Пленник порока

Марина Александрова, 2019

Перстень судьбы продолжает свое странствие по разных странам и эпохам. На этот раз он попадает в XIX век, жестоко расправляясь с судьбами и жизнями тех, кому довелось соприкоснуться с его страшной силой. Кто сможет противостоять его дьявольскому могуществу?

Глава 3

Поздравить Гаврилу Юзова с таким успехом, как приглашение во дворец, пришли друзья и знакомые семьи. Одним из них был богатый купец, торговавший солью, Никанор Мордвинов, медлительный мужик с тяжелой поступью. У Никанора был сын Семен, одних лет с Евдокимом, который нынче служил в полку императорской гвардии.

Семен славился лихим нравом и смелым характером. Про него говорили, что сидеть в седле он научился раньше, чем стал ходить, и теперь почитался за лучшего наездника в полку. Не было ни одного жеребца, которого Семен не сумел бы объездить, а посему — и ни одного соратника, не уважающего его.

Всем он старался помочь, молодых обучить — не угрозами и насмешками, а кропотливыми объяснениями и примерами на собственном опыте. Юнцы только смотрели и удивлялись головокружительным скачкам и лихой езде Семена.

Когда ушел Семен в гвардию, затосковал Никанор и стал еще чаще заходить к Юзовым, делясь то бедами, то маленькими радостными событиями, о которых сообщал в своих письмах сын.

В один из таких дней, когда пришла очередная весточка от Семена, прослезился Никанор и стал изливать свою душу пред Гаврилой. Хотя и давно жил Никанор рядом, а знали о его прошлой жизни мало.

— Э-э-эх! Была б жива Матрена! Жена моя, покойница. Вот порадовалась бы за сыночка нашего! — роняя скупые мужские слезы в подставленный бокал с вином, говорил Никанор.

Гаврила вздохнул. Сергей, сидевший рядом, виновато спрятал глаза, но не ушел.

— Судьба-то, она у всех разная, Никанор. Ты уж не огорчайся, живи тем, что есть. Не мудрено, что и поговорке поверишь: «Бог дал, Бог взял». Ты уж сильно не печалься. Люди еще хлеще повидали, и то живут. Каждый мирится со своим горем-то, — успокаивал его Гаврила.

— Так-то оно так. Да тяжко на душе всякий раз, как вспомню, что не уберег, недосмотрел и вовремя слов хороших сказать не успел. Так и ушла на тот свет, не услышав от меня ничего доброго, — продолжал кручиниться Никанор.

— Ох, ты и меня засовестил совсем. Признаюсь, что и в моей жизни грешок был. Не поделили мы с братом своим наследства и, разругавшись, покинули друг друга. А теперь что? Вот, получил письмо от людей чужих. Помер браток, а так и не свиделись, — Гаврила тяжело вздохнул.

Никанор, видно, заинтересовался историей друга.

— А ты хоть узнавал об нем? Может, дети у него? Внуки? Ты хоть грехи замолить съездил бы. А может, и меня взял бы с собой. На Псковщине, говоришь, жил братец?

Гаврила кивнул.

— У меня там знакомые купцы живут.

— Я уже сам об этом подумал, — сказал Гаврила.

Они долго еще сидели за столом, изливая друг другу душу.

Гаврила вспоминал брата, а Никанор, от одиночества и незаживающей раны, разговорился до полуночи.

— Ох ты, батюшки! — стукнул себя кулаком по лбу Никанор, взглянув на часы. — Ты чего ж меня не гонишь? Вам ведь завтра во дворец, а я тут как перепелиха трещу! — он суетливо засобирался и, выглянув в окно, стукнул себя еще раз. Уже на пороге он обернулся и сказал:

— Ты ента… про меня-то не забудь, коли надумаешь на Псков двинуть. Ага?

— Конечно, Никанор, конечно, — Гаврила устало зевнул и потянулся.

В письме, автором которого был неизвестный писарь, сообщалось, что умершего Петра Юзова некому было и похоронить. Умер он на чужбине, не в родной стороне, и потому не сразу нашла скорбная весть семью его брата.

«За что пропал человек, никто не знает, — продолжалось письмо, — только вот схоронил я его в своей стороне и теперь пишу вам, чтоб знали, где ваш брат покоится. По делам торговым он здесь был, да что-то случилось у него. Все время какую-то женщину поминал, да не понял я ничего. Гаврилою тебя зовут, Петро говорил. Все прощения хотел у тебя попросить перед смертью, да не успел. Ты уж прости и прими от него оберег ваш родовой. Надеюсь, в целости он до вас дойдет».

* * *

…Сергей видел сон. Но вот какой, вспомнить не мог. Что-то приятное. Утром за столом он рассказал матери об этом.

— Это тебя перстень направляет. Ты сны свои запоминай и не делай людям зла. Вот тогда ты и станешь богатым и удачливым.

— А что ж дядька Петро не стал, удачливым? Ведь богат был, — спросил Сергей.

— Ох, сыночек, не знаю я. Еще покойный дед ваш, отец Гаврилы и Петра сказывал, чтоб осторожней они были. В жизни своей зла людям не чинили и сами добро делали, вот тогда и придут к ним богатство и почести. Молил он их об этом и перед смертью самой наказал так. Видно, не слишком Петро к заветам отцовым прислушался, раз помер так, что чужим людям пришлось хоронить. Спаси, Господи, и сохрани, — испуганно молилась Варвара.

— Да-а-а, — протянул Сергей. Варвара повернулась к сыну и торопливо заговорила, глядя ему в глаза.

— Запомни, сыночек, и ты! Учись на ошибках своих, а не на чужих! Не забывай, какой смертью погиб дядька. И тебя сия участь ждет, коли против законов Божьих жить станешь.

— Что ты, мама! — он отшатнулся от Варвары и удивленно посмотрел на нее. Тревога промелькнула в глазах женщины.

* * *

Сергей вспомнил свое первое знакомство с людьми высшего света, случившееся как раз на первой выставке картин.

Кое-кто из них был даже их придворных, но, если честно, они мало интересовались искусством и еще меньше теми, кто был не из их, светского круга, хотя, не желая обидеть Тобольского, вежливо общались с Юзовыми.

Не сразу он заметил, что Вероника привлекла к себе внимание двух молодых людей — Андрея Петковского, сына владельца бумажной мануфактуры, и Дмитрия Гладилина, высокообразованного юноши, преподававшего математику в придворной школе. Она совершенно растерялась от такого внимания и постоянно посматривала на Сергея, ища поддержки. Тот лишь подбадривал сестру:

— Держись, сестренка, и выбирай с умом. Не промахнись, — говорил он. Она только недоуменно пожимала плечами, но ослепительно улыбалась, оказываясь в приятном окружении молодых и красивых людей.

— А где отец? — спросил Сергей у Вероники. Та завертела головой, выискивая в зале крепкую фигуру отца.

— Не знаю, только вот тут был.

— Пойду поищу, — сказал Сергей и стал лавировать в плотной праздной толпе. Вдруг его кто-то остановил. Он развернулся и увидел перед собой пышно одетого молодого человека — того самого гонца, что недавно приезжал к ним в дом.

— Не батюшку своего, случаем, ищешь?

— Его самого, — заносчиво ответил Сергей, предчувствуя что-то. Гонец заметил в глазах юноши холодный блеск и рассмеялся. Взяв Юзова под руку, он отвел его в сторону и сказал вполголоса:

— У распорядителя двора он. Понравились Его Величеству отца твоего деревяшки.

— Ты говори, да не заговаривайся! — рассвирепел Сергей. — Ежели деревяшки они, что ж государь император в них нашел?

«Их, богатых, не поймешь», — вспомнил он присловье матери и пошел прочь, надеясь на лучшее. Прогуливаясь вдоль красивых и ухоженных аллей, он всматривался в лица, вслушивался в умные речи, подмечая изысканные туалеты.

Сам он одет был не хуже присутствующих. Уж отец с матерью постарались, чтобы на таком приеме, первом в их жизни и, возможно, последнем, их дети не стали поводом для насмешек.

Статная фигура Сергея была уже замечена несколькими прехорошенькими девицами. Они, встав в тесный кружок, издали наблюдали за ним, обсуждая достоинства молодого незнакомца.

— Да, ты права, — изрекла известная сплетница Лилия Ворон, — хорош, да видно не из высоких кругов. Раньше-то его не видно было.

— Я смотрю, богачи с тебя глаз не спускают, — вставила шпильку Катерина Величковская. — Так что уж лучше сама на него посмотри.

— Хватит, дамы, непристойно это, — раздался голос скромницы Зои, младшей сестры Кати Величковской.

Пока они так беседовали, их разговор невзначай услышала молодая княгиня Екатерина Лиговская. Девушка, воспитанная в строгих семейных традициях, впервые попала на бал и никак не могла вникнуть в эту безудержную атмосферу праздника. Она тоже заметила Сергея, когда тот разговаривал с гонцом.

Именно это лицо видела она в рождественские гадальные ночи.

И пропало вмиг волнение, возникшее из-за незнакомой роскошной обстановки императорского двора. Екатерина почему-то подумала, что придется ей с связать с этим незнакомцем свою судьбу. Тяжелую ли, сладкую ли? Уже не важно. Главное, что нашелся ее суженый, и пусть говорят про него девушки, что небогат и незнатен, она его полюбит.

А потом словно, устыдившись дум своих, она быстро покинула зал и вышла в сад. Ведь помолвлена уже! Как же так? Ну и что из того? Только ведь сердцу не прикажешь! А суженый ее, Мордвинов Семен, самим императором к себе приближенный. Только из-за Семенова положения и согласился на этот брак ее отец Кирилл Лиговской, один из продолжателей дворянского рода и знаменитой фамилии. Он даже из брачного союза дочери хотел побольше полезного выудить.

— Мало ли как судьба обернется, — говорил Кирилл дочери, — может, Семен и до самого канцлера дойдет, на худой конец, пусть его государь около себя держит, — уже за императора рассуждал Кирилл Лиговской.

— Как же так, папа? Вдруг другой мне наречен! — пыталась достучаться до глухого сердца отца Екатерина.

— А сколько его ждать-то, нареченного твоего? Годы ведь идут, ты уж заневестилась. Думаешь, не заметил я, как вы с Семеном в гляделки играли? Вот и пойми вас после этого, — Кирилл добродушно хохотнул, убеждая девушку в правильности своих слов.

* * *

«Вот судьба и обернулась, папа. А ты не верил», — размышляла Екатерина, стоя на открытой веранде.

Девушка глянула в сторону, и сердечко ее забилось так, что боялась она выдать себя чем-нибудь. Сергей стоял рядом, совсем рядом и, казалось, не замечал ее.

— Чудный вечер, не правда ли? — Екатерина даже голоса своего не узнала. Сергей обернулся. Его синие глаза прожигали насквозь. Екатерина чувствовала легкое волнение, шедшее от него. Если бы он сейчас подошел поближе и дотронулся до нее, она бы, наверное, потеряла разум.

— Да, — ответил он и подошел ближе, — странно, что вы заговорили со мной.

Екатерина в недоумении подняла брови и пристально смотрела на него, ожидая разгадки его слов.

— Не сочтите мои слова за нескромность… — начала она.

— Не о том я вел речь, — перебил он ее и посмотрел будто прямо в душу. Екатерине показалось, что он даже мысли ее читает, и потому она опустила глаза, только бы не выдать себя.

— Вы, — сказал он тихим, вкрадчивым голосом, оглядывая ее с ног до головы, — такая утонченная, красивая и богатая девушка, и заговорили со мной, сыном ремесленника, у которого ни имени, ни родни знатной.

Екатерина растерялась, не зная, что сказать. Сразу видно, горд был юноша и даже своенравен. Такого не заставишь под чужую дудку плясать. Но это даже к лучшему.

— А вы не по имени судите, а по человеку, — ответила Екатерина и ушла. Знала, что никуда он теперь не денется от нее. Гаданиям святочным она верила.

Хотел он имя ее узнать, но в последний момент передумал. Как будто сила какая его остановила. В зале начались танцы. Сергей и Вероника не были обучены им и стояли в сторонке. Потом Веронику увел Андрей Петковский, испросив разрешения показать девушке оранжерею, а Сергей надумал выйти в сад.

Той прекрасной незнакомки уже нигде не было, и юноша, разочарованный таким поворотом дел, стал торопить домашних, чтобы быстрее уехать домой.

— Вероника, где отец? — с нетерпением спросил Сергей, когда сестра вернулась из оранжереи.

— Он велел уже подавать карету, — обиженно надув губки, ответила сестра.

— Ты чего кислишься? Потанцевала — и хватит, ишь, понравилось! Мала ты еще для таких балов, да и не про нашу честь все эти глупые реверансы и мазурки! — Сергей был рассержен веселым и счастливым настроением сестры.

По счастливой или несчастливой случайности, но встречу Сергея и Екатерины никто не видел. И потому остались они друг для друга незнакомцами. Случайная встреча была словно насмешка судьбы для обоих. Или подарок?

Екатерина, удрученная услышанным от незнакомца, сразу же отправилась домой с твердым намерением обязательно что-то разузнать о нем. Единственное, что она слышала о нем, это то, что его отец приближен был вчера к императору. Ей надо только выяснить, кто вчера был на аудиенции у государя, и из нескольких человек она сможет без труда определить нужного ей.