материалов / сост. и науч. ред. А. В. Посадский. М., 2013; «Атаманщина» и «партизанщина» в Гражданской войне: идеология, военное участие, кадры: сб. статей и материалов / сост. и науч. ред. А. В. Посадский. М., 2015; Ященко В. Г. Хроника утаённого бунта: антибольшевистское повстанчество в Нижнем Поволжье и на Среднем Дону (1918–1923). Изд. 2-е. М., 2017; Тамбовское восстание 1920–1921 гг.: исследования, документы, воспоминания / под ред. А. В. Посадского. М., 2018; Посадский А. В. Зелёное движение в Гражданской войне в России. Крестьянский фронт между красными и белыми. 1918–1922. М., 2018.

191

Китанина Т. М. Война, хлеб и революция (продовольственный вопрос в России. 1914 — октябрь 1917 г.) / под ред. С. И. Потолова. Л., 1985. С. 162–180, 206–209, 254–264.

192

Кондрашин В. В. Указ. соч. С. 90–91.

193

Там же. С. 88–89.

194

Речь М. Чубриева на IV (чрезвычайном) Съезде Советов Олонецкой губернии // Отчёт о IV (чрезвычайном) Съезде Советов Олонецкой губернии (с 25 июня по 4 июля 1918 г.). Петрозаводск, 1918. С. 17–18.

195

Кондрашин В. В. Указ. соч. С. 91–92.

196

Борьба за установление и упрочение советской власти в Карелии: сб. документов и материалов. С. 407.

197

Машезерский В. И. Установление советской власти в Карелии (1917–1918). Петрозаводск, 1957. С. 162.

198

Там же. С. 164.

199

Саутин Н. Великий Октябрь в деревне на северо-западе России (октябрь 1917–1918 гг.). Л., 1959. С. 138.

200

Борьба за установление и упрочение советской власти в Карелии. С. 266.

201

НА РК. Ф. Р-28. Оп. 1. Д. 4/20. Л. 78.

202

История Карелии с древнейших времён до наших дней. С. 394.

203

Пашков А. М., Филимончик С. Н. Петрозаводск. СПб., 2001. С. 76.

204

Шумилов М. И. Октябрь, интервенция и гражданская война на Европейском Севере России (историографический очерк). Петрозаводск, 1992. С. 58.

205

НА РК. Ф. Р-28. Оп. 1. Д. 19/41. Л. 42, 140; НА РК. Ф. 2. Оп. 1. Д. 16. Л. 3.

206

НА РК. Ф. 2. Оп. 1. Д. 14. Л. 69, 107; НА РК. Ф. Р-28. Оп. 1. Д. 19/141. Л. 93, 297.

207

НА РК. Ф. Р-28. Оп. 1. Д. 19/141. Л. 199.

208

НА РК. Ф. Р-29. Оп. 1. Д. 6/81. Л. 40.

209

НА РК. Ф. Р-28. Оп. 1. Д. 19/141. Л. 259; Ф. Р-29. Оп. 1. Д. 6/81. Л. 35; Богданова Г. Н. Организация и деятельность комитетов бедноты в Карелии // Труды Карельского филиала АН СССР. Петрозаводск, 1959. С. 26.

210

KA. Heimosota-asiakirjat. P-Aunus 48. Перевод М. Витухновской-Кауп-пала.

211

Ibid. Перевод М. Витухновской-Кауппала.

212

Архив министерства иностранных дел Финляндии (Ulkoasiainministeriön arkisto — UMA). 11. AI. 1. Протокол общего народного собрания крестьян Рыпушкальской и Неккульской волостей Олонецкой губернии. [Б. д.]. Орфография оригинала сохранена. — Примеч. авт.

213

UMA. 11. A1. 1. Suojärven kokouksen ptk. 02.06.1918.

214

Ibid.

215

Ibid.

216

Ibid.

217

После окончания гражданской войны в мае 1918 года в Финляндии была установлена монархия. Впрочем, Фридрих Карл Гессенский так и не прибыл в Финляндию, и его обязанности с мая по декабрь 1918 года выполнял П. Э. Свинхувуд.

218

Vahtola J. «Suomi suureksi — Viena vapaaksi». S. 297.

219

Ibid.

220

Ibid.

221

Посадский А. В. Указ. соч. С. 33.

222

Шумилов М. И. Борьба большевистских организаций Карелии за победу и упрочение советской власти (1917–1918). Петрозаводск, 1957. С. 118.

223

НА РК. Ф. Р-29. Оп. 1. Д. 15/175. Л. 1.

224

Филимончик С. Н. Олонец в годы революции и гражданской войны (1917 — начало 1920-х гг.) // Олонец: историко-краеведческие очерки в 2 ч. / отв. ред. А. М. Пашков. Петрозаводск, 1999. Ч. 2. С. 17.

225

Дубровская Е. Ю. Олонецкий уезд в годы «военного коммунизма» (1918–1920) // Олонцу — 350: тез. науч. — практ. конф. Олонец, 1999. С. 80.

226

НА РК. Ф. Р-29. Оп. 1. Д. 6/81. Л. 71, 131.

227

Филимончик С. Н. Олонец в годы революции и гражданской войны. С. 17.

228

НА РК. Ф. Р-29. Оп. 1. Д. 6/81. Л. 58.

229

Дубровская Е. Ю. Олонецкий уезд в годы «военного коммунизма» (1918–1920). С. 81.

230

НА РК. Ф. П-13. Оп. 1. Д. 1/5. Л. 3, 12, 20.

231

Архив управления федеральной службы безопасности по Республике Карелия (Архив УФСБ по РК). Ф. 6. Д. 13. О событиях Олонецкого восстания рассказывается также в воспоминаниях сына одного из инициаторов восстания, Пекки Парнанена: KA. Heimosota-asiakirjat. E-Aunus 12.

232

Машезерский В. И. Установление советской власти в Карелии (1917–1918). С. 155.

233

См. об этом, например: Яров С. В. Крестьянин как политик. С. 31–34; Осипова Т. В. Российское крестьянство в революции и гражданской войне. С. 113–163.

234

KA. Karjalan sivistysseuran arkisto. Hj:4. Kot. 112.

235

Северная армия, сформировавшаяся в августе 1918 года, была одной из частей белого антибольшевистского движения в России в период гражданской войны. Была разгромлена Красной армией в декабре 1919 года.

236

НА РК. Ф. Р-29. Оп. 1. Д. 6/81. Л. 2.

237

Vahtola J. «Suomi suureksi — Viena vapaaksi». S. 298.

238

Ibid. S. 300.

239

Ibid. S. 301; Jääskeläinen M. Op. cit. S. 173.

240

Rasimus T. Repola Suomen yhteydessä v. 1918–1921 // Aunuksen Repola / тoim. H. Tarma. S. 181.

241

UMA. 11. A4. 1. Repolan talonpoikaisneuvoston kokoonkutsumalle viralliselle piirikokoukselle. 06.08.1918.

242

Ibid.; Jääskeläinen M. Op. cit. S. 173; Vahtola J. «Suomi suureksi — Viena vapaaksi». S. 301; Rasimus T. Op. cit. S. 181.

243

Rasimus T. Op. cit. S. 181.

244

Vahtola J. «Suomi suureksi — Viena vapaaksi». S. 302.

245

UMA. 11. A4. 1. Протокол заседания жителей Ребольской волости. 31.08.1918.

246

Vahtola J. «Suomi suureksi — Viena vapaaksi». S. 405, 409.

247

Ibid. S. 398.

248

Жуков Ю. А., Кораблёв Н. А., Макуров В. Г., Пулькин М. В. Ребольский край. С. 12.

249

Там же.

250

Rasimus Т. Ор. сit. S. 191, 187, 188.

251

Напомним, что 2 (15) ноября была принята Декларация прав народов России, в которой в качестве одного из принципов национальной политики было обозначено право народов на свободное самоопределение вплоть до отделения и образования самостоятельного государства.

252

Подробно о появлении воинских подразделений Антанты на Мурмане см.: глава 5, раздел 5.4. Интервенция союзников на Севере России.

253

Машезерский В. И. Разгром иностранных интервентов и белогвардейцев в Карелии в 1918–1920 гг. С. 7.

254

Гражданская война и военная интервенция в СССР: энциклопедия. М., 1987. С. 152, 467.

255

Чистиков А. Н. Трудная дорога к Тарту: российско-финляндская граница в 1918–1920 гг. // Россия и страны Северной Европы: из истории приграничных отношений в XVI–XX вв.: мат. междунар. науч. — практ. конф. / ред. Н. А. Кораблёв, В. Г. Макуров, В. П. Судаков. Петрозаводск, 2003. С. 43.

256

Рупасов А. И., Чистиков А. Н. Советско-финляндская граница. 1918–1938 гг. СПб., 2016. С. 46.

257

Там же.

258

НА РК. Ф. 28. Оп. 1. Д. 19/141. Л. 36, 101.

259

UMA. 11. A1. 1. Решение жителей Поросозерской волости. 05.12.1918.

260

UMA. 11. A1. 1. Обращение жителей Поросозерской волости. 06.12.1918.

261

Jääskeläinen M. Op. cit. S. 196.

262

UMA. 11. A1. 1. Постановление жителей Поросозерской волости. 07.01.1919.

263

Jääskeläinen M. Op. cit. S. 196.

264

UMA. 11. A4. 2. Pääesikunta Sotaministeriölle. 22.12.1918.

265

KA. Pekka Palosaaren kokoelma. Kansio 1:5. Säämäjärven edustajien kokouksen ptk. 31.12.1918.

266

Ibid.

267

Ibid.