Асенька и ее зверь

Марианна Красовская, 2022

Каково это – быть женой оборотня? Восхитительно, сложно и порой очень опасно, Особенно, если ты обычный человек. Вместе с мужем Настя пытается разыскать следы своих родителей, а находит странные записи, новых врагов и саму себя.

2. Семейный отпуск

Настя быстро и неумолимо взрослела. Училась находить удовольствие в тех вещах, которые раньше казались ей нудными, совершенно ненужными и неприятными.

Долгие путешествия она никогда не любила. В городе девушка предпочитала передвигаться пешком. В Урсулии расстояния ощущались все совершенно иначе: мир острова был уютен и казался ей очень компактным. Перемещения на тамошнем транспорте, без грязи, грохота трасс и удушливых запахов технической цивилизации не утомляли. Она научилась любить эти часы, рядом с мужем, на переднем сидении снегохода, автомобиля или даже циклолета.

Но теперешняя их одиссея обещала быть долгой и трудной. И чувства эта мысль вызывала у девушки неоднозначные. Хотя…

Рядом с Владом даже время текло иначе. С ним было всегда интересно и очень уютно. Даже в бензиновом автомобиле. Они ехали уже много часов, а Настя все еще не устала ни от дороги, ни от собственной болтовни.

С любовью улыбнулась мужу, поймав его быстрый взгляд.

— Ты такую машину умеешь водить, Асенька?

— Конечно, нет, — хмыкнула девушка. — Откуда? Но правила знаю. Когда… хм… Валька пытался сдать на права, — Настя чуть покраснела, произнося имя бывшего своего парня. — Я с ним все и выучила.

— А почему же сама не сдавала? — Беринг был абсолютно невозмутим. Он вообще никогда не рефлексировал, строго придерживаясь их негласного общего правила: “Все, что было — прошло, идем дальше и не оглядываемся.” У Насти так легко это не выходило. — На тебя не похоже. Ты у меня очень смелая умница.

— А! — отмахнулась, задумавшись на секунду. — Денег не было, да и машины тоже. Разве я могла тогда предположить, что все так изменится?

— Учиться надо здесь, у нас дома все совершенно иначе. Сдав на права в мегаполисе, ты сможешь водить даже космотранс, как мне кажется. Попробуем все успеть, я подумаю… — пообещал Влад, улыбаясь одними глазами.

— И я хочу! — тут же встрепенулся на заднем сидении Ванька.

— Ты сначала со снегохода падать перестань. И с лошади тоже. Сначала научишься думать и риски рассчитывать. А потом и поговорим.

Ванька насупился. Эта лошадь… Он давно был уверен: Беринг такую ему специально нашел: вредную, кусачую как крокодил, умную как обезьяна. Как с нее было не падать, когда это копытное могло выступать на соревнованиях по художественной акробатике и уверенно там побеждать? Да она кувыркалась лучше, чем сам Ванька, скидывая его неизменно, хоть гвоздями себя прибивай. И ехидный взгляд Влада точно ему говорил: “Пока не победишь эту лошадь, никаких тебе больше наук!” Оставалось тоскливо вздыхать и смотреть в окно, пряча незваные слезы.

Настя тихонько поерзала. Ей все больше нравилась эта дорога, нравилось просто сидеть рядом с Владом, искоса и незаметно за ним наблюдая. Не так уж давно она замужем, не успела еще изучить все черты его, все привычки. Не умела точно угадывать настроение, лишь отдаленно догадываясь, какие там, за этим высоким лбом, бродят мысли. Но любоваться могла, даже уже не скрываясь. С восторгом разглядывала прямой крупный нос с чуть заметной горбинкой, чутко и ярко очерченные, очень красивые его губы и черную щетину на щеках. В Руме Влад брился два раза в день — утром и вечером, а Настасья, смеясь, наблюдала, как он отмеряет три пальца вниз по шее от линии челюсти, отделяя заросли на груди от зоны цивилизованной выбритости. Как и любой морф, он растительностью обрастал очень быстро. Сейчас же они ехали уже больше двенадцати часов, и Беринг уже был практически бородат.

А Настеньке нравилось, хотя в прошлой жизнь волосатость мужчин вызывала в ней некую даже брезгливость. Просто… все они не были Владами.

Ей вообще абсолютно все нравилось в нем.

Сильные крепкие руки, увитые выпуклыми темными венами под смуглой кожей, машину вели спокойно и очень уверенно. Он молчал, чему-то мечтательно улыбаясь, и лишь иногда поглядывал в зеркало заднего вида на крепко уснувшего Ваньку. Беринг мальчишку с собой брать вовсе и не планировал, уверенный, что прекрасно справится с раскрытием странных всех тайн их семьи самостоятельно. Тем более, что с собой он привел целый отряд охраны и сопровождения: сплоченная группа братьев Сибировых уже следовала по оговоренному с ними маршруту.

К тому же ему выпал редкий шанс провести это лето наедине с женой, сдержав обещание и устроив им наконец медовый месяц.

Но Ванька, ершистый и не по годам быстро взрослеющий, если решил уж чего, то мог переупрямить стадо горных козлов вместе с их пастухом и самими горами в придачу. Тем более, за брата вступилась вдруг Настя. Внезапно.

— Ты пойми, Влад, Ваня просто хочет поглядеть еще раз на свой дом. Попрощаться, наверное. К тому же кто, как ни он, знает там все тайники, и все щели? Ну и сам подумай: это его отца наследство. Он имеет право.

Влад вздохнул. Спорить с Асей он не любил, к тому же она действительно говорила резонные слова. Да, Иван имел право. Именно он нашел ту самую тетрадь всю исписанную отцовскими комментариями, с которой все и началось.

— Дорога долгая, Ась, — Влад пытался давить на ее чисто женскую жалость, единственное слабое Настино место. — Почти сутки в машине, потом — неизвестно.

— Сутки? — Настя сморщила лоб недоуменно. — От Белогорья до Ярославской области? Почему так мало? Или у тебя не машина, а вертолет?

Ясно. Стрелки перевела, ее излюбленная манера. Беринг тихо вздохнул. Он пытался, и совесть чиста, ничего не поделать теперь, нет у него против любимой оружия. Хорошо лишь, что сама его юная супруга об этом еще не догадывалась совершенно. Пока.

А Настя пыталась припомнить, сколько времени заняло их путешествие осенью прошлого года — и не смогла. Все, что отложилось в ее памяти от той дороги — только страх, целый ворох тревог и бесконечная усталость. И тонким лучиком теплым в той тьме: неожиданная доброта самого Влада и трогательная забота о всех них.

Теперь же она — настоящая его жена, не фиктивная. Подруга, возлюбленная, спутница. И ее очередь была заботиться о своем восхитительном муже. Она и заботилась: скармливала Владу приготовленные загодя бутерброды, наливала горячий крепкий травяной чай в его личную термочашку, не беспокоила его на заправках, когда он откидывал голову и закрывал устало глаза.

Влад был словно железный: достаточно было десятка минут, короткой передышки, и вот они снова в пути, и потоки огней навстречу, шорох колес по дороге, гул машин.

Начала короткого русского лета Настенька никогда не любила. Особенно такого, каким было это: приход весны явно был поздним, сама она очень дождливой и в конце серого мая еще вовсю цвела ошалевшая от такого климатического беспредела черемуха. Грязно, серо, дождливо. Яркими бликами юной зелени эта серость едва разбавлялась, зато комаров и мошки, норовящих влезть в малейшую щель одежды на каждой стоянке было предостаточно.

Но рядом с Берингом все кардинально менялось, словно обретало осмысленность и глубину. Она готова была ехать с ним вот так вечно, не обращая внимания на затекшие ноги и уставшую спину.

К Глухаревке подъезжали уже ранним утром. Мокрая унылая деревня по-прежнему не вызывала у Насти никаких приятных воспоминаний, зато Ванька весь извертелся на заднем сиденьи. Правильно она мужу сказала: какой-никакой, а это его родной дом, до их отъезда в Урсулию другого он и не знал никогда. Здесь прошло его детство. Каким оно было? Не им совершенно судить.

Джип Беринга, переваливаясь как утка, на глубокой и коварной колее, заполненной смесью грязи песка и воды, свернул на единственную деревенскую улицу и остановился у сломанного и обугленного забора. Настя ахнула пораженно, выскочила из машины, тут же провалившись в лужу едва ли не по щиколотку. Сдавленно выругался Ванька. Витиевато, как взрослый мужик.

Дома Шапкиных больше не было. От него не осталось даже обгоревшего остова, лишь внушительная куча чистого пепла, пропитавшегося весенней влагой и оттого уже черного. Вообще ничего: ни стальных старых кроватей, ни печки. Голое пепелище.

— Нась, — гулко сглотнул мальчишка. — Как же это вышло?

— Я не знаю. Может, газ… Или бомжи сожгли?

— Да откуда здесь бомжи? — зло выкрикнул Ванька. — Я знаю! Это все он!

— Кто — он? — Влад, вышедший из автомобиля следом за ними, был собран и обманчиво-спокоен. Но Настя не раз видела его уже таким и не обманывалась совершенно. Это была спокойная уверенность хищника, вышедшего на тропу охоты.

— Урод этот, чтоб его… чтоб ему дом наш под ребра воткнулся и перевернулся! Поди узнал, что мы уехали, и тут же вернулся.

— Соседи. Самый надежный источник информации. Идемте, расспросим соседей. — Беринг присел, задумчиво трогая пепел и даже принюхиваясь. — Деревня же, не голимая тундра. Иван, вспоминай, кто тут у вас тут самый наблюдательный и разговорчивый?

— Бабка Варя, наверное, — внезапно осипшим от непрошенных слез голосом ответил Ванька. — Ведьма старая, она везде свой нос сует. Или еще можно у Гришиных спросить, они хорошие. Папка с ними дружил.

— Вот к Гришиным и пойдем, раз дружил и хорошие — Беринг встал, отчего-то внимательно разглядывая старую яблоню, росшую когда-то под окнами этого дома. — Веди, Сусанин.

— Я не Сусанин, — буркнул мальчишка обиженно. — Сусанин — тот полупроводник был. А я в болота никого еще не завел. Я…

— Это да. В болота еще не водил. Впереди у нас все еще, я так думаю. Потенциал у тебя ого-го и задатки имеются. Так уйти можешь в лес, что вертолетами не доискаться, — медведь улыбнулся насмешливо. — Пойдем уже, полупроводник, время не терпит.

Ванька только фыркнул подчеркнуто-громко и глаза закатил. Мол, старое кто помянет…

Дом напрочь забытых Настей Гришиных был большим и добротным. Бревенчатый, как и большинство деревенских домов, он выглядел обихоженным. Стальная красная крыша, ажурные резные наличники над чистыми окнами. Полог кружевных штор за стеклами, непременная цветущая герань на подоконниках. Глухой забор из проф-листа под цвет кровли, антенна-тарелка, угнездившаяся у круглого мансардного окна. И как кокетливая деталь, завершающая пасторальную композицию успешного домохозяйства — флюгер в виде петуха на крыше.

Беринг нажал на кнопку звонка, чутко прислушиваясь к происходящему за забором.

Калитку открыл им, видимо, сам хозяин — пожилой уже и пузатый мужик в фуфайке, семейных трусах да резиновых сапогах. Уставился вопросительно на незваных гостей.

— Дядя Валера, а это я, Иван Шапкин, — выскочивший вперед мальчишка лучезарно ему улыбался. — Это Настя, сестра моя старшая, и ее муж.

— А, Иван, — мужик внимательно окинул взглядом всю компанию, зорким глазом отметив и новую Ванькину куртку, и заляпанные грязью Настины джинсы и кроссовки, и солидную экипировку Беринга (он был в летнем горно-штормовом костюме, униформе всех экспедиционников. Энцефалитки еще не хватало). Настю саму рассмотрел он отдельно, очень внимательно, даже прищуриваясь, словно старался припомнить ее. Видимо, удалось: согласно кивнув ей, продолжил приветливо. — А я слышал: вас опека в детский дом увезла. Мы уж со Светкой даже думали вас по весне навестить, может, и забрать к себе даже. А вон оно как вышло. Сестра, значит. Дочка старшая Марусина, как же. А похожа, ага. Совсем стала взрослая. Ты меня и не помнишь, поди?

Комары плотоядно облепливали голые колени хозяина, что придавало его монологу некоторую нервозность.

— Помню, дядя Валера, — вздохнула Настя. Она вдруг действительно многое вспомнила: дом этот Гришинский, старый сад их большой и хозяев. — Как я с вашей вишни свалилась и платье порвала, а тетя Света меня потом успокаивала и компотом поила.

— Да, а помнишь, как ты на заборе повисла, да слезть не смогла, и орала как поросенок неврезанный?

Настя скромно потупилась, а Ванька покосился на сестру со все возрастающим уважением. Подобных подвигов он от этой рыжей зануды он не ожидал.

— Так, а приехали-то вы зачем?

— С оказией, — Влад тоже разглядывал хозяина дома, приветливо улыбаясь ему, — Хотели на дом поглядеть, кое-какие вещички забрать… памятные. А тут такое…

— Да, зимой еще дом их сгорел. Полыхало, как та Хиросима — мужик кивнул, открывая калитку пошире. — Ну вы это… с дороги-то уставшие? Чаю, может, хотите?

— Не откажемся, — кивнул Беринг задумчиво. — Вань, сгоняй-ка в машину, принеси из багажника нашу заначку.

— Ну проходите что ли, — Валерий Гришин, кажется, не ожидал их согласия, но теперь слов обратно забрать было нельзя. — Только бардак у нас, уж не обессудьте.

— Ничего, мы привычные, — проворчала Настя. — У самих дома трое детей. Да еще и друзья их в гости приходят очень часто.

— Так вы и белок этих диких забрали?

— Ну конечно, а разве можно было по-другому?

Дождались Ваньку, с трудом тащившего огромный бокс — холодильник с урсулийской снедью. Здесь были: и рыба соленая в подарочной упаковке, и румяный окорок, головка роскошного козьего сыра, несколько кругов колбасы, упаковка чипсов из нежной крольчатины, большая стеклянная банка крупной красной икры. Настя еще громко ворчала на мужа, что столько им не съесть ни за что, а он посмеивался и упаковал все в дорожных их холодильник.

Прошли в ухоженный двор. Да, не все деревенские жители были такими, как думала Настя недавно. Гришины жили если и не богато, но в полном достатке. Сразу видно, что в доме был крепкий хозяин.

Крыльцо не скрипело, двери все закрывались отлично, да и двор радовал своей ухоженностью: чистый газон, цветник с алевшими в нем яркими пятнами запоздалых тюльпанов, раскидистая сирень тоже цветущая тяжелыми ароматными гроздьями. Отцветающий сад, нарядный, с колоннадой беленых стволов, лавочки крепкие в палисаднике, крепкая сруб-песочница. И качели, мечта всего Настиного детства.

— Светк, а я гостей к нам привёл! — рявкнул дядя Валера. — Давай чайник ставь! Вы проходите, я хоть штаны надену пока и порося покормлю. Рано как приехали… В самый раз к завтраку.

Тетю Свету в лицо Настя не помнила совершенно, зато та ее сразу узнала… ну или сделала вид, а вот Ванька вызвал у неё бурное восхищение.

— Как вырос-то! — ахала тетка. — И подстрижен по-городскому! Глянь-ка, в джинсах! А ну, Иван, скажи, небось и в школу ходишь?

— Угу. В шестой класс уже.

— А учишься как?

— Ну… средне, — вздохнул Ванька. — По математике десятки… в смысле, пятерки, а вот язык мне совсем не даётся, и сочинения писать не умею. У меня или рассказывать получается или ошибки не делать. Все вместе — никак.

— Так ведь он в школу-то и не ходил, — радостно сообщила молчавшему Берингу, с трудом разместившемуся на крошечной кухне, хозяйка дома. — Да и когда ему было, за сестренками своими присматривал, грибы да ягоды собирал, в огороде копался. Да и зачем нам в деревне вся эта учёба? Вон у меня Данька после девятого класса на тракториста учиться пошёл и теперь дом себе строит кирпичный, с нами-то жить и не хочет уже.

— Конечно, не хочет, — хохотнул появившийся в дверях Гришин — уже в потертых джинсах и клетчатой рубахе, что, должно быть, обозначало у него парадный наряд. — Ты же вокруг него как курица кудахтаешь, какой мужик это вынесет? Вот скажи, Настенька, ты тоже мужу трусы и носки утюжишь?

Ответа от Настеньки очевидно, не требовалось, супруги общались привычно, получая от дуэли взаимных подколов привычное удовольствие. Настя тайно им позавидовала: она все ещё опасалась выглядеть перед Владом дурочкой деревенской. Лишний раз не шутила, да и прежде чем что-то сказать, порой даже думала. Что, вообще-то, было для неё нехарактерно обычно.

Вздохнула сумрачно, опускаясь на кривоногий венский стул (и откуда тут такое чудо?). Огляделась, подмечая разительный контраст этого по местным мерком вполне добротного дома и “лесной избушки” Берингов. Низкие потолки, дощатые потертые полы, прикрытые замытыми до дыр ковриками, старая клеенка на столе, низкие окна. Новенькие кухонные ящики на стене смотрелись чем-то совсем инородным. Алюминиевые ложки, граненые стаканы в подстаканниках — вполне себе ретро-стиль. Тюлевые занавески на окнах. Но странное дело: — несмотря ни на что, тут было уютно. И как-то по-домашнему, что ли. Не то запахи старого дома ей вскружили голову (точно так же пахло в доме Анискиных-Шапкиных), не то дешевый крепкий чай, блюдце с вареньем и баранки на столе остро напомнили беззаботное студенческое время. Они с Валькой вот так же чаевничали. Экономили на всем, порой делили последнюю сосиску пополам, но твердо были уверены: впереди их ждет прекрасное будущее. С каждым днем будет все лучше. Теперь же она вообще не была ни в чем уверена. Точно взрослеет.