Похождения бизнесвумен. Книга 2. Лихие 90-е

Марина Важова

Что помогает выстоять во времена крутых перемен? Опыт и знания? А может быть, наивность и открытость? Почему именно женщины держатся на плаву, как щепки, которых несёт бурлящий поток, прибивая то к одному, то к другому берегу?«Лихие 90-е» – 2-й том романа «Похождения бизнесвумен» о забавных и трагичных событиях из жизни женщины-предпринимателя. Роман наполнен самоиронией, он учит относиться к невзгодам с оптимизмом, находить в проблемах положительные стороны и добиваться результатов.

Часть 3. Леди из России

1991 год

Письмо Лёли

17 декабря 1991 г.

Нью-Йорк

Мариночка, здравствуй дорогая!

Завтра едет парень в Питер, поэтому пишу впопыхах и умоляю, чтобы ты переслала маме письмо — я ей уже пятое письмо пишу и, наверно, не доходят — ответа нет. И у меня сейчас ни цента, а Валерка на работе, поэтому я даже не могу парню дать с собой доллар на пересылку письма. Ужасно стыдно тебя напрягать, но куда деваться? Больше ни на кого надежды нет.

С работой по-прежнему никак. Русские газеты здесь в основном дайджесты. Выпускаемые одним человеком, в крайнем случае — двумя. Так что я там лишняя. А в «Новом русском слове» все места забиты на сто лет вперёд. Позвонила в один русский журналишко, поразивший своей безграмотностью, вежливо предложила свои услуги в качестве корректора. Они ответили, что позвонят, — с тех пор ни слуху ни духу. В общем, топчусь во все углы — и всё как-то без толку.

С машиной тоже были дела: ремонт, покраска (теперь она серебристая), обязательная страховка, дорогая как сволочь. А вчера Валера умудрился стукнуть машину одного американца. Конечно, это здесь случается, сплошь и рядом, но платить всё равно придётся: Валера ездит без прав: никак не может сдать вождение.

Денег вечно нет, я всё лето дохла, ни к каким врачам, естественно, не ходила. Работы у меня тоже нет, потому что Валерка не пускает. Но сейчас он, похоже, понял, что, если мы хотим жить по-человечески, его зарплаты мало. Потому с понедельника я, возможно, пойду (тьфу-тьфу-тьфу) убирать офис. Платят мало, но платят. Больше никуда не устроиться.

Ожоги мои уже зажили, только на ноге выше колена остался безобразный след, но Валера говорит, что он со временем пройдёт.

Ну, ладно, что-то я разнылась. На самом деле всё не так уж плохо. Целую и обнимаю крепко-крепко.

Лёля.

ХОППЕРСЫ

Наконец-то первая неделя моего пребывания в Голландии закончилась, и наступило время активных действий. Как только Дежа объявила, что завтра утром мы едем на вокзал, я полностью отдалась будущим планам. В то же время мне стало немного жаль расставаться с Амстердамом. Нечто похожее на ностальгию закралось в душу при виде уплывающих в моросящую утреннюю дымку башен и вокзальных арок — последних опознавательных знаков покидаемого города.

Через полтора часа, которые мы провели, болтая с Дежой о всякой всячине, поезд на минуту остановился и мы оказались на уютном небольшом перроне уютного небольшого городка. Дома под неизменными черепичными крышами, красными, как и сотню лет назад. Нас встретил Джос, сияя приветственной улыбкой под холёными усами. Мои сумки быстро оказались в багажнике, а я — на переднем сиденье его шикарной машины.

Дорога запетляла, очень скоро оторвалась от цепляющихся за обочину домиков, аккуратных и нарядных, местами увитых рождественскими гирляндами. Мы то въезжали в лес, то выбирались на открытые поля, то опять попадали в посёлки с расчерченными в полоску дорогами и никому не нужными, но выполняющими свой ритуал светофорами.

В одном из перелесков мы круто взяли влево и уже через минуту подъезжали к воротам, за которыми угадывались неправильной формы дом, стриженые купы деревьев и приятный запах дыма, уходящего, как в молоко, в светло-серое небо. Джос вытянул руку с пультом, и ворота отъехали, пропустив машину во двор.

У Джоса на этих пультах был настоящий бзик. Они служили для него чем-то вроде волшебной палочки: включали музыку и телевизор, открывали ворота, раздвигали шторы, зажигали фонари в саду. С ними он чувствовал себя немного Санта Клаусом и улыбался усами, видя моё детское изумление.

Мы вошли в большую, всю из стекла и светлых панелей прихожую, вернее, аппендикс большого зала, где происходит общая жизнь семьи. Белый рояль отделяет кухонно-обеденное пространство от диванно-отдыхательного. Спальни, как у них водится, наверху.

Нас встречали. Инну Хопперс я узнаю сразу — у Джоса всегда под рукой её фотография, как и снимки двух подростков — их детей. Рядом с Инной стоит пожилая пара с кучей чемоданов у ног. Чемоданы старые, кожаные, хоть и потёртые, но очень добротные. Вначале мне показалось, что это гости, которые по стечению обстоятельств как раз уезжают, и мы с ними случайно столкнулись на выходе.

Но нет, они прибыли ради меня и после приветствий принимаются открывать чемоданы. Достают по очереди старые вещи: шубы, обувь, одежду, сумочки, — Джос разворачивает и показывает, а Инна комментирует. Всё это сопровождается запахом нафталина, который с каждой новой вещью становится всё гуще. Я столбенею от запаха, а, главное, от нелепости происходящего. Ведь я только приехала, ещё не успела толком войти, а тут — какая-то лавка старьёвщика.

Наконец Инна поясняет:

— Наши соседи, узнав, что к нам приезжает гостья из России, собрали лишние вещи и хотят передать вам. А вы сами смотрите, что возьмёте себе, остальное кому-нибудь отдадите.

А Джос добавляет:

— Вещи хорошие, качественные. Носились аккуратно. Вот взгляните, ботинкам лет десять, а они как новые.

Ботинки и правда сияют, отмытые и начищенные. На них отчётливо проступают бугры от старческих мозолей, а подошвы с ортопедической стелькой говорят о плоскостопии хозяина.

В какой-то момент у меня закружилась голова и, прислонясь к стене, я еле выдавила:

— Спасибо, у нас всё есть, никто не нуждается.

А сама представляю, как я прохожу таможенный досмотр, выкладываю ворох старых вещей. В дальнейшем я часто сталкивалась с попытками подобной благотворительности и научилась легко и непринуждённо благодарить, умиляться и отказываться, мотивируя тем, что таможня это не пропустит.

Но в тот раз всё было написано на моём лице. Инна решительно взяла меня под руку и со словами «соседи очень добрые, но очень старые» потянула в уютный кухонный закуток с накрытым столом и аппетитными запахами.

С Инной Хопперс мы сразу подружились. Мы даже были немного похожи. Нас принимали за сестёр, со мной постоянно заговаривали по-голландски. И поражались, узнав, что я русская. А когда Инна сделала мне макияж и причёску, нарядила в свой чёрный с серебряными полосами жакет, моё фото можно было поставить на полочку рядом с семейными фотографиями Хопперсов — я уже ничем от них не отличалась.

В этом голландском городке произошёл забавный случай. Перед самым отъездом, когда все дела по обязательному списку были сделаны, я стала искать галерейщиков. Культурный обмен — вот моя сверхзадача, мой настоящий интерес. Наконец, мне дали адреса трёх галерей, и Дежа вызвалась меня проводить. В первых двух нас приняли сразу и после беглого просмотра слайдов и фото, выдали вердикт: живопись — да, везите. Остальное — не искусство.

К третьему галерейщику я пошла одна, Дежи со мной уже не было. В залах развешивали очередную экспозицию, хозяин пообещал освободиться через полчаса, и я стала ждать. Вместе со мной ожидал невысокий бородатый мужчина богемного вида. Он бегло говорил по-английски, спросил о цели моего визита.

— Я представляю художников, хочу договориться о выставке.

Он тоже имел это намерение, но представлял самого себя. Мы ещё минут пятнадцать поговорили. Меня интересовало, что он знает о коммерческом успехе подобных галерей, на что он ответил: это во многом зависит от конъюнктуры. К примеру, сейчас очень важно, откуда родом художник.

— Where are you coming from⁴? — поинтересовалась я.

— I am from Mosсow⁵, — с гордостью ответил бородач.

— А я из Питера! — завопила я во всё горло. На сём наша «светская» беседа закончилась, к тому же вышел хозяин, и они вдвоём ушли в недра галереи — продолжать разговор на международном языке.

Я сказала, что в тот раз Дежи со мной уже не было. Она уехала, не попрощавшись, она просто меня бросила. Вот как это произошло.

Жильё Хопперсов было поистине великолепно. Вроде бы и в лесу, но до центра — десять минут езды. Дорога рядом — но её не слышно. Вокруг коттеджа — сплошной ландшафтный дизайн, и пруды, и фонари. Вот только с планировкой самого дома не всё в порядке. Это моё мнение. Возможно, их и устраивает, что рояль на кухне, а под фотоальбомы выделена нехилая по размерам комната.

Эти альбомы — вторая страсть Джоса. Он всё время фотографирует, печатает снимки и с рукописными комментариями раскладывает по альбомам. Причём делает это, видимо, много лет. На полках этой специальной комнаты альбомов штук сто, а сколько ещё всего в шкафах! Как-то он показывал мне свою родню — утомил ужасно. Зато, случись лет эдак через тысячу археологические раскопки, по одним только его фотографиям можно будет с мельчайшими подробностями восстановить жизнь среднего голландского бизнесмена и его семьи в конце 20-го века…

Так вот. Кроме большого зала кухни-гостиной, четырёх малюсеньких хозяйских спаленок на втором этаже и этого фотохранилища, никакого жилого помещения больше нет. То есть гостей разместить негде. Зато полдома занимает бассейн. Правда, без воды. Инна сказала, что на отопление, чистку и прочие необходимые процедуры уходит слишком много денег. Так что бассейн стоит пустой, им пользуются только летом. Подозреваю, что его создание — одна из фикс идеек Джоса. Наравне с бесконечными пультами и комнатой для фотоальбомов. Всё это явно его затеи.

Короче, нас с Дежой поселили в бассейн. Поставили рядышком две такие скромные раскладушки. Мы, как приютские дети, оказались вдвоём в прохладном большом пластико-кафельном бункере. В первую ночь наши постельки стояли «на суше», то есть на дорожке вокруг бассейна. Но когда в темноте я чуть не свалилась вниз, пытаясь пробраться к туалету, раскладушки переставили «на дно» бассейна. А как известно, тёплый воздух легче холодного, вернее, холодный тяжелее тёплого. Так вот, этот холодный воздух тоже лёг на дно и затаился.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

4

Вы откуда приехали? (англ.)

5

Я из Москвы (англ.)